Экзистенциальная психология тесно связана с экзистенциальной философией. Первые попытки непосредственно перенести идеи философии экзистенциализма в психологическую и психотерапевтическую практику (Л.Бинсвангер и М.Босс) дали весьма ограниченные результаты. Ряд экзистенциально мыслящих философов (М.Бубер, П.Тиллих, М.Бахтин и др.) оказали на психологов большое и непосредственное влияние, но вершинами экзистенциальной психологии на сегодняшний день являются общепсихологические теории и методологические основы психологической практики, разработанные на основе философии экзистенциализма такими авторами как В.Франкл, Р.Мэй, Д.Бьюдженталь.
В экзистенциальной психологии выделяют базовый конфликт, обусловленный конфронтацией индивидуума с данностями существования. Под данностями существованиями здесь понимают определенные конечные факторы, являющиеся неотъемлемой, неизбежной составляющей бытия человека в мире. Одиночество или, если быть точным, изоляция относится к таким данностям. Обобщая все сказанное ранее, можно сказать, что в отличии от психоанализа и человеко-центрированной терапии, экзистенциалисты, во-первых, не считают это чувство патологическим, и, во-вторых, видят его причины в условиях человеческого бытия.
Один из представителей этого направления И.Ялом рассматривая изолированность как одну из данностей существования, отмечает, что это не есть изолированность от людей с порождаемым ею одиночеством и не внутренняя изоляция (от части собственной личности). Это фундаментальная изоляция - и от других созданий («пропасть между собой и другими») и от мира («отделенность между индивидом и миром»). Таким образом, он выделяет два вида изоляции: экзистенциальную и фундаментальную.
В своей работе «Экзистенциальная психотерапия» он рассматривает несколько путей, ведущих к осознанию экзистенциальной изоляции - конфронтация со смертью и свободой. Знание о конечности собственного бытия заставляет человека понять, что никто не может умереть вместе с кем-то или вместо кого-то. Свобода же, понимаемая здесь как принятие ответственности за свою жизнь, подразумевает собственное «авторство» жизни, принятие факта, что никто другой не создает и охраняет тебя. К экзистенциальной изоляции приводят также и индивидуальные опыты дефамилиаризации - состояний, в которых с конституированного нами мира срываются покровы реальности, а с объектов «вырываются символы». И тогда человек теряет ощущению уюта, принадлежности к чему-то знакомому.
Говоря о связи роста и изоляции, Ялом приводит определение Ранка, который считал, что процесс роста тесно связан с сепарацией, превращением в отдельное существо (рост подразумевает автономию, индивидуацию, независимость и самоконтроль). Однако, человек расплачивается за сепарацию изоляцией.
У человека, пишет Ялом, есть два способа ограждения себя от «ужаса конечной изоляции» - частичное принятие этой данности и отношения. Несмотря на то, что отношения не могут уничтожить изоляцию, они помогают разделить одиночество с другими людьми и тогда «любовь компенсирует боль изоляции». Это созвучно М. Буберу, который считал, что «великие отношения пробивают брешь в барьерах возвышенного уединения, смягчая его суровый закон и перебрасывая мост от одного самостоятельного существа к другому через пропасть страха вселенной».
Не принимая своей изолированности, не встречая ее стойко, человек не может с любовью обратиться к другим. Оказывавшись в море существования, переживая ужаса одиночества и стремясь как можно быстрее выбраться из него, мы не только отдаляемся от других, но и «бьем по другим», чтобы не утонуть. В этой ситуации мы не можем относиться к другим, воспринимая их такими же как и мы - испуганными, одинокими, конституирующими мир из вещей. Другой становиться для нас «оно» и, будучи помещенным внутрь нашего собственного мира, становиться средством для отрицания изоляции. Убегая все дальше от осознания данностей существования, человек строит отношения, дающие «продукты» (напр. слияние, власть, величие), помогающие отрицанию изоляции. Ниже, при рассмотрении взглядов М. Бубера, А.Маслоу и Э.Фромма на проблему одиночества, я коснусь принципов, по котором можно строить отношения, свободные от нужды друг в друге.
К. Мустакас, другой представитель экзистенциального направления в психологии, разделяет «суету одиночества» и истинное одиночество (в этом его позиция схожа со взглядом на одиночество в некоторых восточных религиях). Первое он определяет как комплекс защитных механизмов, который отдаляет человека от решения существенных жизненных вопросов, путем осуществления «активности ради активности» вместе с другими людьми. Истинное же одиночество исходит из осознания «реальности одинокого существования». Как и Ялом он считает, что этому осознанию могут способствовать столкновения с пограничными жизненными ситуациями (рождение, смерть, жизненные перемены, трагедия), которые человек переживает в одиночку.
Рассматривая характеристики людей, избегающих осознания одиночества как данности бытия, Кайзер выделил три тенденции, характерные для клиентов с экзистенциальным неврозом [3]:
1) «Сплав» - желание потерять собственную личность, стремление слиться с другим, т.к. желание быть индивидуальностью связано с мужеством быть одиноким, а одиночество часто непереносимо для личности;
2) «Универсальный симптом» - состоявшееся слияние, попытка слияния (или его иллюзия) с другим и переживаемое при этом чувство двойственности;
3) «Универсальный конфликт» - это переживаемое, как страдание, нежелаемое чувство одиночества.
Эти тенденции позволяют клиенту избегать переживаний, вызванных осознанием одиночества. Невротик делает все, чтобы уйти от одиночества, в то время как аутентичная личность принимает состояние одиночества как подлинность человеческого существования, как возможность свободного становления и самореализации, как полноту ответственности за себя.
По сути, об этом же пишет и Сартр: «Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное как совокупность своих поступков, не что иное как собственную жизнь».