Сквозь дебри спекуляций, извращений и мистификаций

Человеческая жизнь бесценна. Убийство невинных людей нельзя оправдать — будь то один человек или миллионы. Но исследователь не может ограничиваться нравственной оценкой исторических событий и явлений. Его долг — воскрешение подлинного облика нашего прошлого. Тем более, когда те или иные его аспекты становятся объектом политических спекуляций. Всё это в полной мере относится к проблеме статистики (масштаба) политических репрессий в СССР. В настоящей статье сделана попытка объективно разобраться в этом остром и болезненном вопросе.

К концу 1980-х годов историческая наука оказалась перед острой необходимостью доступа к секретным фондам силовых ведомств (бывшим и настоящим), так как в литературе, по радио и телевидению постоянно назывались разные оценочные, виртуальные цифры репрессий, ничем не подтверждённые, и которых нам, профессиональным историкам, нельзя было вводить в научный оборот без соответствующего документального подтверждения.

Во второй половине 1980-х годов на какое-то время сложилась несколько парадоксальная ситуация, когда снятие запрета на публикацию работ и материалов по этой теме сочеталось с традиционным недостатком источниковой базы, так как соответствующие архивные фонды по-прежнему были закрыты для исследователей. По своему стилю и тональности основная масса публикаций периода горбачёвской «перестройки» (да и позднее тоже) носила, как правило, резко разоблачительный характер, находясь в русле развернутой тогда пропагандистской антисталинской кампании (мы имеем прежде всего в виду многочисленные публицистические статьи и заметки в газетах, журнале «Огонек» и т. п.). Скудность конкретно-исторического материала в этих публикациях с лихвой перекрывалась многократно преувеличенной «самодельной статистикой» жертв репрессий, поражавшей читательскую аудиторию своим гигантизмом.

В начале 1989 года по решению Президиума Академии наук СССР была создана комиссия Отделения истории АН СССР во главе с членом-корреспондентом Академии наук Ю.А.Поляковым по определению потерь населения. Будучи в составе этой комиссии, мы в числе первых историков получили доступ к ранее не выдававшейся исследователям статистической отчётности ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР, находившейся на специальном хранении в Центральном государственном архиве Октябрьской революции (ЦГАОР СССР), переименованном ныне в Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ).

Комиссия Отделения истории действовала в конце 80-х — начале 90-х годов и уже тогда нами была опубликована серия статей по статистике репрессий, заключённых, спецпоселенцев, перемещённых лиц и т. д.* В дальнейшем и до настоящего времени мы продолжали эту работу.

Ещё в начале 1954 года в МВД СССР была составлена справка на имя Н.С.Хрущева о числе осуждённых за контрреволюционные преступления, то есть по 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР и по соответствующим статьям УК других союзных республик, за период 1921—1953 годов. (Документ подписали три человека — Генеральный прокурор СССР Р.А.Руденко, министр внутренних дел СССР С.Н.Круглов и министр юстиции СССР К.П.Горшенин).

В документе говорилось, что, по имеющимся в МВД СССР данным, за период с 1921 года по настоящее время, то есть до начала 1954 года, за контрреволюционные преступления было осуждено Коллегией ОГПУ, тройками НКВД, Особым совещанием, Военной коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 чел., в том числе к высшей мере наказания — 642 980 (см.: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9401. Оп. 2. Д. 450).

В конце 1953 года в МВД СССР была подготовлена ещё одна справка. В ней на основе статистической отчетности 1-го спецотдела МВД СССР называлось число осуждённых за контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления за период с 1 января 1921 года по 1 июля 1953 года — 4 060 306 человек (5 января 1954 г. на имя Г.М.Маленкова и Н.С.Хрущева было послано письмо за подписью С.Н.Круглова с содержанием этой информации).

Эта цифра слагалась из 3 777 380 осужденных за контрреволюционные преступления и 282 926 — за другие особо опасные государственные преступления. Последние были осуждены не по 58-й, а по другим приравненным к ней статьям; прежде всего по пп. 2 и 3 ст. 59 (особо опасный бандитизм) и ст. 193-24 (военный шпионаж). К примеру, часть басмачей была осуждена не по 58-й, а по 59-й статье. (См. таблицу № 1).

Таблица 1.

Число осужденных за контрреволюционные
и другие особо опасные государственные преступления
в 1921—1953 годы

Примечание: В период с июня 1947 года по январь 1950 года в СССР была отменена смертная казнь. Этим объясняется отсутствие смертных приговоров в 1948–1949 годах. Под прочими мерами наказания имелись в виду зачёт времени нахождения под стражей, принудительное лечение и высылка за границу.

Следует иметь в виду, что понятия «арестованные» и «осуждённые» не являются тождественными. В общую численность осуждённых не входят те арестованные, которые в ходе предварительного следствия, то есть до осуждения, умерли, бежали или были освобождены.

Вплоть до конца 1980-х годов в СССР эта информация являлась государственной тайной. Впервые подлинная статистика осуждённых за контрреволюционные преступления (3 777 380 за 1921—1953 гг.) была опубликована в сентябре 1989 года в статье В.Ф.Некрасова в «Комсомольской правде». Затем более подробно эта информация излагалась в статьях А.Н.Дугина (газета «На боевом посту», декабрь 1989 г.), В.Н.Земскова и Д.Н. Нохотович («Аргументы и факты», февраль 1990 г.), в других публикациях В.Н.Земскова и А.Н.Дугина. Число осуждённых за контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления (4 060 306 за 1921—1953 гг.) впервые было обнародовано в 1990 году в одной из статей члена Политбюро ЦК КПСС А.Н.Яковлева в газете «Известия». Более подробно эту статистику (I спецотдела МВД), с динамикой по годам, опубликовал в 1992 году В.П.Попов в журнале «Отечественные архивы».

Мы специально привлекаем внимание к этим публикациям, потому что именно в них содержится подлинная статистика политических репрессий. В конце 1980-х — начале 1990-х годов они являлись, образно говоря, каплей в море по сравнению с многочисленными публикациями иного рода, в которых назывались недостоверные цифры, как правило, многократно преувеличенные.

Реакция общественности на публикацию подлинной статистики политических репрессий была неоднозначной. Нередко высказывались предположения, что это фальшивка. Публицист А.В. Антонов-Овсеенко, акцентируя внимание на том, что эти документы подписывали такие заинтересованные лица, как Руденко, Круглов и Горшенин, внушал в 1991 году читателям «Литературной газеты»: «Служба дезинформации была на высоте во все времена. При Хрущёве тоже… Итак, за 32 года — менее четырёх миллионов. Кому нужны такие преступные справки, понятно» (Антонов-Овсеенко А.В. Противостояние // Литературная газета, 3 апреля 1991 г. С. 3). Несмотря на уверенность А.В. Антонова-Овсеенко, что эта статистика является дезинформацией, мы позволим себе смелость утверждать, что он ошибается. Это подлинная статистика, составленная путём суммирования за 1921—1953 годы соответствующих данных, имеющихся в I спецотделе. Этот спецотдел, входивший в разное время в структуру ОГПУ, НКВД, МГБ (с 1953 г. и по настоящее время — МВД), занимался сбором полной информации о числе осуждённых по политическим мотивам у всех судебных и внесудебных органов. I спецотдел — это орган не дезинформации, а сбора всеобъемлющей объективной информации.

Вслед за А.В. Антоновым-Овсеенко с резкой критикой в наш адрес выступил в 1992 году другой публицист — Л.Э.Разгон (Разгон Л.Э. Ложь под видом статистики: Об одной публикации в журнале «Социологические исследования» // Столица. 1992. № 8. С. 13—14). Смысл обвинений Антонова-Овсеенко и Разгона сводился к тому, что, мол, В.Н.Земсков занимается фальсификацией, оперируя сфабрикованной статистикой, и что документы, которыми он пользуется, будто бы недостоверны и даже фальшивы. Причём Разгон намекал на то, что Земсков причастен к изготовлению этих фальшивых документов. При этом они не смогли подкрепить подобные обвинения сколько-нибудь убедительными доказательствами. Мои ответы на критику Антонова-Овсеенко и Разгона в наш адрес были опубликованы в 1991—1992 годах в академических журналах «История СССР» и «Социологические исследования» (см.: История ССР. 1991. № 5. С. 151—152; Социологические исследования. 1992. № 6. С. 155—156).

Резкое неприятие Антоновым-Овсеенко и Разгоном наших публикаций, опирающихся на архивные документы, вызывалось также их стремлением «спасти» свою «самодельную статистику», не подтверждавшуюся никакими документами и являвшуюся не более чем плодом их собственного фантазирования. Так, Антонов-Овсеенко ещё в 1980 году опубликовал в США на английском языке книгу «Портрет тирана», где назвал число арестованных по политическим мотивам только за период 1935—1940 годов — 18,8 млн. человек (см.: Antonov-Ovseenko A. The Time of Stalin: Portrait of a Tyrany. — New York. 1980. P. 212). Наши же публикации, с опорой на архивные документы, прямо разоблачали эту «статистику» как чистое шарлатанство. Отсюда и проистекали их, Антонова-Овсеенко и Разгона, неуклюжие попытки представить дело так, что их «статистика» правильная, а Земсков якобы является фальсификатором и публикует сфабрикованную статистику.

Со стороны Л.Э.Разгона была предпринята попытка противопоставить архивным документам свидетельства репрессированных сотрудников НКВД, с которыми он общался в заключении. По словам Разгона, «в начале 1940 года встретившийся мне на одной из пересылок бывший начальник финансового отдела НКВД на вопрос: “Сколько же посадили?” — призадумался и ответил: знаю, что на 1 января 1939 года в тюрьмах и лагерях находилось около 9 миллионов живых заключённых» (Разгон Л.Э. Ложь под видом статистики: Об одной публикации в журнале «Социологические исследования» // Столица. 1992. № 8. С. 14). Нам, профессиональным историкам, прекрасно известно, насколько сомнительна подобного рода информация и как опасно вводить её в научный оборот без тщательной проверки и перепроверки. Детальное изучение текущей и сводной статистической отчётности НКВД привело, как и следовало ожидать, к опровержению указанного «свидетельства» — в действительности в начале 1939 года в лагерях, колониях и тюрьмах насчитывалось около 2 млн. заключённых, из них 1 млн. 317 тыс. — в лагерях (см.: ГАРФ. Ф. 9413. Оп. 1. Д. 6. Л. 7—8; Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1154. Л. 2—4; Д. 1155. Л. 2, 20—22).

Попутно заметим, что общее число заключённых во всех местах лишения свободы (лагеря, колонии, тюрьмы) на определённые даты редко когда превышало 2,5 млн. Обычно оно колебалось в разные периоды от 1,5 млн. до 2,5 млн. Наивысшее количество заключённых за всю советскую историю нами зафиксировано по состоянию на 1 января 1950 года — 2 760 095 человек, из них 1 416 300 — в лагерях, 1 145 051 — в колониях и 198 744 — в тюрьмах (см.: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 330. Л. 55; Д. 1155. Л. 1—3; Д. 1190. Л. 1—34; Д. 1390. Л. 1—21; Д. 1398. Л. 1; Д. 1426. Л. 39; Д. 1427. Л. 132–133, 140–141, 177—178).

Поэтому нельзя всерьёз воспринимать, к примеру, утверждения того же А.В. Антонова-Овсеенко, что после войны в лагерях и колониях ГУЛАГа содержалось 16 млн. заключённых (см.: Антонов-Овсеенко А.В. Противостояние // Литературная газета, 3 апреля 1991 г. С. 3). Надо понимать, что на ту дату, которую имеет в виду Антонов-Овсеенко (1946 г.), в лагерях и колониях ГУЛАГа содержалось не 16 млн., а 1,6 млн. заключённых. Следует всё-таки обращать внимание на запятую между цифрами.

А.В. Антонов-Овсеенко и Л.Э.Разгон были бессильны предотвратить массовый ввод в научный оборот архивных документов, включая и ненавистную им статистику репрессий. Данное направление исторической науки стало прочно опираться на документальную архивную базу (и не только в нашей стране, но и за рубежом). В этой связи в 1999 году А.В. Антонов-Овсеенко, по-прежнему пребывая в глубоко ошибочном убеждении, что опубликованная Земсковым статистика является фальшивой, а его, Антонова-Овсеенко, «собственная статистика» якобы правильной (в действительности — чудовищно извращенной), вновь с прискорбием констатировал: «Служба дезинформации была на высоте во все времена. Жива она и в наши дни, иначе как объяснить “сенсационные” открытия В.Н.Земскова? К сожалению, явно сфальсифицированная (для архива) статистика облетела многие печатные издания и нашла сторонников среди учёных» (Антонов-Овсеенко А.В. Черные адвокаты // Возрождение надежды. — М., 1999. № 8. С. 3). Этот «крик души» был не более чем гласом вопиющего в пустыне, бесполезным и безнадёжным (для Антонова-Овсеенко). Идея «явно сфальсифицированной (для архива) статистики» уже давно воспринимается в учёном мире как на редкость нелепая и абсурдная; подобные оценки не вызывают иной реакции, кроме недоумения и иронии.

Таков был закономерный результат схватки между профессионализмом и дилетантизмом — ведь в конечном итоге профессионализм обязан победить. «Критика» Антонова-Овсеенко и Разгона в наш адрес находилась тогда в общем русле наступления воинствующего дилетантизма с целью подмять под себя историческую науку, навязать ей свои правила и приемы научного (вернее — псевдонаучного) исследования, с профессиональной точки зрения совершенно неприемлемые.

Свою лепту в фальсификацию вопроса о численности заключённых внёс и Н.С.Хрущёв, который написал в своих мемуарах: «…Когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 млн. человек» (Мемуары Никиты Сергеевича Хрущёва // Вопросы истории. 1990. № 3. С. 82). Если даже понимать термин «лагеря» широко, включая в него также колонии и тюрьмы, то и с учётом этого в начале 1953 года насчитывалось около 2,6 млн. заключённых (см.: Население России в XX веке: Исторические очерки. — М., 2001. Т. 2. С. 183). В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) хранятся копии докладных записок руководства МВД СССР на имя Н.С.Хрущёва с указанием точного числа заключённых, в том числе и на момент смерти И.В.Сталина. Следовательно, Н.С.Хрущёв был прекрасно информирован о подлинной численности заключённых и преувеличил её почти в 4 раза преднамеренно.

Большой резонанс в обществе вызвала публикация Р.А.Медведева в «Московских новостях» (ноябрь 1988 г.) о статистике жертв сталинизма (см.: Медведев Р.А. Наш иск Сталину // Московские новости, 27 ноября 1988 г.). По его подсчётам, за период 1927—1953 годов было репрессировано около 40 млн. человек, включая раскулаченных, депортированных, умерших от голода в 1933 году и др. В 1989—1991 годы эта цифра была одной из наиболее популярных при пропаганде преступлений сталинизма и довольно прочно вошла в массовое сознание.

На самом деле такого количества (40 млн.) не получается даже при самом расширенном толковании понятия «жертвы репрессий». В эти 40 млн. Р.А.Медведев включил 10 млн. раскулаченных в 1929—1933 годы (в действительности их было около 4 млн.), почти 2 млн. выселенных в 1939—1940 годы поляков (в действительности — около 380 тыс.), и в таком духе абсолютно по всем составляющим, из которых слагалась эта астрономическая цифра.

Однако эти 40 млн. скоро перестали удовлетворять «растущим потребностям» определённых политических сил в очернении отечественной истории советского периода. В ход пошли «изыскания» американских и других западных советологов, согласно которым в СССР от террора и репрессий погибли 50—60 млн. человек. Как и у Р.А.Медведева, все составляющие подобных расчётов были чрезвычайно завышены; разница же в 10—20 млн. объяснялась тем, что Р.А.Медведев начинал отсчёт с 1927 года, а западные советологи — с 1917-го. Если Р.А.Медведев оговаривал в своей статье, что репрессии не всегда смерть, что большая часть раскулаченных осталась жива, что из репрессированных в 1937—1938 годы расстреляна меньшая часть и т. д., то ряд его западных коллег называл цифру в 50—60 млн. человек как физически истреблённых и умерших в результате террора, репрессий, голода, коллективизации и др. Словом, потрудились над выполнением заказов политиков и спецслужб своих стран с целью дискредитировать в наукообразной форме своего противника по «холодной войне», не гнушаясь фабриковать прямую клевету.

Это, конечно, не означает, что в зарубежной советологии не было исследователей, старавшихся объективно и добросовестно изучать советскую историю. Крупные учёные, специалисты по советской истории А. Гетти (США), С. Виткрофт (Австралия), Р.Дэвис (Англия), Г. Риттершпорн (Франция) и некоторые другие подвергали открытой критике исследования большинства советологов и доказывали, что в действительности число жертв репрессий, коллективизации, голода и т. д. в СССР было значительно меньше.

Однако труды именно этих зарубежных учёных с их несравненно более объективной оценкой масштабов репрессий у нас в стране замалчивались. В массовое сознание активно внедрялось только то, что содержало недостоверную, многократно преувеличенную статистику репрессий. И мифические 50—60 млн. скоро затмили собой в массовом сознании роймедведевские 40 миллионов.

Поэтому, когда председатель КГБ СССР В.А.Крючков в своих выступлениях по телевидению называл подлинную статистику политических репрессий (он неоднократно приводил данные по учёту в КГБ СССР за 1930—1953 гг. — 3 778 234 осуждённых политических, из них 786 098 приговорённых к расстрелу) (см.: Правда, 14 февраля 1990 г.), то многие в буквальном смысле не верили своим ушам, полагая, что ослышались. Журналист А. Мильчаков в 1990 году делился с читателями «Вечерней Москвы» своим впечатлением от выступления В.А. Крючкова: «…И дальше он сказал: таким образом, о десятках миллионов не может быть и речи. Не знаю, сделал ли он это сознательно. Но я знаком с последними широко распространёнными исследованиями, которым верю, и прошу читателей «Вечерней Москвы» ещё раз внимательно прочитать произведение А.И.Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», прошу ознакомиться с опубликованными в «Московском комсомольце» исследованиями известнейшего нашего учёного-литературоведа И.Виноградова. Он называет цифру в 50—60 миллионов человек. Хочу обратить внимание и на исследования американских советологов, которые подтверждают эту цифру. И я в ней глубоко убеждён» (Вечерняя Москва, 14 апреля 1990 г.).

Комментарии, как говорится, излишни. Недоверие было проявлено только к документально подтверждённой информации и безмерное доверие — к информации противоположного свойства.

Однако и это ещё не было пределом оболванивания общественности. В июне 1991 года в «Комсомольской правде» было опубликовано интервью А.И.Солженицына испанскому телевидению в 1976 году. Из него мы узнаём следующее: «Профессор Курганов косвенным путём подсчитал, что с 1917 года по 1959 только от внутренней войны советского режима против своего народа, то есть от уничтожения его голодом, коллективизацией, ссылкой крестьян на уничтожение, тюрьмами, лагерями, простыми расстрелами, — только от этого у нас погибло, вместе с нашей гражданской войной, 66 миллионов человек… По его подсчётам, мы потеряли во Второй мировой войне от пренебрежительного, от неряшливого её ведения 44 миллиона человек! Итак, всего мы потеряли от социалистического строя — 110 миллионов человек!» (Размышления по поводу двух гражданских войн: Интервью А.И.Солженицына испанскому телевидению в 1976 г. // Комсомольская правда, 4 июня 1991 г.).

Формулировкой «от пренебрежительного, от неряшливого её ведения» А.И.Солженицын все людские потери в Великой Отечественной войне фактически приравнял к умершим и погибшим в результате коллективизации и голодомора, которые многими историками и публицистами включаются в число жертв политического террора и репрессий. Мы же склонны решительно дистанцироваться от подобного приравнивания.

Оценка этих потерь в 44 млн. человек, конечно, чрезвычайно завышена. К общепринятой в последнее время оценке в 27 млн., вошедшей во многие учебники, мы тоже относимся скептически, считая её завышенной. Не беря в расчёт обычную ежегодную смертность населения (а также снижение рождаемости), мы пытались установить людские потери (военные и гражданские), так или иначе связанные именно с боевыми действиями. К потерям вооружённых сил погибшими (11,5 млн., включая умерших в плену) прибавлялись потери гражданских добровольческих формирований (ополченцы, партизаны и др.), ленинградских блокадников, жертвы гитлеровского геноцида на оккупированной территории, убитые и замученные советские граждане в фашистских лагерях и др. Итоговая цифра не превышает 16 млн. человек.

В средствах массовой информации время от времени, но довольно регулярно приводилась статистика политических репрессий по воспоминаниям О.Г. Шатуновской. Она — бывший член Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, комиссии по расследованию убийства С.М.Кирова и политических судебных процессов 30-х годов во времена Н.С.Хрущёва. В 1990 году в «Аргументах и фактах» были опубликованы её воспоминания, где она, ссылаясь на некий документ КГБ СССР, впоследствии якобы таинственно исчезнувший, отмечала: «…С 1 января 1935 г. по 22 июня 1941 г. было арестовано 19 млн. 840 тыс. “врагов народа”. Из них 7 млн. было расстреляно. Большинство остальных погибло в лагерях» (Шатуновская О.Г. Фальсификация // Аргументы и факты. 1990. № 22).

Мотивы поступка О.Г. Шатуновской не совсем понятны: то ли она сознательно выдумала эти цифры с целью мести (она была репрессирована), то ли сама стала жертвой какой-то дезинформации. Шатуновская уверяла, что Н.С.Хрущёв якобы затребовал справку, в которой приводились эти сенсационные цифры, в 1956 году. Это очень сомнительно. Вся информация о статистике политических репрессий была изложена в двух справках, подготовленных в конце 1953 — начале 1954 года, о которых мы говорили выше.

Мы уверены, что такого документа никогда не существовало. Ведь уместен вопрос: что же мешает ныне находящимся у власти политическим силам, не менее О.Г. Шатуновской заинтересованным, надо полагать, в разоблачении преступлений сталинизма, официально подтвердить статистику Шатуновской со ссылкой на заслуживающий доверия документ? Если, по версии Шатуновской, служба безопасности в 1956 году подготовила такую справку, что же мешало сделать то же самое в 1991—1993 годах и позднее? Даже если сводная справка 1956 года и была уничтожена, то первичные данные сохранились.

Ни Министерство безопасности Российской Федерации (МБРФ, позднее — ФСБ РФ), ни МВД, ни другие органы не могли этого сделать по той простой причине, что вся соответствующая информация, которой они располагают, прямо опровергает статистику Шатуновской.

Утверждение О.Г. Шатуновской о том, что «большинство остальных погибло в лагерях» (надо полагать, 7—10 млн., если считать от её виртуальных почти 13 млн. «остальных»), разумеется, тоже не соответствует истине. Подобные утверждения могут восприниматься как достоверные только в той среде, где господствуют ошибочные представления, что в ГУЛАГе якобы умерли и погибли десятки миллионов людей. Детальное же изучение статистической отчётности о смертности заключённых даёт иную картину. За 1930—1953 годы в местах лишения свободы (лагеря, колонии и тюрьмы) умерло около 1,8 млн. заключенных, из них почти 1,2 млн. — в лагерях и свыше 0,6 млн. — в колониях и тюрьмах*. Эти подсчёты не оценочные, а основаны на документах. И здесь возникает непростой вопрос: какова доля политических среди этих 1,8 млн. умерших заключённых (политических и уголовных). Ответа на этот вопрос в документах нет. Думается, что политические составляли примерно одну треть, то есть порядка 600 тыс. Этот вывод базируется на том факте, что осуждённые за уголовные преступления обычно составляли примерно 2/3 заключённых. Следовательно, из указанного в таблицах 1 и 2 количества приговорённых к отбыванию наказания в лагерях, колониях и тюрьмах приблизительно такое количество (порядка 600 тыс.) не дожило до освобождения (в промежутке времени между 1930 г. и 1953 г.).

Наивысший уровень смертности имел место в 1942—1943 годы — за эти два года в лагерях, колониях и тюрьмах умерло 661,0 тыс. заключённых, что в основном являлось следствием значительного урезания норм питания в связи с чрезвычайной военной обстановкой. В дальнейшем масштабы смертности стали неуклонно снижаться и составили в 1951—1952 годах 45,3 тыс. человек, или в 14,6 раз меньше, чем в 1942—1943 годы (см.: Население России в XX веке: Исторические очерки. — М., 2001. Т. 2. С. 195). При этом хотелось бы обратить внимание на один любопытный нюанс: по имеющимся у нас данным за 1954 год, среди свободного населения Советского Союза на каждые 1000 человек умерло в среднем 8,9 человек, а в лагерях и колониях ГУЛАГа на каждые 1000 заключенных — только 6,5 человек (см.: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2887. Л. 64).

Обладая документально подтвержденными доказательствами, что статистика О.Г. Шатуновской недостоверна, мы в 1991 года на страницах академического журнала «Социологические исследования» опубликовали соответствующие опровержения (см.: Земсков В.Н. ГУЛАГ: историко-социологический аспект // Социологические исследования. 1991. № 6. С. 13).

Казалось, что с версией Шатуновской ещё тогда вопрос был решён. Но не тут-то было. И по радио, и по телевидению продолжали пропагандироваться её цифры в довольно навязчивой форме. Например, 5 марта 1992 года в вечерней программе «Новости» диктор Т.Комарова вещала на многомиллионную аудиторию о 19 млн. 840 тыс. репрессированных, из них 7 млн. расстрелянных в 1935—1940 годы как о якобы безусловно установленном факте. И это происходило в то время, когда историческая наука доказала недостоверность этих сведений и располагала подлинной статистикой.

2 августа 1992 года в пресс-центре Министерства безопасности Российской Федерации (МБРФ) состоялся брифинг, на котором начальник отдела регистрации и архивных фондов МБРФ генерал-майор А. Краюшкин заявил журналистам и другим приглашенным, что за все время коммунистической власти (1918—1990 гг.) в СССР по обвинению в государственных преступлениях и некоторым другим статьям уголовного законодательства аналогичного свойства осуждены 3 853 900 человек, 827 995 из них приговорены к расстрелу. В терминологии, прозвучавшей на брифинге, это соответствует формулировке «за контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления». Любопытна реакция средств массовой информации на это событие: большинство газет обошли его гробовым молчанием. Одним эти цифры показались слишком большими, другим — слишком маленькими, и в итоге редколлегии газет и журналов различных направлений предпочли не публиковать этот материал, утаив тем самым от своих читателей общественно значимую информацию (умолчание, как известно, одна из форм клеветы). Надо отдать должное редколлегии газеты «Известия», опубликовавшей подробный отчет о брифинге с указанием приводимой там статистики (см.: Руднев В. НКВД — расстреливал, МБРФ — реабилитирует // Известия, 3 августа 1992 г.).

Примечательно, что в указанных выше данных МБРФ добавление сведений за 1918—1920 и 1954—1990 годы принципиально не изменило приводимую нами статистику политических репрессий за период 1921—1953 годы. Сотрудники МБРФ пользовались каким-то другим источником, сведения которого несколько расходятся со статистикой 1-го спецотдела МВД. Сопоставление сведений этих двух источников приводит к весьма неожиданному результату: по информации МБРФ, в 1918—1990 годы по политическим мотивам было осуждено 3 853 900, а по статистике 1-го спецотдела МВД в 1921—1953 годы — 4 060 306 человек. По нашему мнению, такое расхождение следует объяснять отнюдь не неполнотой источника МБРФ, а более строгим подходом составителей этого источника к понятию «жертвы политических репрессий». При работе в ГАРФ с оперативными материалами ОГПУ-НКВД мы обратили внимание, что довольно часто на рассмотрение Коллегии ОГПУ, Особого совещания и других органов представлялись дела как на политических или особо опасных государственных преступников на обычных уголовников, ограбивших заводские склады, колхозные кладовые и т. д. По этой причине они включились в статистику 1-го спецотдела как «контрреволюционеры» и, по нынешним понятиям, являются «жертвами политических репрессий» (такое про воров-рецидивистов можно сказать только в насмешку), а в источнике МБРФ они отсеяны.

Проблема отсева уголовников из общего числа осуждённых за контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления является гораздо серьёзнее, нежели это может показаться на первый взгляд. Если в источнике МБРФ и был произведён их отсев, то далеко не полный. В одной из справок, подготовленных 1-м спецотделом МВД СССР в декабре 1953 года, имеется пометка: «Всего осуждённых за 1921—1938 гг. — 2 944 849 чел., из них 30% (1 062 тыс.) — уголовники» (ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 4157. Л. 202). Это означает, что в 1921—1938 годы осуждённых чисто политических насчитывалось 1 883 тыс.; за период же 1921—1953 годов получается не 4 060 тыс., а менее 3 млн. Это при условии, если в 1939—1953 годы среди осуждённых «контрреволюционеров» не было уголовников, что весьма сомнительно. Правда, на практике имели место факты, когда и политические осуждались по уголовным статьям.

В 1997 году В.В. Лунеев опубликовал погодовую статистику осуждённых политических, взятую из источника КГБ СССР (МБРФ, ФСБ РФ) (см.: Лунеев В.В. Преступность XX века. — М., 1997. С. 180). Это дало возможность составить сравнительную таблицу статистики осуждённых в 1921—1952 годы по политическим мотивам (с указанием числа приговорённых к расстрелу) по данным двух источников — 1-го спецотдела МВД СССР и КГБ СССР (см. таблицу 2). По 15-ти годам из 32-х соответствующие показатели этих двух источников в точности совпадают (включая 1937—1938 гг.); по остальным же 17-ти годам имеются расхождения, причины которых ещё предстоит выяснять.

Таблица 2.

Сравнительная статистика
осужденных в 1921—1952 годы
по политическим мотивам
(по данным 1-го спецотдела МВД СССР и КГБ СССР)

Сравнительная статистика за 1921—1952 годы не лишена отдельных странных феноменов. Так, по учёту КГБ(ФСБ) за этот период осуждённых «контрреволюционеров» получается почти на 300 тыс. меньше, чем по статистике 1-го спецотдела МВД, а приговорённых к смертной казни в их составе — на 16,3 тыс. человек больше. Конечно, основная причина такой ситуации кроется в данных за 1941 год, когда органы госбезопасности учли 23 726 приговоренных к высшей мере по политическим мотивам, а 1-й спецотдел НКВД — только 8011.

В этой статистике особое место занимают два года (1937-й и 1938-й), известные как годы «Большого террора», когда наблюдался резкий взлёт (или скачок) масштаба политических репрессий. За эти два года было осуждено по обвинениям политического характера 1 млн. 345 тыс. человек, или 35% от общего их числа за период 1918—1990 годов.

Ещё более впечатляющая картина по статистике приговорённых к смертной казни из их числа. Всего за весь советский период их было 828 тыс., из них 682 тыс. (или свыше 82%) приходится на эти два года (1937—1938). На остальные 70 лет советского периода приходится в общей сложности 146 тыс. смертных приговоров по политическим мотивам, или менее 18%.

Поскольку настоящая статья посвящена масштабам, то есть статистике политических репрессий, то в ней не ставится задача исследования их причин и мотивации. Но на одно обстоятельство мы все же хотели обратить внимание, а именно: на роль И.В.Сталина в этом деле. В последнее время раздаются голоса, утверждающие, что Сталин будто бы лично не является инициатором массовых репрессий, в том числе «Большого террора» 1937—1938 годов, что это ему якобы навязали местные партийные элиты и т. д. Мы же должны понимать, что это не так.

Существует большое количество документов, в том числе опубликованных, где отчётливо видна инициативная роль Сталина в репрессивной политике. Взять, к примеру, его