Она исходит из способности общества изменять свою судьбу: самосохранение не может быть оставлено на волю случая или так называемого естественного закона. Эта интеллектуальная ориентация вдохновлена социальной доктриной, которая подразумевает главенство воли и действия в формировании будущего и проповедует усиление роли государства в воздействии на социальную сферу.
Такая позиция вызывает дискуссии. По словам одних, история, независимо от того, линейна она или циклична, следует своим путем согласно некоторой диалектической логике, детерминированной взаимодействием различных сил: материальных, подобно способу производства (Маркс), или духовных (Гегель), при этом исторические личности оказываются всего лишь марионетками этих сил. Не является ли технический и материальный прогресс в основе своей процессом отбора по типу дарвиновского, результатом которого может быть прогрессивное улучшение, либо эволюция по бергсоновскому типу? По мнению других, история, если она не лишена определенного порядка, проявляющегося в долгосрочной перспективе, несет на себе отпечаток действий великих личностей. "История есть квинтэссенция огромного числа биографий", - говорил Т. Карлейл.
Задаться целью разрешить этот старый спор - означает потерпеть поражение в тупике метафизических дискуссий. Что касается меня, я предпочитаю промежуточную позицию, которую американский социолог Р. Мертон называет "социологическими теориями среднего уровня"8. В рамках прагматического подхода становится ясной роль многочисленных воздействий власти на социальную сферу как в тоталитарном, так и в либеральном обществах, даже если особенности такого вмешательства различаются. Они могут в некоторых случаях быть бесспорно удачными, в других -заканчиваться достойным сожаления провалом. Они могут вестись с согласия народа или против его воли, под влиянием утопических идей или с реалистическими целями. Безусловно, эти воздействия представляют собой часть политического пейзажа современных государств. Политика единственного ребенка в Китае, например, даже если учесть жесткость принимаемых мер, тем не менее есть своего рода успех государственного вмешательства в демографическую сферу в стране с очень сильными семейными традициями. С другой стороны, государство всеобщего благоденствия, несмотря на некоторые внутренние противоречия, о которых говорилось выше, остается восхитительной конструкцией социальной инженерии либерального толка. В особенности это относится к национальным системам здравоохранения и государственного образования, где правомерность государственного воздействия вначале вызывала протест, но, в конце концов, снискала одобрение граждан.
Что касается семейной пронаталистской политики, ведущейся некоторыми демократическими (и не демократическими) государствами, то оценка ее эффективности, хотя и включает отдельные позитивные элементы, в совокупности будет скорее отрицательной. Нельзя говорить о разрозненных мерах как целостной семейной политике, рассчитанной на долгосрочную перспективу, и тем более нельзя оценить эффективность использования финансовых ресурсов, т.к. нет каких-нибудь значимых результатов.
Попытка обобщения
Мне хотелось бы в этой части статьи сблизить три изложенные выше перспективы, показать, что они противоречат друг другу только в том случае, если их логика доведена до крайности, и что реальная жизнь полна того, что мы можем назвать "компромиссами". Часто вопрос заключается в пропорциях, в дозировании.
Имея в виду эволюционную перспективу, выделю две возможные "меры" для противодействия сложившимся тенденциям демографического старения и его темпов и для минимизации их последствий. Одна касается управления и мобилизации национальных человеческих ресурсов, другая - иммиграции.
Что касается первой, то по сути мы должны научиться мудро и бережливо управлять хотя и постаревшими, но дефицитными человеческими ресурсами. Для этого существует множество рецептов, тем не менее не следует восхвалять либо идеализировать наше стареющее общество. В старении трудно найти экономическое спасение, и еще менее - средство для выживания цивилизации.
Это приводит нас к рассмотрению иммиграции в качестве механизма, могущего восполнить состарившуюся и дефицитную демографическую структуру развитых обществ. Именно этот механизм был заимствован volens nolens западными странами и их заморскими территориями. Спрос на рабочую силу в течение экономического бума 60-х гг. создал армию не вернувшихся домой гастарбайтеров. После того, как экспансия сменилась экономическим спадом, они увеличили ряды безработных (или находящихся на государственном обеспечении - часто без прав гражданства, несмотря на долгие годы проживания в данной стране). С тех пор иммиграционные волны не прекратились и даже интенсифицировались, тогда как экономика не могла более поглощать вновь прибывающих. Система социальной защиты работала на пределе сил, и в ряде стран правительства под давлением общественного мнения борются, но, увы, безрезультатно, за контроль над иммиграцией, ставшей практически "дикой". Вследствие этого национализм как реальный, так и воображаемый, поддерживаемый искусственно, начинает играть главную роль в спектакле, который ежедневно с неистовством разыгрывается средствами массовой информации.
Нет другого вопроса, кроме иммиграции, который возбуждал бы столько страстей и провоцировал поляризацию общественного мнения. Миграция, без сомнения, внесла свой вклад в генетическое "скрещивание" и культурное "оплодотворение" населения, ее экономический вклад оценивается в общем благоприятно. Тем не менее, в последнее время наблюдается ужесточение общественного мнения по отношению к иммиграции, и не только к подпольной. Ф. Фукуяма, автор знаменитой книги "Конец истории и последний человек"9, опасается, что массовая иммиграция из бедных стран в богатые, которой практически невозможно сопротивляться, может стать для богатых стран источником внутреннего и внешнего напряжения10. Американец Соуэлл в своей последней работе "Миграция и культура", оценивая достоинства и недостатки мировой иммиграции в исторической перспективе, считает, что отныне экономические преимущества иммиграции уменьшаются, а ее социальные издержки растут. В эпоху электронной коммуникации know how может передаваться быстро и с небольшими затратами, без каких-либо перемещений на большие расстояния человеческих масс - носителей знаний. Эти знания к тому же уменьшаются по причине изменения самих иммигрантов в наши дни. В то же время сочетание мер, легализирующих иммиграцию, со льготами для иностранцев, желающих оставаться в статусе иностранцев, таит в себе потенциально взрывоопасные конфликты".
С моей точки зрения, при определении последствий иммиграции внимание должно быть обращено на два вопроса. Первый касается демографического и экологического равновесия, второй - этнической структуры, или, в конечном счете, национальной идентичности страны. Скажем откровенно: прекращение всякой миграции невозможно и нежелательно в любом открытом обществе. Легитимные беженцы должны найти приют, хотя бы временный. Проблема заключается скорее в политической воле государства, направленной на реализацию своих законных и суверенных прав в области международной иммиграции. Речь идет о контроле за размахом и ритмом иммиграции и, по возможности, о создании условий для демографического и экологического равновесия, постулируемого в теории саморегуляции.
Что касается влияния иммиграции на национальный состав страны, то от этого вопроса часто стараются уклониться из-за политической стыдливости, которую можно было бы, видимо, простить, если бы ее последствия не были такими тяжелыми. Совершенно очевидно, что если миграция продолжается в больших масштабах в стране, где коренное население не воспроизводится, то это приведет к глубокой модификации этнической структуры, а также в отдаленной перспективе может поставить под угрозу национальную идентичность страны. Расчеты, сделанные для Канады12 и некоторых западных стран, показывают, с какой быстротой осуществляется этнокультурная реструктуризация страны под тройным воздействием числа иммигрантов, их повышенной рождаемости и убыли коренного населения из-за хронически низкой рождаемости. "Будущее того общества, которое обрекает себя на низкую рождаемость, неминуемо начинает определяться иммигрантами", - заключает М. Термот в исследовании, посвященном демографическим тенденциям в Канаде13.
Любое демографическое обновление происходит через семью. Семья, в особенности моногамная, остается единственным институтом, способным обеспечить наилучшим образом рождение и социализацию детей, т.е. гармонию между воспроизводством населения и общества. "Человечество еще не нашло в этом достойной замены семье. Потрясенная до фундаментальных основ, обесцененная и раздробленная на части, она как социальный институт оказалась в кризисе. Семью нельзя укрепить ни административными мерами (запретами абортов и разводов), ни предвыборными лозунгами и пронаталистскими призывами. Усилия по обновлению семьи должны предприниматься одновременно на разных фронтах - законодательном, социальном и экономическом. Семейный кодекс, представляющий до сих пор смесь из разрозненных законодательных инициатив, требует полной переделки вместе со всей системой налогообложения.
Семья стремится к признанию своих прав, но ей в этом часто отказывают во имя всеобщих прав человека и ради уравнивания с семьей всех типов брака, в том числе псевдосупружеских. Чтобы институциональная и материальная поддержка семьи стала эффективной, она должна быть многообразной по формам. Необходимы инвестиции в то, что экономисты называют "человеческим капиталом", - в здоровье и образование детей. Они должны облегчить совмещение семейно-родственных и профессиональных ролей, что, в свою очередь, станет средством для выравнивания доходов мужчин и женщин. Причем, законодательно женщины должны получать компенсации за невозможность зарабатывать или за демографические "издержки" в связи с материнством. Другими словами, чтобы семейная политика была принята общественным мнением и имела шанс на удачу, она должна осуществляться одновременно во имя социального равенства (полов), экономической рациональности (человеческий капитал), демографической эффективности (воспроизводство населения). Таким образом, речь идет о возвращении семье ее главной социальной функции возобновления поколений и социализации потомства.
В настоящее время женщины имеют возможность добиться социального успеха вне материнства, поэтому общество должно взять на себя задачу превращения материнства в притягательную для женщин профессию. Функции матери должны быть одновременно весьма уважаемыми и щедро вознаграждаемыми. "Ее статус должен быть таким же важным, как статус, к примеру, профессора, мэра или летчика, и включать соответствующую заработную плату"14.
Я вижу, что эти предложения способны растрогать одних и вызвать иронические улыбки у других, в частности - у экономистов. Не является ли эта позиция возвратом к прошлому, к "рабству материнства" и домострою? Способна ли экономика, утомленная огромным бюджетным дефицитом, хроническим и структурным, выдержать дорогостоящий проект материнства? В ответ на первый вопрос можно было бы возразить: не предлагает ли подобный проект, напротив, многим женщинам (и, может быть, некоторым мужчинам) подлинный выбор, которого они сегодня лишены из-за экономических ограничений? Что касается второго вопроса, то здесь необходимо рассматривать ситуацию в перспективе. Менее чем сто лет назад общество было не в состоянии оплатить себе "люкс" народного образования и в еще меньшей степени — всеобщей медицины. Сегодня эти две статьи общественных расходов составляют львиную долю национального бюджета. В будущем мы бы могли рассчитывать на потенциал доходов, предлагаемых технологическим прогрессом, - доходов от трансфертов "ноу-хау" и свободных коммерческих обменов в мировом масштабе. В этих расчетах можно также учесть потенциальное сокращение военных расходов, не подвергающее риску национальную безопасность. К этому следует добавить экономию на статьях огромных расходов, связанных с репрессивным и пенитенциарным аппаратом. Эти расходы обусловлены ростом всякого рода социальных отклонений, вызванных в свою очередь дезинтеграцией семьи и ослаблением ее роли в социализации детей.
В конечном счете, финансирование этого проекта предполагает фундаментальную переоценку критериев распределения национального продукта, а также пересмотр приоритетов национального бюджета. Это произойдет, когда общество осознает кризис своего демографического положения и требования, предъявляемые тем состоянием, которое выше было названо демографической зрелостью15.
Самая большая трудность, связанная с проектом материнства, лежит не в области финансирования, а в сфере ценностных ориентации. Действия и мысли, индивидуальные и коллективные, испытывают влияние не только действительных ограничений, но в еще большей степени находятся под воздействием определенного видения мира или того, что хотелось бы назвать рамками менталитета, доминирующего в данную эпоху. В науке оперируют обычно в границах, которые Т. Кун называет научной парадигмой. То же самое относится к политическим акциям и взглядам. Они также подчиняются определенным правилам, этническим предписаниям, верованиям, мифам, - короче, тому, что можно назвать "духом" времени. Если конкистадор Э. Кортес с легкостью подчинил себе империю ацтеков, то это удалось ему не благодаря геройству четырех сотен его спутников, вооруженных карабинами и сопровождаемых собаками. Причина - в замешательстве, параличе действия, к которому стиль мышления приговорил ацтеков перед лицом удивительного для них события - появления странных всадников. Вместо того, чтобы мобилизовать силы на отпор завоевателям, ацтеки стали умножать число человеческих жертвоприношений, веря, что это принесет им победу. Современный человек, не меньше, чем в прошлом, имеет свои мифы и табу. Для ученого, как и для политика, также необходимы особое усилие, большая смелость, революционное действие, чтобы выйти за пределы установившихся правил познания.
Современное демографическое мышление находится во власти фундаментальных противоречий, связанных соответственно с однонаправленным или плюралистическим видением мира. Одни считают, что мир эволюционирует в сторону единого и однородного общества, следовательно, "озападнивание" является только вопросом времени. У других мир наполнен различными культурами и традициями, сформировавшимися под влиянием истории каждого народа. Если где-то к середине XXI века будет достигнута определенная конвергенция в связи с повсеместным снижением рождаемости в мире, то было бы политически опрометчиво сейчас игнорировать разнообразие в демографической картине мира, которое может иметь длительные геополитические последствия в региональном или мировом масштабе.
Другое противоречие касается того, чему отдается предпочтение - индивидуальному или общественному. Тенденции к индивидуализации практически доминируют в западной цивилизации и принимают крайние формы. Восточная цивилизация сопротивляется индивидуализму, и пока еще рано говорить о развязке в противостоянии двух концепций. У этой "игры", тем не менее, есть последствия. Безмерное усиление индивидуализма ведет к атомизированному обществу, состоящему из индивидов, лишенных общественных привязанностей и ведомых эфемерными материальными интересами, что связано с отступлением социального на второй план и с таким обострением социальных проблем, которое может толкнуть к тоталитаризму. Поскольку множество злоупотреблений было совершенно во имя "политики населения", само использование этого понятия стало плохим тоном в либеральном обществе. Но тем не менее для стадии демографической зрелости в наибольшей степени характерно требование проведения политики населения, которая вдохновляется в равной мере как национальным, так и общемировым интересом, а также индивидуальными ориентациями и ценностями сообщества, с которым индивид мог бы себя идентифицировать.
Неминуемым следствием старения населений, достигших демографической зрелости, является убыль их численности. Катастрофа ли это? Не всегда. Сокращение числа жителей страны может, как известно, в определенных обстоятельствах оправдываться экологическими доводами, например, охраной равновесия экосистемы. Однако эта ситуация превращается в катастрофу, если кривая снижения численности населения постоянно будет иметь форму экспоненты. Реальность такой тенденции обнаруживает сама общественная логика развитых стран. Не обращая внимания на тенденцию к убыли населения, можно обострить положение дел, что и было показано выше при рассмотрении эволюционной перспективы. Массовая иммиграция как возможный паллиатив, конечно, не является лекарством в этой ситуации. Если она не связана с притоком молодых возрастов, то вряд ли будет способствовать омоложению населения, - в чем убеждают имитационные модели16.
Таким образом, вместе с сильной политикой поощрения "третьего возраста" должна идти не менее сильная политика укрепления семьи. Она должна обеспечить приток детей, необходимый для поддержания численного равновесия между поколениями, выступить в качестве "клапана оживления" демографической зрелости. С учетом негативных тенденций воспроизводства населения в развитых обществах число детей даже в условиях оказания поддержки семье окажется существенно ниже необходимого. Важная составляющая семейной политики в связи с этим будет заключаться в том, чтобы обеспечить "качество" новых поколений путем адекватных инвестиций в профессиональную подготовку. Молодежь должна овладеть точными технологиями для обеспечения высокой производительности, которая позволит выдержать двойную нагрузку, обусловленную высокой долей стариков и реализацией семейных программ. Социальное волеизъявление соединяется здесь с социальным детерминизмом. Судьба западных обществ на их прометеевом пути к новым горизонтам поставлена на карту прежде всего в демографическом плане.
Примечания
1 Galbrailhs J.K. The Affluent Society. Boston, Houghton Mifflin, 1976.
2 Keyfitz Nathan. The Family that Does Not Reproduce Itself // Population and Development Review. 1986. A Supplement to'12. P. 139-154.
3 Perrin Robert G. The Dynamics and Dialectics of Capitalism // The Journal of Libertarian Studies. 1981. Vol. V. № 2. P. 211-236.
4 Hirsh Fred. Social Limits to Growth. Cambridge Harvard University Press, 1977.
5 Blake Judith. Are Babies Consumer Durables? A critique of the Economic Theory of Reproductive Motivation // Population Studies. 1968. Vol. 22. P. 5-25.
6 Dupriez H. Leon. Philosophic des conjonctures economiques. Institut de recherches economiques et sociales de 1'Universite de Louvain, Paris, 1959.
7 Demeny Paul. Population and Invisible Hand // Demography. 1986. Vol. 23. № 4. P. 473- 87.
8 Merton K. Robert. On Theoretical Sociology. London: The Macmillan Co., 1967.
9 Fukuyama Francis. La fin de I'histoire et le dernier homme. Flammation, 1992.
10 Вполне вероятно, что иммиграция во всем мире упростится. Но ничто не позволяет надеяться, что экономическое неравенство между Севером и Югом исчезнет в обозримом будущем или что демократизация быстро завоюет оставшуюся часть мира. Политические потрясения, которые производят массовые волны беженцев по направлению к богатым странам, всегда возможны. Гонконг, Восточная Европа, страны Магриба, Мексика, Южная Африка - потенциальные очаги экономической и политической нестабильности. И что же можно сказать, если Китай откроет двери для эмиграции?
11 Sowell Thomas. Migration and Cultures, A Word View. N.Y.: Basic Books, 1996.
12 Недавний прогноз, представленный в "Statistics Canada, 1996", предрекает в будущем очень быстрый рост так называемых "видимых" меньшинств. Их численность возрастет от 2,7 млн. в 1991 г. до 7- 7,5 млн., в 2016 г., т.е. до той численности, которой достиг Квебек за 4 столетия. Через два десятилетия эти "меньшинства" могут оказаться большинством в таких городах, как Торонто, Ванкувер, Монреаль. Насколько мне известно, Канада является единственной страной, политика которой направлена на использование иммиграции для восполнения демографического дефицита, а также для обеспечения роста численности населения на уровне 1% в год. Ясно, что с такой скоростью, с какой пошли дела, характер страны (который можно определить как "две нации - основатели единства коренных жителей") останется только в истории. Совсем другое общество возникает на наших глазах.
13 Termote Marc. Tendances demolinguistiques au Canada et implications politiques, vers le XXI siecle. Ottawa, 1995. P. 161- 172.
14 Toyn bee Arnold et Daesaku Ikeda. Choisir la vie. Paris, Albert Michel. 1981.
15 Вопрос о домашней работе, к примеру, будет включен в перепись населения Канады в 2001 г. Таким образом, вполне возможно, что домашняя работа станет предметом национальных счетов. Италияуже сегодня создает систему пенсионного обеспечения для домохозяек.
16 Ledent J. L'impaet de I'immigration internationale sur 1'evolution demographique du Quebec. Montreal. INRS-Urbanisation, Collection Studes et Recherches, 1993. № 8.