— Ну, извини, — я развёл руками, впадая в настороженное удивление. Решила отложить расправу или правда остыла?..
Рыжая засопела и пошла на кухню, судя по звуку, набрала в чайник воды и тут обнаружила страшную вещь.
— Та-а-ак! – донеслось из кухни многообещающе. – Ну и кто выдул мой кофе? Да ещё и накурили, засранцы!
— Мелкий, Змей и Джон, — подло сдал я наёмников, малодушно радуясь, что на них можно спихнуть и мою утрешнюю чашку.
Судя по лицу Сиесты, выглянувшей из кухни с пустой банкой в руках, мысленно она уже поставила галочки напротив трёх имён. Ну, может, двух – Змея она побаивается.
Простите, парни.
Рыжая нырнула обратно на кухню, пошарилась по шкафчикам, судя по звуку, заглянула в кастрюлю, чем-то ещё поляпала пару минут, а потом появилась с тарелкой, на которой исходила паром тушёнка с макаронами.
Она устроилась на диване, подвинув меня, подогнула под себя ноги и с аппетитом зачавкала. К тому времени я окончательно убедился, что мстить за нарушенное обещание прямо сейчас не будет. Чувствовалось, что проголодалась, набегалась. Я, кстати, тоже пожрать не отказался бы, живот уже начинал урчать.
Последние полторы недели выдалась деятельные, носился по Зоне то туда, то сюда, домой хорошо, если раза два заскочил. Сиеста уже с месяц как на вольные хлеба подалась, скучно ей. Я бы и взял с собой, да как назло не та работа попёрла.
Так что нынче рыжая сама по себе. То на базе торчит, то гуляет по окрестностям, артефакты ищет. Меня её прогулки напрягают немного, если честно, но не пристегнёшь же наручниками к батарее. Единственное, заставил взять аларм-маячок и хорошее, но нейтрального вида снаряжение безо всяких орлов, а то есть тут придурки, у которых руки к оружию тянутся при одном виде синих нашивок. Сиеста каждые несколько дней месаги кидает, мол, нормально все, сегодня Душу нашла, за сколько загнать реально? А позавчера на Дикую территорию с Кобутом ходила и полный голяк, прикинь? Или совсем коротко: «Ты там ещё живой, засранец?».
Так ласково, что прям за душу берет. Сижу, бывает, читаю, плачу от умиления, слезы так и катятся по небритым щёкам. Хех.
А потом приползаю домой, и она ведёт себя так, будто никуда не уходил. По-хозяйски шарится по кухне, заползает с ногами на диван и уминает макароны.
— Когда уходите? – спросила Сиеста, когда тарелка значительно опустела. Умная девочка. Вот только личико погрустнело.
— Завтра утром.
— Надолго?
Я прикинул:
— Во вторник буду.
Такой вот весёлый уик-энд получается, с танцами.
Рыжая вздохнула, взлохматила рукой челку, сердито подёргала прядь. Было видно, что рвётся что-то сказать, но кинула косой взгляд — и только пробормотала:
— Сволочь ты, Музыкант.
С очевидным я спорить не стал. Подремать, что ли? Снаряжение практически собрано, с чем вчера пришёл, с тем и уйду, только доберу патронов. Рюкзак вон в углу валяется. Гранат разве что взять? Так ведь Мелкий притащит стопудово.
— У тебя-то как? Народ не обижает? – поинтересовался я.
— Неа, — хмыкнула Сиеста, — перевелись желающие. Ты доступно объяснил, а теперь Кобут немного присматривает. Бла-ародный парень, я прям почти влюбилась. Да и Лок тут тусуется, пока ты шляешься черте где.
В последнюю фразу она вложила изрядную долю укора. Я только руками развёл:
— Работа.
— Да я понимаю. Попёрло, да?
Ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Говорю же, умная девочка, которой не нужно лишний раз объяснять, что к чему.
— Ты… поаккуратнее там, — помолчав, вдруг как-то нерешительно попросила рыжая.
А вот это что-то новенькое. Я даже приподнялся от неожиданности. Никак бестия решила проявить заботу о моем здоровье? Удивительные дела творятся, однако.
— Или хоть счета слей, такие деньги пропадут, если тебя пристрелят, — добавила Сиеста, и я сразу успокоился.
— Не дождёшься, — фыркнул. — Не собираюсь подставляться.
Это старая игра. Сиесте пару месяцев назад как-то пришла в голову здравая мысль о том, что крупных сумм наличкой при мне она не видела. Я честно сказал, что наличкой редко платят, обычно деньги сразу уходят на банковские счета. Накой мне в Зоне пачки банкнот, тем более зелёных, если торговать можно фактически только внутри синдиката, а поставщики поддерживают безналичный расчёт или бартер. После этого рыжая загорелась идеей добраться до этих самых счетов. А то, что я отказался озвучивать сумму заработанного нелёгким трудом, только подогрело её решимость заграбастать денежки. Угу, наивная.
Пусть скажет спасибо, что взял на себя содержание. И то только потому, что знаю, каково сидеть без денег. Сам поражаюсь такой доброте, альтруист из меня хреновый, а вот поди ж ты… Может, и нимб скоро вырастет, шлем по спецзаказу делать придётся, чтоб налазил.
Сиеста сначала неслабо смущалась – вот ведь совестливая натура, неловко ей, видите ли, на чужой шее сидеть, но я честно сказал: «Забей», и рыжая успокоилась. А теперь, судя по всему, ещё и кайф ловит от разведения меня на бабки. Ну-ну. Такими темпами она посадит на мель лет так через… сто. Не то, что бы я миллионер, увы, но больно аппетиты у Сиесты несерьёзные.
А может и правда слить ей какой-нибудь счёт, помельче? Чтоб успокоилась. Может, перестанет так рваться в ходки. Будет дома сидеть, супы варить, носки крючком вязать…
Тьфу! Изыди, безумная мысль. Что за ересь в голову лезет?
Я скосил глаза на Сиесту, которая тем временем догребла последние макароны и, шлёпая тапочками по полу, понесла посуду на кухню. Ох, не зря в средневековье рыжих баб-с к чертям сжигали. Точно, ведьма. Дурное влияние налицо.
Я все-таки задремал под аккомпанемент бряцанья посуды, доносящегося с кухни. Хорохорься не хорохорься, а две последних недели здорово вымотали. За пределами базы спать приходится вполглаза, хрен нормально отдохнёшь. Что там мутит синдикат, хотел бы я знать, да кто ж скажет…
Проснулся к вечеру. Мерно тикающие часы показывали начало седьмого. Сиеста уже куда-то свалила. Интересно, Мирон с Кобутом сейчас на базе? Давненько не видел камрадов. Я набросал и скинул обоим месаги на ПДА и рванул в душ. Все-таки не зря в своё время выбрал эту, довольно неказистую с виду, хоть и трёхкомнатную, квартирку. Бывшие хозяева явно не бедствовали, но время безжалостно сожрало большую часть былого лоска. Хрен с обшарпанной мебелью и смешными советскими обоями в цветочек, зато тут есть электричество и горячая вода. Тот, кто не сидел долгое время в грязи и темноте, не знает ценности этих простых вещей. Фикус, земля ему пухом, говорил, что где-то под землёй, под магистралью, ведущей к нашему жилому комплексу, есть какая-то термическая аномалия, которая не меняет расположение и вот уже несколько лет исправно снабжает лагерь горячей водой. Почему работает водопровод, сказать труднее, ну да мало ли в Зоне загадок? Работает, и хрен с ним. С электричеством вовсе нет никаких проблем – ближе к центру Зоны статики скапливается столько, что хоть ложкой черпай. Аккумуляторы электроники практически не разряжаются, а если и сдохнет какой при интенсивном использовании – вытащил, подержал – и аккумулятор как новенький. Лично я не удивлюсь, если реакторы ЧАЭС до сих пор работают на чистой аномальной энергии.
Радиации здание хватануло, но в Зоне ведь все фонит, так что с этим я смирился. По сравнению с другими участками фон ещё терпимый, хоть и выше нормы. Сжевал пару раз в месяц капсулы радиопрепаратов и нормально, ходи, не волнуйся о потенции. Я раньше так и делал, жрал капсулы горстями, садил печень, потом уже додумался распихать по квартире пару артефактов «Пузырь». Подчистую радиацию они не вытягивают, но чище стало. Такой вот аномальный освежитель воздуха.
Хотя намучился, честно сказать, по первому времени я дохрена как с этой квартирой. Столько трухлявого, пыльного хлама вытащил, оставшегося от прежних жильцов, что на небольшую свалку хватит. И с водопроводом, чтоб его, маялся недели две. Ржавчина, протекающие трубы, засоры, ещё какая-то херня… брр. Про канализацию вообще молчу, не к обеду будь упомянута. Если б не планировал долгое проживание, ни в жизнь бы не взялся, Зоной клянусь. И больше точно не возьмусь ни за какие деньги.
Зато теперь могу писать в резюме: наёмник тире сантехник. Хех. Ну да ладно. То дела минувших дней.
Бардак развёл жуткий. Что поделать, бытовая аккуратность не мой конёк. Только в том, от чего зависит безопасность – снаряжение и оружие всегда в порядке. А остальное… Пыль и грязь, хоть и радиоактивная, жизни не угрожают, так что хрен с ними. Хотя однажды, неслабо наклюкавшись, от скуки перемыл всю квартиру от пола до потолка. Но квартира очень скоро опять заросла грязью, а больше меня на подвиги не пробивало.
Ситуация изменилась, когда появилась Сиеста. Фактически прописавшись в квартире, она очень быстро добилась того, что… бардака стало в два раза больше. Серьёзно. Если когда-то у меня и были скромные мечты о порядке в этом доме, то они скончались в муках за считанные недели, начали попахивать и были закопаны во дворе. Хозяюшка-с! Что, впрочем, совершенно не мешает девушке ругаться и называть меня свиньёй.
Ещё одно подтверждение отсутствия справедливости в этом мире.
Выполз я из душа посвежевший и, в общем-то, довольный жизнью. Проверил ПДА – пришло сообщение от Кобута. Камрад писал, что нынче на базе и идею поцедить пивка всецело поддерживает. Запихнув себя в комбез и взяв оружие, я вышел из квартиры, закрыл дверь на ключ и рванул в сторону бара. Не того, естественно, который на Ростке и который долговский, ибо тот – Бар. С большой буквы. Название не заведения, а целого района Зоны.
Местное же прибежище усталого наёмника располагается недалеко от центра лагеря, в двухэтажном здании. До чернобыльской катастрофы на первом этаже был склад, на втором ютились какие-то мелкие конторки. Потом все это, естественно, пришло в упадок и стояло заброшенным и частично разграбленным до появления новых жильцов, то бишь нас. Наёмники постепенно переделали здание под свой вкус и нужду: заложили часть окон кирпично-бетонной кладкой, укрепили стены и двери, изменили внутреннюю планировку, снеся лишние стенки. Особенно много внимания уделили звуко- и светомаскировке.
Теперь на первом этаже располагается собственно бар – довольно тесный зал, заставленный тяжёлыми, грубо сколоченными деревянными столами, в глубине помещения – стойка, за которой флегматично полирует стаканы бессменный Двапальца. Возле стойки проход во вторую часть бара, где располагаются отдельные кабинеты для приватных бесед, кухня и подсобки. Ещё несколько таких кабинетов на втором этаже, для совсем уж приватных бесед (или, что чаще, попоек), там постоянно включены шумелки – электроника, подавляющая прослушку. На том же этаже комнаты для постояльцев, кои не в состоянии доползи до хаты после возлияний, или которым попросту некуда ползти.
От меня до бара десять минут ленивого ходу, так что скоро я уже толкал тяжёлую, с грубо приваренными листами железа, дверь. За ней ещё не сам бар, а прихожая, из которой убегают одна из лестниц на второй этаж и узкий коридор в главный зал на первом этаже. В этой комнате постоянно дежурит кто-то из охраны, тут же находится оружейка, куда в обязательном порядке сдают оружие – совершенно необходимая мера, учитывая нрав местных обитателей. Хотя кто-нибудь нет-нет да и протаскивает предметы калечащего назначения.
Вот как я, например.
Сегодня дежурил мордоворот по кличке Сохатый, который сидел за столом и смотрел какую-то мыльную оперу на портативном телевизоре.
— Поздорову, — кивнул я охраннику, снял с плеча хеклер-коховскую винтовку и аккуратно положил на стол. Цевье тихо звякнуло от прикосновения к деревянной крышке. – Кобут тут?
— Тут, — буркнул Сохатый, неохотно отрывая взгляд от экрана, а задницу — от стула.
Взял ствол и выразительно посмотрел на рукоять «глока», торчащую из набедренной кобуры. Я привычно проигнорировал намёк и двинул по коридору. За спиной зазвенели ключи, скрипнула дверь оружейки. По-хорошему мог бы и винтовку не оставлять, хрен бы что Сохатый сделал. Погудел разве что, но выяснять отношения не полез. Во-первых, я мирный и оружием не махаю, что за столько лет известно всем охранникам, а во-вторых, дать в морду мне затруднительно. Но зачем зря нервировать охрану и подрывать её авторитет, верно? И «глок» бы не таскал, да была одна неприятная история в этом самом баре, когда мне чуть мозги не вышиб один не в меру резвый молодчик. С тех пор даже в местный толчок стараюсь ходить с оружием. Авторитет авторитетом, а мозги мне дороги как память о тридцати бесцельно прожитых годах.
В небольшом, тёмном из-за отсутствия окон зале было шумно. Темноту разгоняли только несколько тусклых подмигивающих лампочек. Народа собралось на удивление прилично, и большинство столов уже оккупировали. Остро пахло табаком. Гул почти заглушал негромкую музыку, какую-то американскую попсу. Толстые, по-советски капитальные стены, дополнительно усиленные, не выпускали её за пределы здания. Я пересёк зал, обменялся кивками с несколькими знакомыми, пробежался по лицам. Камрада Кобута в зале не наблюдалось.
— Вечер добрый, — плюхнулся на стул перед барной стойкой. Расшатанный, побитый жизнью и пьяными наёмниками стул жалобно скрипнул.
— Кому как. На два пальца? – меланхолично спросил Двапальца, натирая салфеткой стакан, который и так уже сиял чистотой.
— Не, дай «Штофф» ноль пять и пожрать чего-нибудь, — попросил я, окинув взглядом нехитрый ассортимент спиртного на стеллаже. Как всегда, крепких напитков в избытке, одной водки вижу не меньше десятка марок, а вот с пивом не густо. И цены все такие же зубастые.
— Картошка жареная с куриным крылышком пойдёт?
— Пойдёт. И сыровяленой колбасы с полпалки.
Двапальца проявил понимание и напластал колбасу тонкими ломтиками, присовокупив от себя кусок сыра. Обычно под пиво точат рыбу, но я к ней равнодушен и предпочитаю что-нибудь колбасно-мясное или сыр. Двапальца, как и всякий хороший бармен, вкусы постоянных клиентов держит в памяти.
— Запиши на мой счёт.
Бармен кивнул и снова принялся меланхолично натирать стакан.
ЮЗ-2 – одна из крупнейших баз синдиката и единственная, где есть подобие бара, а потому сюда приходят со всей Зоны. Но даже в людные дни народа набирается не так уж много, куда меньше, чем на базе какого-нибудь «Долга» или «Свободы». О конкретных цифрах умолчу, точно так же, как и о точном местоположении — причины, думаю, понятны. Ну да я это к чему? А к тому, что по факту нет никакой нужды в десяти марках водки в ассортименте. Но Двапальца, душевно страдая от малого количества посетителей, компенсирует это как может и в своих глазах держит марку заведения если и не популярного, то однозначно достойного. Эдакий райский уголок для своих. Кусочек цивилизации в дикой Зоне.
Хотя, по сути, такой же прокуренный клоповник, как и все подобные заведения. Ну, может, самую малость поприличней.
Зажав бутылку пива под мышкой, я взял в одну руку тарелку с ещё горячей, исходящей паром картошкой, а в другую – тарелку с нарезкой, и нырнул в полутёмный коридорчик сбоку от барной стойки. По обе стороны тянулись обшарпанные, с облупившейся краской двери. Я уверенно толкнул плечом последнюю по правой стороне.
Она, конечно же, послушно открылась.
— Здорово, камрад, — поздоровался, вваливаясь в небольшую комнатушку без окон, освещаемую тусклой лампочкой под потолком.
Кобут – заросший щетиной мордоворот — отсалютовал наколотым на вилку солёным огурцом и с аппетитом захрустел.
— И тебе не хворать, — с набитым ртом прочавкал он.
Поставив тарелки и бутылку на стол, я плюхнулся на стул напротив наёмника и протянул руку, которую тот с достоинством пожал.
— Давно сидишь?
— С полчаса. По сто грамм? – он взялся за бутылку «Столичной», уже открытой и на треть выпитой.
— Не, я сегодня пас. Завтра с утра в поле, не хочу идти с трещащей башкой.
— От ста грамм ничего не будет. Не пьём, а лечимся, — наставительно изрёк наёмник знаменитую сталкерскую поговорку, но руку от водки убрал.
— Знаю я твоих сто грамм, — я хмыкнул. — Сколько в тот раз бутылок выжрали? А начинали со ста грамм.
— Ладно, давай по пиву, занудливый ты тип.
Я потянул за ярлычок и сковырнул крышку с бутылки. Кобут подошёл к делу более серьёзно и припёр три пол-литровых бутылки «Аливарии», поллитровку прозрачного и приличное количество закуси, которой был заставлен не такой уж большой стол. Мы чокнулись: я — бутылкой, он — гранёным стаканом.
— Гадость, — скривился наёмник, сделав большой глоток, – а не пиво. Сюда бы чешского тёмного вместо этой мочи.
— Двапальца обещался заказать пару ящиков, — я закинул в рот ломтик колбасы, прожевал и придвинул картошку.
— Угу, — без энтузиазма отозвался Кобут. – Обещался, да только что-то не заказывает.
— Ну… Говорят ещё, в Баре пиво хорошее.
— Это в том, который долговский?
— Ага. Пошли заглянем на огонёк.
Наёмник хохотнул.
— Я за. Только вначале придётся перебить весь «Долг». Эти психи почему-то по нам стреляют, — доверительным голосом открыл он великую тайну.
— Корпоративная ревность, — я пожал плечами и захрустел куриным крылышком. – Или пивом делиться не хотят.
Пить с Кобутом – дело опасное. Он обладает вредной для окружающих способностью уничтожать спиртное в огромных количествах и почти не пьянеть при этом. Ох, сколько раз, просто поддерживая заданный камрадом темп, я незаметно для себя нажирался вусмерть… И Кобут долго и муторно тащил домой, или я отсыпался прямо тут, на продавленном рваном диване, стоящем у дальней стены, или на втором этаже, и хорошо ещё, если перед этим не было драки. Хреново переношу алкоголь в том плане, что от больших доз иногда слетают тормоза, и становлюсь взрывным. Достаточно пустякового повода: неудачно сказанного слова или мелочного оскорбления, чтобы я немедленно полез выяснять отношения. На навыках, на забитых в рефлексы движениях опьянение не сказывается, поэтому танцы с музыкой получаются весёлые. С армии знаю за собой такую особенность и стараюсь контролировать этот момент, но несколько раз таки срывался.
А охрана окончательно перестала обращать внимание на то, с чем я прихожу, как раз после такого случая – тогда я уложил прибежавшего охранника ударом приклада его же автомата, вогнал отобранный у второго нож на четверть лезвия в перегородку и вырубил ещё три человека, прежде чем охеревшие от такого развития событий Кобут и Мирон (больше первый, поскольку второй тоже наклюкался) при поддержке кстати подвернувшегося Макса (он тогда ещё числился в совсем иных рядах) меня угомонили.
А я потом, назавтра, слушал красочный пересказ событий и тоже охреневал, потому что ни черта толком не помнил, морщился от головной боли и прижимал завёрнутую в майку железячку к разбитому лицу.
— Ты как вообще? – спросил я, отвлёкшись от воспоминаний.
Кобут пожал широкими плечами, поскрёб заросший щетиной мощный подбородок.
— Нормально, хотя с работой не густо. Сам-то как? Давненько тебя не было видно.
— У меня наоборот, аврал, мать его, считай полторы недели в поле, — пожаловался я. — Не знаешь, кстати, что на этот раз мутит синдикат?
— А он что-то мутит? – поднял брежневские брови камрад, налегая на пиво.
Я задумался, формулируя смутную мысль, которая терзала уже несколько дней, постучал вилкой о тарелку.
— Не знаю, но есть такое ощущение. Гадюка точно мутит, и это что-то довольно важное. Вот скажи, он отличался когда-нибудь щедростью?
— Нет, — покачал головой Кобут, — прижимистый тип.
— Во-от…
Я замолчал, обдумывая внезапно пришедшую в голову мысль. Кобут вылил в стакан остатки пива, которое опять уничтожил со страшной скоростью, и поставил пустую бутылку под стол.
— Ну, рожай быстрее, — сказал он через минуту терпеливого ожидания.
Вообще-то, обсуждать с посторонними работу, прямо скажем, не принято. Но в том-то и дело, что Кобут давно перерос категорию постороннего, он старше меня лет на десять и в некоторых вещах много опытнее. И иной раз способен подкинуть очень дельную мысль. Из нескольких мутных историй я благополучно выплыл благодаря таким вот посиделкам за бутылкой пива в том числе.
Такие соображения пронеслись в голове, когда я тихо поднялся, скользнул к двери, приоткрыл её и выглянул в коридор. Из общего зала доносились пьяные голоса и музыка, веселье набирало обороты, но полутёмный коридор был пуст. Может, и перестраховщик, но бережёного бог бережёт. Прикрыв дверь, вернулся на место. Кобут без особого удивления проводил глазами и потянулся за второй бутылкой пива.
— Ладно, слушай, — медленно начал я, понизив голос. — Неделю назад меня выцепил Гадюка и попросил отправиться на НЛК на Янтаре и узнать, ждут ли учёные каких-либо гостей…
Янтарь
1 октября
Выбор разводящего понятен: у меня неплохие отношения с учёной братией, обосновавшейся в мобильном лагере на Янтаре. Я старательно налаживаю их последние полгода с долгоиграющей целью получать профит, несколько раз выручал учёных и вообще веду себя как пай-мальчик. Не скажу, что стал своим, но ряд договорённостей был достигнут, согласно которым я получаю некоторые вкусные плюшки из первых рук и имею пристанище в этой части Зоны. Не удивлён, что Гадюка об этом пронюхал: быть в курсе возможностей подопечных – часть его работы.
До Янтаря добрался без особых проблем, хотя пару раз пришлось обходить мутантов и один раз, уже на подходе, чуть не столкнулся со сталкерами, которые шли в направлении бывшего Янтарного озера. Пропустив группу, снял шевроны синдиката и привычно сунул в карман. Не испытываю я особого пиетета перед клановой символикой. И спокойно меняю опознавательные знаки, если надо, а их у меня, скажу по секрету, почти полный набор. Включая красно-чёрный щит и зелёную волчью голову.
Но чаще всего я шевроны просто снимаю, кладу в карман и гуляю под видом нейтрала. Экономит время и патроны. Не в тех районах, где велик шанс встретиться с наёмниками – там без орла ходить себе дороже. В окрестностях закрытых городов особенно: моргнуть не успеешь, как прилетит привет граммов эдак на девять.
Скинул сообщение Капелеву – начальнику охраны лагеря, - предупредил, что скоро подойду. Охрана бункера – парни в целом адекватные и по кому попало стрелять привычки не имеют, да и сталкеры частенько забредают на огонёк к местным светилам науки, но к вечеру у охраны повышается нервозность. Близость к небезызвестной лаборатории Х-16 и стоящему над ней заводу делает своё дело. Выключенные несколько лет назад местной легендой излучатели вскоре снова заработали и работают по сей день, исправно выжигая мозги неосторожно забредшим сталкерами. Зомби большей частью толкутся на территории завода, постепенно увеличивая своё количество, и каждые два месяца военные вертушки утюжат завод. Некоторые зомби уходят от излучателей и разбредаются по округе, сами или ведомые контролёром, и иногда беспокоят обитателей базы.
Видал я научные базы, укреплённые похлеще военных, с многоуровневой системой защиты, с огнемётами, напичканные датчиками и автоматикой. Так вот эта база не из их числа. Даже не частники, а из какого-то там государственного научного института (Лаврентьев называл, да я пропустил мимо ушей). С какой щедростью наше государство выделяет деньги на науку, особенно на ту, что не занимается разработкой вооружения, думаю, не новость. Вот и ютятся господа учёные едва ли не в палатке.
Утрирую, конечно. Нормальная тут база: три небольших комплекса, жилой, научный и технический, с дальней стороны гараж для автотранспорта, в котором сейчас стоит видавший виды БТР-80, довольно мощная ограда из трёхметровых бетонных блоков, по верху которой колючка. Шесть с натяжкой вышек – по одной на углах прямоугольного периметра и две возле ворот, – на которых дежурят часовые и стоят прожекторы. Вход только один, через КПП; со стороны завода и со стороны бывшего Янтарного базу окружает тридцатиметровая минная полоса. В охрану учёным отжалели взвод солдат-контрактников под командованием военстала Капелева.
Стемнело, когда я, наконец, добрался до базы. Луч прожектора мазнул по лицу, ослепив, задержался на несколько секунд и снова убежал выписывать кренделя за спиной. Узкая металлическая дверь рядом с тяжёлыми воротами медленно, словно нехотя открылась, явив хмурого мужика лет сорока, массивного и широкоплечего, с уже намечающимся животом и здоровенными, как лопаты, ладонями, в которых автомат Калашникова казался детской игрушкой. Под близко посаженными, мутного цвета глазами подобно Эвересту высился мясистый нос, вкупе с тяжёлыми надбровными дугами и широкой челюстью придавая лицу вид совершенно бульдожьего. Начальник охраны собственной персоной.
— Явился, — недружелюбно буркнул он.
— Опять кислые щи давали? – задушевно спросил я, протискиваясь мимо Капелева.
Он нарочито перегородил узкую дверь так, что я должен был, как минимум, толкнуть его плечом и, соответственно, дать повод для разборки, никчёмной и бессмысленной, как его жизнь. Вместо этого я развернул корпус, отвёл руку с винтовкой в сторону и длинным шагом проскользнул мимо, тернувшись спиной о металл. Капелев явственно скрипнул зубами.
Пятый десяток мужику, а подначки уровня детсада. Не любишь – не люби, мне по барабану, но мозги иметь надо – ведь и ответить могу.
Внутри периметра было темновато, только комплексы светились неяркими диодными лампами, да вдоль забора тянулась узкая световая полоса. Все три прожектора шарили лучами снаружи, бросая внутрь только бледные отблески. Раньше было шесть, по одному на угол и два на воротах, но Бульдог приказал размонтировать половину. Теперь один следит за заводом и Янтарным, другой – за подступами с севера и северо-запада, третий – за главной дорогой к базе. С тех пор как начались проблемы со снабжением, старлей экономит на освещении, бережёт генераторы.
Лениво скользнув взглядом по лицам бойцов, я уверенно зашагал к ближайшему комплексу, жилому, расположенному чуть левее ворот. Гравий под ногами негромко похрустывал. Базу развернули на более-менее ровном, относительно сухом месте, но земля один черт влажная, рыхлая. В дожди двор затапливает, грязь стоит такая, что никакой подошвы не хватает. Пока от дверей до дверей дойдёшь, нахватаешь пуд тяжеленной земли на ботинки. Только гравием и спасаются господа учёные. Рассказывают, даже сталкеров нанимали под это дело – натаскать гравия и битого кирпича с окрестностей завода.
Напротив жилого комплекса, если от ворот повернуть направо, находится святая святых, научный комплекс, а в глубине двора, рядом с гаражом – технический. Последний включает в себя склад артефактов, снаряжения и аппаратуры, оружейку, к нему же с наружной стороны щемится генераторная.
Тяжёлая, выкрашенная в зеленоватый цвет, как и весь комплекс, герметичная дверь негромко прожужжала, поворачиваясь на сервоприводах, и мягко открылась. В лицо потянуло теплом. Я вошёл в отсек, закрыл дверь, глухо щёлкнули автоматические фиксаторы. Вторая дверь открылась от лёгкого толчка рукой.
Я мысленно хмыкнул. Внутренняя дверь должна автоматически открываться спустя полминуты после закрытия внешней, и ни секундой раньше, но местным влом ждать эти полминуты. Вскрыли код, перепрограммировали, теперь внутренняя вообще не закрывается автоматически, только вручную. Обитель непуганых идиотов, ёлки.
Компактный комплекс похож на улей, разделённый многочисленными перегородками на узкие коридоры и ячейки разного размера и количества койко-мест. Из удобств – санузел, душ, вентиляция. Просто, функционально, надёжно, хотя тесновато и с комфортом не очень.
Внутри было тепло, гораздо теплее, чем снаружи, даже душно, и шумно. Народу нынче набилось порядочно. Помимо пятерых бойцов охраны, которые с гоготом резались в карты в одной из больших ячеек при входе, рассевшись на нижних койках вокруг складного металлического столика, я заметил по крайней мере четверых сталкеров-одиночек и двоих дятлов в черно-красной униформе ««Долга»». Последние проводили меня долгим, мрачным взглядом и скорчили недовольные лица. Один, постарше, даже было тронул пальцем цевье «абакана», но, видимо, решил, что перебор и переглянулся со вторым. В гомоне голосов и нетрезвого смеха не было слышно, о чем зашушукались долговцы.
На лбу у меня, что ли, род занятий написан, или у этих идейных товарищей редкостное чутье?
Проходя мимо зеркальной поверхности двери, я бросил быстрый взгляд на своё отражение. Будь проще, камрад Музыкант, и меняй снарягу, если не хочешь привлекать внимание таких кадров. Нестандартный костюм, конструктивно заточенный под ведение боевых действий, с усиленной пулевой и осколочной защитой, мощная штурмовая винтовка, предназначенная для поражения временно живой силы, особенно за препятствиями и в бронежилете… Да уж, на мирного собирателя артефактов я не очень похож.
Другое дело, что территория лагеря – зона нейтральная. И всяких козлов в душе не должно волновать, кто я и откуда. А ишь ты, как зыркают. Встретились бы на узкой дорожке, я б глазёнки-то и повыковыривал... Раздражают такие товарищи, каюсь. Никогда заранее не знаешь, что этим идейным в башку стукнет. У них там шарики с роликами хрен пойми как крутятся, могут и пальнуть только потому, что ты не вписываешься в их неудобоваримую картину мира.
Ячейка взорвалась гоготом и открылась как раз в том момент, когда я проходил мимо. В соседний, перпендикулярный коридор вывалился краснолицый парень, тут же споткнулся, завалился вперёд, но уцепился за косяк, потом кое-как выровнялся и прислонился к стене. Сосредоточенное лицо выдавало неимоверные усилия, прилагаемые для поддержания вертикального положения.