Пёс его знает, откуда он взялся. В село Большие Коты нечасто заглядывали чужаки. А этот явился - не запылился, в первый день весны, откуда-то со стороны Листвянки. Выглядел он так себе — тощий, помятый жизнью, с поломанным ухом... бледно-рыжий и вообще весь какой-то несуразный. Но в его оранжевых глазах упрямо горела внутренняя сила.
Первым, кого он встретил у окраины села, был Коготь — типичный житель Мясницкого переулка: чуть толстоват, но крепко сбит, весёлый и задиристый, немного самодовольный. Он был в хорошем настроении, возвращаясь с удачной разборки, и решил с ходу чужака не лупить, а для начала шутливо наехал, преградив ему дорогу:
- А ну стоять, трамваям прижаться вправо!
Но чужак весёлого тона не принял и мрачно промолчал, зыркнув на Когтя своими глазами-огоньками. Местный тоже нахмурился. Ладно, не хотим, значит, по-хорошему…
- Кто такой, откуда прёшь? Как звать? - прошипел Коготь с оттенком угрозы.
- А не надо звать, - не смутился чужак, - Я, когда надо, сам прихожу.
- Ишь, умник... Кликуха есть? - с неприязнью поморщился местный.
- Уголёк.
- А по тебе и не скажешь, рыжий... А ну, шары покажи!
- Чё тебе ещё показать? Ты чо, шарорез что ли? - огрызнулся Уголёк, и не давая ошарашенному Когтю опомниться, добавил, - Вот ща как мурлыкну те в ухо, любопытства-то поубавится.
Стоит отдать ему должное, Коготь пришёл в себя уже в следующий момент и ответил привычным грозным тоном:
- Да ну, а мурлыкалка у тя не отвалится?
Несколько секунд они стояли друг против друга, сверля оппонента взглядом, вздыбив усы, готовые к резкому броску и кровавой драке. Наконец, оба расслабились и, если бы коты умели смеяться, то оба несомненно бы расхохотались.
Так Коготь и Уголёк стали кентами, а последний без труда влился в сельское общество.
Уголёк был кочевым котаном и нигде подолгу не останавливался, слоняясь от одного населённого пункта к другому, но именно это село ему определённо понравилось больше других — то ли из-за названия, то ли ещё отчего, но он решил немного здесь подзадержаться. Общество было не против, на Мясницком переулке Уголёк быстро стал почти своим. Именно почти — потому как всё равно казался он всем каким-то слишком себе на уме.
- Ты, Уголёк, правильный котан, да только мурлыкнутый в край, — заметил ему как-то раз чёрный Борман, главный "туз" из местных заводил, вальяжно развалившись у лавочки в тени молодого деревца, — ты слишком уж сам по себе гуляешь.
- Так ведь все котаны гуляют сами по себе, — лениво удивлялся Уголёк, философски переворачиваясь на другой бок.
- Все, да не все, а ты слишком сам по себе, уж поверь, я многих повидал, и...
- Будет вам спорить, умники, у челов чтоль научились? — вмешался другой заводила, помладше Бормана, пятнистый Джокер, — хватит валяться тут, как мыши дохлые, айда лучше "мешков" кукожить!
- И то дело, — согласился Коготь, встопорщив свой серый хвост, — айда!
- Что за "мешки", кто такие? — спросил его Уголёк уже на ходу.
- Ща сам узнаешь... Есть тут двое: не котаны, не кисы, так чисто фуфелы какие-то, они со своими челами всегда ближе к лету приезжают.
Вся ватага весёлой гурьбой подкатилась к крыльцу огромной высокой постройки (и зачем челам такие, неудобно ж ведь, то ли дело — маленькая уютная коробка) и остановилась, обступив его со всех сторон. В этот самый момент на крыльцо вывалились два каких-то здоровенных жирных тюфяка. Каждый из них был крупнее любого из заводил раза в три, но, вместе с тем, какие же они были несуразные!..
(хозяева двух кастрированных мейн-кунов приезжали каждый год отдыхать в село на лето и брали своих питомцев с собой, стоит ли говорить, как доставалось беднягам, которые представлялись местным котам и не котами, и не кошками, а какими-то существами третьего сорта)
- О нет, эти большие плохие котЯки опять пришли нас лупить, — прохныкал один из "мешков" неожиданно тоненьким для такой туши голоском.
- Федул, я боюс! — гнусаво заныл второй в таком же тоне.
- Да я сам чичас описаюс!..
А котаны неистово потешались:
- Федул, покажи шарыыы! Шо, нету?? Да как так-то! Бородул, а у тебя? Шары покажи, Бородул! Какой же ты тогда котан, может, ты киса, Бородул?
- Да чё вы с ними лясы точите, как мыши дохлые! — рявкнул самый злой заводила — тощий белоснежный Череп, прижав остатки почти под корень обгрызанных ушей, — Налупим им бока, айда!
- Айда! Как всегда! — радостно взревели котаны. Уголёк хотел было возразить — мол, к чему этих фуфелов обижать, их и так Мамка-Жизнь обидела, как вдруг, в самый разгар веселья, произошло ещё одно знаменательное событие. Посреди улицы, выскочив откуда ни возьмись, появилась молодая породистая киса. Лапки тонкие, шёрстка блестящая да серебристая, глазищи огромные, синие, на длинной шейке какие-то блестяшки (это челы еёшние из почтения ей навесили, не иначе)... Словом, не киса, а, как говорят челы, просто космос!
- Ну что, котяки, соскучились? — задорно промурлыкала она.
Суматоха моментально прекратилась, "мешки" оказались забыты, и все котаны неспешно потянулись цепочкой за новоприбывшей кисой, которая направилась прямиком на Мясницкий переулок — очевидно, дабы там отобедать.
- Коготь, слух, а это ваще кто? — тихо поинтересовался Уголёк у кента.
- Ну ты плесень, Уголёк, вроде бы тёртый котан, а ТАКИХ дел не знаешь! — на ходу удивился Коготь, тоже уже двигавшийся вслед за всеми.
- Я кочевой, ты забыл? Первый сезон тут у вас обретаюсь.
- Ладно, сорян... это же Илона, она здесь каждое лето бывает, своих челов, наверное, отдохнуть приводит, да и сама не зевает, она, воображай, тут СО ВСЕМИ гуляет! Нууу как — со всеми... с кем сама захочет. Но это по итогу всё равно значит — со всеми. И, воображай, ни котилась ни разу! Как так — пёс её знает...
За разговорами и не заметили, как пришли на Мясницкий. А там уже вовсю разгоралась разборка!
- А я говорю, сегодня Илона со мной пойдёт! — упрямо заявлял Череп, выгнув спину дугой и вздыбив тощий костлявый хвост.
- Да ты на себя глянь, фуфел, ты ж дохлой мыши страшнее, сдался ты Илоне, она со мной пойдёт! — шипел в ответ другой заводила, полосатый Джагер с красивыми пышными усами. Остальные котаны пока выжидали и следили, образовав круг, виновница торжества с как будто скучающим видом присела рядом.
- Мляу, да я тебе ща шары срежу, вместе с погаными усами твоими! — свирепел Череп, выпуская когти.
- Себе срежь, если они там ваще есть! — выпустил когти и Джагер, — а будешь много мурчать — я про тебя завтра мяукну Барбоссу, он тебя выловит втёмную, то-то полетят клочки по закоулочкам!
- Фуу! Фуу! — хором проскандировали остальные заводилы. Всем давно было известно, что Джагер-стукач корешится с Барбоссом, что было странно, не увожаемо и совсем не по-котовски, но особо связываться с ним никто не хотел, что, впрочем, не мешало выражать неудовольствие голосом, без перехода к активным действиям.
- Ах ты пёсья подстилка! — задохнулся от злости Череп, — да плевал я на твоего шелудивого, да я с тебя быстрее успею шкуру спустить, да я щас...
- Всё, заглохните, оба, — капризно прервала его вдруг Илона, — Надоели, фуфелы мурлыкнутые. Слушать тошно, разорались, как челы в супремаркете...
- Где-где? — не понял неграмотный Череп.
- Идите оба, под хвосты себе мурлыкайтесь. А я пойду вот с ним, — и киса изящно махнула хвостиком в сторону Когтя.
- Шо? Меня? — ошалело переспросил не верящий своим ушам Коготь.
Вместо ответа Илона мягкой походкой зашагала на выход с переулка, где она обернулась и ещё раз призывно помахала хвостиком. Скорчив чрезвычайно ехидную морду и оглядев напоследок всё общество, Коготь мурлыкнул:
- Ну... эта... я пошёл!
И скрылся с переулка вслед за кисой.
Уголёк задумчиво посмотрел ему вслед. Уже стемнело, и его оранжевые глаза горели в темноте, как два огонька.
На следующий день весь Мясницкий переулок просто очумел. Все котаны с раннего утра расселись по ветвям деревьев, как голуби, высматривали, когда появится Илона, и громко орали на всё село. Наконец, киса явилась, и снова была разборка, но на сей раз без крови не обошлось. Теперь фортануло Джокеру... И так, бесчинства понеслись галопом, каждый день в Мясницком переулке гремели разборки котанов из-за Илоны, кровавые драки множились, морды летели, как молодые перепела или как клочки по закоулочкам. Пожалуй, кто уж точно был больше всех рад происходящему (кроме самой Илоны, естественно), так это Федул и Бородул. Теперь заводилы кукожили бедняг значительно реже и меньше. Сами "мешки", по объективным причинам, не могли уяснить себе фурора, вызванного приездом городской кисы, но полученная передышка их однозначно радовала. А вот Уголёк был, почему-то, не слишком в восторге и постепенно перестал появляться на этих разборках вовсе, предпочитая обделывать в это время какие-то свои делишки.
- Ты чего это, котан, сам не свой, — даже спросил кента как-то вечером Коготь, — как будто бы к шарорезу сходил, не к ночи будь он помянут.
- Так я же ж гуляю сам по себе, даже слишком сам по себе, ты забыл? — ухмыльнулся в ответ Уголёк.
- Тебе надо квашеных мышиных хвостиков навернуть, — сочувственно покачал головой Коготь, — а то, не ровен час, доведёт тебя Мамка-Жизнь, станешь сам навроде третьего "мешка".
- Ну уж нет! — если б котаны умели смеяться, Уголёк непременно бы расхохотался, — Это точно не про меня... Беги уж на Мясницкий, Коготь, вас там ждёт ваша фря. А у меня свои дела.
И был таков.
И вот однажды вечерком, когда лето уже основательно перевалило за середину, Уголёк каким-то образом всё же оказался на очередной из разборок. Пёс его знает, что туда его занесло. В очередном побоище Сильвер и Ванька разбили и расцарапали морды Джокеру и Борису, причём последний едва не потерял глаз. Победители стояли над поверженными противниками, тяжело дыша и топорща усы в ожидании награды, Илона со скучающим видом прохаживалась вдоль места битвы. Ей уже всё происходящее предельно наскучило и даже надоело. Киса прошла мимо победителей, прошла мимо Когтя, Черепа и Джагера-стукача, мимо старого ''туза'' Бормана и вдруг заметила Уголька.
- Где ж это ты всё время был? — удивлённая киса остановилась возле него, будто впервые увидела, — Ну, сегодня точно ты!
- Что — я? — прищурил оранжевый глаз Уголёк.
- Как что? Пойдём! — снова удивилась его непонятливости Илона, взмахнув хвостиком.
- Нет.
Царившие вокруг брань и мяв внезапно стихли. Общество напряжённо умолкло.
- То есть... как это... нет??
- Мляу, да ты совсем чтоль мурлыкнулся, котан? — растерянно произнёс Коготь, — это ж Илона. Воображай, она ТЕБЯ зовёт!
- А не хочу, — криво ухмыльнувшись кенту, ответил Уголёк.
- Не, ну вы видали его? — возмутилась киса, — Ты чё, котяка, не...
Не дослушав её, Уголёк развернулся к ней спиной, немного присел, присогнув задние лапы, а потом на земле перед Илоной появилась небольшая лужица желтоватой дурно пахнущей жидкости.
Общество потрясённо молчало. Такой тишины над Мясницким переулком не бывало уже давно.
- Ты... ты... — они все не могли ему ничего сказать, они все утратили дар речи.
- Я уже давно сделал свой выбор, — с достоинством сказал им всем Уголёк, — и не хочу с него сбиваться. И выбор мой — МурЯка.
Что тут началось!
- Ты выбрал Муряку? — среди всеобщего шума и гама Коготь орал громче всех, — мляу, это, значит, с нею ты всё время пропадал? Да ты чо, котан, ты ухи переел? Да она же самая стрёмная киса на всём селе! И к тому же злая, как... как непуганая крыса!
- Это спорное утверждение, — спокойно отвечал Уголёк, — зато как она дерётся, как охотится... ни хрена вы, котяки, не понимаете.
В этот момент из-за угла какого-то сарая появилась ещё одна киса. Не породистая и потрёпанная, какого-то невнятного окраса, однако ж стройная и даже в каком-то смысле грациозная. В зубах у неё слабо конвульсировала умирающая крыса. Крыса была здоровенная и мускулистая, на такую не каждый котан пошёл бы с полной уверенностью, даже из заводил и "тузов". Крыса дёрнула последний раз жирным, похожим на упитанного червя хвостом и окончательно сдохла. Муряка, выпустив её из зубов и уложив перед собой, прищурила зелёный глаз, оглядела вновь притихшее общество и невозмутимо отметила:
- Да вы же тут все мурлыкнулись.
Если бы котаны умели смеяться, Уголёк бы в этот момент несомненно бы расхохотался.
- Ага, — кивнул он.
- Ну пойдём, что ли...
- Пойдём.
И они пошли, оставив общество в полнейшем смятении.
В конце лета кочевой котан Уголёк покинул село для дальнейших странствий. Но не один — с ним увязалась и киса Муряка. В скором времени она, говорят, окотилась. Но это уже совсем другая история.
Узнав об уходе Уголька, "туз" с Мясницкого переулка, старый Борман, только покрутил лапой у виска.
- Мурлыкнутый, — кратко изрёк он. Если бы котаны умели пожимать плечами, Борман бы, несомненно, пожал.
Вскоре лето подошло к концу, оскорблённая Илона тоже покинула село, оставив тосковать всё общество по своей блистательной персоне, а там и Федул с Бородулом, успев ещё получить на прощание свою порцию смачных "люлей", умотали восвояси, и на селе Большие Коты вновь потекла жизнь спокойная и размеренная, ничем и никем не возмущаемая. А за пределами села, в больших, как муравейники, городах, челы всё продолжали суетиться и делать какие-то свои бестолковые дела, наивно полагая, будто бы это они сами — хозяева котякам, а не совсем наоборот.
29.10.2019