Глава вторая.
Я просыпаюсь от глухого, но весьма сильного удара собственного тела о черствую палубу. Такое ощущение, словно меня выкинули, как обычный мешок с костями или еще хуже – с потрохами. Запах сырой древесины вперемешку с тухлой рыбой мгновенно ударяет в нос, заставляя меня изрядно поморщиться. Что за отвратительная вонь? Кости ломит, тело совершенно не слушается, и я кое-как собираю все усилия, чтобы приподняться на локтях и оглядеться. Как могу, разлепляю глаза и замечаю всю команду, построившую вокруг меня круг непоколебимой обороны, словно я обычный зверек из цирка. Это еще что за представления? Я пытаюсь разлепить пересохшие губы и тут же отмечаю, что солнце еще не встало. Должно быть, сейчас ранее утро.
— Что происходит? — я шепчу, проглатывая огромный ком в горле. Говорить нереально трудно, мне нужно что-нибудь выпить, — Дайте воды.
В ответ на свою просьбу слышу лишь всевозможные впрыски, смешки и зловещий хохот. Потрясающая комбинация полной деградации личности.
— Не положено, — голос отвечает с явным сарказмом и мне требуется всего пара секунд, чтобы понять, кому он действительно принадлежит.
Темнокожий квартмейстер Джо возвышается надо мной, сопровождая свой взгляд ехидной, одной из самых противных в моей жизни ухмылкой. Его черные волосы ложатся крупными черными завитками, а правый глаз довольно подбит. Я не столь знакома с ним лично, чтобы, так или иначе, делать какие-либо выводы, но одно знаю точно: никто мне здесь не рад. Видимо, парня изрядно забавляет мое текущее положение, ведь он, полагаю, тщетно думает, что оно вдруг стало ниже его по статусу. Что ж, это его право - посмотрим, кто будет смеяться последним после того, как об этом безобразии узнает Эдвард. Одно не понимаю: где он сейчас?
У меня точно плохое, изнутри гноящее и ноющее предчувствие.
Я делаю небольшие попытки подняться и, когда у меня это все-таки получается, понимаю, что я все еще буквально припечатана к палубе чьим-то грязным ботинком. От этого резкого движения пару пуговиц моей белой сорочки отлетают в сторону, звонко ударяясь и замирая меж устеленных досок. Ворот ночной рубашки слегка распахивается и стыд, поглощающий меня в эту самую секунду, отправляет руки тут же тщетно запахнуть ткань обратно. Пара матросов смеется, не упуская возможности отпустить свои грязные комментарии:
— Слушайте, а может да ну его: возьмем девчонку, а капитана можно прикончить по-тихому - все равно ничего не заметит. Зато красавица наша, — он облизывает свои гнойные губы и подмигивает мне, в то время как я едва контролирую рвотные позывы в горле.
Голова неумолимо идет кругом, и я спотыкаюсь о боль каждый раз, когда поднимаю голову прямо. От бессилия обратно укладываюсь на пол, стараясь сохранять свое спокойствие как можно более видимым. К сожалению, я практически ничего не знаю о морских порядках, но, так или иначе, я наивно полагала, что они должны были соблюдать пиратский кодекс, который сами же и утвердили. В любом случае, полную безопасность моей жизни мог обеспечить только один человек - и именно он сейчас передо мной.
Я широко распахиваю глаза, когда Эдвард слегка задирает штанины брюк, присаживаясь на корточки рядом со мной. Он выглядит слишком просто для капитана, чему я крайне удивлена, ведь он никогда не выходил в чём-то повседневном: простые черные брюки и белая рубашка с огромным вырезом, показывающая обнаженные участки его кожи. Я морщусь, понимая, что хрипы в моей груди только усиливаются под давлением чужого ботинка. Глаза слепит белоснежным небом, и я несколько раз моргаю, чтобы привести себя в чувство.
Стоп. Эдвард действительно здесь.
Почему же он тогда бездействует? Волна необъяснимого страха накатывает с ног до головы, и я чувствую, как слезы начинают жечь глаза. Почему со мной так обращаются?
— Эдвард! — я кричу, всячески пытаясь облегчить груз на грудную клетку руками, за что получаю оглушительный шлепок по ладоням, — черт!
Руки саднит, и я вновь поднимаю голову, ожидая любого ответа своего возлюбленного. Я хватаюсь за его рубашку пальцами так, словно это последний глоток воздуха, будто я отпущу - и тут же умру. Его глаза находят мои в последние секунды жесткой хватки, а руки мягко отцепляют от себя, тут же даря тепло в кругу своих пальцев. Я сглатываю, пытаясь хоть как-то увлажнить горло, и кричу, что есть силы. У меня начинается самая настоящая паника.
— Моя жизнь, моя любимая Лайза, — он говорит, смакуя мое имя на каждом слоге, словно это самое дорогое вино во всем мире, — я решил сделать тебе подарок. Нужно только немного терпения, мои ребята были слишком грубы с тобой, не так ли? Невоспитанные хулиганы, — поворачивая голову, буквально рычит, — отошли от нее. Живо!
Вся команда мигом отскакивает назад, и я вижу странные гримасы на лицах матросов, когда Эдвард помогает мне подняться. Волшебным образом я словно чувствую прилив сил, будто о прошлой боли и речи быть не могло. Хмурюсь. Что вообще происходит? Кидаю перепуганный взгляд на Эдварда, пытаясь найти в его желтых глазах ответ на свой неозвученный вопрос, но вместо этого он закутывает меня в секундные объятья, прежде чем ставит на место. Его прикосновения отдаются жаром в груди и всего лишь на пару минут, и я решаю, что он полностью излечил мое тело. Тело, что является лишь оболочкой моих узлов боли, страдания и морального удушья. Кажется, у меня начинает кружиться голова.
— Дорогая, — Эдвард обращается ко мне, касаясь указательным пальцем моего подбородка, — моя прекрасная невеста. Ты являешься луной моей жизни, моими яркими звездами и греющим солнцем. Для самой особенной женщины в моей жизни - не менее достойный подарок, — он произносит, тут же скрываясь в толпе матросов.
Странное предчувствие цепко хватает меня с ног до головы, заставляя мое тело греметь под невидимыми цепями плотного и томного страха. Я не хочу получать это, чтобы то ни было.
— Ты знаешь, как прекрасен океан: и правда, тебе ли не знать, ведь ты всегда так любила воду. Помнится, ты часто рисовала морские глубины на своих холстах в детстве, не так ли, милая? В этот раз мне приснился сказочный и точно вещий сон, — он говорит, в то время как его глаза горят пламенным блеском, — ко мне пришла русалка, представляешь? Самая настоящая. Такая живая, вечно молодая и невероятно красивая девушка, что сделала мне весьма заботливый подарок. Это дар, что снизошел к нам с самых глубин, который одобрил сам Нептун и благословил тебя, предрекая дальнейшую судьбу. Я подарю нам новую жизнь.
Шестое чувство вновь не подвело меня, когда Эдвард вернулся в поле моего зрения с ножом в руках.
— Мы сделаем тебя русалкой, — он говорит, и я падаю.
Глава третья.
Орудие в руках не менее опытного охотника выглядит немного устрашающе: длинные пальцы ловко перебирают нож вдоль длинных фаланг, вновь и вновь завершая ухват за позолоченную рукоять. Лезвие шинкует кожу моих ног, словно по ниточкам, и я обливаюсь слезами в тот момент, когда губы испускают рев, пока я тщетно хватаюсь за рану на бедре, дабы хоть как-то остановить кровотечение. Алая жидкость тончайшей струйкой стекает по икрам, оставляя мелкие следы по темному дереву палубы. Я отхожу как можно дальше и оседаю на пол, чуть ли не теряя сознание от одного вида собственной боли. Мне хочется кричать, но я с тяжестью стискиваю зубы, чтобы не проронить и звука. Эдвард движется ко мне, сжимая в кровавых руках небольшой коричневый мешочек.
— Нет! — я кричу, заходясь в собственном крике, — Не подходи! Ты больной, ей Богу, больной! Приди в себя, Эдвард!
Я с ужасом смотрю в бешеные глаза любимого и пробую попытку увильнуть влево, как вдруг чьи-то крепкие руки хватают меня за плечи, тут же ставя на ватные ноги и прижимая к себе за локти, словно я чертова заложница. Ну, уж нет! Адреналин в моей крови закипает с каждой секундой, и я брыкаюсь, босыми, буквально истерзанными ногами, цепляясь за крошечные прорехи в досках. Мое белоснежное платье пропитано алой краской, и я снова плачу, желая, чтобы этот кошмар, наконец, закончился.
Эдвард подходит ко мне меньше, чем на метр и едва касается моей щеки, утирая тысячную слезу за это утро. Я с трудом поднимаю голову, встречая свою опасность лицом к лицу. Меня ему не одолеть.
— Дорогая, пойми же меня, — он шепчет, прислоняясь своим лбом к моему. На секунду я замираю, но тут же отворачиваю голову вбок, — я хочу сделать лишь лучше. Ты не понимаешь, но я подарю тебе совсем новую, вечную жизнь. Всего лишь нужно приложить эти чудные лепестки к твоим ранам, и они затянутся, образуя настоящую чешую. Удивительно, правда? Способ, которым так заботливо поделилась со мной русалка, совсем безболезненный. Поэтому, я прошу тебя, не выдумывай свои страдания, ведь я люблю…
Я прерываю его монолог, собрав всю свою волю в кулак и хорошенько плюнув ему в лицо. Мне омерзительно слушать его детские поверья. Эдвард тут же замирает, роняя нож на пол, и рычит, поднимая на меня свой свирепый взгляд. Секунда и он замахивается, даря мне оглушительную пощечину. Мои глаза буквально осыпаются каплями слез, и я заливисто смеюсь, проглатывая металлический вкус на губах.
— Да ты трус! — я кричу, буквально кидаю ему эти слова в лицо, все еще заходясь в истерическом смехе, — твои слова не стоят ничего, раз ты готов подвергнуть свою любовь опасности ради какой-то мнимой выгоды, которую ты даже не сможешь получить! Поверь же, что это все твои сказки, в которые ты сам решил верить, и никакая волшебная трава тебе не поможет, хоть взрежь меня вдоль и поперек, потому что все это - сущий миф. Русалок не существует!
Тишина прорезает весь настоявшийся злостью, болью и потом воздух на корабле. Никто не решается заговорить, пока капитан сам не отводит взгляд в сторону, всем видом показывая, что мои слова его нисколько не убедили. Одно я знаю точно: он не отступит. Совсем неважно, что именно я скажу, потому что его голова уже задурманена и здесь повелеваю не я. Сердце выпрыгивает из груди, и я все еще держу голову, с вызовом смотря ему в глаза. Я не должна показывать и толику своей слабости, ведь я сильнее, чем он предполагает. Даже сильнее, чем предполагаю я сама.
— Глупая девчонка, — он кидает, судорожно высыпая содержимое своего мешочка на пол, — но сейчас все изменится…
Когда я вижу знакомые листья, мои лёгкие перекрывает в шоке. Я чувствую, как внутри, подобно мыльному пузырю, лопаются все артерии. Чистотел.
— Нет! — я кричу, всячески отмахиваясь от его рук, — этот цветок ядовит! Его сок ни в коем случае не должен попадать в мою кровь - он просто убьет меня! Эдвард, пожалуйста, давай просто поговорим!
Он смеется, сжимая в руках эти отвратные, жалящие лепестки, — Кажется, я предлагал тебе по-хорошему, но ты не понимаешь. Хочу тебя успокоить, что это тебе только поможет.
Я понимаю, что он буквально помешан: ему кажется, что он делает вселенское добро в то время как сам добровольно меня убивает. Мои руки немеют, и я стону от боли, когда один из листьев касается моих ран. Боль невероятная: она сковывает меня огненными цепями, жжёт, словно разгоряченный металл по холодной коже. Мое горло разрывают адские крики в то время как Эдвард, не наблюдая никакого волшебства, продолжает прикладывать все имеющиеся лепестки одновременно. Не даю воле покинуть меня, размахиваясь со всей силы и ударяя капитана в лицо ногами. Его буквально откидывает на несколько метров, но он тут же встает, словно просто поскользнулся. Правая бровь саднит, и я измученно улыбаюсь тому, что все-таки разбила ему ее. Мне становится так весело, что я фактически не замечаю боли.
— Знаешь, — он ухмыляется, вытирая алую кровь со своих губ, — я читал, что есть еще один, весьма интересный для нас всех способ. Как мне помнится, девушку, на чью честь посягнет вся команда во время столь далекого плавания, может стать матерью морей, — Эдвард ухмыляется, растягивая ремень своих черных брюк.
Взрыв сгоревшего адреналина буквально льется из меня, как в этот же момент меня оглушает, и я чувствую толчок в спину, сразу сваливший меня на пол. Локти саднят сильнее, заставляя меня снова подняться, когда вся команда зверски гогочет. Ужас цепляет меня сквозь пелену уже застывших слез и мне требуется всего пара секунд, чтобы понять, о чем они действительно говорят. Я ни за что этого не допущу: я не позволю сделать себя вещью и не дам воспользоваться собой, как какой-то тряпичной куклой.
— Нет! Убейте меня! — крик срывается на шёпот, пока я тщетно борюсь с леденящим горло кашлем.
Вокруг кромешная тьма: небо в секунды затянуло тучами, а весь корабль смертельно закачало. Меня неистово трясет, когда один из матросов идет ко мне, скидывая свою омерзительно пахнущую рубашку. Его черные зубы формируют улыбку до ушей, и я хватаю первую попавшуюся палку, заряжая ею прямо мужчине в лоб. От этого нисколько не легче, но я выигрываю пару секунд для того, чтобы отскочить подальше. С Богом, храни Господь.
— Если я убью тебя, то от этого не будет никакого толку. Ты нужна мне живой, — слова режут не хуже ножа, заставляя тело содрогаться в немой боли.
Матросы весело смотрят на меня, ожидая дальнейших приказов своего капитана, но я назубок знаю, чего они хотят. Это абсурд, в который часть меня все же отказывается верить. Я не могу понять, почему Эдвард допускает такой исход событий, ведь он любит меня, а когда у человека есть чувства, он так не поступает. Я понимаю, что я ошиблась: вся моя жизнь в один момент стала чертовски никчёмной. Осознание того, что моя судьба предречена, не дает мне покоя, но также сильно бьет по голове, словно я ничего не стою. Ощущение, что меня здесь на самом деле нет.
— Что мы с ней вообще возимся? — голос кричит и я тут же ищу его глазами, чтобы наконец понять, о чем идет речь, — она погубит нас всех! Женщина на корабле к беде, вы только посмотрите на нее - не осталось ни одного живого места. Она умрет сразу же, как только мы сможем ей воспользоваться. Её даже нельзя оставить в качества блюда, потому что кровь девушки заражена. Выкинем женщину за борт! Принесем её в жертву Нептуну! Пусть он будет благосклонен к нам за такой дар!
Я перевожу молящий взгляд на Эдварда и пересохшими губами прошу его оставить меня в живых. Мужчина стоит непоколебимо: ни один нерв не дернулся на его лице, словно сейчас это было самым адекватным выходом из ситуации. Он смотрит на меня, пронзая тысячью кинжалами мою воспалившуюся кожу. Его разодранные в кровь руки слегка оттягивают ворот рубашки, позволяя получить глубокий глоток морского воздуха. Теперь, когда смерть так близка - я понимаю особенность жизни.
— Тащите веревки, — он бросает, рассекая воздух своей левой ладонью.
Не может быть.
Слова застывают у меня в горле, я хнычу, когда чувствую тугие узлы на запястьях. Мои глаза поднимаются к небу, и я измученно улыбаюсь восходящему сквозь тучи солнцу, мнимо наслаждаясь последними минутами собственной жизни. Бороться нет сил - я слишком слаба. Я принимаю смерть как самый высший дар.
Эдвард подходит ко мне весьма стремительно: его ладони касаются моих оголенных плеч, застывая там всего лишь на мгновение. Секунда, и он оставляет прощальный поцелуй на моих губах, словно действительно любил и продолжает любить меня. К черту таких тварей. С этими мыслями я снова плюю ему в лицо, желая хоть как-то выразить свое презрение. Мне совершенно не страшно - я знаю, что это лучший исход для меня. Он яростно вытирает лицо рукавом рубашки и молча подхватывает меня на руки. Я связана по рукам и ногам, словно рыбешка, и это только ухудшает мои мизерные шансы выжить. Даже если я смогу задержаться на воде хоть на секунду дольше, то тут же пойду бревном ко дну.
— Будьте прокляты! — панический смех снова терзает мои легкие, пока я безудержно барахтаюсь в стальной хватке, — я всем отомщу! Ваш корабль познает самую настоящую гибель, вы все будете молить о пощаде, но всевышний справедлив! Он погубит вас, едва вы поймете это!
— Гори в аду, Лайза.
С этими словами меня выкидывают за борт, и последнее, что я чувствую - удар спины о водную гладь.
Бонус к началу четвертой главы.
Порывистый ветер с усиленным рвением гонит белые гребешки волн, расстелив их вдоль всего морского побережья. Девушка, именуемая в народе сиреной, нетерпеливо хватает свой дугообразный медный гребень, одновременно прислушиваясь, дабы как можно удачнее уловить приближение пиратского судна. В её душу, уже неспособную на те или иные чувства, все же забирались крупицы предвкушения сладостной мести за собственное распирающее сердце горе. Кому как, но от вечной жизни она была не вправе отказываться, ведь этот дар дается лишь единожды. Лайза воспользовалась снисхождением Божьим, чтобы наконец-то отомстить.
Всё, чего она хотела, будучи девушкой - это жить и любить. Быть нужной, быть необходимой и желанной женщиной. Всё, чего она хотела сейчас - смерти всех, кто заставил её страдать. Всех, кто истерзал светлое сердце, пренебрег её добротой и девичьей искренностью. Кто был недостоин внимания той девушки, которая умерла. В этот весьма дождливый день Лайза не знала сожаления, ведь сирены навек лишены возможности питать сильные земные чувства. Теперь она - дочь морей. Она не знает, что такое пощада, сострадание и милостыня.
Изменения, произошедшие с организмом девушки, так или иначе, пошли ей на пользу. Зрение значительно улучшилось, мышцы окрепли, а голос, когда-то звучавший совсем по-обычному, вдруг стал совершенно другим: таким завораживающим, прекрасным и звучным. Потрясающе убийственным. Её светлые волосы были выбелены под цвет луны, лоснясь длинными волнистыми прядями по обнаженной спине. Щеки болезненно впали, что делало ее вид слегка пугающим, но устрашающе красивым. Любимым занятием девушки было сидеть на прибрежных камнях и прочёсывать свою шевелюру, чтобы сохранять волосы в том же идеальном состоянии. Большой рыбий хвост, сливший ноги Лайзы воедино, имел потрясающий алый оттенок, с переливающимися на солнце серебряными чешуйками. Девушка не могла налюбоваться собственной красотой, едва похлопывая хвостом по поверхности темного булыжника. Теперь она понимала, что такое высшая ступень искусства, изящества и неотразимости. С кровавой примесью.
Тут внезапно донесся шёпот моря, предупреждающий о незваных гостях в их родных водах. Лайза не могла сдержать буквально сумасшедшей улыбки: она знала, что это именно тот корабль, который ей нужен. Сирена тут же соскакивает с камня, ныряя в воду, дабы скорее добраться до коралловых рифов.
Глава четвертая.
Усевшись как можно удобнее на одном из рифов, я вновь достаю свой медный гребень, начиная медленно прочесывать концы своих светлых прядей. Смертельно красивая мелодия переполняет мою глотку, и я, не в силах больше сдерживать себя, наконец, выпускаю её наружу. Высокие ноты растекаются километрами по морской глади, рикошетя о киль долгожданного на горизонте судна, темным наплывом растекаясь по влажной палубе. Я замечаю легкое смятение команды, но все также продолжаю петь, взывая их направиться именно сюда - в мое роковое логово. Я ухмыляюсь, когда вижу, как корабль все же меняет направление, с невероятной быстротой буквально несясь на коралловые рифы. Смерти им не миновать. Однако шоу должно продолжаться.
Чёрный, едва пепельный туман застилает всю корму корабля до такой степени, что в следующую секунду матросы перестают видеть силуэты друг друга. Капитан призывает всех успокоиться и в срочном режиме покинуть судно, пока они все вместе не пошли ко дну. Он боится: его беспокоит, что крушение неслучайно, что расплата есть и она существует именно здесь - в тысячи миль от русалочьей бухты. Как же он был прав. Я - расплата за все его грехи.
Эдвард, словно сломя голову бегает по палубе, стараясь спасти хоть что-то из своих дешевых драгоценностей. Матросы в свою очередь скучковались в самый угол, видимо, преданно ожидая приказа своего капитана. Надо же, какие мы верные. Вся эта ситуация настолько забавляет меня, что смех вперемешку с наслаждением так и рвется наружу. Я выдаю себя, когда начинаю весело хихикать, замечая, как мистер Боуд прихватывает тот самый коричневый мешочек с чистотелом. Он действительно до сих пор не убедился в обратном действии этого «дара»? Жаль. Только меня зря покалечили.
— Лайза? — он спрашивает, пока дикий ужас укрывает каждый миллиметр его и без того бледного лица.
Желтая радужка глаз в секунды темнеет до грязного коричневого оттенка, пока Эдвард тщетно трет глаза кулаками, полагаю, пытаясь проснуться. Как жаль, что это не сон, а всего лишь разрушительная реальность. Прошло едва ли несколько месяцев, но, прошу заметить, что он не особо изменился: все те же черные брюки, но уже новая, довольно интересная фланелевая рубашка. Его когда-то идеально подстриженные волосы отрасли почти до самых плеч, и я не скрываю удивления его распущенности, словно передо мной совсем другой человек. Признаюсь, что красоты это ему никак не умаляет. К сожалению.
— Здравствуй, любимый, — я говорю, ступая босыми ногами по влажному темному дереву. Холодная морская вода крупными каплями стекает с моего тела, окутывая меня мягким одеялом домашнего уюта. Приятно снова увидать старых друзей.
Матросы задрожали – я чувствую их страх через всю палубу и знаю, что они хотят поскорее оставить корабль, желают бросить своего капитана. Не благородно. Я медленно и плавно подхожу к ним, дабы совсем не спугнуть и вкладываю в протянутые ладони несколько десятков метров прочной веревки. Не долго думая, квартмейстер Джо берет на себя всю ответственность и тут же начинает связывать ребятам руки и ноги. Теперь они, словно мои рабы, стоят и завороженно смотрят на меня, желая коснуться моей блестящей кожи хотя бы на секунду.
Я улыбаюсь, взмахнув рукой в сторону коралловых рифов, — Брысь!
Как по команде, все матросы тут же бревнами падают за борт, в то время как квартмейстер, не оставляя своих друзей, бросается следом. Я поворачиваюсь к Эдварду, ведь все самое сладкое – напоследок.
— Я не понимаю... — в его глазах читается страх, губы пересохли, а венки аквамариновыми нитями устилают всю шею. Забавно.
— Что не понимаешь, дорогой? — я скалюсь, играя своими приобретёнными клыками, — не понимаешь, как я выжила? Разве сам не желал того же? Так вот она я – твоя мечта сбылась, я стала той, о ком ты так грезил! Что, не нравится? — говорю с едва различимой тоской и смеюсь, смотря на его испуганное лицо, — Что ты не понимаешь, дорогой? То, что ты труп?
В эту же секунду он бежит к какой-то бочке, видимо, тщетно пытаясь чем-то атаковать меня, но я, разумеется, быстрее. Я могла бы заворожить его, приковать к себе разум и чувство, чтобы тот не дергался, но, думаю, так я упущу все самое интересное, а главное – страх в лицо смерти его глубоких глаз. Эдвард не теряет времени и швыряет в меня один из его ножей, который вонзается мне прямо в живот. Я опускаю взгляд вниз, к струящейся крови и расстроенно вздыхаю.
— Ты испортил мое любимое платье. Нельзя ли поаккуратнее?
Когда Эдвард осознает, что не причинил мне совершенно никакой боли, его рот раскрывается в немом шоке. Странно, что он даже не молит о пощаде.
— Что? — он буквально кричит, хватаясь за голову, — Оставь меня в покое, ты монстр!
Эти слова действительно удивляют меня, и я очередной раз взмахиваю своими волосами, чтобы придать себе спокойствие. Это меня-то он монстром называет? Я со скоростью подлетаю к нему, тут же сваливая Эдварда с ног. Мое предплечье удерживает его шею, прибивая тело к сырой палубе, пока он пытается отцепить меня, но я, кажется, сильнее. Мои ногти соскребают с его руки небольшой слой кожи, и он рычит, пока я пробую кровь на вкус. Неплохо.
— Как ты смеешь называть монстром того, кого сам же обрек на гибель, ты, грязное животное! — я шиплю, чувствуя, как ко мне возвращается злость.
Эдвард яростно смотрит на меня, и я едва борюсь с желанием задушить его прямо сейчас. Я понимаю, что хочу послушать его оправдания.
— Лайза, дорогая, тебе просто стоит успокоиться. У нас ведь все получилось, верно? Мы можем спокойно вернуться домой и...
Я прерываю его, не желая слушать очередную кормежку для глупых девочек, — Больше нет нас, мистер Боуд, — наклоняюсь максимально близко к его уху и шепчу — Отныне вы - никто.
Он шипит, но я улыбаюсь, замечая отражение смерти в глазах мертвеца и вгрызаюсь в его глотку, обдавая свою кожу пульсирующим фонтаном такой желанной алой жидкости.
Прощай, прошлое!
Конец.