– Не сейчас, Гарри, – так же тихо сказала гриффиндорка, склоняясь над пергаментом.
– Ты избегаешь меня! – зло зашептал парень, тоже разворачивая пергамент и делая вид, что собирается конспектировать лекцию.
– Рон прицепился ко мне, как хвост, – ответила Гермиона, обмакивая перо в чернильнице.
– Твой хвост сейчас висит под потолком вверх тормашками, – сказал Поттер, – так что выслушай меня, пожалуйста. Герми, я не виноват. То, в чем меня обвиняют… это ложь. Ты должна мне верить! – громко прошептал гриффиндорец.
– Мистер Поттер! Прекратите болтать на уроке! – сделала замечание МакГонагалл и, выдержав паузу, продолжила:
– Обучение мортимагии не только длится достаточно долго, но и связано с психологическими барьерами. Страх не вернуться из трансфигурированного состояния может сильно затруднить ситуацию. Очевидное преимущество Мортимагии – это возможность в любой момент спрятаться, замаскировавшись под предмет. Причины могут быть самыми различными: от стремления побыть в одиночестве или имитировать свою гибель до желания подслушать что-нибудь. Но и здесь часть преимуществ утрачивается по той простой причине, что далеко не все маги способны вернуть себя из трансфигурированного состояния сами. Но в этом выборе – стать мортимагом – не обязательно доминируют рациональные побуждения. Многие воспринимают это как возможность проверить себя, понять рамки своих возможностей.
– Гермиона, скажи, ты мне веришь? – схватив руку девушки и крепко сжав, произнес Гарри, но в этот момент дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появились Рон, Дин и Симус – растрепанные, взъерошенные, и злющие, как черти.
– В чем дело, господа? – прервав лекцию, холодно поинтересовалась профессор Трансфигурации. – Я не люблю, когда студенты опаздывают на мой урок. А вы имели наглость задержаться почти на полчаса. Как староста моего факультета, вы подаете дурной пример для остальных студентов, мистер Уизли. Попрошу объяснить, чем вызвано это опоздание.
– Мэм, мы… это… – краснея и заикаясь, начал Рон, но его поддержал находчивый Симус Финниган, – Это лестница, мэм, она свернула не туда, и Пивз преградил проход. Мы вынуждены были идти дальними коридорами. Это непредвиденная задержка, мэм, – произнес Симус, а Дин закивал в знак подтверждения того, что все так и было.
– Что-то в последнее время одна беда с этими лестницами. Очень часто они стали сворачивать не в том направлении, правда, мистер Поттер? – сказала МакГонагалл, переводя взгляд с опоздавших на Гарри.
– Э-э-э… – отозвался тот, под пристальным ненавидящим взглядом Рона не придумав ничего лучшего в ответ своему декану.
– Займите свои места, господа, – холодно произнесла профессор, и, отвернувшись от них, продолжила лекцию.
Гарри занял место Рона, и теперь рыжему пришлось сесть в самом конце аудитории, что лишало его возможности списывать у Гермионы в случае самостоятельной работы. Поттер спиной чувствовал полный ненависти, обжигающий взгляд Уизли, а ближе к концу урока Гарри заметил, как его сокурсники стараются незаметно для него перешептываться и обмениваться записками. Одноклассники что-то замышляли против него, и парень уже не сомневался, что как только урок закончится, и он покинет класс, они устроят ему «темную», и инициатором этой затеи выступает Рон. Уже не слушая профессора, Гарри думал о том, как ему после урока улизнуть от гриффиндорцев, жалея, что не взял с собой мантию-невидимку, но когда прозвенел звонок, и Поттер увидел, как некоторые подмигивают друг другу и ухмыляются, МакГонагалл вдруг приподнялась из-за стола, и громко произнесла:
– Урок закончен, все свободны, кроме Рональда Уизли, Дина Томаса и Симуса Финнигана. Вы, господа, опоздали на полчаса на мою лекцию, поэтому я вынуждена задержать вас на это время после занятия и дать самостоятельную работу.
Гарри глянул на Рона – лицо его бывшего друга стало покрываться красными пятнами.
– Спасибо, профессор, – быстро прошептал Поттер, проходя мимо своего декана, но та сделала вид, что не услышала.
Закинув сумку на плечо, парень быстро покинул аудиторию, и пока гриффиндорцы выходили из класса, сумел покинуть коридор, шмыгнув в неприметную нишу, которая вела в потайной туннель.
Директор Дамблдор, желая установить истину и наказать всех участвовавших в скандальном инциденте, отдал тайное распоряжение, по которому все юноши с шестого и седьмого курсов Слизерина должны были в обязательном порядке явиться в больничное крыло и там, в присутствии медсестры и под присмотром своего декана, чтобы избежать любой фальсификации, сдать свою семенную жидкость для образца. Это было нужно для того, чтобы поименно установить каждого, кто вступал в противоестественную связь с Гарри Поттером или каким-либо другим образом совершал с ним развратные действия.
Студенты Слизерина, оповещенные об этом своим деканом, в первый миг были шокированы таким известием. Последствия веселой вечеринки приобретали весьма негативный оборот, грозя серьезными последствиями и большими неприятностями. Имея образцы спермы, мадам Помфри представит директору полный список не только тех, кто трахнул Поттера, но даже и тех, кто его обкончал. Хотя им так удачно удалось оклеветать и оболгать гриффиндорца, подобные сплетни не смогли полностью убедить Дамблдора, и он имел намерение наказать всех, кто так поступил с его любимчиком. Многие слизеринцы начали впадать в панику, представив, что открывшиеся факты могут стать достоянием общественности, и об этом будут поставлены в известность родители.
Драко Малфой был поражен не меньше остальных, и когда он остался один на один с Блейзом Забини в своих апартаментах, то долго возмущался и негодовал, что будет вынужден пройти эту унизительную процедуру в присутствии медсестры, хотя сам взял на себя вину и добровольно признался в содеянном, так что никакой необходимости устанавливать его личность нет.
– Это возмутительно, Блейз! – в очередной раз с негодованием воскликнул Малфой. – Я не обязан это делать!
– Это распоряжение Дамблдора, – сидя в глубоком кресле и закинув ногу на подлокотник, заметил Забини с ленивым зевком.
– Он не имеет право давать такие распоряжения! Это унизительно. Я не буду мастурбировать при посторонних. Если они боятся фальсификации, то можно проделать это хотя бы в присутствии одного Северуса.
– Я тебя умоляю, Драко, прекрати ты так метаться, – произнес Забини, – вот уж не думал, что ты такой застенчивый.
– Я не застенчивый, – резко обернувшись, процедил Малфой в лицо Забини, – а ты, Блейз, идиот, хоть и хвастаешься, что всегда просчитываешь игру на несколько ходов вперед. Неужели не понятно, что этим дело не закончится? Старый маразматик намерен докопаться до истины и, установив личности всех, чья сперма осталась на Поттере, он рано или поздно поймет, что мы подлили в вино возбуждающее запрещенное зелье. А если они это установят, ни о каком аморальном поведении не может быть и речи, это уже будет рассматриваться как изнасилование под воздействием нелегального магического вещества. Вот тогда, Блейз, ты тоже начнешь метаться и трагически заламывать руки, потому что, хоть ты сам и не трахал Поттера, но зелье-то принес именно ты, и ты станешь соучастником всего этого дерьма, и вряд ли тебе удастся выкрутиться. Рано или поздно, Блейз, на каждую хитрую задницу находится свой хрен с винтом. Так что на твоем месте тоже стоит задуматься о последствиях, которые тебя ожидают за распространение запрещенного зелья. За это и в Азкабан можно угодить.
– Я тебя умоляю, Малфой, – гнусаво произнес Забини, – я не против отправиться в Азкабан, если мне придется оказаться в одной камере с тобой.
– Придурок, – злобно огрызнулся Драко, нервно наливая себе в стакан огневиски.
– Малфой, по-моему, тебя подводит самообладание, а это плохо. Тебе надо успокоиться, расслабиться… – улыбнувшись, сказал Блейз. – Как насчет…
– Даже не думай об этом!
– Но почему? Мы так давно не занимались любовью. А я всегда хочу тебя, Драко.
– Охлади свой пыл, mon cher (мой дорогой – фр.), – огрызнулся Малфой.
– Драко, ты зря паникуешь, – Забини изменил тон с соблазняющего на деловой, – они никогда ничего не узнают про использование запретного зелья. Неужели ты думаешь, что я на самом деле такой идиот, что стал бы так рисковать и подставляться? Я не хочу свои лучшие годы провести в Азкабане, как твоя тетка Белла. Тем более, через два месяца заканчивается эта чертова школа, и я отправляюсь во Флоренцию, в это время там проходят великолепные карнавалы. Поехали со мной, Драко, – Блейз встал с кресла и почти вплотную подошел к Малфою, – тебе понравится в Италии, – вновь лукаво прошептал он.
– Нет, Блейз, ты же знаешь, я не могу, – покачал головой белокурый слизеринец, задумчиво глядя на огонь в камине.
– Драко, – уже серьезно сказал Забини, – ты уверен, что хочешь этого? – Блейз взял его руку, наклонился и слегка коснулся губами левого запястья. – Неужели ты хочешь получить этот ужасный ожог, который изуродует твою прекрасную белоснежную кожу?
– Это мой долг, Блейз, – ответил Малфой. – Я хочу вступить в ряды Пожирателей Смерти, хочу принести клятву верности и служить Лорду.
– Я не понимаю тебя, Малфой, – фыркнул Забини. – Это, конечно, очень романтично – прожечь свое запястье ужасным клеймом, а потом под покровом ночи в маске и колпаке громить дома и уничтожать грязнокровок, но за это можно угодить в объятия дементоров, а они не такие красивые, как я, – усмехнулся брюнет. – Или Лорд сам прикончит тебя. Я слышал, что он очень подозрительный и легко разделывается со своими слугами, которых заподозрит в измене. Зачем тебе все это дерьмо, Драко?
– Тебе этого не понять, Забини, ты слишком циничный сукин сын и никогда не станешь рисковать своей задницей ради великих идеалов.
– Великие идеалы! Я тебя умоляю, – глумливо скривил губы Блейз, – я слишком люблю свою красивую задницу, чтобы искать для нее такие сомнительные приключения. Великие идеалы не для меня, мы, Забини, более прагматичны, для нас основные ценности и идеалы – это наше состояние, которое моя очаровательная мамочка так успешно увеличивает с каждым своим новым замужеством и не без помощи этих самых запрещенных зелий. Так что можешь не волноваться, Франческа Забини не дура, раз сумела отправить на тот свет семерых моих отчимов, успешно завладев их богатством. Это зелье имеет эффект только в течение двух часов, потом полностью исчезает из организма, и не один колдомедик, и даже такой могущественный маг, как Дамблдор, не сумеет обнаружить никаких следов его применения. Поттер провел на нашей вечеринке более двух часов, и, когда ты выставил его отсюда, зелье прекратило свое действие. Когда декан принес его в больничное крыло, а мадам Помфри обследовала его, уже никаких признаков вещества не было. Так что можешь не волноваться – нет следов возбуждающего зелья, нет и фактов, подтверждающих секс по принуждению. Поттер аморальный гомосексуалист, который сам хотел этого, и точка, – подытожил Забини. –Все складывается очень удачно, и нет никаких причин для паники.
– Все складывается удачно, Блейз, но, тем не менее, нам не удалось убедить всех в нашей невиновности, – произнес Малфой.
– О чем ты? – приподняв бровь, поинтересовался Забини. – Имеешь в виду Дамблдора? Но этого и следовало ожидать – старичок обожает очкарика, Поттер его протеже, так что неудивительно, что этот маразматик усомнился в том, что Поттер гомик.
– Мне кажется, Северус так и не поверил мне, несмотря на то, что я предоставил ему свои воспоминания. Он до сих пор сомневается, что Поттер на такое способен.
– Фи, подумаешь, декан… – фыркнул Забини.
– Сегодня утром он вернул мне мои воспоминания, – ответил Драко, кивнув в сторону прикроватной тумбочки, на которой стоял хрустальный флакончик.
– Я тебя умоляю, мнение этих двоих ничего не стоит перед всей комиссией. Твой отец возглавляет Попечительский Совет, и я уверен, что все эти господа проголосуют против Поттера. Разве Люциус уже не позаботился об этом? – наивно поинтересовался Блейз.
– Позаботился, – мрачно ответил Драко. – Но отец в ярости. Сегодня у меня с ним был разговор по каминной сети, он в бешенстве от того, что эта история всплыла наружу, и теперь имя Малфоев попало в газеты. Отец убьет меня.
– Не убьет, – усмехнулся Забини. – Ты единственный наследник, так что тебе бояться нечего, Люциус не пожалеет никаких денег, чтобы побыстрее замять эту грязную историю. Все члены Попечительского совета проголосуют за исключение Поттера из школы. Уверен, что Родительский совет сделает то же самое. В решении господ инспекторов сомневаться не приходится, да и многие преподаватели Хогвартса резко поменяли свое отношение к очкарику, даже Гораций Слизнорт, который раньше готов был целовать эту гриффиндорскую задницу. Поттер обречен, а мы в очередной раз победили, – с этими словами Блейз стремительно шагнул в сторону Драко, их губы встретились, и легкая дрожь пробежала по телам парней.
Через мгновение Драко почувствовал, как язык Блейза, влажный, упругий и настойчивый, нежно, но уверенно проник в его рот, и сердце заколотилось так, будто сейчас взорвется. Парни страстно целовались, позволяя друг другу проникать внутрь себя и обследовать каждую частичку своих ртов – это было великолепно, они целовались как будто в первый и последний раз, волна возбуждения охватила их, разлившись легкой дрожью и напряженностью членов.
Блейз взял инициативу на себя. Его руки ласкали бедра Драко, мяли его ягодицы, а Малфой в это время начал расстегивать рубашку Забини, и когда последняя пуговица рассталась со своей петелькой, Драко оторвался от губ любовника и стал жадно целовать его тело. Прекрасное тело Блейза благоухало ванилью, жимолостью, апельсином и еще чем-то восхитительно-пьянящим. Этот чудесный аромат только усиливался запахом проступившего от возбуждения и похоти пота, и Драко, обезумев от страсти, не смог удержаться и принялся вылизывать взмокшую грудь Блейза. Забини вздрогнул и застонал. В тот же момент Драко уже целовал его губы, пытаясь поймать стон, вырвавшийся из него, своими губами, и тем самым поглотить его страсть. Блейз стянул с Драко рубашку, и их взмокшие разгоряченные тела встретились – встретились две искры желания, и вспыхнуло пламя. Слизеринцы целовались, а их тела все сильнее жались друг к другу. Наконец, насытившись губами Драко, Блейз начал целовать его лицо, а блондин ласкал шею, прекрасные густые волосы, голову своего пылкого любовника. Затем они сменили друг друга, а на мгновение расставшись, вновь объединились в пылком поцелуе.
Вся эта страсть, жаркие объятия и жгучие поцелуи вызывали сильнейшее возбуждение – члены уже стояли, топорща брюки и упираясь один в другой. Парни на мгновение оторвались от ласк, начав в четыре руки поспешно избавлять друг друга от одежды. Малфой обнял Забини, прижал и, буквально подмяв под себя, положил на кровать. Он был сверху, и это всегда доставляло ему удовольствие. Поцеловав сначала в губы, он продолжил целовать и одновременно лизать грудь Блейза, прикосновения его языка к соскам Забини, легкое их покусывание и втягивание в рот, вызвали у того очередную неконтролируемую волну возбуждения, он не выдержал и хрипло зашептал:
– Io ti voglio…. mio amato… (Я хочу тебя… мой возлюбленный…. итал.)
Драко слегка улыбнулся, он прекрасно знал, что, когда его любовник охвачен похотью, он забывает английский, и, не замечая этого, переходит на итальянский. Блондин и сам иногда в порыве страсти нежно шептал какие-нибудь глупости на французском, и подобная игра еще больше заводила и распаляла обоих парней.
Малфой спускался все ниже и ниже, и преднамеренно минуя пупок, наиболее эрогенную зону на теле Блейза, лизнул блестящую от возбуждения, покрытую выступившей смазкой и налитую кровью головку члена.
– Пожалуйста, ласкай меня там, возьми его, – простонал Забини.
– Non, mon cher (Нет, мой дорогой… - фр.), – улыбнувшись, ответил Малфой. – Я не хочу, чтобы все закончилось так быстро.
Драко приподнялся и впился ртом в припухлые чувственные губы Блейза, вбирая в себя его стон. Забини обхватил Драко за шею, прижимаясь к нему, а затем, взяв инициативу на себя, красавчик оказался сверху, страстно поцеловал любовника и, скользя языком по его дрожащему от предвкушения телу, медленно стал спускаться вниз, вылизывая и покрывая поцелуями белоснежную кожу, шепча при этом: «Mio biondo chiaro angelo» (Мой белокурый ангел – итал.), а Драко, содрогаясь от каждого прикосновения влажных губ к своему разгоряченному телу, отвечал: «Encore… еncore…. еncore…» (Еще…еще…еще… – фр.) И в следующий миг Драко почувствовал тепло рта своего страстного любовника, его влажный нежный язык и неописуемые эмоции, от которых, закрыв глаза, начал громко стонать от нахлынувшего удовольствия, не имея возможности и желания сдерживать себя. А Блейз, то, упруго сжав член Драко своими губами, скользил по нему сверху вниз, то настойчиво облизывал головку или слегка покусывал ее или совершал вращательные движения языком, от чего Малфой получал безумное удовольствие и уже не стонал, а вскрикивал, вцепившись руками в сбившуюся атласную простынь.
Чувствуя, что так долго продолжаться не может, Драко оттолкнул от себя Блейза, а затем сам набросился на него, широко раздвинул ему ноги и, слегка приподняв их, несколько раз провел своим языком по головке члена, облизал мошонку и промежность, спускаясь к анусу, вылизывая его и вталкивая язык во внутрь, и снова возвращался обратным путем к члену любовника, начиная интенсивно стимулировать его, втягивая глубоко себе в горло, затем опять принимался облизывать и щекотать головку языком. Эти ласки доставляли Блейзу такое удовольствие, что он громко стонал и хрипло матерился. Состояние любовника распаляло Малфоя еще больше, и он начинал еще активнее работать языком, а рукой ласкал анус, то вводя, то выводя из него свой палец, отчего Блейз громко вскрикивал и, мешая английские и итальянские ругательства, требовал, чтобы Драко ввел в него и второй, а затем и третий палец и даже попытался ввести четвертый.
Малфой закинул ноги Блейза себе на плечи, упер свой член в его задний проход и одним толчком полностью вошел в своего любовника. Забини закричал от удовольствия и прогнулся в пояснице, сильнее насаживаясь задницей на член Малфоя, а Драко размашисто, со все более увеличивающимся темпом, трахал его. Наклонившись над Блейзом, блондин обхватил его член ладонью и начал в такт своим движениям мастурбировать красавчику. Слизеринцы не сдерживались в проявлении эмоций, их крики «Mon cher» и «Mio amato», слившись в один, были громкими и страстными, а окружающий их мир умолк. Драко то плотно прижимался к Блейзу, то, снова отстраняясь от него, яростно долбил анус брюнета, стимулируя стенки его прямой кишки интенсивным трением о них своей головки.
Блондин почувствовал приближение оргазма, и его движения в Блейзе усилились, стали еще резче и быстрее. По телу прокатилась волна дрожи, которая сменилась конвульсиями, он вскрикнул, откидывая голову назад, весь затрясся и начал извергать мощные потоки горячей спермы в кишечник любовника. Парни кончили одновременно, Забини закричал, чувствуя, как его наполняет горячая струя, анальные мышцы начали непроизвольно сокращаться, парень жадно поглощал своим телом семя Малфоя, принимая в себя все до последней капли. Сознание уже не удерживало его, и Блейз проваливался в бездну, его кружил водоворот страсти, и уже ничего не имело значения – только пульсирующий член любовника в заднице, сжимающейся в экстазе. Их дыхание в этот момент соединилось в единую музыку страсти и наслаждения.
Драко навалился на обессиленного Блейза, и они, оба потные и уставшие, тяжело дыша, слышали биение сердец друг друга, а когда их губы снова встретились, выдох Блейза стал вдохом Драко.
– Io ti amo, mio biondo chiaro angelo (Я люблю тебя, мой белокурый ангел – итал.), – выдохнул в губы Малфоя Блейз Забини.
Драко, покрывая поцелуями мягкие, припухшие губы брюнета, спустился ниже, целуя его грудь и слыша, как бьется сердце его темноволосого любовника, и ничего прекрасней этого биения в мире в данный момент не было.
– Гарри, – тихо простонал Драко, лаская рукой прекрасные темные пряди.
Блейз вздрогнул всем телом, как будто к нему только что применили пыточное проклятие, а затем резко и грубо столкнул с себя уставшего возлюбленного.
– Какая же ты сволочь, Малфой, – прищурив глаза, почти прошипел Забини.
– Блейз, ты что? – приподнимаясь на локте, спросил Драко, не понимая, чем так разозлил его.
– Ты трахал меня, а думал о нем! – холодно произнес красавчик, и, схватив пачку сигарет, нервно закурил.
– Ты что, псих, Забини? О чем ты говоришь?
– О Поттере, – словно выплюнув ненавистное имя в лицо Малфоя, сказал Блейз.
Лицо Драко приняло надменное выражение, и почти стальным тоном, каким он привык разговаривать с окружающими, блондин произнес:
– Причем тут Поттер?
– Ты назвал меня его именем, – вызывающе бросил Забини, с не меньшим презрением глядя на Малфоя.
– Не знал, что ты страдаешь слуховыми галлюцинациями и расстройством психики, Забини. Тебе стоит обратиться к мадам Помфри, – высокомерно заметил Малфой, и, встав с постели, направился к ванной, но возле самого порога обернулся и произнес: – Проваливай отсюда, Забини. Думаю, это было наше последнее свидание, – и громко хлопнул дверью.
Блейз отбросил недокуренную сигарету и, низко наклонившись, закрыл лицо ладонями. Он еще никогда в жизни не получал такого удара по самолюбию. Когда он услышал, как Драко горячим шепотом выдохнул «Гарри», почувствовал, как на миг все заледенело внутри, хотя его прекрасное тело еще горело от недавних ласк. Драко был тайно влюблен в Поттера, и осознание этого причиняло страдание Блейзу. Малфой проболтался случайно, в порыве страсти это проклятое имя сорвалось с его губ, и хотя сейчас он все отрицал, но было уже поздно. Роковое слово было произнесено, и самые сокровенные грезы Драко перестали быть его тайной. И хотя Блейз знал, что, скорее всего Поттер для Драко всего лишь мимолетное увлечение, и у них никогда ничего не будет – через несколько дней гриффиндорца вышвырнут из школы, но, тем не менее, в этот момент красавчик был на грани отчаяния. Он поднял голову, и вдруг его взгляд остановился на хрустальном флаконе с серебристым туманом, который стоял на прикроватной тумбочке. Это были воспоминания Драко о его единственном разе с Поттером, когда слизеринский принц лишил девственности проклятого гриффиндорца. Блейз взял флакончик, покрутил его в руках, задумчиво рассматривая, а потом, вдруг усмехнувшись, тихо произнес:
– Лучше, если ты не будешь об этом помнить, мой белокурый ангел. Я найду другое применение твоим воспоминаниям.
Блейз решительно подошел к письменному столу Драко, макнул перо в чернильницу, и принялся быстро писать:
Уважаемая мадам Долорес Джейн Амбридж!
Я располагаю неоспоримыми доказательствами вины Гарри Джеймса Поттера, чье аморальное поведение, не подобающее студенту школы магии и волшебства Хогвартс, будет рассматриваться в ближайшее время на дисциплинарном слушании. В качестве жеста доброй воли и движимый большим желанием помочь возглавляемой Вами комиссии, направляю эти воспоминания, которые могут убедить уважаемых господ инспекторов в том, что вышеупомянутый студент окончательно погряз в разврате и пороке, совращая невинных учащихся и превращая великий Хогвартс в гомосексуальный притон.
Искренне надеюсь, что данная информация поможет установить истину, порок будет обличен и наказан со всей строгостью морали нашего добродетельного общества.
Искренне ваш, Д.М.
Блейз быстро перечитал написанное на пергаменте послание, поглядывая на дверь ванной, взял свою палочку, и, мысленно произнеся сложное заклинание фальсификации, которому научила его мать, взмахнул ей. Буквы на пергаменте задрожали, слегка вытянулись и легли под наклоном, принимая вид почерка Драко Малфоя. Блейз Забини криво усмехнулся, заворачивая пергамент, вложил в него флакон с воспоминаниями Драко, осторожно прицепил послание к лапке белоснежной совы, и, приоткрыв дверь, выпустил птицу на свободу.
Малфой стоял под теплыми струями воды, закрыв глаза. Никакое очищающее заклинание ни шло в расчет с настоящим душем. Блейз подошел к нему сзади, нежно обнял и произнес:
– Прости меня, Драко. Я не знаю, что на меня нашло. Ты же знаешь, как я тебя люблю, мой ангел, и как я схожу с ума от ревности. Ты прав, mio amato (мой возлюбленный), я идиот… Я тебя умоляю, не прогоняй меня, иначе ты разобьешь мое сердце, – Блейз опустился на колени перед Драко и принялся водить языком по члену блондина, сначала скользя по стволу от яиц до головки, а затем заглатывая его в рот. Драко, закрыв глаза, прижал рукой голову Забини к своему паху, начал сперва легонько, а затем все быстрее трахать его в рот, двигая руками его голову из стороны в сторону, помогая любовнику глубже насаживать рот на свой ствол. А Блейз ласкал Малфоя руками, продолжая высасывать из него всю силу. Волна острого наслаждения нахлынула на Драко, он напрягся, Блейз, почувствовав это, ответил еще более страстными и умелыми ласками, дрожь в теле блондина сменилась конвульсиями, и он начал извергаться мощной струей спермы, а брюнет, еще глубже вобрав его член, начал ненасытно пить сок своего любовника.
– Ты прощен, – произнес Малфой, отстраняя от себя Забини, а когда тот поднялся с колен, поцеловал его в губы и добавил: – Только никогда больше не говори мне о Поттере. Через несколько дней его исключат из Хогвартса, и я навсегда забуду о нем. Так будет лучше для всех.
– Si, mio bellissimo drago, (Да, мой прекрасный дракон.) – улыбнулся Блейз, – так будет лучше.
Гарри уже не раз пожалел, что пришел на обед в Большой Зал, а не попросил Добби принести ему какой-нибудь еды в хижину Хагрида. Пока он шел по коридорам, в него несколько раз запустили навозными бомбами-вонючками, выкрикивая при этом обидные обзывательства. На стенах появились новые карикатуры и надписи, а ненависть и агрессия студентов была уже неприкрытой, и если бы не зажатая в руке палочка, которую он держал наготове, Гарри не сомневался, что на него непременно бы напали и избили, если не хуже.
В Большом Зале звучал гул голосов и смех, но стоило только Поттеру появиться в дверях, все разом замолчали и уставились на него. Парень под сотней ненавидящих взглядов подошел к гриффиндорскому столу, но сидящие там ученики сразу же встали и отсели от него подальше, с брезгливыми лицами, как будто к ним подошел больной проказой, и они опасались заразиться от него. Поттер оказался в полном одиночестве. Он придвинул тарелку с аппетитной запеченной ветчиной и овощами и уставился на еду, чтобы ни с кем не встречаться взглядами. На смену тишине пришли смешки и издевательские выкрики, кто-то бросил огрызок яблока в его сторону, и, последовав этому примеру, все начали швырять в Гарри свои объедки и огрызки, как это когда-то давно делала толпа по отношению к человеку, прикованному к позорному столбу. Это продолжалось до тех пор, пока МакГонагалл, резко встав из-за стола, не положила конец безобразию, отняв по пять баллов у всех факультетов. Горький комок встал у Гарри в горле, склонив голову, парень видел, как его слезы капают в тарелку с едой. Он уже хотел встать и уйти, как вдруг услышал совсем близко манерно растягивающий слова голос:
– Фи, чувствуешь, Драко, как здесь воняет дерьмом от говеного гриффиндорского пидора? Я же говорил тебе, что не стоит сюда идти, – брезгливо произнес Блейз Забини, проходя недалеко от Гарри.
Рядом с ним шел Малфой с надменной мордой. Гарри невольно вздрогнул, встретившись с блондином взглядом, и тут же отвернулся, чтобы хорек не успел заметить его слезы. Парочка прошла мимо и заняла свои места за слизеринским столом. Гарри отодвинул тарелку, так и не притронувшись к еде, и начал вставать из-за стола, как вдруг, проходящий мимо него студент из Райвенкло, Роджер Дэвис, взял со стола его стакан с тыквенным соком и со словами «Говеный пидор» смачно плюнул туда, а затем плеснул сок в Гарри. В Большом Зале снова повисла тишина, все замерли и повернули головы в сторону гриффиндорского стола, а кое-кто покосился на стол преподавателей: МакГонагалл побледнела и сжала губы так, что они превратились в одну тонкую линию. Поттер медленно приподнялся, опустил глаза, рассматривая свою белую рубашку в желтых пятнах тыквенного сока, а затем, размахнувшись, врезал кулаком Дэвису в лицо так, что райвенкловец отлетел в сторону и, потеряв равновесие, упал на пол. Гарри выхватил палочку и, направив ее на лежащего на полу окровавленного студента, со злостью закричал:
– Круц…
– Экспеллиармус! – воскликнул Снейп, резко выпуская в Гарри обезоруживающее заклятие. Палочка Гарри отлетела в сторону. – Никаких непростительных заклятий, Поттер! – крикнул Снейп, глядя бездонно-черными глазами на гриффиндорца, – вы же не хотите попасть в Азкабан?
– Лучше в Азкабан, чем здесь! – крикнул Гарри, и, подняв с пола палочку, выбежал из Большого Зала.
Он несся, не разбирая дороги, на кого-то налетал, грубо отталкивал, спотыкался, и снова бежал. Отчаяние душило его, постоянная травля и издевательства довели Поттера до того, что он не задумываясь, чуть не применил непростительное проклятие, из-за которого мог отправиться в Азкабан. Но Гарри было уже все равно, Хогвартс превратился для него в ад, и парень находился на грани нервного срыва.
Резко свернув в один из коридоров, он чуть не столкнулся с группой девушек, одетых в мантии с гриффиндорскими гербами. Те взвизгнули и метнулись от него в сторону, лишь одна осталась стоять, с вызовом глядя ему в лицо.
– Джинни! – пораженно произнес Поттер, не веря, что видит перед собой свою возлюбленную.