За помощью Павел обратился в Центральный Комитет ВЛКСМ к генеральному секретарю Александру Косареву.
По-моему, Павел и Александр понравились друг другу с первой встречи. «С такими парнями можно взять любую высоту!» - сказал тогда Павел. Впоследствии сотрудничество их было очень плодотворным. Павел рассказывал, что однажды Саша Косарев обсуждал вопрос о вовлечении молодежи в науку, о ее участии в создании новой техники. Ему возразил Бухарин:
- Торопитесь, молодой человек. Прежде чем лезть в науку, комсомольцам надо научиться чистить зубы.
Косареву не понравился барский выпад против товарищей, и он осадил Бухарина:
- Нам нужна своя профессура, нужны свои деятели науки, способные воздвигать здание коммунизма и вести молодежь к вершинам коммунистического общества. Если мы воспитаем такую молодежь, то она будет способна научить и вас, Бухарин, чистить зубы...
В.И.МАЛЫНИЧ
'Малынич Владимир Иосифович - ведущий конструктор Экспериментального института по вооружениям РККА.
Как-то я на зорьке пришел к Гроховским, даже постоял у двери, не решаясь дернуть бечевку колокольчика. Но когда меня впустили, понял, что хозяева давно бодрствуют. В комнате царил такой беспорядок, за который даже признанных изобретателей беспощадно ругают их жинки. А Лидия Алексеевна сидела вместе с мужем на полу и на цементную болванку наклеивала длинные бумажные ленты. Вокруг них валялись обрывки бумаги, тесьмы, деревянный молоток, короткие металлические стержни...
- Понимаешь, - будто оправдываясь, сказал Павел Игнатьевич, стряхивая мелкую бумажную пыль с брюк, - это будут агитационные бомбы новой конструкции. Совершенно иной принцип действия, чем у имеющихся. Для больших праздников... Летят самолеты, и летчики сбрасывают эти бомбы на парашютиках. Взрыв, море бенгальского огня, и из него высыпаются листовки! Красиво? А при военных действиях.бомба легко превращается в осветительную, меняем только начинку.
- Павел! - укоризненно остановила поток его слов Лидия Алексеевна. - Ну нельзя же так... - И ко мне: - Вы уж извините за беспорядок. Ночью его осенило, он поднял меня в три часа и засадил за эту нудную работу. Идеи ни есть ни спать не дают. Вы очень кстати, вместе позавтракаем.
Пока Лидия Алексеевна с вышитым рушником на плече колдовала на кухне, Гроховский продемонстрировал мне свое новое изобретение-ботинки с пружинами на подошвах.
- Для будущего десантника! - сказав так, он обулся в них, залез на стул и прыгнул. Ботинки подбросили его вверх и вбок, но Гроховский удержался на ногах, в последний момент уцепившись за стену.
- Думаю попробовать еще пневматическую, надувную подошву, - поделился он со мной, снимая ботинки.
Впоследствии парашютист Николай Остряков удачно испытал оба вида ботинок, прыгая в них с самолета на парашюте.
Во время завтрака, найдя подходящий повод, я спросил, имея в виду задание нам от начальника ВВС:
- О парашюте думал?
- Ничего толкового в голову не приходит. Проштудировали с Лидой всю историю парашютизма, разобрались детально в парашютах Котельникова, Жюкмеса, Ирвина. Сложные они. И неуправляемы почти, а нам нужно, чтобы десантник не просто спускался на парашюте, а летел прицельно, падал не наобум, а приземлялся точно в назначенное место. Понимаешь, думаю, что парашют может не только опускать человека на землю, но и поднимать его с земли.
- Этого ж нам пока не нужно, Павел Игнатьевич.
- Кто знает, елки-палки, может, завтра пригодится! - Знаете, он завтра думает совершить парашютный прыжок. Ведь в первый раз. Страшно! Не очень опасно, как вы думаете? - обращенное ко мне лицо
Лидии Алексеевны застыло в ожидании. - Может, посоветуете ему...
- Мне советы не нужны! - отрезал Гроховский. - Конструктор должен знать, что он делает и для чего. Прыгаю! И не завтра, а договорился с начальством - сегодня. Едем, Малынич!.. После меня и тебе сигануть придется.
До Ходьшского аэродрома мы добрались на трамвае.
Гроховский никогда не прыгал и мало что знал о парашютных прыжках, как, впрочем, почти ничего не знали о них и другие. Где-то в Америке первые учебные парашютные прыжки совершил командированный туда наш летчик Леонид Минов. Он вернулся в СССР, но опыт свой передать никому еще не успел. Так что практически Гроховский начинал с нуля. День для прыжка был выбран явно неудачный: ветер у земли дул со скоростью до четырнадцати метров в секунду, а на высоте еще сильнее.
Трудно пришлось в тот день Гроховскому,
ПЕРВЫЙ ДОБРОВОЛЬНЫЙ ПРЫЖОК
- Давайте повторим наш уговор, - попросил Гроховский летчика Иванова. - Я вылезаю на крыло, держусь за стойку, и, как только вы протянете руку в сторону, я отрываюсь от нее. Так?
- На высоте тысяча двести метров, - уточнил Иванов.
- Вы подходите к аэродрому по ветру, я покидаю самолет на границе аэродрома.
- И вас сносит в центр летного поля.
- Будем надеяться! - Гроховский огляделся по сторонам. Людей вокруг их самолета «Фоккер С-4» собралось немало. Все ждали необычного зрелища. Одни смотрели на Гроховского удивленно, другие сочувственно, некоторые испуганно: «По доброй воле хочет прыгать!»
Корреспонденты газет что-то записывали в блокноты, щелкали затворами фотоаппаратов. Позже в прессе об этом событии говорилось как «о первом в СССР добровольном парашютном прыжке».
Павлу Гроховскому внимание товарищей и журналистов нравилось. Он любил быть первым. Неторопливо подгонял снаряжение, подтягивал по фигуре лямки подвесной системы парашюта «Ирвин».
Некоторую нервозность внесла погода. Облачность рассасывалась до полудня. Она была низкой, тучевидной, все ждали дождя. Но майский ветер разогнал облака, обнажил синее небо.
«Фоккер С-4» взлетел. Чуть накренившись, пологой спиралью долго набирал высоту. Долго - так показалось тем, кто с земли наблюдал за самолетом через зрительные трубы и бинокли.
На аэродром приехал начальник НИИ Горшков. Вместе со всеми он смотрел в небо, нервно теребя лацкан форменного кителя. Ведь именно он разрешил полет, уступив настояниям Гроховского.
Как бы оправдываясь, Горшков говорил своему помполиту Фоменкову:
- Я ему твержу: «А если?..», а он мне: «Начинать когда-то надо». Я ему говорю...
- Не волнуйтесь, - остановил Горшкова помполит. - Я уверен в Гроховском. Притом вы же согласовали прыжок с начальником управления?
- Да, Петр Ионович не возражал. Обещал даже приехать.
- Вряд ли сможет, он у наркома. А его помощники здесь.
«Фоккер» уходил вдаль, превращаясь в маленькую темную точку. Но вот звук мотора стал приближаться. Снова вскинулись вверх окуляры труб и биноклей. Горшков, приподняв тяжелый морской «цейс», видел через его сильные линзы уже головы летчиков, торчавшие из кабин.
Гроховский, одетый в синий комбинезон, вылезал на крыло довольно неуклюже - упав на плоскость, вцепился одной рукой в вертикальную стойку крыла. Другую руку положил на карман вытяжного кольца парашюта.
Под самолетом граница летного поля. Летчик Иванов выбросил в сторону руку. Гроховский отпустил стойку, и встречный ветер толкнул его, слизнув с крыла. Как только опора под ним исчезла, Гроховский дернул кольцо. Под напором воздуха купол быстро выполз из ранца. Над Гроховским совсем близко промелькнуло голубое брюхо самолета, и задняя опора фюзеляжа - костыль - зацепила купол.
Так как самолет волок парашютиста за собой недолго, Гроховский не успел осознать трагедийности положения, не успел даже испугаться. Треснула шелковая ткань купола - парашютиста тряхнуло. Но это был только миг. В следующую секунду Гроховский уже раскачивался под бело-красным выпуклым зонтом и радостно кричал. Спускаясь, он вел себя как мальчишка: крутился на стропах, перебирал ногами, будто бежал по воздуху, подтягивался, усаживаясь на лямках поудобнее.
А ветер нес его.
Расчет «на глазок» не состоялся. Ушел за спину аэродром.
Под парашютистом шоссе. Но и серая змея асфальта уползает в сторону.
Окраина города... Трамвайные провода... Парк,
До земли метры.
Перед Гроховским — двухэтажный дом. Парашютист подтянулся на стропах и, чуть не задев ногами, перелетел конек крыши.
Он не видел, что творилось на улицах города. Кричащие люди, собираясь в толпы, бежали в сторону, куда летел парашютист. Автомашины, завывая клаксонами, устроили самую настоящую гонку — лишь пешеходы, устроившие массовый кросс на автодорогах, мешали развить им максимальную скорость. Все хотели поближе увидеть смельчака, спускавшегося с неба на разноцветном мешке. Над Москвой впервые летел парашютист!
Спешила к месту приземления и санитарная машина, в ней, сжавшись от переживаний за мужа в безмолвный комочек, тряслась Лидия Гроховская.
Парашютист упал на окраине города в огород, на грядки с капустой, рядом с цыганским табором. Из-под серых парусиновых навесов, палаток, кибиток на колесах высыпали цыгане — и стар и млад. Они окружили парашютиста плотным кольцом.
Прошла минута оцепенения, и молодая цыганка, опустив долу черные очи, поклонилась:
— Счастливый будешь!
— Спасибо, красавица!
Цыгане все разом загомонили, поздравляли Гроховскоге, несколько десятков рук потянулись помочь ему снять с плеч лямки. Кто-то пел. Черномазый пацаненок выплясывал перед летчиком. А старая цыганка, скрываясь за спинами сородичей, кухонным ножом отрезала кусок шелка от парашютного купола, пришепетывая:
— Хорошее платье выйдет.
—— Пусть будет два, три, четыре! — весело поддержала ее черноокая молодуха и из потайного кармана цветастой юбки вытащила острый ножичек.
— Ты спасся в нашем огороде,— важно говорил статный цыган. — Это большое счастье тебе и почет нам. Оставь что-нибудь на память, чтобы и внуки наши знали об этом дне...
Гроховский улыбался, кивал головой, пожимал протянутые руки. С удовольствием опорожнил медный черпак с холодным квасом, стряхивая капельки с груди, от души благодарил:
— Спасибо, чавелы! Спасибо. Только расступитесь, пожалуйста, дайте мне возможность собрать парашют.
Затрещал ветхий забор огорода — это прорвалась к парашютисту новая толпа людей. Преодолевая препятствие, как танк, через обломки забора перебирался санитарный автомобиль, а перед его радиатором бежала Лидия Алексеевна. Гроховский попытался шагнуть навстречу жене, но его подняли на руки и понесли к автомобилю.
А на том месте, где приземлился первый добровольный парашютист, стоял и грустно дул в деревянный свисток милиционер. Трели он выводил минорные, потому что ему поручили собрать парашют и доставить его по назначению, а его руки держали одни парашютные лямки и обрезки строп — от купола ие осталось даже кусочка.
Карета «Скорой помощи», позванивая колоколом на манер пожарной автомашины, катилась на аэродром, где летчика ждало начальство. Лида, обняв мужа, спрашивала:
— Как ты себя чувствуешь?
— Прескверно, Лидонька, как многое мы не учли! На ветер не обратили должного внимания.
— У тебя где-нибудь болит?
— И прыгнул я неуклюже! Надо же, почти на крыле дернул кольцо! Мог летчика погубить! Нет, нужны точные расчеты и отработка прыжка еще на земле. С кондачка не получится!
— У тебя что-то неладное с ногой. Да?
— Приземление тоже надо отрабатывать на земле. Тренажеры строить будем, Лидонька!
На аэродроме Гроховского первыми встретили Владимир Малынич и специалист института по парашютам Скрипухин. Отстранив рукой кинувшегося обниматься Малынича, Скрипухин сухо поздравил летчика с благополучным приземлением.
— А за парашют, подаренный вами цыганам, придется, Павел Игнатьевич, наверное, платить. Лично вам. Ведь «Ирвины» у нас на вес золота.
- Сколько же он стоит? - смутился Гроховский. Услышав названную цифру, с горечью изрек: - Мне и за два года столько не заработать.
- Намереваетесь еще прыгать?
- Обязательно, товарищ Скрипухин... если доверят. Неужели так дорого стоит парашют Ирвина?
- Я не шучу. И переводим за границу не рубли, а золото. Золото, Гроховский, чистое золото.
Л. А. ГРОХОВСКАЯ
Бизнесмен Ирвин хорошо зарабатывал на своих парашютах. Спасшимся с их помощью летчикам дарил значок «Золотая гусеница». Он ловко стряпал рекламные фильмы, в них все летчики, попавшие в аварийную ситуацию, погибали, если пользовались парашютами других фирм, а не его, Ирвина. Тут же рассказывалось в титрах, что Ирвин использует для своей продукции только шелка японской засекреченной фирмы.
- Тысячу рублей Ирвину за парашют?! С какой стати! - возмущался Павел. - Надо сделать свой, из своей ткани!
И этой идеей он загорелся.
Павел совершил благополучно еще два прыжка. Четвертый же чуть не оказался для него роковым.
Считая, что большие высоты для военного парашютиста опасны (пока он спускается, враг может его расстрелять), Павел с каждым полетом уменьшал высоту выброски. На сей раз было 600 метров. Опять произошла ошибка с ветром, и Павла отнесло за границу аэродрома в самое неудачное место на ограждения из колючей проволоки. Он зацепился ногами за колючки, его повернуло, и он упал на землю спиной. Удар был настолько сильным, что сразу же парализовало руки и ноги.
Я примчалась уже в госпиталь, увидела его в полном сознании, но совершенно беспомощным. До сих пор не могу забыть виноватое выражение на его сером лице и слова:
- Врач говорит, что это контузия, со временем двигательные функции конечностей восстановятся.
Почему-то именно слова «двигательные функции конечностей» меня особенно испугали. Перед глазами встали гипсовые руки, ноги, корсеты на свалке около санатория для военных в Евпатории. Я не могла сдержаться и разрыдалась до истерики. Меня чем-те горьким напоили, выпроводили из палаты, отвезли домой.
Навещала Павла почти каждый день. Врач оказался прав. Постепенно Павел стал шевелить пальцами рук. Потом садиться на койке. Потом вставать с койки на костылях. У него оказалась очень сильная воля. При мне он вел себя подобающим больному образом, даже просил помассировать какую-нибудь руку, говорил, что мои прикосновения исцеляют его. А без меня, как рассказывали нянечки, делал двигательных упражнений раза в три больше, чем предписывали врачи. Наверное, это было ужасно больно, он обливался потом, стонал, даже ругался, и нянечки говорили, что в глазах его стояли слезы.
И в госпитале Павел постоянно думал о парашютах. Когда смог, стал рисовать, чертить на бумаге, считать. Я для него разыскивала книги, которые он просил, подолгу и как можно внимательнее слушала его рассуждения. Парашют Павла должен быть устойчивее парашюта Ирвина и, самое главное, намного-намного дешевле. Он решил использовать для пошива купола самую копеечную ткань.
- Понимаешь, Лида, чтобы сбросить пушку, например, понадобится в десять-двадцать раз больший парашют, чем людской. Если же его делать из японского шелка, сколько он будет стоить? Намного дороже самой пушки! Это же не дело, елки-палки! Только дешевый парашют позволит нам сбрасывать массы людей, сотни, тысячи воинов и технику, любую технику!
Вот эта одержимость в изобретательстве тоже, наверное, помогла ему довольно быстро выздороветь.
После лечения в госпитале Павлу велели полежать еще дома. Куда там! Мы ходили по магазинам, ощупывали разные материи: перкаль, батист... Я шила парашюты небольших размеров. По вечерам Павел забирался на крышу трехэтажного дома № 23 в 1-м Колобовском переулке, ловил ветер хлопчатобумажным парашютом своей конструкции.
Первым добровольным прыжкам Павла один поэт посвятил стихи. Я их помню наизусть:
Кто сказал, что не страшен прыжок с парашютом,
Тот не прыгал ни разу иль просто-напросто врет.
На земле все пустяк, а вот в воздухе - там не до шуток.
Пусть он выйдет на плоскость и к краю крыла подойдет.
Пусть стоит на краю, за которым свистящая бездна,
Пусть с улыбкой посмотрит опасности прямо в лицо
И, сигнал получив, пусть сумеет шагнуть в неизвестность,
Как за спину Фортуны, схватившись рукой за кольцо.
Парашютный прыжок - точно с жизнью играешь ты в прятки
Пистолет у виска, а ты жмешь на курок и не знаешь, какой в магазине патрон.
Фатализм мне претит, ну а в небе легко ли довериться тряпке?
Пусть добротной, пусть шелк, пусть перкаль или самый прочнейший дакрон,
Смерть сама не страшна - ожидание сердце надкусит,
Если страху поверить и дать свою волю согнуть.
Есть такие минуты, когда важно одно лишь - не струсить,
И себя и свой страх, точно лужу, перешагнуть.
Говоря с молодыми, мы проблемы порою сужаем,
Прикрываясь бравадой фальшивых сентенций и строк.
Прыгать страшно, но надо, предательский страх побеждая.
Над собою победа - побед предстоящих залог '.
' Стихи летчика В. Фролова.
ПАРАШЮТ
Идея создания нового парашюта Гроховскому была подсказана необходимостью.
Основанный в 1926 году НИИ ВВС РККА должен был начать «систематические и всесторонние испытания» всех существующих в то время более-менее надежных парашютных систем. Целый год ушел на организационные мероприятия. Затем в распоряжение ВВС поступили несколько сот парашютов - все спасательные - фирмы «Гофман», стоимостью по 600 долларов каждый, японские «Нанака», английские «Жеккекюю», французские «Авиариес», тоже недешевые, и парашюты «Ирвин» по 1000 валютных рублей за штуку.
В НИИ исследовательскую работу по парашютам возглавлял специалист Скрипухин, безраздельно верующий в зарубежные системы и скептически относящийся к отечественному парашюту Глеба Котельникова. Модернизацией и улучшением этого парашюта занимался летчик и инженер Михаил Савицкий со своими единомышленниками.
По 1929 год исследовательская работа ограничивалась изучением парашютных систем и составлением инструкций по пользованию ими. Практической работы не было, летчики не верили в безопасность парашютного прыжка. За два с лишним года не было выполнено ни одного прыжка с целью изучения поведения парашютных систем в воздухе.
Только в апреле 1929 года, когда Скрипухин и его приверженцы пришли к теоретическому выводу, что лучшим в мире является парашют «Ирвин», в США послали летчика Минова для ознакомления со структурой и функционированием аварийно-спасательной службы в американской авиации. 13 июля в Буффало он совершил свой первый прыжок и отбил телеграмму в Москву:
«ПЕРВЫЙ ПРЫЖОК УДАЧНО - МИНОВ».
Конечно же, такие темпы развития парашютизма не устраивали командование Красной Армии. В 1928 году в Ленинградском военном округе член Реввоенсовета СССР Михаил Николаевич Тухачевский провел военную игру по теме «Действие воздушного десанта в наступательной операции», но, как говорится, «на картах и на пальцах», так как новаторская мысль не имела материальной поддержки.
Чтобы в короткий срок вооружить армию новой техникой, деятели партии, правительства. Реввоенсовета искали людей энергичных, умных, способных быстро осуществить модернизацию вооружения. В постановлении ЦК ВКП(б) «О состоянии обороны СССР» предлагалось «усилить взятый темп работ по усовершенствованию техники Красной Армии».
Павел Игнатьевич Гроховский оказался среди тех людей, на которых возложили эту нелегкую миссию.
Практически летчиком-испытателем в НИИ ВВС он не работал, его сразу же нацелили на создание технических новинок для ВВС и задуманных воздушно-десантных войск.
- Думайте над этим, - напутствовал Гроховского при одной из первых встреч с ним начальник ВВС Баранов. - Мы не ограничиваем вашу фантазию, дерзайте, только прошу: темп, темп и еще раз темп, и почаще докладывайте о сделанном. Если нужны помощники - они у вас будут.
Гроховский попросил себе в помощники инженера Владимира Иосифовича Малынича и какое-нибудь помещение, чтобы над изобретениями не работать дома.
0бе просьбы удовлетворили.
Первый же доклад Баранову о сделанном очень заинтересовал командарма.
- Пожалуйста, еще раз о парашютах, внешних, подвесках поподробнее. - И позже: - Какие дальнейшие планы? Что на уме?
Когда Гроховский поведал о своих замыслах, Варанов удивился:
— И все это вы думаете спроектировать вдвоем?
— Пожалуй, не осилить, товарищ командарм.
— Будьте у меня завтра в пятнадцать ноль-ноль, — приказал Баранов и отпустил подчиненного.
На другой день в кабинете начальника ВВС летчик-изобретатель увидел Тухачевского.
Гроховский любил внимательных слушателей. Когда он чувствовал, что его мысли заражают других, то мог говорить долго и подробно. Беседа велась за чашкой чая. Никто не поглядывал на часы. Баранов приказал отключить телефоны и никого не впускать в его кабинет.
Речь Гроховского свелась к следующему:
— Без дешевых парашютов я не вижу десантника. Парашютов нужно много, разной грузоподъемности, и мы сошьем их из хлопчатобумажных тканей... У нас пока нет специальных транспортных самолетов для перевозки десанта, но мы сделаем их, а пока оборудуем «Пуму» и другие подходящие машины подкрыльными люльками для перевозки людей, спецящиками, подвесными кабинами, коробами для транспортировки продовольствия, боеприпасов и медикаментов...
— Извините, о какой это «Пуме» вы сказали?
На вопрос Тухачевского ответил Баранов:
— «Пумой» летчики называют самолет Р-1 с мотором «Сидлей-Пума».
— Я вижу такую картину, — продолжал Гроховский, — красноармейцы большими группами выбрасываются из самолетов с парашютами в полном боевом снаряжении, вместе с ними в специальной таре падает все необходимое для ведения затяжных боевых действий — пулеметы, пушки, мотоциклы, автомашины, может быть, лошади, походные кухни и даже легкие танки...
— Танки? — переспросил Тухачевский.
— Да. Все, что нужно красноармейцам для сражения на незнакомой местности в отрыве от своих тыловых баз, для их быстрого передвижения... Будет у них и специальное легкое оружие для борьбы с бронетанковыми силами противника... Десантные подразделения, выброшенные на разные площадки, поддерживают друг с другом связь при помощи телефонного провода, его протянут самолеты, используя для этой цели специальные барабаны, установленные на бортах... Общее руководство военной операцией, корректировка действий проводится с неба — действуют мощные радиоустановки на самолетах-штабах. Голос командующего будет слышен на четыре-пять километров вокруг...
Тухачевский, удобно расположившись в кресле у окна, долго стряхивал с рукава своей белой гимнастерки какую-то соринку. На его полноватом лице застыла улыбка. Ведь сейчас предметно говорили о том, чем он жил последние годы. Ему нравилась уверенность, здравость суждений и горячность молодого сутуловатого летчика-изобретателя, сидящего на краешке стула и дополняющего свою речь жестикуляцией. То, о чем Гроховский пока фантазировал, Тухачевский видел уже как бы наяву.
') В США, например, проводить изыскания по замене шелка в парашютах другим, более дешевым и не менее прочным материалом начали только в 1932 году.
Баранов писал за столом, останавливаясь только тогда, когда изобретатель говорил что-то для него новое.
Гроховский умолк. С минуту в кабинете было тихо.
— Задача вами понята правильно... Над чем конкретно работаете сейчас? — спросил Тухачевский.
— Все, о чем рассказывал, пока в набросках, эскизах, думах. Нужны разработчики, определенные условия.
— Эти вопросы мы решили, — вмешался Баранов. — При управлении ВВС создадим конструкторский отдел под вашим руководством. Сотрудников подберете сами. Будет выделено помещение на Ходынском поле. Михаил Николаевич, вы что-то хотели сказать об агитбомбах...
— Да, я видел ваши агитбомбы, Гроховский. По-моему, их конструкция может быть исходной для других. Я говорю о варианте бомбы, спускающейся на парашютике. Подумайте, нельзя ли сделать так, чтобы из бомбы сыпалось что-нибудь горючее и ночью освещало землю?
— Я подумаю. Прощаясь, Тухачевский сказал:
— О ваших планах доложу Ворошилову и Орджоникидзе. Мы с Петром Ионовичем обещаем вам всяческое содействие. Работайте, товарищ Гроховский, только нс разбрасывайтесь.
— И о самолетах не забывайте, — подсказал Баранов. — Вы ведь еще в Новочеркасске думали о безопасном самолете. Так?
— Есть мысли и о нем,— подтвердил изобретатель.
— Сначала парашют. Парашют и радиоустановка на самолете мне очень понравились! — весело говорил Тухачевский, провожая изобретателя до двери. У выхода пожал ему руку: — Надеюсь, еще не раз встретимся. Работайте!
— Есть работать, товарищ командующий! Когда сияющий Гроховский ушел, Тухачевский промолвил:
— Не осталось бы все на словах. Значит, я, Петр Ионович, буду командовать десантом с неба, а?
«Ничто так не способствует созданию будущего, как смелые мечты. Сегодня утопия, завтра — плоть и кровь», — процитировал Виктора Гюго книгочей Баранов.
В январе 1930 года Реввоенсовет СССР утвердил программу строительства самолетов, аэростатов, дирижаблей и другой авиационной и десантной техники.
Тему «Воздушная пехота» энергично разрабатывал конструкторский отдел Гроховского, отпочковавшийся от отдела НИИ ВВС. Кроме Владимира Малынича, помощниками Гроховского стали: Иван Титов — первый заместитель, Игорь Рыбников — ведущий конструктор, Федор Потапов — инженер-расчетчик, Николай Преображенский — художник-конструктор, Лидия Кулешова — чертежница. В отделе, созданном исключительно из молодежи, начались первые эксперименты.
ГОД 1930-й
Л. А. ГРОХОВСКАЯ
В начале 1930 года Павел высказал руководству ВВС несколько новых оригинальных идей по постройке специальных самолетов и по их конструкции. Большинство новинок было сразу же засекречено. Так Павел откликнулся на утвержденную Реввоенсоветом СССР в январе программу строительства определенных типов летательных аппаратов. Работа предстояла огромная.
А теперь новая забота: дочка! Как назвать? Перелистываем огромный календарь, где на каждой странице значится какое-нибудь современное имя: Октябрина... Автодор... Индустриализация... Авиета...
— Авиета! — восклицает муж. — Авиета, Вета, Ве-е-точка, — запел он, ликуя. — Даешь Авиету!
И стала наша дочь «аэропланом». Имя редкое, но со смыслом.
Когда приходил к нам инженер Малынич со своей сверхпышной шевелюрой, Авиета запускала руки в его Мягкие волосы и заливалась колокольчиком. Доброму дяде это нравилось, он сам наклонял голову: на, мол, делай с ней что хочешь!
Потом Малынич с Павлом усаживались за стол, раскладывали схемы и наброски, и начиналось обсуждение новых идей. Горячие споры, фантазерство. В эти моменты Павел становился очень красивым.
— Ты считаешь, что вынос стрелы на парашютной вышке мал? — горячился он. — Хорошо, возьми в руки карандаш, прикинь соотн шение длины стрелы и размера купола!
А мне было приятно, что идея парашютной вышки родилась на моих глазах. Однажды летом мы с Павлом поехали кататься на двухместном «фордике». Вдруг муж сворачивает на обочину и останавливает машину. Метрах в ста от нас трингуляционная вышка. Направляемся к ней по полю. Павел лезет вверх, долго что-то рассматривает, соображает и наконец спускается.
— Отсюда, — говорит, — я прыгну с парашютом.
— А высота достаточная?
— Метров тридцать. Высоты хватит.
«Очередной бред или шутка», — подумала я, но ничего не сказала. Прошло время, и «бред» обернулся успехом. Парашюту не надо было много высоты, чтобы раскрыться: на построенной вышке он висел уже раскрытый на каркасе, как абажур.
Когда я забралась на первую вышку в Гатчине, то пришла в ужас от близости земли, которая с тридцати метров была намного реальнее и страшнее, чем с большой высоты. Но все же я прыгнула. Кто-то из военных хотел помочь мне приземлиться, но достиг только того, что я сильно о него ударилась и разозлилась. Он в смущении удалился...
В маленьком коллективе Павла успешно продвигались и работы по созданию хлопчатобумажных парашютов, настоящих, а не только для тренировочных вышек.
В. И. МАЛЫНИЧ
Мы шли с Гроховским по аллее Петровского парка, снежок хрустел под ногами. Глядь, навстречу вальяжный Скрипухин. Он имел привычку прогуливаться утречком для моциона. Мы уже, плечо в плечо, разошлись, не поздоровавшись, как вдруг Гроховский останавливается и говорит:
— Минутку, товарищ Скрипухин!
Тот вроде не слышит, продолжает идти. Гроховский, сделав несколько быстрых шагов, опередил его и загородил дорогу.
— Зачем я вам понадобился, товарищ Гроховский?
— Настало время поговорить нам как мужчина с мужчиной!
Не было бы беды, подумал я, мой начальник хлопец горячий, и тоже подошел к ним. Скрипухин пораздумал, пораздумал и согласился.
Вид у спеца насмешливый, косую улыбку приклеил над бородкой клинышком. А у Гроховского голос малость на срыве.
— Почему, — спрашивает, — вы, Скрипухин, ставите нам палки в колеса и везде, как только заходит разговор о моих парашютах, полезную идею пачкаете?
— А вы тщеславны, уважаемый Гроховский. «Мои парашюты!» Покажите мне их. Хоть бы вполглаза взглянуть на это чудо...
— Наркому обороны прислали анонимку, где наши работы окрестили галиматьей, а меня называют кустарем, недоучкой, авантюристом. Много слов из вашего лексикона!
— Не оскорбляйте, Гроховский, — Скрипухин досадливо поморщился. — О своих убеждениях я всегда говорю открыто. Признаю, человек вы даровитый, но ваши прожекты...
— Вот, вот, и прожектером я назван в той писульке!