18 мая 1945.
1 Иисус, спустившись до половины склона, обнаруживает множество учеников и много других людей, что мало-помалу присоединились к ученикам. Приведенные в это место вдали от дорог потребностью в чуде, жаждой слова Иисусова, они уверенно шли сюда, следуя подсказкам народа или наитию собственной души. Я думаю, что ангелы-хранители этих людей привели их, жаждущих Бога, к Сыну Божию. И я не считаю это своим измышлением. Если вдуматься, с какой готовностью и с каким коварным постоянством Сатана подсылал врагов к Богу и к Его Слову в те минуты, когда дьявольский дух мог представить людям некую видимость вины Христа, позволительно – и более чем позволительно, справедливо – думать, что и ангелы не уступали демонам и приводили ко Христу те души, которые не были одержимы бесами.
И всем тем, кто неутомимо и бесстрашно ждал Его, Иисус расточает Себя, помогая и чудом, и словом. Сколько чудес! Россыпь цветов, подобная той, что украшает уступы горы: великие, как чудо с мальчиком, которого вытащили из горящего стога с ужасными ожогами, принесли сюда на носилках, уже умирающего, в виде жалобно скулящей груды обожженного мяса под льняным полотном, которым его прикрыли, настолько ужасным был его обожженный вид, и которого Иисус излечивает, подув на него сверху и заживив его раны, что полностью исчезают, так что мальчик встает совсем голый и счастливый бежит к маме, и она гладит его совершенно исцеленное, без каких-либо следов от огня, тело, плача от радости, целует его глаза, что представлялись выжженными, а они, напротив, живые и искрятся радостью, его волосы, разве что короткие, но не погибшие, как будто бы пламя послужило им бритвой, не уничтожив их; до небольшого чуда с кашляющим старичком, который говорит: «Не ради меня, а ради того, что я обязан заменить отца осиротевшим внучатам, но не могу обрабатывать землю с этой постоянной мокротой тут, в горле, что меня удушает»…
И еще одно чудо, невидимое, но несомненно произошедшее, спровоцированное словами Иисуса: «Среди вас есть некто, кто плачет душой и не осмеливается сказать словами: „Помилуй!“[a] Я отвечаю: „Будь по твоему прошению. Вот тебе все Мое сострадание, да будет тебе известно, что Я есть Милосердие“. Только в Свой черед скажу тебе: „Прояви великодушие“. Надо быть щедрым с Богом. Разорви все связи со своим прошлым. Ты чувствуешь Бога – так приди к Нему, раз ты Его чувствуешь, со свободным сердцем, со всецелой любовью». Кто это был в толпе, он или она, кому предназначались эти слова, я не знаю.
2 Иисус снова говорит: «Это Мои апостолы. Они такие же Христы, ибо Я избрал их таковыми. Обращайтесь к ним со всем доверием. Они знают от Меня все, что потребно вашим душам…» Апостолы смотрят на Иисуса в совершенном испуге. Однако Он улыбается и продолжает: «… и даруют вашим душам свет звезды и прохладу росы, чтобы не дать им зачахнуть во тьме. А потом приду Я и подарю вам полноту солнца и водной стихии, всю Свою мудрость, дабы вы стали сильными и счастливыми от сверхъестественной силы и радости. Мир вам, чада. Меня ждут другие, более несчастные и бедные, нежели вы. Но Я не оставляю вас одних. Я оставляю вам Моих апостолов, как если бы оставлял Своих любимых детей на попечение самых любящих и преданных нянек».
Иисус делает прощальный и благословляющий жест и пускается в путь, протискиваясь сквозь толпу, что не желает Его отпускать; и вот тогда происходит последнее чудо с полупарализованной старушкой, которую привел сюда внук и которая радостно размахивает своей правой рукой, до того неподвижной, и кричит: «Он коснулся меня Своим плащом, когда проходил мимо, и Я исцелена! Я даже не просила об этом, ведь я стара… А Он умилостивился и над моим сокровенным желанием. И исцелил меня Своим плащом, краем плаща, которым задел мою погубленную руку! О! какого великого Сына обрел наш святой Давид! Слава его Мессии! Но посмотрите! Посмотрите же! Моя нога так же свободно двигается, как и рука… О! мне будто бы двадцать лет!»
То обстоятельство, что многие сходятся к старушке, которая во весь голос вещает о своей радости, позволяет Иисусу ускользнуть уже без всяких помех. А за Ним – и апостолам.
3 Когда они оказываются в безлюдном месте, почти на равнине, посреди густой вересковой пустоши, что тянется в сторону озера, то на минуту останавливаются. Иисус – чтобы сказать: «Благословляю вас! Возвращайтесь к своей работе и делайте ее, пока Я не приду, как сказал».
Петр, до сих пор молчаливый, разражается: «Но, Господь мой, что Ты наделал? Зачем было говорить, что у нас есть все, что нужно их душам? Это правда: Ты многое нам сказал! Но мы-то болваны, я по крайней мере, и… и из того, что Ты дал мне, у меня мало что осталось, очень мало. Это похоже на то, как после еды в желудке остается самое тяжелое. Остального уже нет».
Иисус искренне смеется: «А где тогда остальная пища?»
«Ну… не знаю. Знаю, что если я ем легкие кушанья, то через час я уже ничего в желудке не чувствую. Если же ем твердые корнеплоды или чечевицу с маслом, эх! тогда нужно время, чтобы их умять!»
«Нужно время. Однако имей в виду, что корни и чечевица, которыми, тебе кажется, ты больше наедаешься, оставляют в тебе меньше питательных веществ: один шлак, что проходит почти без пользы. В то время как кушанья, которых ты через час уже не чувствуешь, спустя час находятся не в желудке, а в самой твоей крови. Когда пища усвоена, она уже не в желудке, но ее сок в крови и приносит бóльшую пользу. Сейчас тебе и твоим товарищам кажется, что из всего, что Я вам говорил, в вас уже ничего или почти ничего нет. Пожалуй, вы хорошо помните то, что наиболее созвучно вашей собственной природе: пылкие – пылкое, созерцательные – созерцательное, любвеобильные – то, что пронизано любовью. Без сомнений, это так. Но поверьте: в вас есть все. Даже если вам кажется, что оно рассеялось. Вы это впитали. Ваши мысли будут распутываться, словно разноцветная нить, предъявляя вам то нежные, то строгие оттенки в зависимости от ваших нужд. Не пугайтесь. И еще помните, что Я обладаю знанием и что никогда бы не послал вас, если б знал, что вы неспособны к деланию. До свидания, Петр. Ну же! Улыбнись! Верь! Прояви добрую веру в вездесущую Премудрость. До свидания всем. Господь да останется с вами». И Он быстро покидает их, все еще удивленных и взволнованных от всего того, что они услышали и что им предстоит делать.
4 «И все-таки нужно повиноваться», – говорит Фома.
«Э!.. ну да!.. О! бедный я, бедный! Чуть ли не бегу за Ним…» – бормочет Петр.
«Нет. Не надо. Любовь к Нему – в послушании», – говорит Иаков Алфеев.
«И начинать, пока Он еще рядом с нами и может поправить, если ошибемся, – это элементарное и притом святое благоразумие. Мы должны Ему помогать», – советует Зелот.
«Это правда. Иисус изрядно утомлен. Нужно Его немного поддержать, как умеем. Недостаточно носить мешки, готовить постель и еду. Это может делать кто угодно. А помочь Ему, как Он того хочет, в Его миссии», – подтверждает Варфоломей.
«Тебе хорошо рассуждать, потому что ты образован. Но я… Я почти невежда…» – стенает Иаков Зеведеев.
«О Боже! Вон подходят те, кто были там наверху! Что будем делать?» – восклицает Андрей.
И Матфей: «Извините, если я, самый ничтожный, подам совет. А не лучше было бы помолиться Господу вместо того, чтобы продолжать сейчас жаловаться на то, чего жалобами не исправить? Давай, Иуда, ты, так хорошо знающий Писание, прочти за всех молитву Соломона о получении Мудрости. Скорее! Пока они не дошли до нас».
И Фаддей своим красивым баритоном начинает: «Боже отцов моих, Господи милости, сотворивший все…» и т.д. до строки: «… мудростью были спасены все те, что Тебе, Господи, угодили от начала»[b].
И едва успевает закончить, как народ добирается до них, обступает и забрасывает тысячью вопросов о том, куда пошел Учитель, когда Он вернется, и еще вопрос, на который труднее ответить удовлетворительно: «А как можно следовать за Учителем по тому Пути, что Он указал, не ногами, но душой?»
От этого вопроса апостолы приходят в замешательство. Они переглядываются между собой, и Искариот отвечает: «Следуя совершенству», как будто этот ответ все объясняет!..
Иаков Алфеев, более смиренный и невозмутимый, задумывается, а затем говорит: «Совершенство, упомянутое моим товарищем, достигается послушанием Закону. Поскольку Закон – это справедливость, а справедливость – это совершенство».
5 Но народ все еще не удовлетворен и устами одного, производящего впечатление вожака, спрашивает: «Но ведь мы в Добре малы, как дети. Дети еще не знают смысла Добра и Зла, не различают их. И в том Пути, на который Он указал, мы настолько несведущи, что неспособны его распознать. У нас есть известный путь. Тот древний, которому нас учили в школах. Такой трудный, долгий и устрашающий! Теперь из Его слов мы поняли, что это словно тот акведук, что нам отсюда виден. Внизу – путь для зверей и для человека, вверху, на тех легких арках, высоко в солнце и лазури, возле самых высоких ветвей, в которых шелестит ветер и поют птицы, есть иной путь, настолько же гладкий, чистый и светлый, насколько тот, что внизу, неровный, грязный и темный, путь для воды, прозрачной и звонкой, которая есть благословение, для воды, которая приходит от Бога и которую ласкает то, что от Бога: лучи солнца и звезд, молодые кроны, цветы, крылья ласточек. Нам хотелось бы подняться к тому более высокому пути, Его пути, а мы не в состоянии, потому что пригвождены здесь, внизу, находясь под тяжестью всей этой древней постройки. Что нам делать?»
Говоривший – молодой человек лет двадцати пяти, темноволосый, крепкий, с умным взглядом и менее простецкой внешностью, чем у большинства присутствующих. Он опирается на другого, более зрелого.
Искариот, будучи высоким, его видит и шепчет товарищам: «Скорее, ответьте как следует. Там Ерма вместе со Стефаном: Стефаном, которого любит Гамалиил!». И это окончательно приводит в замешательство всех апостолов.
6 Наконец Зелот отвечает:
«Той арки бы не было, если б она не опиралась на этот темный путь. Он ее основа, и именно с него она взмывает и поднимается в лазурь, которой ты жаждешь. Камни, вдавленные в землю и поддерживающие эту тяжесть, не имея возможности насладиться лучами и птичьими полетами, все же ведают о их существовании, поскольку иногда какая-нибудь ласточка с криком опустится до самой грязи и заденет основание арки, а то упадет луч солнца или звезды и расскажет о том, как прекрасна небесная твердь. Таким же образом в прошедшие столетия время от времени снисходило небесное слово обетования или небесный луч премудрости, чтобы приласкать камни, придавленные божественным гневом. Ведь камни эти были необходимы. Они не являются, не были и никогда не будут бесполезными. На них неспешно возвышались времена и совершенство человеческого знания, пока не достигли свободы нынешнего времени и мудрости знания сверхчеловеческого.
Я уже вижу твое возражение, оно написано у тебя на лице. То же, что было и у всех нас, прежде чем мы сумели понять, что это – Новое Учение, Благая Весть, проповеданная тем людям, что в результате движения вспять не стали совершеннолетними, поднявшись по камням знания, но все сильнее помрачаются, словно стена, что проваливается в темную бездну.
Чтобы вырваться из этого недуга сверхъестественного помрачения, мы должны мужественно освободить камень основания от всех нагроможденных сверху камней. Не бойтесь снести то, что представляет собой высокую стену, однако не несет чистой воды из вечного источника. Вернитесь к основанию. Его не надо менять. Оно от Бога. И оно неподвижно. Но прежде чем забраковать эти камни, ведь не все они плохи и бесполезны, испытайте их один за одним на звук слова Божия. Если услышите, что в них нет нестроения, оставьте их и заново используйте для восстановления. Но если почувствуете в них нестройный звук человеческого голоса или раздирающий звук голоса сатанинского – и вы не сможете ошибиться, так как если это голос Бога, это звучание любви; если это голос человеческий, это звук страсти; если же это сатанинский голос, это голос ненависти, – тогда раздробите эти порочные камни. Говорю: раздробите, потому что милосердие состоит в том, чтобы не оставлять за собой семена зла или злые вещи, которые могли бы обольстить путника и побудить его воспользоваться ими себе во вред. Буквально разбейте вдребезги все, что было недобрым в ваших трудах, писаниях, поучениях или делах. Лучше остаться с немногими, но прочными камнями, поднимаясь едва на локоть в высоту, чем выситься на метры благодаря камням негодным. Лучи падают и ласточки опускаются и на еле возвышающиеся над землей оградки, а скромные цветочки на обочинах могут с легкостью ласкать невысокие камни. Тогда как те надменные камни, что хотят выситься, бесполезные и неровные, получают лишь пощечины колючей ежевики, да объятия ядовитых растений. Разрушьте, чтобы перестроить и взобраться наверх, испытывая пригодность своих древних камней голосом Божьим».
7 «Хорошо говоришь, муж. Но восходить наверх! Каким образом? Мы сказали тебе, что мы меньше, чем дети. Кто вознесет нас на эту отвесную колонну? Мы проверим наши камни на звук Божий, мы раздробим менее пригодные. Но как взойти наверх? Только подумаешь об этом – и голова кружится!» – говорит Стефан.
8 Иоанн, который слушал опустив голову и улыбаясь сам себе, поднимает светящееся лицо и берет слово.
«Братья! Головокружительно думать о восхождении. Это так. Но кто вам сказал, что нужно брать эту высоту приступом? Этого не только дети, но даже и взрослые сделать не могут. Одни ангелы в состоянии броситься в небо, поскольку свободны от всякой вещественной тяжести. А среди людей только герои святости способны на это.
Среди живущих у нас есть один, кто все еще способен в этом низменном мире быть героем святости подобно тем древним, которыми украшен Израиль с тех пор, когда Патриархи были друзьями Богу, а слово вечного Закона было единым, но ему повиновалось всякое честное создание. Иоанн, Предтеча, учит, как брать высоту напрямик. Иоанн – просто человек. Но Благодать, которую передал ему Божий Огонь, очистив его от утробы матери (так же как серафим очистил уста Пророка), чтобы он мог предшествовать Мессии, не оставляя зловония первородного греха на царском пути Христовом, придала Иоанну ангельские крылья, а покаяние их вырастило – и они совместно упразднили ту свойственную человеку тяжесть, какую его естество рожденного от женщины еще сохраняло. Оттого-то Иоанн из своей пещеры, где он проповедовал покаяние, и из своего тела, где пылал дух, уневестившийся Благодати, взмывает, способен сам собой взмыть к вершине того свода, за которым находится Бог, наш всевышний Господь Бог, и возвышаясь над прошедшими столетиями, над сегодняшним днем, над будущими временами, имея орлиный взор, что может всматриваться в Солнце и узнавать Его, способен провозгласить пророческим голосом: „Вот Агнец Божий. Тот, кто берет на Себя грехи мира“, и умереть после этой своей высочайшей песни, которая будет раздаваться не только в этом ограниченном времени, но во времени бесконечном, в вечном и навсегда прекрасном Иерусалиме, восхваляя Вторую Ипостась[c], умоляя Ее о человеческих страданиях, воспевая Ей осанну в вечном сиянии.
8 Но Агнец Божий, сладчайший Агнец, оставивший Свою светлую обитель Небес, где Он – Огнь Божий в объятиях огня – о! вечное порождение Отца, который Своим беспредельным и святейшим Умом зачинает Свое Слово и впитывает Его в Себя, производя слияние любви, что творит Духа Любви, в котором сосредоточена Сила и Премудрость – но Агнец Божий, оставивший Свою чистейшую, бестелесную форму, чтобы заключить Свою бесконечную чистоту, Свою святость, Свою божественную природу в смертную плоть, знает, что мы не те, кто очищен Благодатью, что мы еще не очищены, и знает, что мы не смогли бы, подобно орлу, каким является Иоанн, взмыть в те высоты, на ту вершину, где пребывает Триединый Бог. Мы маленькие воробьи крыш и дорог, мы ласточки, что касаются неба, но кормятся насекомыми, мы жаворонки, что хотят петь, подражая ангелам, но в сравнении с ними наша песня – это неблагозвучная трель летней цикады. Он это знает, сладостный Агнец Божий, пришедший, чтобы подъять грехи мира. Поскольку, хотя Он уже и не беспредельный Дух Небес, раз запер Самого Себя в смертную плоть, но Его бесконечность от этого не умалилась, и Он знает все, оставаясь все так же бесконечным в Своей мудрости.
И тогда Он начинает учить нас Своему пути. Пути любви. Он есть Любовь, которая по милосердию к нам сделалась плотью. А раз так, то эта милосердная Любовь творит нам путь, которым могут восходить даже малыши. И Он первым прошел по нему, не ради собственной необходимости, но ради нашего научения. Ему даже не было нужды расправлять крылья, чтобы снова слиться с Отцом. Его дух, клянусь вам, заключен здесь, на этой ничтожной земле, но он всегда со Своим Отцом, поскольку Бог может все, а Он есть Бог. Однако Он движется вперед, оставляя за Собой благоухание Своей святости, золото и огонь Своей любви. Посмотрите на Его путь. О! он спокойно достигает высочайшего свода! Но как он тих и безопасен! Это не прямая: это спираль. Она длиннее, и жертвенность Его милосердной любви проявляется в этой протяженности, на которой Он удерживает Себя ради любви к нам слабым. Путь более протяженный, но более подходящий к нашей немощи. Восхождение к Любви, к Богу, просто, как проста сама Любовь. Но это движение вглубь, потому что Бог – это бездна, которую я бы назвал недостижимой, если бы Он не снизошел, чтобы стать достижимым, чтобы почувствовать поцелуи возлюбленных Им душ (Иоанн говорит и плачет с улыбкой на губах в восторге своего откровения Бога). Он долог, этот простой путь Любви, потому что Бездна, которая есть Бог, не имеет дна, и можно подниматься столько, сколько пожелаешь. Но эта чудесная Бездна призывает нашу бездну убожества. Зовет своими огнями и говорит: „Придите ко Мне!“. О! Призыв Бога! Призыв Отца!
10 Внимайте! Внимайте! С Небес, оставшихся отверстыми, ибо Христос распахнул их врата – поставив ангелов Милосердия и Прощения держать их открытыми, чтобы в ожидании Благодати оттуда на людей по крайней мере изливались сияния, благоухания, пение и умиротворение, способные к святому привлечению человеческих сердец – навстречу нам доносятся нежнейшие слова. Это голос Бога. И этот голос говорит: „Ваша детскость? Да это ваше лучшее сокровище! Я хотел бы, чтобы вы в самом деле стали малышами, обретя в себе детское смирение, искренность и любовь, доверительную любовь детей к своему отцу. Ваша неспособность? Но это Мое величие! О, приходите! Я даже не прошу, чтобы вы самостоятельно определяли на звук хорошие и плохие камни. Но дайте их Мне! Я отберу их, а вы будете восстанавливать. На штурм совершенства? О! нет, маленькие Мои дети. Вложите вашу ладонь сюда, в ладонь Моего Сына, теперь вашего Брата, и так, бок о бок с Ним, поднимайтесь…“
Подниматься! Прийти к Тебе, вечной Любви! Уподобиться Тебе, то есть, Любви! Любить! Вот в чем тайна!.. Любить! Отдать себя… Любить! Отказаться от себя… Любить! Раствориться… Плоть? Ничто. Скорбь? Ничто. Время? Ничто. Сам грех становится ничем, если я расплавлю его в Твоем огне, о Боже! Есть только Любовь. Любовь, которая подарила нам воплощенного Бога, даст нам всепрощение. И никто не умеет любить лучше, чем любят дети. И никого не любят больше, чем любят дитя.
11 О ты, кого я не знаю, но который хочет познать Благо, чтобы различать его от Зла, чтобы обрести лазурь, небесное солнце и все то, что есть сверхъестественная отрада, люби – и обретешь. Полюби Христа. Ты умрешь в этой жизни, но воскреснешь в духе. С обновленным духом, не имея больше нужды использовать камни, ты навеки будешь огнем, который не умирает. Пламя поднимается вверх. Для этого ему не требуются ни ступеньки, ни крылья. Освободи свое я от всяких построений, помести в себя Любовь. Ты воспламенишься. Пусть это произойдет без каких-либо ограничений. Наоборот, дай разгореться пламени, бросив ему на съедение все свои прошлые переживания и знания. Менее ценное разрушится в этом пламени, а то, что уже представляет собой благородный металл, сделается чистым. Ввергни себя, о брат, в деятельную и ликующую любовь к Троице. Ты постигнешь то, что сейчас кажется тебе непостижимым, потому что постигнешь Бога, постижимого только для тех, кто без оглядки предал себя Его жертвенному огню. И ты, наконец, утвердишься в Боге в объятиях пламени, молясь за меня, за дитя Христово, что осмелилось говорить тебе о Любви».
12 Все ошарашены: апостолы, ученики, верующие… Вопрошавший бледен, тогда как Иоанн раскраснелся не столько от напряжения, сколько от пыла своей любви.
Наконец, Стефан издает крик: «Ты благословен! Но скажи мне, кто ты?»
А Иоанн – и его поведение мне сильно напоминает поведение Девы Марии в момент Благовещения – тихо говорит, кланяясь, словно бы преклоняясь перед Тем, кого упоминает: «Я Иоанн. Ты видишь во мне наименьшего из слуг Господа».
«Кто же до того был твоим учителем?»
«Никто кроме Бога, поскольку духовное молоко я получил от Иоанна, предосвященного Богом, вкушаю хлеб Христа, Божьего Глагола, и пью Божий огонь, приходящий ко мне с Небес. Да будет слава Господу!»
«А! так я вас больше не покину! Ни тебя, ни Его, никого из вас. Возьмите меня к себе!»
«Когда… О! но тут же Петр, главный среди нас», – и Иоанн хватает растерянного Петра и объявляет его таким образом «первенствующим».
И Петр приходит в себя: «Сын, великому призванию подобает глубокое размышление. Этот среди нас ангел, и он воспламеняет. Но следует понять, сумеет ли удержаться в нас это пламя. Оцени сам себя. А потом приходи к Господу. Мы откроем тебе сердце, как дорогому брату. А пока оставайся, если хочешь лучше узнать о нашем пути. Стада Христовы могут весьма разрастаться, чтобы можно было выбирать среди совершенных и несовершенных, отделяя настоящих агнцев от лживых баранов.
И на этом заканчивается первое апостольское выступление.
[a] Буквально: прояви сострадание.
[b] (Прем. 9:1-18).
[c] Буквально: Второе Лицо.