Материалы по теме «Буржуазные революции XVII-XVIII вв. в историческом сравнении»

1. Чистозвонов А.Н. О стадиально-региональном изучении буржуазных революций XVI-XVIII веков в Европе // Новая и новейшая история. 1973. №2.

Под стадиальным регионом подразумевается группа стран, географи­чески объединенных в одном комплексе или территориально разобщенных, но с общим типом основных закономерностей развития в них того или иного исторического процесса (в данном случае возникновение и раз­витие капитализма)… Стадиальный регион – категория историческая, переменная и во времени и в пространстве.

Для XVI-XVIII вв. проблема стадиально-регионального сравни­тельного метода конкретизируется как соотношение общих закономер­ностей развития мануфактурной стадии капитализма и ее двух фаз (XVI - середина XVII и середина ХУП-ХУШ вв.) и социально-экономического политического, идеологического развития передовых стран Европы

В рамках мануфактурной стадии победа буржуазного развития объек­тивно была обеспечена лишь локально, в масштабах отдельных стран, а не общеевропейских или мировых…

…Важнейшей отличительной чертой было отсутствие на протяжении всей мануфак­турной стадии не только мировой, но даже европейской системы капита­лизма. Она находилась еще в эмбриональном состоянии, и ее закономер­ности как бы складывались из суммы «национальных вариантов». Этим определялся повышенный удельный вес факторов и закономерностей национально-локального характера. В стадии формирования находился и стадиальный западноевропейский регион.

Незрелыми оставались и прогрессивные формы идеологии. Почти до самого конца XVIII в. они облекались в богословскую форму раз­личных реформационных доктрин (лютеранства, кальвинизма) и револю­ционных сектантских течений.

Несмотря на незрелость объективного и субъективного факторов, именно в рамках мануфактурной стадии происходят буржуазные рево­люции, преследующие цель установления господства буржуазных форм производства и захвата политической власти буржуазией. Причина этого кроется в отсутствии в то время альтернативы – реформа или революция. Вопрос стоял так — либо победа буржуазного строя, либо торжество феодальной реакции, гибель, длительное прозябание ростков капитализма в той или иной стране, а то и регионе. Иными словами – необратимый или обратимый вариант развития капитализма.

Совокупность всех этих обстоятельств делала буржуазию мануфактур­ной стадии революционной, способствовала выполнению ею роли геге­мона в буржуазных революциях XVI – XVIII вв., хотя в подобной роли буржуазия, как эксплуататорский по своей природе класс, действовала не без оглядки, непоследовательно, не шла до конца…

В самой Англии все возраставший объем многоотраслевого мануфактурного производства, горной промышленности, торговли, развитие (капиталистического предпринимательства в сельском хозяйстве не только сильно укрепили позиции буржуазии и буржуазной собственности, но и привели к обуржуазиванию широкой и экономически сильной прослойки среднего и мелкого дворянства – джентри. А это имело не только социально-экономические, но и политические последствия, подготовив создание блока английской буржуазии и нового дворянства, гегемония которого и определила ход, содержание и формы Английской революции. Этот вариант капиталистического развития оказался необратимым и освободился от регулирующего контроля английского абсолютизма; попытка же повернуть его вспять породила политический кризис и победоносную Английскую революцию, важнейшей движущей силой которой было крестьянство.

Общими с Нидерландской революцией здесь были религиозная идео­логическая оболочка движения – кальвинизм и союз английской бур­жуазии с дворянством, однако с существенными качественными отличия­ми. …В Англии пуританство, цинично обнажившее свою стяжательскую, классово-эксплуата­торскую сущность, сделало себя уязвимым для критики и слева, и справа, исчерпало революционные возможности религиозных форм идеологии, утратило возможность играть роль идеологического вождя в грядущих революциях. Иными были существо и последствия союза английской буржуазии с обуржуазившимся новым дворянством. Он имел своим итогом столь радикальную аграрную революцию, что все препоны, которые противоречили или не соответствовали условиям капиталистического производства в сельском хозяйстве, «были беспощадно сметены». Именно Англия стала классической страной аграрного капитализма, и к исходу XVIII в. в ней уже не было крестьянства.

Закрепив и быстро двинув вперед в ходе и после революции буржуазные формы в сфере промышленности, торговли и кредита, Англия обеспе­чила себе господство на мировом рынке, модифицировала в охарактери­зованной выше форме его структуру и в серии «торговых войн» сокру­шила торговое и военно-морское могущество своей соперницы – гол­ландской республики.

Эти и последующие события привели к исходу XVIII в. к новым серьезным изменениям в общей обстановке, когда наступила очередь Франции встать на путь свершения своей буржуазной революции. Важ­нейшими из них были: 1) появление в Европе уже двух буржуазных стран в лице голландской республики и Англии и буржуазной республики США, что в совокупности с успехами капиталистического развития в других странах подводило вплотную к образованию мировой капиталисти­ческой системы; 2) промышленный переворот в Англии, создавший адек­ватную материально-техническую базу для капитализма, как основное условие для перехода его в новую, фабричную стадию, что привело к воз­никновению реальных предпосылок для идеологии. Отныне буржуазия могла выражать свои эконо­мические, социальные, политические и прочие требования, не маскируя их туманным и иносказательным языком библейских текстов и богослов­ских доктрин, а при составлении своих программ и конституций—опираться на богатейший арсенал многочисленных философских, юридических, политических, социальных и публицистических трактатов, созданных блестящей плеядой таких выдающихся мыслителей, как Гоббс и Локк, Кондорсэ и Руссо, Дидро и Вольтер, Тюрго и Смит.

…Поэтому французской буржуазии, как и всей радикальной буржуа­зии мануфактурной стадии в целом, была присуща революционность. Ей еще практически не угрожало сколько-нибудь широкое самостоятель­ное пролетарское движение. Более того, использование национальных революционных традиций, бравших начало в многочисленных социаль­ных битвах XVI-XVIII в., накопленный исторический опыт и успехи светской идеологии делали ее более подготовленной для роли гегемона в предстоящей революции, призванной решать задачи более широкие, чем это диктовали национальные условия. Может быть, здесь и надлежит искать ответ на вопрос, почему революционная часть французской бур­жуазии выступала с последовательно революционных позиций, шла с народом, почему сама революция в ее апогее приобрела буржуазно-демократический характер, отразившийся и на ее конечных результа­тах.

По своему типу обе они были трансформационными, спонтанными, ибо не испытывали влияния мировой системы капитализма, стоящей на более высокой стадии развития; влияние уже существовавших бур­жуазных стран не было столь интенсивным, чтобы внести решающие качественные изменения и в ход экономического развития, и в харак­тер, цели, содержание буржуазных революций мануфактурного периода. Сами эти страны, кроме Англии, находились еще на уровне мануфак­турной стадии развития, а последствия промышленного переворота в существенной мере сказались только позднее. В отличие от своих пред­шественниц XVI в. революции XVII-XVIII вв. не были ускорены в результате действия внешних факторов. Обе они успешно решали нацио­нальные задачи и отвечали потребностям всего тогдашнего мира, вслед­ствие чего приобретали общеисторическое значение. Последняя из них – Французская –олицетворяла собою классический, собирательный, син­тетический тип революции мануфактурной стадии на пределе ее возмож­ностей, на грани перехода ее в следующую, фабричную стадию.

Таким в самых общих чертах представляется процесс формирования западноевропейского стадиально-регионального типа возникновения и революционного утверждения капитализма и соответствующего ему типа буржуазных революций в рамках мануфактурной стадии.

Исходя из вышеизложенного, нам представляется научно не обоснованным принятое в настоящее время терминологическое разделение буржуазных революций на «ранние» и «поздние».. Научно более обоснованной выглядит классификация буржуазных ре­волюций не по формальному, временному, а по стадиальному принципу, т. е. деление их на революции мануфактурной, фабричной и империали­стической стадии капитализма.

2. Барг М.А. Сравнительно-историческое изучение буржуазных революций

XVI-XVIII вв. // Вопросы истории. 1975. №9.

…история каждой революции на всех ее этапах как бы включает …проекцию трех времен: «прошлого», «настоящего» и «буду­щего» (тем не менее каждому этапу революции свойственна преобла­дающая роль одного из этих аналитических «планов»); … класс буржуазии вступает на авансцену как бы «послойно», последовательно, один слой за другим; …революционные потенции всех революцион­ных классов в ходе революции изменяются, однако течение этого про­цесса для различных классов различно. Так, по мере развертывания революции происходит постепенное отпадение от нее верхних слоев буржуа и перемещение деятельно выраженного буржуазного интереса в революции ко все более нижестоящим ее слоям, то есть революцион­ность буржуазии как класса возрастает по мере оттеснения с авансцены революции верхов и замены их нижележащими слоями (наоборот, рево­люционные потенции народных низов возрастают по мере вовлечения в революцию все более широких их слоев); … что общий антагонизм по отношению к феодально-абсолютистскому режиму совмещается в лагере революции с внутренней борьбой за различные, исторически возмож­ные пути его разрешения, за конкретный тип буржуазного развития.

…Первая из указанных трех временных проекций — «план прошлого», отчетливо прослеживающийся в начальный период каждой революции. Он олице­творяет те ее черты, которые представляли продолжение,«переживание » прошлого, классовую борьбу, характерную для феодальногообще­ства. …Иными словами, нужно отделить в «поведении классов» - в особенности на первом этапе революции – черты, восхо­дившие к традиционным средневековым формам в сознании и поведе­нии. Без этого условия трудно понять специфику всего начальногоэтапа этих революций.

Как уже отмечалось, «план прошлого» присущ всем революциям изучаемой эпохи. Наиболее отчетливо он прослеживается на первом, «конституционном» этапе этих революций, хотя отдельные черты этого «плана» проявляются и в дальнейшем в поведении различных классов и слоев, составляющих лагерь революции, практически на всем ее протя­жении. Да иначе и быть не могло: каждый из этих классов приходит к революции со своим специфическим историческим опытом, грузом убеж­дений и предубеждений, сложившихся в рамках средневековья, и более или менее длительное время ведет борьбу против абсолютизма и крепо­стничества в формах, обычных для его средневекового существования.

Так, в «плане прошлого» гегемонию в лагере революции осуществ­ляет крупная, по преимуществу торгово-ростовщическая буржуазия. Именно она является преемницей той городской олигархии, которая дольше всего держалась за монополии и привилегии «корпораций» и по­этому труднее всего рвала со старым режимом, служившим источником и гарантом этих привилегий. Она ведет «битву» с абсолютизмом внутри традиционных сословных учреждений (штатов, парламентов), но цели ее настолько социально ограничены, что, например, в Англии XVII в. (как и во Франции XVIII в.) они были совместимы с сохранением не только монархии, но в значительном мере и власти феодальной аристок­ратии. Отношение этогослоя буржуазии к народным массам даже в де­талях воспроизводит отношение бюргерской олигархии к народным дви­жениям средневековья; она не прочь ими воспользоваться, когда это ей выгодно, но при первых же признаках самостоятельности низов немед­ленно отрекается и предает их, С другой стороны, народные низы на этом этапе революции ведут себя так же, как и задолго до буржуазной ре­волюции, - как «инстинктивные» революционеры. Их движение, стихий­ное, разрозненное по месту и во времени, развивается параллельно с дви­жением «буржуазной оппозиции», не сливаясь с ним, а как бы подпирая и дополняя его своими «делами» и нередко перехлестывая ее цели, по­ставленные ею пределы. Проблемы, волнующие низы, не общенациональ­ные, а по преимуществу локальные, враг олицетворяется не классом, а тем или иным местным «тираном». Поэтому буржуазные революции XVI – XVIII вв., рассматриваемые в плане завершения классовой борь­бы феодальной эпохи, предстают как движения крайне разнородныеи по источникам антагонизма и по формам его осознания и борьбы. Са­мое главное в этом «плане»: обособленность, разновременность выступ­лений буржуазии и крестьянства, разнохарактерность источников вос­стания ицелей борьбы.

Рассмотрим теперь этибуржуазные революции в «плане настоя­щего». Этот «план» в отличиеот предшествующего определяется теми чертами в динамике классовых сил, которые хотя и рождаются в рамках феодализма, но объективно-исторически уже исходят из капиталистиче­ского способа производства. Буржуазия в этом «плане» - прежде всего носитель нового способа производства, крестьянство же выступает как класс, мелких товаропроизводителей… Следует учитывать, что капиталистические общественные отношения в «плане настоящего» выступают не сами по себе, не обособленно, а только в той связи, в какой они предстают по отношению к отрицаемому ими феодальному строю. Очевидно, что с данной точки зрения в «игру сил» вступает принципиально новый, более высокий тип антагонизма – анта­гонизм двух способов производства: феодального и капиталистического, выдвинувшего на первый план политической борьбы носителя этого ан­тагонизма – класс буржуазии.Этим в конечном счете объясняется, по­чему буржуазии, а не крестьянству было дано выразить существо этой социальной революции на языке, ей соответствующем, - на языке поли­тики. Ненависть крестьянства к дворянству олицетворяла прежде всего огромную разрушительную силу, саму потенцию социального переворо­та, ниспровержения существующего строя; буржуазия же воплощала в себе историческое разрешение этого антагонизма, его объективное со­держание, и поскольку антагонизм «на почве капиталистических отноше­ний» исторически как бы суммировал конечный результат разрешения антагонизма крестьянско-феодального, то устремления буржуазии неиз­бежно становились в ходе революции мерилом всех вещей, обобщением всех тогдашних форм классового антагонизма вообще, основанием для определения их реальной, объективно-исторической сущности, Благода­ря тому, что в буржуазных революциях XVI – XVIII вв. антагонизм меж­ду феодальным и капиталистическим способами производства прело­млял в себе все противоречия, стремления и интересы, буржуазия - носительэтого антагонизма – обобщала в своей политической идеоло­гии – в интересующем нас «плане» революции – перекрещивающиеся интересы всех сил революции. Разумеется, буржуазные интересы могли быть представлены ею как национальные интересы» и ее историческое дело – «делом общенародным» только в той мере, в какой угнетенное состояние буржуазии могло выразить угнетенное состояние всего наро­да. И хотя между двумя основными носителями указанных выше двух типов антагонизма – крестьянством и либеральной буржуазией — про­ходила принципиальная историческая и социальная грань, определяв­шаяся различием между положением основного эксплуатируемого клас­са феодального общества, в одном случае, и положением класса, по своей социальной природе эксплуататорского, хотя и не господствующе­гопо своему сословно-политическому положению – в другом, грань эта все еще оставаласьв тени, по крайней мерена восходящей линии раз­вития революции.

…Наиболее ярким историческим воплощением«плана настоящего»явилась Английская революция серединыXVII века. С точки зрения ро­ли в ней буржуазии как класса она в такой же мере заслуживает назва­ния классической, в какой революция Французская концаXVIII в. за­служивает этого определения с точки зрения роли в ней народных низов, как в раннебуржуазной революции. На примере первой из них легко прослеживается поведение буржуазии на различных этапах революций. Поскольку английская буржуазия намного опередила в своем политиче­ском развитии все другие классы и слои «угнетенного народа Англии», поскольку ее деятельность в сословно-представительных учреждениях (а эти учреждения функционировали и при абсолютизме) и полити­ческий опыт превосходили все, чего на этом поприще достигла буржуазия других стран Западной Европы, и поскольку ее классовый антипод – предпролетариат – олицетворялся еще главным образом «рабочим на дому», усматривавшим своего врага скорее в соседнем лорде манора, не­жели во владельце раздаточной конторы, то именно она, то есть буржуа­зия как класс, получила в тот момент наибольшую свободу «самовыра­жения». Как и следовало ожидать, последнее оказалось саморазоблаче­нием. Итак, перед нами образец исторического поведения буржуазии в ходе буржуазного переворота, в условиях, обеспечивавших наиболее чистое проявление социальной природы этого класса. В условиях, когда она не вынуждена на «левоблокизм» военной интервенцией, когда она в крестьянстве «как союзнике» не очень нуждается (ввиду наличия более «респектабельного» союзника в лице «нового дворянства»), оказа­лось, что в этих условиях нет и в помине «союза с крестьянством». Анг­лийская буржуазия смело шла на восстание, увлекая за собой народные массы, но при этом обнаружила такую степень «трезвости» и «практи­цизма» в формулировке буржуазно-дворянской программы революции –знаменитой «Великой ремонстрации», - которая может быть объяснена только «полной свободой рук», созданной мерой ее политического пере­веса над шедшими за ней массами. Итак, тезис о «союзе буржуазии с крестьянством» не выражает универсальный закон раннебуржуазных ре­волюций… Из 200 с лишним параграфов «Ремонстрации» мы не найдем ни одного, в котором отразились бы специфические нужды на­родных низов Англии. Иными словами, классическая форма «гегемонии буржуазии» ни в малейшей степени не включала «заботу» об интересах своих союзников слева, и прежде всего крестьянства. Нет сомнений, в гегемонии буржуазии как класса объективно-исторически «заложено» использование силы крестьянства,но в ней и в помине нет аграрного переворота в пользу крестьянства,нет союза с крестьянством. Если союз с крестьянством реализуется во имя самого крестьянства, то есть как аграрный переворот в пользу крестьянства, что случилось тольково Французской революции, то даже в этом случае указанный союз – дело рук мелкой буржуазии. В Англии до гегемонии этого слоя, как извест­но, дело не дошло. Но почему же крестьянство все же следовало за клас­сами-союзниками? Начать с того, что лозунги последних были достаточ­но широки для привлечения на свою сторону массы мелких товаропроиз­водителей (прежде всего фригольдеров), мечтавших; о защите своих владельческих прав на земельный надел от власти лендлордов. Еще большие возможности для подчинения широких масс влиянию буржуа­зии открывали ее политическая и религиозная программы, сводившиеся к требованию учреждения конституционной монархии и реформирован­ной веры (пуританизм).

В результате самой отличительной чертой Английской революции оказалась способность классов-союзников (средней предприниматель­ской буржуазии и «нового дворянства») сохранить за собой гегемонию от начала до конца движения, благодаря чему демократический перево­рот остался незавершенным…

Французская революция конца ХVIII в., рассматриваемая в том же «плане настоящего», раскрывает ряд новых черт в динамике классовых сил буржуазных революций исследуемой эпохи. По сравнению с ее историческим прообразом – Английской революцией – она представля­ет единственный вариант, в котором осуществлялся союз гегемона рево­люции – буржуазии и восставшего против феодализма крестьянства. Этот союз был реализован благодаря последовательному отстранению от гегемонии крупной и средней буржуазии.

Более высокий уровень развития капитализма обусловил здесьбо­лее глубокую эшелонированность и дифференцированность политических течений внутри самой буржуазии, гораздо большую политическую самостоятельность городских низов и более широкую возможность реа­лизации тактики «левоблокизма» в борьбе за продвижение революции по восходящей линии.

Вот почему именно на примере французской буржуазной революции очевиднее всего, насколько неправомерно оперировать категорией «бур­жуазия» безотносительно к степени революционности отдельных ее сло­ев,то есть безотносительно к тому, какой из этих слоев наиболее адеква­тно олицетворял на данном этапе революции «интерес» буржуазии как класса. По существу, перед нами различные уровни, разные типы рево­люционности, равнокак и гегемониив рамках одногои того жекласса.

В итоге «план настоящего» в этой революции вырисовывается как неизмеримо более завершенный, «очищенный» вариант Английской ре­волюции серединыXVII века. Французская революция в сравнении с Английской намного динамичнее, борьба на всех ее этапах последова­тельнее и радикальнее, а главное – социальные противоречия в лагере революции намного резче выражены.

Итак, в «плане настоящего» Французская революция конца XVIII в. обнаружила такую меру зрелости народных низов, которая позволила «плебейской» массе мелкой буржуазия на время захватить гегемонию в буржуазном перевороте. Не удивительно, что именно эта революция дала «наиболее демократическое решение вопросов перехо­да от феодализма к капитализму». С этой точки зрения Французская революция конца XVIII в. в такой же мере является для всей эпохи изу­чаемых революций образцом самого широкого и самого глубокого демо­кратического движения масс, в какой Английская революция середины XVII в. – образцом слабости и незрелости этого движения…

Дело в том, что поскольку для буржуазии капиталистическийспо­соб производства являлся хорошо осознанной реальностью, торжеству­ющей экономической практикой, неодолимость которой воспринималась ею как «естественный закон», постольку буржуазии оставалось требо­вать и добиваться главным образом, если не исключительно, адекватных политических условий – санкционирования этой действительности име­нем государства. Ее программа была по преимуществу политической. Интересы широкого, свободного, быстрого развития капитализма упира­лись для нее прежде всего в проблему власти.

Ничего подобного, разумеется, нельзя сказать о крестьянствекакклассе мелких товаропроизводителей. Известно, что этот класс не осо­знавал исторических последствий своей борьбы. Действительностьюжедля него являлось его мелкое, основанное на собственном труде хозяйст­во. Не приходится сомневаться, что в основе идеализации крестьянином так называемого трудового начала лежало его вековое стремление к свободной от феодального права парцелле, то есть требование корен­ного переворота в господствующих экономических отношениях в земле­делии.

Из вышеизложенного правомерно заключить, что принципиальное различие между двумя – буржуазным и крестьянским - типами рево­люционности, олицетворявшимися, к примеру, в Англии соответствующи­ми двумя аграрными программами революции, заключалось в том,чтореволюционность буржуазии как класса была исторически менее после­довательной, более ограниченной, так как именно в области землевладе­ния она всячески склонялась к компромиссу с отрицаемым ею феодаль­ным строем, революционность же крестьянства как класса была в этом важнейшем вопросе бескомпромиссной, она состояла в требовании пол­ного уничтожения феодальных производственных отношений. Следова­тельно, в эту эпоху из двух сравниваемых классовых позиций именно в борьбе крестьянства за землю воплощался более последовательныйтипреволюционности.

Вопреки громадной роли крестьянской идеологии в вековойборьбепротив феодализма исторически унаследованная политическая аморф­ность крестьянства, неспособность освободить себя от веками угнетав­шей его власти господ делали крестьянство классом политически беспо­мощным, зависимым от буржуазии как гегемона революции, превраща­ли этого колосса из ведущей социальной силы революции в силу полити­чески ведомую.

Очевидно, что революция— это, посути дела, динамическая система, элементы которой могут быть поняты не порознь, не обособленно, а толь­ково взаимосвязи друг с другом. Оценка роли плебса изолированно от этой связи ведет к мертвой абстракции. Если в «плане прошлого» рево­люции этот слой еще весьма напоминает всем своим повелением деклассированные элементы в традиционной структуре «старого порядка»,то на завершающей стадии революции в его движении и сознании прояв­ляются зримые черты класса-антагониста буржуазного правопорядка. История буржуазных револю­ций XVI-XVIII вв. – в силу политической половинчатости и непоследо­вательности буржуазии как класса – неизбежно приводит к ситуации, в которой предпролетариат полон решимости нести революцию дальше непосредственных целей ее гегемона. В этом заключена закономерность движения самой буржуазной революции, условие ее полной победы. Сле­довательно, в раздающемся из уст плебса требовании имущественного равенства, столь грозно звучащем для имущих классов, объективно за­ключено лишь условие торжества собственно буржуазной программы ре­волюции, то есть тех отношений собственности, которая плебсом столь горячо отрицалась. Парадокс заключается в том, что субъективно урав­нительные чаяния плебса объективно-исторически раскрывались только лишь как самая последовательная чистка страны от средневековья. «Для того, чтобы буржуазия могла заполучить хотя бы только те плоды побе­ды, которые тогда были уже вполне зрелы для сбора их, - для этого необходимо было довести революцию значительно дальше такой цели». (К.Маркс, Ф.Энгельс)

Вот почему завоевание буржуазией политической власти ни в коем случае не означало вершину революции. Таким образом, успех буржуазного переворота, его глубина определялись наличием в лагере революци­онных сил, способных на новом этане двигать революцию дальше и попреки буржуазии. Следовательно, подлинная вершина раннебуржуазной революции заключена в самостоятельном движении предпролетариата, в идеологии уравнительства. На верхнем переломе революции ярче всего выступал «план будущего», то есть специфика поведения различ­ных классов и слоев на почве борьбы против «буржуазности» этих революций.

Если для буржуазии этот этап означал более или менее реальную опасность потерять гегемонию в революции – даже в лице слоя «ради­кальной буржуазии», - то для предпролетариата речь шла о его усилиях вырвать гегемонию из рук буржуазии, возглавить народные низы, возму­щённые ее классовым эгоизмом, Оспаривание плебсом гегемонии у буржуазии в буржуазных революциях XVI—XVIII вв. объективно-истори­чески, разумеется, отнюдь не означало, что он хоть сколько-нибудь был способен предложить реальную альтернативу буржуазному развитию общества (хотя субъективно цель борьбы в далекой исторической пер­спективе являлась выражением именно такой альтернативы).

…Вычленение «трех планов» …есть, разумеется, только логический прием, поскольку в реаль­ной действительности они переплетались, проглядывали друг сквозь дру­га и затемняли друг друга. Однако он подсказан объективным процессом развертывания изучаемых революций. Он позволяет выявить и объяснить специфику в поведении каждого из революционных классовне только на уровне составлявших их слоев и групп, что само по себе приводит к бо­лее дифференцированной картине в расстановке классовых сил, но и по­зволяет увидеть саму революцию как сложное динамическое целое, в котором сдвиги в позициях одних сил неизбежно вызывают сдвиги в по­зициях всех других. Указанная методика позволяет глубже рас­крыть и роль крестьянства в буржуазных революциях этой эпохи, уст­ремления различных его слоев на различных стадиях революции.

3. Барг М.А., Черняк Е.Б. Революции европейского масштаба в процессе перехода от феодализма к капитализму (XVI-XIX вв.)

Обращаясь к различению понятий "межстадиальная" и "внутриформационная" революция, необходимо строго придер­живаться либо всемирно-исторического, либо локального уровня анализа. Про­ще начать с последнего. Разумеется, точкой отсчета должна служить межформационная революция. Внутриформационная революция, естественно, может последовать только после победы межформационной. Не всякая внутриформационная революция является межстадиальной, нередко решая внутриформационные задачи более частного характера, примеры этого будут приведены ниже. Что касается межстадиальной революции, то она может по времени совпадать с межформационной революцией и как бы являться ее составной частью. Это надо понимать в том смысле, что межформационная революция, превращая капиталисти­ческий уклад в господствующий, открывает возможность перехода его на новую стадию, В иных случаях такую же задачу решает внутриформационная револю­ция, являющаяся в этих случаях и межстадиальной. Если же межформационная революция не до конца решает задачи межстадиального перехода, они решаются последующими революционными "волнами", являющимися по своему социаль­но-экономическому содержанию внутриформационными и межстадиальными революциями. Рассмотрим ту же проблему во всемирно-историческом плане.

В реальной действительности межстадиальный переход может принять форму завершения межстадиальной революции на уровне политической надстройки. Та же проблема, рассматриваемая во всемирно-историческом масштабе, предста­ет как соотношение этапов всемирно-исторического перехода и локально-исторического перехода, о чем было сказано выше.

Следует заметить, что в любой из этих видов внутриформационных революций могли происходить качественные изменения и производственных отношений, особенно в несистемных укладах. Надстроечными, видимо, могут быть только внутриформационные революции. В частности, надстроечными нередко оставались буржуазные революции, принимавшие форму национально-освободительной борьбы. Революции всех трех видов могут быть как буржуазными, так и буржуазно-демократическими. Наличие объективных предпосылок (задач) революции еще не означает, как известно, что они решаются в ходе данной революции. Однако в наличии подобных объективных задач, выходящих за рамки того, что первоначально получает решение, заключена одна из причин, порождающих перерастание одного вида революции в другой, последовательные волны революций. Напротив, попытки вывести революцию за рамки ее исторически возможных задач могут, как максимум, обеспечить в определенных условиях только более основательное и прочное решение этих задач.

Одно из важных "системных" отличий межформационных революций от меж­стадиальных заключается в том, что межформационные революции могут быть "европейского", точнее – всемирно-исторического масштаба. Такими, как известно, являлись революции в Англии XVII в. и во Франции XVIII в.

…буржуазные революции происходили при самом различном соотношении между феодальным и капиталистическим укладами. В этой связи, чтобы сделать более наглядным наш анализ, целесообразно разделить буржуазные революции изучаемой эпохи на базисные и надстроечные. В ходе и итоге базисных, т.е. межформационных революций, осуществлялась ломка феодальных отношений, как это имело место в Англии XVII в. и во Франции в конце XVIII в. В ходе же надстроечных (внутриформационных) революций происходило приведе­ние надстройки в соответствие с базисом. Полным такое соответствие могло стать только в ходе нескольких последовательных революционных "волн" — всего диахронного цикла революций. Они по своему содержанию всегда остаются рево­люциями национально ограниченными.

Структура диахронного цикла революций зависит от того, какого вида револю­ции входят в него. Первым в хронологическом порядке является английский цикл:

революции вид революции

1640-1649 гг. базисный

1688 г. надстроечный

1832г. надстроечный

Далее следует французский цикл:

революции вид революции

1789-1794 гг. базисный

1830 г. надстроечный

1848-1849 гг. надстроечный

1870 г. надстроечный

Приведенные схемы показывают, что английский и французский циклы, нача­ло которым положили революции общеевропейского масштаба, принадлежат к одному и тому же виду диахронных циклов.

Конечно, вышеприведенные схемы упрощенно выражают реальный процесс и поэтому носят сугубо условный характер, как условной является и грань между базисными и надстроечными, между межформационными и внутриформационными революциями

Как известно, в каждой из великих революций XVI-XVIII вв. прослеживаются определенные периоды их развития. Первый - когда борьба между абсолютизмом и революционными классами велась еще на почве противоречий, присущих феодальному способу производства. Буржуазия выступает еще как бюргерство, крестьянство – как держатель земли на феодальном праве, а предпролетариат – как городской и сельский плебс. Соответственно и политическое мышление этих классов и слоев еще пронизано традиционными представлениями.

На втором этапе развертывания революционного процесса борьба ведется уже на почве противоречий двух антагонистических общественных укладов - буржу­азного и феодального. Соответственно буржуазия осознает себя выразительницей интересов не одного только корпоративного слоя (бюргерства), а как глашатай интересов общественного класса, отождествлявшихся с интересами "всего угне­тенного народа". В этой трактовке буржуазия является уже носительницей идеологии класса, хотя и представленной в форме абстрактно гуманистических идеалов; крестьянство осознает себя как социальный класс с тождественными интересами независимо от общинной его расчлененности.

Наконец, на третьем, заключительном этапе буржуазной революции рассматри­ваемого периода буржуазия, так или иначе добившись своих политических целей, начинает "пятиться назад", становится классом консервативным, склонным на сделки с поверженным врагом; крестьянство, добившись цели, исчезает с общественной политической арены, и только плебс, превратившись в ходе борьбы в гла­шатая интересов предпролетариата, сохраняет революционность и способность вести борьбу дальше - уже на почве противоречий, присущих буржуазному спо­собу производства.

…Английская революция сере­дины XVII в. явилась ответом на эти потребности и тем самым стала первой и единственной во всемирно-историческом масштабе межформационной револю­цией. Подобное утверждение может, на первый взгляд, вызвать недоумение, учитывая общеизвестную роль, сыгранную Великой французской революцией в утверждении буржуазного общества. Однако, поскольку межформационный пе­реход во всемирно-историческом масштабе уже совершился, французская револю­ция может быть рассмотрена как межстадильная, поскольку она открыла пере­ход от мануфактурного к промышленному капитализму. Вместе с тем, она явилась межформационной революцией для Франции и послужила мощным импульсом для ряда межформационных революций XIX в. в различных странах. Опыт истории Франции является доказательством того, что на послереволюционной фазе всемирно-исторического перехода мануфактурная стадия капитализма в пре­делах отдельно взятой страны может быть пройдена в рамках &