Однако нам пора возвращаться из Чикаго, штат Иллинойс, в Орландо, штат Флорида, из штаб-квартиры Клемента Стоуна в библиотеку Гленна Тарнера, тем более что нас заждались гарвардские скептики, да и, наверное, читатели тоже. Мы их покинули, если помните, у книжных полок с восьмитомником председателя — «Система успеха, которая никогда не дает осечки». (Автоматические ружья М-16 в руках солдат нз роты лейтенанта Колли в Сонгми тоже не давали осечки. Они били наверняка, точно в цель.)
Над книжными полками во всю стену висел в форме звездно-полосатого флага плакат: «Хелло, ты помнишь меня? Я твой флаг!» Звездочки на флаге, бегущие по полоскам, напоминали перфорированную ленту биржевого телетайпа и прошитую пулями человеческую мишень…
Из библиотеки гостей повели обратным путем в ротонду. Их рассадили вокруг мраморного фонтана, а сверху — по винтовой лестнице — началось сошествие тарнеровской камарильи: бывших ничтожеств, ставших хозяевами жизни в результате «позитивного отношения» к ней. Джентльмены появлялись один за другим; Тарнер представлял их — имя, фамилия, должность, доходы. Повинуясь мановению руки босса, джентльмены, улыбаясь, исчезали, уступая место следующим. Казалось, Заячья Губа дирижирует парадом манекенов.
Гости взирали на парад молча; подданные империи Тарнера бешено аплодировали, прыгали, хлопали в ладоши.
— Фантастично! Невероятно! Потрясающе! — орали они.
Когда крестный ход с винтовой лестницы закончился, Гленн Тарнер вскочил на два кресла и, балансируя между ними, стал дирижировать хором своих директоров и вице-президентов:
Thunder! Thunderation!
We're the Turner generation![18]
Затем «тарнеровское поколение» принялось скандировать инициалы Заячьей Губы:
— Г.В.Т.! Г.В.Т.! Г.В.Т.!
Аналитические умы из Гарварда со все возрастающим изумлением взирали на это коллективное умопомешательство. Вскоре изумление переросло в неловкость. Аналитические умы, будучи аналитическими умами, видимо, осознали, что наблюдают пародию на самих себя, свое жизненное кредо, обнаженное и доведенное до абсурда, видят хамелеона, утратившего способность к мимикрии, если не считать за таковую свинство и обезьянничанье.
Когда вакханалия нуворишей наконец выдохлась и выплеснулась, словно бутылка теплого шампанского, вперед выступил мистер Ли Бэйли, правая рука Гленна Тарнера, главный юрисконсульт его концерна, член совета директоров «Коскот» и «Смей быть великим», руководитель «Американского института гипноза» и адвокат палача вьетнамской деревни Сонгми капитана Медины. Мистер Ли Бэйли прочел гарвардским скептикам лекцию, озаглавленную так: «Законные ответвления неортодоксального бизнеса». Суть ее сводилась к элементарным частицам частнособственнического мироздания, вроде: не пойманный — не вор, не обманешь — не продашь и так далее. Лектор с нескрываемым возмущением описывал хождение по мукам своего великого клиента, которого жаждут упрятать за решетку генеральные прокуроры почти всех штатов Америки, и с нескрываемым восхищением распинался о тарнеровских победах над правосудием с его, мистера Ли Бэйли, скромной адвокатской помощью.
— Место Гленна и Эрнеста[19]не в тюрьме, а на скрижалях истории! — восклицал всеамериканский гипнотизер.
Его ораторские хитросплетения, его «законные ответвления» опутывали аудиторию щупальцами спрута, в тисках которых постепенно исчезала и без того трепетно субтильная разница между неортодоксальным бизнесом и ортодоксальным грабежом. Покончив с методами групповой кастетной хирургии, Ли Бэйли перешел к методам культивирования привычек преуспеяния путем гипноза и самогипноза:
— Все наше общество сверху донизу нуждается в допинге. Деньги — домкрат, поднимающий человеческий дух. Страсть к деньгам — квазигипноз, открывающий людям наивысшую реальность. Когда мы, раздирая горло, орем «MMMMOONNEY!», то это крик новорожденного или вновь обращенного. Этим криком мы заявляем о себе, о своем существовании, о своих мечтах и чаяниях. Кто не думает о деньгах, тот не думает вообще. Деньги — цель и средство, деньги — альфа и омега, деньги — начало и конец. «MMMMOOONNEY!»
Вечер закончился небольшим концертом, который дала рок-группа «Сестры во Христе», подвизающаяся в фирме «Саундкот».
Когда гарвардские аналитические умы ехали в отведенные им номера мотеля «Эдвенчурер-иннс», из автобусов фирмы «Транскот» неслось могучее, хотя и нестройное «ММММООNNЕY».
Гипноз подействовал…
На следующее утро обработкой гостей занялся некто Террел Джонс, «серое преосвященство» Тарнера, известный тем, что его IQ — Intelligence quotient, то есть коэффициент умственного развития, уступает только эйнштейновскому. «Интеллектуальная глыба» пыталась засорить аналитические умы анекдотами из жития Заячьей Губы. Но, видимо, за ночь гипноз выветрился из голов гарвардцев, и они попытались заставить Джонса «открыть бухгалтерские книги», как это было обещано им Тарнером. Посыпались вопросы об объеме продукции «Коскота», об его финансовой структуре, о размерах ежедневной выручки, об оборачиваемости оборотных средств, об опте и рознице, о кредитовании и прочей премудрости, которой обучают в гарвардской Школе бизнеса.
Мистер Джонс был неприятно удивлен столь неджентльменским поведением аналитических умов.
— Я не знаю фактов, — сказал он с обидой в голосе.
— А кто знает?
— Не знаю.
— Но нам обещали открыть бухгалтерские книги. — Я вам о жизни, а вы о книгах.
— Но обещание…
— Я наивно полагал, что вас интересует бизнес, а вы, оказывается, приехали за фактами…
Коэффициент умственного развития мистера Джонса, уступающий только эйнштейновскому, начал закипать возмущением узколобостью аналитических умов, отказывавшихся видеть за чахлыми деревьями бухгалтерии буйный лес «позитивного отношения к жизни».
Вопрос о злополучных книгах был вновь поднят на заключительном банкете, устроенном Заячьей Губой в честь аналитических умов.
— Вы хотите фактов? Их нет у меня, — с обезоруживающей искренностью провозгласил Тарнер. — Я — гений, создавший империю, а управляют ею эксперты. Факты и цифры по их части. Если они секретничают, значит, так и надо. Им виднее. Но мне виднее иные, более далекие горизонты…
Отхлебнув глоток кока-колы, Гленн Тарнер (напоминаю — трезвенник) продолжал:
— Обычно человек работает до шестидесяти пяти лет и, выходя на пенсию, получает именные золотые часы. Мне сорок лет, на пенсию еще не собираюсь, а именные золотые часы уже имею.
Тарнер закатал левый рукав гранатового пиджака и продемонстрировал публике часы-браслет.
— А знаете, что выгравировано на их крышке? «Гленну В. Тарнеру, величайшему парню на земле, от Гленна В. Тарнера, величайшего парня на земле». В этом-то и весь фокус. А вам подавай факты.
«Величайший парень на земле» снял часы, и один из карликов — Грэг обошел с ними стол, демонстрируя надпись аналитическим умишкам и бухгалтерским душонкам из Гарварда.
После десерта в зале погас свет. Началась демонстрация фильма «Мистер Энтузиазм» — о вознесении Гленна Тарнера из грязи в князи. На экране крупным планом маячил «неудержимый». Он все время купался. В лучах славы, в водах Атлантики, в золоте. Между купаниями «неудержимый» носился как одержимый. На яхтах, самолетах, автомобилях. Яхты были прекрасные, автомобили — классные, самолеты — частные. Роскошь била в глаза увесистыми кулачищами Мухаммеда Али, швыряя зрителя на канаты зависти, алчности, стяжательства. И ужасно хотелось сметь быть великим, хотелось позитивно относиться к жизни своей и негативно — ко всем остальным.
Иногда «Мистер Энтузиазм», он же «неудержимый», он же Заячья Губа, не довольствуясь обычным крупным планом, заполнял экран целиком и, раздвигая его рамки, простирал руки в зрительный зал:
— О, как мне хочется исцелять вас от неверия в собственные силы простым прикосновением руки, как делает Орал Роберте[20]. Не разрешайте промывать себе мозги комплексом неполноценности! Слушайте меня! Следуйте за мной! Если я вам дам рыбу, вы будете сыты день. Если я научу вас ловить рыбу, вы будете сыты всю жизнь. Спасение в успехе. Успех в вере…
Крупные планы сменялись общими. Трюкач-оператор пропускал сквозь синеву остекленевших глаз Гленна Тарнера толпы беснующихся людей, жаждавших прикоснуться к целительным язвам парфюмерного Христа. Глазок кинокамеры фиксировал падения и столкновения, разбитые в кровь рожи, орущие: «MMMMOOONNEY!» Так бьются о плотину косяки рыб…
Гленн Тарнер поехал в аэропорт провожать гарвардскую гоп-компанию. Красно-бело-голубой «Фэлкон фэн», заляпанный иконографией Заячьей Губы, распростер могучие крылья над цветником красивейших девушек Орландо. Вспыхнули прожектора, и к микрофону подошел сам.
— Настало время прощаться, — выдохнул он в чувствительную мембрану южнокаролинский прононс. — Многие из вас, конечно, убеждены, что я затеял всю эту поездку в целях рекламы и саморекламы. Хотите — верьте, хотите — нет, но у меня и в мыслях не было паблисити. Притащил я вас ради собственного удовольствия, чтобы показать и доказать эффективность бизнеса, который вы списываете со счетов как химеру. А химера-то процветает! Вот здесь, рядом со мной, стоит Клайд Кобб, президент международного филиала фирмы «Смей быть великим». Он — ученый-атомник. Я переманил его у правительства. Клайд разбил вдребезги свою электронно-вычислительную машину, когда она дала отрицательный ответ по поводу просперити моего дела. Клайд поверил в меня и оказался прав. Не так ли, Клайд?
Президент международного филиала фирмы «Смей быть великим» с готовностью закивал головой в знак согласия.
Началась церемония прощания. Аналитическим умам были преподнесены подарки: пластинки с записями афоризмов Тарнера «Самосовершенствованию нет предела» и туалетная бумага «Коскот». Так сказать, для души и тела. Кроме того, каждый гарвардец был удостоен поцелуя «мисс Орландо», дышавшей духами Заячьей Губы и туманами его философии.
На борту лайнера аналитические умы провели между собой анкету. Первый вопрос гласил: «Этичен или неэтичен фундамент тарнеровского бизнеса?» Тридцать три человека ответили «неэтичен», трое — «этичен», остальные воздержались. Второй вопрос гласил: «Нравится ли вам Тарнер, доверяете ли вы ему?» Все сорок единодушно ответили: «Да». Наконец, аналитические умы пришли к выводу, что «природный интеллект Тарнера, что бы это ни значило, равен тренированному интеллекту профессора гарвардской Школы бизнеса, кем бы он ни был».
«Фэлкон фэн» алчно пожирал пространство. На его крыльях было изображение распятого парфюмерного Христа. Над Америкой разыгрывалась грандиозная комедия вознесения, которому не предшествовало положение во гроб…
Суд с ветерком
Последний день августа 1972 года выдался необычайно жарким. В Сэнфордском аэропорту было нечем дышать. Помощники шерифа округа Пайнллас, вконец раскисшие в ожидании обвиняемого, дули милуокское пиво и с тоской поглядывали на небо. Каждые полчаса звонили из Клеаруотера от участкового судьи Холли и осведомлялись: где обвиняемый? Помощники шерифа с тем же вопросом звонили в Орландо. Каждые пятнадцать минут. Из Орландо отвечали, что обвиняемый задерживается и вылетит, как только освободится от множества неотложных дел. Помощники шерифа чертыхались. Чертыхался судья Холли. Жара в Сэнфорде и Клеаруотере становилась нестерпимой. Ожидание тоже.
Обвиняемый прибыл уже под вечер. Его личный самолет подрулил прямо к аэровокзалу. Долгожданный гость был одет в костюм неонового цвета. Из-под брюк торчали ковбойские сапоги, расшитые пестрым бисером. Лицо закрывала широкополая ковбойская шляпа.
— Ну что ж, поехали? — обратился он к помощникам шерифа.
— Поехали, — мрачно пробурчали помощники. Флоридское солнце выкачало из них милуокское пиво, и оно бурыми пятнами выступало на форменных рубашках полицейских, придавая им сходство с леопардами.
Обвиняемый сел в белый «кадиллак». В другом «кадиллаке», зеленого цвета, разместились его адвокаты. Помощники шерифа втиснули свои могучие тела в черный «крайслер», включили сирены и мигалки и как бешеные рванулись на «хайвей». Ехали с ветерком. Сто миль, отделявшие Клеаруотер от Сэнфордского аэропорта, были покрыты за час. В город ворвались на полном ходу. Затормозили лишь у здания суда.
Магистрат[21]Чарльз Р. Холли начал слушание дела, как только ковбойские сапоги обвиняемого переступили порог зала суда. Он кивнул в сторону прокурора штата Флорида Джеймса Рассела, приглашая его к барьеру. Прокурор тут же поднялся и принялся монотонным голосом зачитывать грехи, которые солнечный штат Флорида ставил в строку обвиняемому. Последний привлекался к ответственности по восьмидесяти шести статьям уголовного кодекса, нарушенным им 1327 раз. Поэтому чтение обвинительного акта заняло достаточно много времени. Магистрату было скучно. Подсудимому тоже. Магистрат рассматривал бумаги, подсудимый — бисер на своих ковбойских сапогах. Взвод адвокатов зарылся в тома необъятного дела.
Когда прокурор Рассел закончил чтение заупокойной мессы, адвокаты от имени своего подзащитного заявили, что он не считает себя виновным ни по одной статье и ни по одному делу.
— Все это — вонючее дерьмо, которое пытается выпихнуть меня из бизнеса, — неожиданно вставил подсудимый, оторвавшись от созерцания пестрого бисера на ковбойских сапогах.
Адвокаты не успели предотвратить выпад подзащитного. Магистрат встрепенулся и приплюсовал к восьмидесяти шести статьям еще одну — за неуважение к суду. И тем не менее приговор прозвучал весьма гуманно: сто пятьдесят суток тюремного заключения, то есть менее чем двое суток за статью. Впрочем, преступник пробыл в тюрьме всего сорок пять минут — время, которое понадобилось его адвокатам для внесения и оформления залога в двадцать тысяч долларов.
Обратно, в Сэнфордский аэропорт, ехали с тем же ветерком и в том же порядке: преступник в белом «кадиллаке», адвокаты в зеленом. Вот только место черного полицейского «крайслера» в кортеже заняли серебристые автобусы, битком набитые представительницами прекрасного пола. Высунувшись из окон, они размахивали флагами и транспарантами, отороченными норковым мехом. «Свободу Гленну Тарнеру!», «Руки прочь от Заячьей Губы!» — было выведено на них ядовито-яркой помадой фирмы «Коскот».
Так закончилась первая и последняя попытка Фемиды удержать «неудержимого».
На следующий день он издал из своей орландской штаб-квартиры рескрипт-предупреждение: «Если меня не оставят в покое, я расчленю мою империю на пятьсот фирм. Федеральному правительству и властям штатов придется возбудить уголовные дела против каждой из них. Я парализую юридическую систему страны еще невиданным кровопусканием времени и денег. Я задушу ее путами волокиты».
Угроза, видимо, подействовала. От Тарнера отступились. А сам Гленн Заячья Губа продолжает неудержимо наступать широким фронтом…
***
Главный герой мифологии американизма — разбогатевший бедняк, чистильщик сапог, ставший мультимиллионером, продавец газет, добравшийся до президентского кресла. Короче, селфмейдмен[22]. По своим «анкетным данным» Гленн Тарнер выкроен для самой верхотуры долларового Олимпа. Он великолепно сочетает — отчасти интуитивно, отчасти в результате холодного расчета — сентименты былого с ритмами настоящего. Недаром Заячью Губу называют «анахронизмом времен тентов Чаттануги» (эпоха освоения «дикого Запада»), приладившим реактивные моторы к своей телеге, которую раньше тащила пара мулов н с облучка которой он рекламировал свои товары, а когда прогорал — проповедовал слово божье. Любители психоанализа и сюрреализма рисуют Тарнера многоголовой гидрой и многоруким бонзой, вобравшим в себя черты евангелиста Билли Санди, железнодорожного магната Эндрю Карнеги, циркового антрепренера Бэрнама и фашиствующего расиста-популиста Хью Лонга.
И тем не менее новейшие издания жития американских святых предпочитают стыдливо замалчивать имя Тарнера. Хрестоматийный герой изымается из букварей свободного предпринимательства. Почему? Теософы американизма утверждают: деньги Заячьей Губы пахнут. Они не хлорированы респектабельностью. Между ним и теми, у кого он отбирает «баки», нет системы фильтров и шлюзов условностей. Так, мол, не поступали даже «бароны-разбойники» — два Джона-старших; Рокфеллер и Морган.
В этих утверждениях теософов американизма есть большая доля истины.
В самом деле, когда тебя грабят Рокфеллеры, ты говоришь: «Меня ободрал, как липку, «Чейз Манхэттен бэнк» или «Стандард ойл оф Нью-Джерси». Когда же тебя грабят «Коскот» или «Смей быть великим», ты возмущаешься: «Этот пройдоха Тарнер залез в мой карман». С первыми ты соприкасаешься через биржу, и если горишь, то не один, а, так сказать, в компании. Ты не сетуешь: «Меня обокрали», ты сокрушаешься: «Я обанкротился». Страдательное начало уступает место невезению, неумению и так далее. Тебе не на кого пенять, кроме как на самого себя.
Тарнер, наоборот, вопиющий антипод анонимности. Если Рокфеллеры и Морганы недоступны, как древнеегипетские жрецы, Тарнер, подобно Христу, дает каждому прикоснуться к своим язвам. Первые окружают себя менеджерами, второй — «пророками». Первые завлекают вас «народным капитализмом», второй обещает сделать капиталистом лично вас.
И в этом неодолимая сила Заячьей Губы, его легендарная неудержимость. Сейчас в Соединенных Штатах более тридцати миллионов человек владеют акциями, а через пенсионные фонды, муниципальные консоли и прочие приводные финансовые ремни — еще шестьдесят миллионов. Но подавляющее большинство американских акционеров не являются капиталистами и не чувствуют
себя таковыми — ни элементарными, ни «народными». Если раньше владение акциями создавало иллюзию сопричастности к процветанию, то сейчас оно все чаще ведет к крушению подобных иллюзий. Приобретая акции, Рокфеллером не становишься, разочарованно констатирует человек с улицы. Конечно, нет, охотно поддакивает ему Гленн Тарнер. Но вот, приобретая пай в «Смей быть великим», ты уже вступаешь в землю обетованную. Деньги на бочке, а тем более бочка с деньгами — неопровержимый аргумент.
И вот наш хрестоматийный герой, изымаемый из букварей свободного предпринимательства, возвращается на их страницы, волоча за собой романтический шлейф эпохи «бури и натиска» первоначального накопления, его свинство, но одновременно и кабанью силу, воспетую и проклятую в эпопеях Бальзака и Золя.
Гленн Тарнер Заячья Губа лишь кажется карикатурой на капиталистическое общество. В действительности это автопортрет капитализма.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.com
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1]Показатели котировки акций на нью-йоркской фондовой бирже.
[2]Дюйм = 2,5 см.
[3]Гэлбрейт и Самуэльсон — «властители умов», знаменитые американские буржуазные экономисты. Последний — лауреат Нобелевской премии.
[4]Источником вдохновения для «Коскота» Тарнеру послужил «Мир Диснея» — «Эпкот» — «Экспериментальный прототип общин будущего».
[5]Фут = 33.3 см.
[6]Автострады.
[7]Каждый американский город имеет свою «главную улицу» — «Main street». Так называется и знаменитый роман Синклера Льюиса.
[8]Маяковский в своих очерках об Америке ошибочно перенес Бруклинский мост на Гудзон.
[9]Воплощение.
[10]В нью-йоркском метро бросают в контролеры-автоматы не деньги, а специальные жетоны.
[11]Официальный адрес Белого дома в Вашингтоне.
[12]На Мэдисон-авеню в Нью-Йорке расположены крупнейшие рекламные агентства.
[13]Шайка.
[14]Так по традиции называют Французскую академию.
[15]Речь идет о Нью-Йорке.
[16]Ручной пулемет-автомат — излюбленное оружие американских гангстеров.
[17]Один из богатейших людей Америки.
[18]Гром, гром и молния, тысяча чертей! Мы тарнеровское поколение!
[19]Имя капитана Медины.
[20]Популярный в Штатах шарлатан, проповедник, «ясновидец» и «врачеватель».
[21]Судья.
[22]В прямом переводе — человек, который сам себя создал.