Единство в смерти
Автор: freedom
Бета: -
Рейтинг: NC-17
Пейринг: СС/ГГ
Жанр: Драма
Саммари: смерть, любовь, ненависть - все едино. Раз ступив на путь сойти с него нельзя... а в конце пути только СМЕРТЬ...
Предупреждения: Смерть персонажа
Размер: Миди
Статус: Закончен
ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет.
Глава 1. До...
Гермиона сидела на широком каменном подоконнике и пустыми глазами смотрела в окно на осенний лес. Солнце ленивыми лучами освещало красно-золотистые кроны деревьев, с которых уже начали облетать первые листья.
* В Хогвартсе больше не безопасно, у моих родителей меня могут выследить Упивающиеся Смертью, родители Рона …они не хотят сейчас ни о чем думать, они просто позволили себе погрузиться в свое горе. А я? Что же я? Почему я не могу позволить себе… Нет, Гермиона, не смей, ты не имеешь права, ты должна…Ты сама знаешь, ЧТО ты должна, так что не смей!!!! * — прикрикнула на себя Гермиона. Мысли девушки продолжали метаться по кругу от слова «не смей» к не менее важному для нее слову «должна». Да, она должна и она это сделает, а потом сможет себе позволить все…все чего бы ей так хотелось прямо сейчас.
Гермиона подставила свое лицо ласковым лучам солнца, но тут же отпрянула и быстро задернула тяжелую штору. Она стала бояться солнца, ведь оно снова и снова напоминало ей о том, что нельзя было забыть, как бы ни хотелось. О том, от чего хотелось кричать, хотелось упасть на пол, сжаться в крохотный комочек и дико завыть. Нет, она не позволит себе, сейчас она просто не может позволить себе предаться своему горю, своему отчаянию, своей дикой тоске и ярости. Потому что она должна…
|
|
Девушка отошла от окна и устроилась в глубоком кресле возле камина, бездумно глядя, как яркие языки пламени весело бегают по сухому полену.
— Я должна помнить, но я не должна чувствовать. Гермиона, задави в себе это, ПОТОМ у тебя будет возможность. Потом, но не сейчас… — тихо прошептала девушка.
Ее глаза закрылись, и она погрузилась в царившую в доме тишину. Если бы сейчас ее могли видеть друзья, Гарри и Рон, они бы были поражены переменой, происшедшей в ее внешности. Скулы четко выделялись на белом как сама смерть лице, губы были слегка припухшие и отливали синевой. Короткие темные волосы завивались еще сильнее, чем когда они были длинные, и обрамляли лицо, подчеркивая его худобу и бледность. Тонкие ладошки были похожи на ладони скелета, единственным отличием было то, что кости были обтянуты кожей. Вся фигура, казалось, состояла из одних углов, и тонкий черный свитер и такие же черные джинсы только подчеркивали это.
Если бы ее друзья могли видеть ее сейчас…
Но они не могли.
* * *
Прошло ровно две недели с тех пор, как их похоронили на семейном кладбище Уизли. На похоронах присутствовали только члены семьи Уизли, профессор Дамблдор и профессор МакГонагалл. И, конечно же, там была Гермиона. Она не могла пропустить похороны, хотя все еще не пришла в себя после случившегося, по двум причинам. Во-первых, это были ее друзья, ее Рон и Гарри, и мысль о том, что это последний раз, когда она находится в такой близости от них давила на нее как бетонная плита. Во-вторых, у нее был еще к ним последний разговор. * Точнее не разговор, ведь они не могут теперь ответить, * — с горькой усмешкой подумала она. В этот день она позволила себе вспомнить все, что случилось, О, Мерлин, всего лишь позавчера. Больше она не собиралась об этом думать… У нее не будет на это времени. Только эти полчаса, которые она собиралась провести наедине с собой и со своими друзьями, когда все уйдут с кладбища в дом Уизли, где будут сидеть и тихо говорить о постигшем их горе.
|
|
* Но они не понимают, они не могут почувствовать всего того, что чувствую я. Потому что они есть друг у друга, у каждого из них кто-то есть, а у меня… Больше у меня никого нет… И я знаю, кто в этом виноват. *
Присутствующие начали молча уходить, поддерживая друг друга. Небольшая группа людей двинулась в сторону небольшого домика, где их ожидало тепло каминного огня и благотворная возможность выплакать свое горе.
Гермиона продолжала стоять, не обращая внимания на то, что ветер уже окончательно растрепал ее волосы, а мантия давно перестала греть.
— Гермиона, — тихо окликнул ее голос, и она вздрогнула, но не повернулась, что бы посмотреть на обладателя голоса. Она и так знала его.
— Да, профессор?
— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, но боюсь, что вы еще не совсем оправились и вам не следует оставаться так долго на ветру. К тому же здесь, и одна…
Гермиона перебила, по-прежнему не поворачивая головы:
— Я и сама могу решить, что для меня хорошо, но…благодарю за заботу, профессор…Снейп. Я сейчас вернусь в дом, но не могли бы вы оставить меня на несколько минут одну, мне необходимо… необходимо…
— Я понимаю. Я подожду вас в доме, мне надо сообщить вам кое-что. Не задерживайтесь. — Взгляд черных глаз скользнул по тоненькой спине, в нем была теплота, забота и нежность. Но эти чувства никак не отразились в голосе, который по-прежнему звучал холодно и отчужденно.
|
|
Вместо ответа девушка просто наклонила голову, давая понять, что она поняла. Снейп сделал движение к ней, собираясь еще что-то добавить, но передумал и, круто развернувшись, быстрым и твердым шагом двинулся за людьми, уже покинувшими пределы кладбища.
Гермиона молча ожидала, когда стихнет звук его шагов. Время шло и ее сердце гулко отсчитывало каждую секунду. Внезапно ее колени подогнулись, и она рухнула на траву возле двух серых надгробных камней, так что оказалась между ними. Непонимающий взгляд переходил с левой плиты на правую, все еще не в силах до конца осмыслить то, что там было написано. «Гарри Джеймс Поттер (31.07.1980 — 01.09.1999) Ты всегда будешь с нами…» — правая плита. «Рональд Уизли (01.03.1980 — 01.09.1999) лучший друг, сын…» — левое надгробие. Глаза затуманились, и казалось, что девушка впала в прострацию. Она начала говорить, ее речь была сумбурной, и постепенно становилась все менее связной, а слова лились из неё, казалось, что она просто не может остановиться:
— Я все еще не верю в это.. Это сон… Наваждение… Проснуться… Я только что спала и вот я уже на поляне.. солнце слепит глаза, я не могу понять, как оказалась здесь, что со мной, откуда этот голос в моей голове… Руки не двигаются, голова не поворачивается… Что со мной, где я? Нет, этот голос не в голове, он рядом, он резкий, холодный, он обжигает… Я не хочу смотреть, но я вижу… Солнце больше не слепит, но зато оно очень хорошо освещает все вокруг… Лучше бы свет померк… Потому что я вижу… Каменные стены, огромное пространство… Как пещера, но только без крыши… Круг людей… Упивающиеся… И ОН… И ВЫ… И Я… Рон… тебе же больно, и это невыносимо, я сама чувствую твою боль… стоп… хватит… я не вынесу… вспышка… зеленая молния… крик… глаза Рона… они стеклянные.. почему? Почему? ПОЧЕМУ????... Крик… вспышка… Гарри…за что?, почему не меня?... остановитесь.. нет… не могу… Глаза...красные.. и шипение … Ты останешься жить, но не долго, я доберусь до тебя потом, но сейчас ты мне нужна, ты пойдешь к этому дураку, вашему директору и скажешь, что он не смог уберечь того, кого так оберегал, потому что все течет и все меняется…и теперь он умрет, и ты расскажешь об этом… Но ты запомнишь и кое-что еще…ты увидишь эти лица и предупредишь, что им опасно переходить дорогу, потому что час нашей победы близок. А теперь… Маски долой… лица... десятки лиц перед глазами…холодные лица, холодные взгляды… умереть…я хочу умереть… я хочу к вам…взгляды… они жгут.. обжигают холодом… злость… ненависть… Нежность…? нет… он… он… ОН… не помог… не спас… не пожертвовал… нет… вспышка… темнота… голоса… я их знаю… они успокаивают меня…зачем…умереть, ДАЙТЕ МНЕ УМЕРЕТЬ!!!!…. голос…я его знаю.. он шепчет.. он мягкий… ты будешь жить, ты сильная, я люблю тебя, не оставляй меня, я помогу тебе, а ты поможешь мне… я знаю этот голос… страх уходит… ярость наступает … ненависть… ты не помог мне… нет… ты сделал только хуже… и да, ты прав, я сильная, я смогу, я знаю что мне делать… любовь значит смерть… вы ведь понимаете о чем я? ВЫзнаете, ВЫпонимаете, не дайте мне сломаться, помогите быть сильной, помогите и я клянусь…
Девушка начала что-то бормотать, ветер усилился, ее волосы развевались как знамя, знамя скорби и горя. Лишь ветер унес в даль последние слова:
-…клянусь своей кровью. Клянусь сдержать свое обещание или же пусть мне никогда не знать покоя ни в этом мире, ни в каком другом… Клянусь…
* * *
В тот же вечер у нее была истерика. Первая и последняя. Она обещала себе (в душе она знала, что перед собой обещанье она не сдержит, поэтому обещала ИМ, но сама боялась себе в этом признаться), что никто не увидит больше ее слез. Слезы будут в конце, и только ОН их увидит и только он поймет. И тогда ему станет больно, больнее, чем ей в тот вечер.
В тот вечер, когда она как сомнамбула вернулась в Хогвартс, зашла в свою бывшую спальню старосты (ОНИ закончили школу всего лишь этим летом, *сто веков назад*, и это воспоминание резануло по сердцу осколком зеркала, в котором отражалась смерть), заперла дверь, взяла ножницы и пошла в ванную. * Нет, мне еще рано думать об этом, ПОКА я еще должна жить. Но я знаю, что мне надо сейчас. Избавиться от этого… немедленно… *. Посмотрела в зеркало, простое магловское, и стала обрезать волосы. Это было необходимо. Они напоминали ей о том времени, когда еще были ОНИ, а не ОНА. Руки дрожали, волосы были жесткие и обрезанные локоны падали на пол, как будто отмечая все те воспоминания, которые она решила оставить на ПОТОМ.
Последняя прядь была отрезана и она глянула в зеркало. Крик сорвался с ее губ, и она не смогла его удержать. Это было похоже на извержение вулкана. Крик рождался где-то глубоко в ней, ей казалось, что он идет из головы, из сердца, из живота, просачивается сквозь поры. И этого выхода ему было мало, и Гермиона открыла рот, и крик полился. Слез не было. Был только крик.
Ее нашли рядом с зеркалом в ванной, она пыталась заткнуть себе рот своими же волосами. В больничном крыле, куда ее на руках отнес ОН, мадам Помфри влила ей в горло успокаивающее зелье, она заснула и на утро уже стала другой.
Так она распрощалась со своим детством…
Глава 2. Время разбрасывать камни...
Она была его болью и его наградой за долгие годы холодного мрака, царившего в его душе и сердце. Он понял это, когда в начале седьмого года обучения Гермиона вошла в его класс. Темный, грешный и в то же время чистый и беззащитный ангел. Его мечта, его наваждение. Тело искусительницы и глаза монахини. На протяжении всего лета он сотни раз видел ее на собраниях Ордена, но только сейчас заметил в ней те перемены, которые до этого пролетали мимо него. Она стала выше ростом и приобрела несвойственную ей в детстве грацию и гибкость движений. Ее роскошные волосы густым водопадом лились по точеной спине, а лицо могло соблазнить и святого. Но Снейп святым не был. И поэтому его не так тронула ее внешность, как ее взгляд. В нем было все. Спокойная сила, надежность, нежность, доброта и ласка. Профессор знал, что это все предназначено не ЕМУ, а ИМ, но был благодарен небесам, что может хоть издали видеть ее. Девушка его околдовала. Его, волшебника в десятом поколении, жестокого и мрачного Упивающегося смертью. Все барьеры, выстроенные им за долгие годы одиночества рухнули и плотина чувств прорвалась. Но он не мог себе позволить открыто выразить свое отношение к ней. Это бы означало смертельный приговор… Однажды он уже допустил такую ошибку и теперь Лили вот уже восемнадцать лет как мертва. И пусть Снейп не любил Лили, но она была его единственным другом. Единственным человеком, который его понимал и которому он доверял.
А теперь Мастер Зелий полюбил. И он не собирался повторять прошлую ошибку. В течение всего учебного года он старался следить за собой и не дать ни малейшего намека шпионам Вольдеморта на то, что у него есть уязвимое место.
Она.
Его отношение к ней в присутствии посторонних не изменилось. Снейп все так же был холоден и груб. Но когда наступала ночь… Как староста она совершала ежевечерние обходы школы и он всегда был рядом. Гермиона ни единого разу не заподозрила, что у нее есть незримый спутник, каждый вечер сопровождающий ее от входа в Гриффиндорскую гостиную по всей школе и обратно. Иногда он позволял себе маленькую слабость понаблюдать за ней, когда она спала. Неслышно, под покровом тьмы, профессор проникал в ее спальню и молча стоял возле ее кровати, прислонившись к столбику, удерживающему полог. В такие минуты его дыхание замедлялось, и он вслушивался в ее мерное посапывание, представляя себе, что держит ее в своих объятиях, ее голова покоится на его груди и сердца бьются в одном ритме.
После таких ночных бдений возле кровати Гермионы Снейп возвращался в свои подземелья и усаживался в глубокое кресло возле камина. Его невидящий взгляд устремлялся на пляшущие языки пламени, а красивые сильные пальцы нервно подрагивали на подлокотниках. В его голове проносились картины, от которых его член напрягался, а дыхание становилось рваным. Профессор представлял себе ЕЕ, влажную, горячую, возбужденную и полностью открытую для него. И Снейп представлял, как бы он чувствовал себя глубоко в ней, и перед глазами стоял ее взгляд. Тот которым она столь щедро одаривала своих друзей. В такие моменты его плоть начинала подрагивать, и он начинал судорожно ласкать себя сквозь тонкую ткань мантии, представляя, что это ее ручка скользит по его разгоряченному органу... Разрядка наступала практически мгновенно.
В такие ночи он не уходил к себе в спальню, а оставался сидеть перед камином и позволял себе наслаждаться запретными мечтами. Только это Снейп мог себе позволить. Только это. Ведь она была дорога ему. За нее профессор отдал бы свою жизнь, за ее покой согласен был подвергаться «Круцио» ежедневно… Только бы она жила.
А потом было лето, и он почти успокоился, что теперь она никак не связана с ним и находится в относительной безопасности в доме своих родителей. Он был практически спокоен все лето. До того дня… До того дня в конце августа, когда он понял, что пропал. Когда он понял, что ему придется делать выбор. Выбор, от которого будет зависеть будущее всего волшебного мира. Она или Мальчик-Который-Выжил. И он с самого начала знал, каким будет его решение. Знал и боялся. Потому что этот выбор не был бы одобрен никем кроме него. И Вольдеморта.
План убийства «ублюдка Поттера» и усмирения «его проклятых друзей, нищего Уизли и грязнокровки Грейнджер» выдал ему вездесущий Червехвост, так и не научившийся держать язык за зубами. Профессор встретил его вечером в «Трех Метлах» и с той минуты его жизнь начала стремительно катиться вниз.
В ту ночь, сидя в своем кресле и неотрывно наблюдая за гипнотической пляской огня, Снейп принял решение. Нет, он не собирался становиться в очередной раз ангелом-хранителем Поттера и спасать его жизнь. Нет. Потому что согласно плану Вольдеморта ОНА останется жива. И тогда он сможет позаботиться о ней. Никого не удивит, если она исчезнет на время после трагедии, которая ее ждет в будущем и Снейп поможет ей в этом. Он обеспечит ей комфорт, покой и тишину. Со временем она оправится. И кто знает…? Он давно разучился надеяться, но вера в нем еще жила…
* * *
В день похорон Снейп предложил Гермионе остаться некоторое время пожить в его домике в горах. Там она сможет подумать, побыть в одиночестве, прийти в себя. Конечно же, ему придется остаться с ней, в качестве охраны, но он обещает уважать ее чувства и оставить ее в покое. Эту идею подал сам Дамблдор, который выглядел сейчас как древний старец. Тоска в его глазах теперь лишь изредка сменялась былым лукавством и в его взгляде все чаще преобладала мрачная решимость, вместо прежней жизнерадостности и доброты. Он ни слова не сказал Снейпу по поводу его неспособности предупредить гибель Гарри и Рона. Только понимающе похлопал по плечу, когда Снейп аппарировал перед воротами Хогвартса с бесчувственной Гермионой на рука, и молча ушел в свой кабинет, удостоверившись, что им окажут всю необходимую медицинскую помощь.
И теперь вот уже две недели как девушка живет с ним под одной крышей. Как профессор и обещал он предоставил ее самой себе, лишь издали наблюдая, чтобы в нужный момент оказаться рядом. Если снова наступит кризис, как ночью после похорон, когда Гермиона обрезала свои волосы и впала в прострацию. В ту ночь Снейп снова испугался, почти так же как испугался когда узнал о намерениях Вольдеморта, если не сильнее. Потому что перед ним снова замаячила угроза потерять ее, но уже по своей вине. Он с ужасом думал о том, что она может и не оправиться. Снейп конечно ожидал горя, слез, печали, но не это. Не эту тихую отчаянную безысходность, которая заставила плечи молодой женщины опуститься и которая погасила блеск ее глаз.
У него вошло в привычку каждый вечер заглядывать к ней в комнаты, интересоваться как у неё дела, не нужно ли ей что-нибудь. На третий день Гермиона попросила его остаться и посидеть рядом с ней. Это были первые слова, произнесенные ею за прошедшие дни. И слова прозвучали как отклик на его молитвы. Они сидели молча, она смотрела на огонь, а он смотрел на нее. Не открыто, на это Снейп не решался. Он не мог себе представить реакции девушки, если бы она заметила его страстный, зачарованный взгляд.
А на шестой день она заговорила с ним…
Она заговорила с ним о том дне…
* * *
Она ждала его. Сегодня снова Снейп придет, и будет сидеть в кресле напротив и гипнотизировать ее взглядом, свято полагая, что она этого не видит. Гермиона рассмеялась бы, если бы от смеха не болело горло (ночные крики после похорон давали о себе знать и по прошествии шести дней). Кто бы мог подумать, что он так наивен, что он не понимает, что она… А они то думали, еще учась на первом курсе, что мрачный профессор зельеделия мысли читать умеет.
Каждый раз, когда девушка слышала стук в дверь, ее пальцы непроизвольно сжимались, и хотелось снова завыть. Но она сдерживалась и только легким покашливанием давала понять, что он может зайти. Снейп садился в кресло, задавал вопросы, односложные, на которые можно было бы ответить да или нет, а Гермиона кивала, подтверждая, или качала головой, отрицая. Уже шесть дней как она не произнесла ни слова. Но сегодня….сегодня она будет с ним говорить. Сегодня начнется охота…
Сегодня надо снова напомнить себе о том, что Гермиона обещала сделать там, на кладбище… она обещала ИМ…
Раздался тихий стук, Гермиона проговорила про себя как заклинание: * Я должна помнить, но я не должна чувствовать * и уже громче, откашлявшись, произнесла хриплым голосом:
— Войдите.
* * *
— Добрый вечер, Гермиона.
— Добрый вечер, профессор.
— Гермиона, вы не моя студентка и я уже просил вас обращаться ко мне по имени, если вас это не затруднит, — голос Снейпа прозвучал сухо, но в нем больше не были слышны сарказм и холодность.
— Да, конечно, проф…Северус, — хрипловатый голос резал слух, к тому же девушка обращалась к Мастеру не отводя взгляда от камина.
— Надеюсь, что вам сегодня лучше. У вас нет никаких просьб, Гермиона? Возможно, вам что-то необходимо, я мог бы…
— Нет, спасибо, я вполне довольна тем, что меня окружает. Присаживайтесь
, …Северус.
Полчаса прошло в напряженном молчании. Бросив косой взгляд на молодую женщину, Снейп заметил, что она о чем-то напряженно думает, наморщив лоб. Это напомнило ему о «мисс всезнайке», которая так раздражала его первые шесть лет обучения Гермионы в Хогвартсе. По сердцу что-то больно резануло, когда он подумал о том, что теперь для нее возврата к прошлому нет. Какая-то частица девушки ушла навсегда, и возродится из пепла Гермионе может помочь только чудо.
* Мерлин, как глупо это звучит — надежда на чудо в нашем проклятом волшебном мире, где чудеса исцеления переломов уже и не чудеса. А вот проблемы сердца и души мы не так хорошо изучили, как надо было бы *, — промелькнуло в голове Снейпа, когда он в полном молчании изучал каминную полку и старинные медные часы, которые уже более двух веков принадлежали его семье.
— Северус…
Звук ее хриплого голоса заставил профессора вздрогнуть. Его голова повернулась к ней, и он вопросительно взглянул в ее глаза. Смятение и детское непонимание, светившееся в ее глазах, заставило его сердце нервно сжаться, остановиться и потом гулко пропустить один удар. Это выражение в ее глазах чайного цвета было намного лучше той отчужденности и затравленности последних дней. Что могло вызвать эти перемены?
— Я… я хотела спросить. Я не понимаю, почему я ничего не помню… Тот день… Я помню только… только… два лица… Хотя именно это мне бы хотелось забыть, но я помню. И если я помню ЭТО, то почему я не могу вспомнить все остальное. Почему не помню, кто…это сделал, кто…там был… Ничего не могу вспомнить. НИЧЕГО. Почему,… Северус?
Он отвел свой взгляд от ее растерянного взгляда. Как же Снейп боялся этого вопроса. Ожидал, понимал его неизбежность и в то же время боялся до ужаса. Потому что это будет первый и последний раз, когда он собирался ей солгать. Не просто утаить что-то ради ее спокойствия, не приукрасить, а солгать.
— Гермиона, — начал он, осторожно подбираю слова, — для начала, вместо ответа на ваш вопрос, я хотел бы перед вами извиниться. Я понимаю что вы чувствуете, и мое состояние ни в коей мере нельзя сравнить с вашим. Но мне искренне жаль, что я не смог помочь предотвратить ту трагедию. Это не оправдание, но я действительно ничего не знал. — Снейп метнул на Гермиону быстрый взгляд. — А теперь вернемся к вашему вопросу. Не могу сказать вам ничего определенного. Медицинский осмотр показал, что в физическом плане с вами все в порядке, не считая того, что вы немного истощены, но у вас нет ничего серьезней пары синяков и ушибов. Ваша амнезия, как я подозреваю, явление временное и обусловлена теми событиями, которые оказали на вас столь негативное влияние. Другими словами, ваш мозг просто блокировал эти воспоминания, в попытке оградить вас от тяжелых переживаний.
* Да что ты говоришь?! Оградить? Никогда бы не подумала. И как же красиво ты врешь. Истинный Слизеринец. Мои аплодисменты вам, ПРОФЕССОР СНЕЙП *, -Гермиона сама поразилась той холодной ярости, которая обжигала ее изнутри. Только эта ярость помогала ей играть, играть свою роль, роль охотника.
— Я… Вы думаете, когда-нибудь я вспомню…все события того дня? — ее голос прозвучал особенно трогательно в сочетании с легким подрагиванием припухших губ.
— Я не знаю.
Они помолчали еще минут пять, и в голове каждого проносились абсолютно разные мысли.
* Только бы она не стала расспрашивать. Я не хочу ей лгать, но буду вынужден. Поэтому, Мерлина ради, только бы она больше ничего не спрашивала…*
* Так, так, так… Извивайся, а я немного прибавлю огня. Мерлин, неужели ты не понимаешь, что я знаю те мотивы, которыми ты руководствуешься, ПРОФЕССОР? Неужели ты не видишь этого в моих глазах? Смотри, смотри... *
— Я бы не хотела этого…Мне более чем достаточно того, что я помню сейчас.
— Гермиона,…я могу чем-нибудь вам помочь? — его голос был полон такой неприкрытой заботы, что девушка на секунду опешила. Было непривычно слышать баритон Снейпа, такой теплый, что хотелось закрыть уши руками и завизжать от боли и ярости. Этот голос резал ее на куски. * Я не должна чувствовать… я не должна чувствовать… я не должна чувствовать…*. Огромным усилием воли ей удалось спокойно повернуть голову в его сторону и изобразить на лице печаль и легкую растерянность:
— Просто не оставляйте меня наедине с темнотой. Я стала бояться…одиночества. И мне… мне больно. — одинокая слезинка скатилась из ее глаз и Снейп протянул руку и поймал ее лету. Девушке понадобилась вся ее Гриффиндорская выдержка, чтобы сдержать дрожь отвращения от близости его тела и не отвести взгляд.
Профессор не мог понять. В ней что-то сломалось, раз она решилась на столь открытое проявление своего горя. И сейчас он не мог понять, к добру эти перемены или за слабыми вспышками последует буря.
— Не надо. Гермиона, вы же понимаете, что это не поможет. — такой ласковый, такой нежный, такой успокаивающий голос. Он мог бы ласкать слух. Мог бы, если бы не бил по ее нервам как хлыст, которым дрессировщики усмиряют хищников.
Пальцы Снейпа были влажные от ее слезинки, и он потер их между собой, желая губами собрать каждую пролитую Гермионой слезинку, прижать ее к своей груди и успокоить, позволить ей раствориться в его заботе, подарить девушке пламенную страсть, в которой бы она забылась и забыла бы обо всей боли, которую она видела в своей жизни. Он хотел своими руками и губами очистить ее мысли от боли и жестокости этого несовершенного мира. Хотел показать ей, что в этом мире еще есть ради чего жить и радоваться жизни. И в мире существуют не только боль и отчаяние, но и наслаждение и радость. Его член напрягся, и он поблагодарил про себя первого создателя мантий за возможность скрыть свое возбуждение.
* О чем ты думаешь, Северус? Ей плохо, думай о том, что твоей дорогой девочке плохо, и ты должен помочь ей и успокоить ее, а не напугать Гермиону своей страстью. Она не готова к такому и неизвестно когда будет, так что держи себя в руках, Мерлина ради.* Занятый усмирением собственной похоти, профессор не заметил взгляда Гермионы, полного отвращения и страха. Когда же он поднял на молодую женщину взгляд, в ее глазах увидел только лишь прежнюю печаль и растерянность.
— Проф.… Северус, мы можем посидеть сегодня подольше. Точнее, можете ли вы посидеть со мной подольше, потому как я не могу нормально заснуть в последние несколько дней? И при этом мне страшно оставаться одной. — Ее голос звучал как-то неуверенно и устало, а легкая хрипотца только усиливала это впечатление.
— Гермиона, вы должны были сказать мне об этом раньше. Я сейчас принесу вам Сонное зелье и вы сможете нормально поспать этой ночью. Нет, — заметив искру протеста в ее взгляде, резко сказал он, — мне вовсе не тяжело посидеть с вами, если вы это хотели сказать, но здоровый сон вам сейчас полезней, чем моя компания. Так что подождите меня, я сейчас вернусь.
С этими словами он поднялся и быстро вышел из комнаты. Маска растерянности слетела с лица Гермионы, сменившись гримасой боли и отвращения. Ее дыхание участилось, а глаза горели дьявольским огнем.
* Чертов сукин сын, ах ты мерзкий ублюдок, ты заботишься о моем сне, ТЫ… Тогда ты об этом не думал, ТОГДА, когда ты решил уничтожить мою жизнь, растоптать меня в угоду себе… Да как тебе совести хватает смотреть на меня своим мерзким похотливым взглядом и … Хотя о чем я? Совесть? Какая к черту совесть у этого мерзкого Слизеринца Снейпа???.... Как я могла когда то думать…?.. ненавижу….ненавижу…ненавижу…*
Девушка почувствовала, что начинает задыхаться и начала повторять про себя снова и снова: * Я не должна чувствовать… я не должна чувствовать… я не должна чувствовать…думай о своем обещании,…ты обещала ИМ… ты должна быть для этого сильной…*
Когда в комнату вернулся Снейп, с небольшим кубком в руках, ее лицо снова ничего не выражало, а дыхание было еле заметным.
Поблагодарив за снадобье тенью улыбки, Гермиона залпом выпила зелье, абсолютно не чувствуя вкуса, и сделала приглашающий жест рукой, показывая Снейпу, что он может вернуться в свое кресло.
Она прикрыла глаза, втайне радуясь возможности больше не видеть его лицо. Теперь можно погрузиться в себя, еще раз повторить свою клятву, свое обещание, еще раз напомнить себе, кто она, где она и что она должна сделать.
Профессор наблюдал за ней, прикрыв глаза и положив локоть на подлокотник и оперев подбородок на ладонь. Он знал, что зелье свежее. Каждый день он варил его в маленькой лабораторной внизу, думая о том, что, возможно, сегодня оно понадобится Гермионе… его грешному ангелу…его обиженной судьбою девочке, которую теперь он будет защищать от всех и вся до последней капли крови.
Так наступило время разбрасывать камни…
Так началась охота.
* * *
Прошло еще восемь дней. Восемь сладостных и мучительных дней. Сладостных для него и мучительных для неё.
Снейп не мог поверить, что происходящее — реальность. Ему казалось, что вот сейчас он вздрогнет и проснется и снова будет в своем подземелье, в школе, и снова прозвенит звонок, и она войдет в класс, не обращая внимания на него, Снейпа, и одаривая сиянием своих глаз Поттера и Уизли. Но профессор все не просыпался и, понемногу успокаиваясь, просто позволял себе наслаждаться ее присутствием. Она становилась более спокойнее, по вечерам они говорили на отвлеченные темы и в последний раз, вчера вечером, медленно погружаясь в сон после выпитого Сонного зелья, Гермиона накрыла своей тонкой, прозрачной ладошкой его руку. Теперь их кресла стояли не напротив а рядом, и Снейп, почувствовав прикосновение холодной ладони, ощутил, как горячие электрические разряды побежали от его руки к плечу, оттуда они разошлись по всему телу, и сердце дрогнуло. Это было еще лучше чем он мог себе представить. Одно ее прикосновение, невинное и, скорее всего, даже не намеренное выбило его из равновесия.
* А что тогда будет, если она меня….Стоп, тебе следует притормозить*, — мысленно прикрикнул на себя Снейп. Стараясь сдержать дрожь в руках, он накрыл ее нежную ладошку своей теплой и большой ладонью и смотрел, как она прикрыла глаза и склонила голову к плечу, уже находясь под воздействием зелья.
Она становилась все более отзывчивой, перестала замыкаться в себе после десяти минут разговора… И он начал надеяться. Впервые за всю свою жизнь он позволил надежде проклюнуться в его исстрадавшейся душе.
И сегодня вечером он снова пойдет к ней. Время, с того момента как он просыпался и до момента, когда часы в доме били восемь вечера, тянулось для него мучительно медленно. Он понимал, что она еще не пришла в себя окончательно, что ей необходимо побыть одной, разобраться в себе и заставлял себя быть терпеливым. Терпению он был обучен с детства, и сейчас оно подкреплялось той заманчивой целью, которая маячила в возможном будущем. Гермиона. Он. Она. Они.
Профессор надеялся, что когда-то будут существовать ОНИ…
* * *
Гермиона медленно умирала. Охотник медленно умирал, хотя зверь был пойман, и оставалось только принести его в пещеру и вывесить шкуру на каменную стену. Сколько это будет еще продолжаться, она не знала, но понимала, что идет по верному пути. По пути, с которого нет возврата. В сердце была пустота. Она сама поразилась тому, что всего за несколько дней ярость ушла и осталась просто решимость. Она не свернет, потому что нельзя отсюда свернуть.
Его рука на ее руке….Это было отвратительно, это было мерзко, как прикосновение дементора, это было… это было… это было нереально. Искры тепла на руке девушки повергли ее в состояние шока, в состояние ступора. Как она могла,… как ее тело могло так ее предать. Даже сейчас оно реагировало…А ведь должно было умереть вместе с ее душой. И это неправильно…Это мерзко..
И к тому же Гермиона все давно решила. Она все рассчитала и не может изменить того, что должно случиться. Это ее последний путь и хотя бы здесь она не совершит ошибки, повернув назад. Как она уже однажды повернула…В мае…
Был май…
* * *
Был май...
Экзамены закончились и она конечно же всё сдала прекрасно. Вот только зельеделие у них принимал не Снейп, а Дамблдор. Профессора в школе не было уже трое суток. В ту ночь она обходила замок, выполняя обязанности старосты, и остановилась взглянуть на молочно белый серп луны. Со стороны Запретного Леса в сторону школы двигалась тень…Быстро преодолев несколько лестничных пролетов Гермиона помчалась в сторону потайной двери в северной стороне здания. Он….О, МЕРЛИН, ЧТО МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ???? Мысли беспорядочно метались в голове… Она почти налетела на рыцарские латы, когда услышала голос Дамблдора. Мастер зелий вернулся, и, скорее всего, его состояние было не из лучших, так как он не мог даже говорить, а что-то неразборчиво рычал сквозь зубы в ответ на встревожены вопросы директора. Ее сердце пропустило несколько беспорядочных ударов, прежде чем она смогла взять себя в руки и постараться успокоиться. С ним снова что–то случилось, он снова был среди Упивающихся и ему снова было больно. Каждый раз, видя Снейпа после его посещений этих «пиршеств», ее сердце наполнялось болью, болью за него, страхом, страхом за него, страхом, что она может не увидеть его больше, что это может оказаться последней каплей и она просто сорвется и начнет кричать. Гермионе хотелось кричать на него и требовать. Требовать, чтобы он оставил это все, бросил шпионить для Ордена и прекратил подвергать себя опасности расстаться с жизнью. Ведь есть же она. И ей необходимо чтобы он жил, необходимо как воздух.
И она неслышно, как тень, последовала за Дамблдором и еле передвигающимся Снейпом в сторону подземелий. Она хотела убедиться, что ему больше ничего не грозит…
Она снова врала себе. Она хотела выгнать Дамблдора из комнаты, запереть за ним дверь и остаться наедине со Снейпом. Хотела наорать на него и прижаться к нему. Чтобы профессор, наконец-то понял, что значит для нее. Чтобы он обнял ее, просто раздавил своими руками, хотела стать частью него. Хотела, чтобы он сказал, что теперь будет только с ней, и никто его не остановит и ему плевать на весь этот проклятый мир, потому что ему нужна только она. Гермиона хотела потеряться в нем и жаждала почувствовать, что он тоже потерялся в ней. Хотела его в себе и рядом с собой, она хотела его…
Что-то невидимое удержало ее в тот майский вечер, и она просто дождалась, когда из кабинета профессора зельеделия вышел Дамблдор, и по его лицу прочла, что и сегодня смерть прошла стороной.
А потом она убежала и заперлась в своей спальне для старост. Она рыдала всю ночь напролет, заглушая громкие всхлипывания подушкой, а наутро чувствовала себя так, будто бы это она, а не ОН, побывала на «пиршестве Упивающихся»..
Однажды она повернула…
* * *
Однажды она повернула и сожалела об этом долгие месяцы…
До того дня…До дня, который сломал ее…
Теперь она ненавидела этого человека, ей была ненавистна сама мысль, что он существует и ходит по этой земле. И эта ненависть помогала ей жить, удерживала ее в этом мире.
Гермиона отошла от окна, возле которого стояла и устроилась в глубоком кресле возле камина, бездумно глядя, как яркие языки пламени весело бегают по сухому полену.
— Я должна помнить, но я не должна чувствовать ничего кроме ненависти. Гермиона, задави в себе это, ПОТОМ у тебя будет возможность. Потом, но не сейчас… — тихо прошептала она.
Ее глаза закрылись, и она погрузилась в царившую по всему дому тишину. Она решила, что это должно произойти сегодня. Потому что если она затянет с выполнением своего обещания то, скорее всего, все испортит, потому что она почувствовала, что теперь в ней есть не только ненависть и решимость. Теперь в ней поселился страх. Она боялась, что не сможет пройти свой путь до конца. Путь, который ей предписывал пройти долг. ДОЛГ ПЕРЕД НИМИ…
И сегодня она собиралась сделать последний шаг…
А для этого надо пересилить себя и сделать все необходимые приготовления.
Так настало время собирать камни…
Глава 3. …И время собирать камни.
Гермиона села за стол, достала перо и пергамент. Необходимо было написать письмо. Трудно подобрать слова так, что бы каждое слово ранило еще больнее, чем предыдущее. Но она постарается. Это ее последний шаг…
Свиток она спрятала в своем кресле, между сиденьем и подлокотником. Там будет легче его найти, после того как…Но об этом она не собиралась думать сейчас, потому что была еще одна проблема, которая следовало решить немедленно. Гермиона посмотрела на часы, кивнула…Пришло время собирать разбросанные ею камни..
* * *