ВЕНЕРИАНСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
ГЛАВА I. НОЙ
ВОЗМОЖНО, вы читали в исторических книгах о Джозефе Уотсоне или, как он позже назвал себя, Ное Уотсоне, но, вероятно, нашли лишь обрывистые сведения об его подвигах. Но история продолжается. Мы оставляем за собой все более и более длинные записи, а поскольку все события должны быть показаны в перспективе, то приходится сокращать много незначительных сведений.
Один специалист, или даже группа не может изучить всю человеческую историю. Она слишком обширна. Поэтому теперь, в 2926 году нашей эры, приходится делать выжимку событий и сводить все к главным фактам и причинам, и в результате множество дат и сведений хранятся теперь лишь в библиотеках и музеях.
И никто, кроме, разве что, его последователей, не считает Джозефа Уотсона мировой величиной, хотя, в свое время, он без сомнения был значительной фигурой.
Родился он в Шотландии в мае 2104 года. Роды были естественными, поскольку в сельских северных районах народ все еще цеплялся с пуританским упрямством за суеверия, что дети, вынашиваемые в инкубаторах, обязательно будут неправильными.
В брошюрах их общества публиковались поддельные, вредные доказательства, что ни у какого искусственно выношенного ребенка не может быть души. Эти брошюры распространялись в громадном количестве и оказывали огромный эффект на полуобразованное и бесхитростное население. Такие предубеждения очень живучи, и даже сегодня иногда можно услышать о разных атавизмах вплоть до естественных родов, происходящих в отдаленных уголках Земли.
Мать Уотсона заплатила за свою необразованность и доверчивость, умерев во время рождения сына – что частенько случалось при примитивном способе воспроизводства, и то, что она отдала свою жизнь ради него, оставило неизгладимое впечатление на характер мальчика. Как сообщают, на протяжении всех школьных лет он был подростком, склонным к самоанализу, не без вспышек «ложной гениальности». Термин «ложная гениальность» весьма запутанный и сложный для понимания, но без сомнения, так описывали его странный регрессирующий кругозор, являющийся причиной твердой приверженности принципам, от которых общество давно отказалось.
Во время его обучения в университете у него началась фаза энтузиазма, которая будет ныне мало кому понятна, поэтому требует некоторого разъяснения.
В 2123 году вера, которой придерживается сегодня весь мир, о Фундаментальном Порядке или Первичном Происхождении, исповедовалась лишь маленькой группой энтузиастов. Остальная часть Человечества соглашалась лишь с отдельными фрагментами целого, поэтому каждая община или течение оплетала эти фрагменты различными наборами обычаев и суеверий, на которых основывалось то, что называется «религией». Эти «религии», следует сказать, имели одну и ту же основу, но отличались но форме в зависимости от того, в каком климате и прочих условиях жили породившие их народы. Так, в холодных странах «религия» была строгой и суровой, а в жарких более красочной и менее практичной.
Джозеф Уотсон, пуританин в душе, собрал вокруг себя группу подобных юношей и покинул университет с твердой решимостью начать «Возрождение».
Свою кампанию он начал с поддержки «Общества Противников Инкубаторов». Трудно было понять, какие умственные завихрения толкнули его на то, возможно, в этом была виновна смерть его матери, но без сомнения, эти взгляды подвигли его придумать более поздний призыв: «За право природы!»
ОТСЮДА НАЧАЛСЯ успех его собраний. Свидетель одного из самых первых написал: «Высокая, худощавая фигура Джозефа Уотсона, когда он появлялся на трибуне, производила впечатление на любого человека. Он начинал говорить обманчиво тихим голосом, мягким тоном, но по мере продолжения речи, все это менялось. Копна светлых волос взлетала от резких, выразительных жестов, голос с шотландским акцентом звучно разносился по всему залу. По мере роста энтузиазма глаза начинали пылать огнем, и нетрудно было представить, что они смотрят сквозь аудиторию в каком-то мистическим озарении. Я могу утверждать, что во всем зале не было ни единого мужчины или женщины, которые хотя бы на время не попадали под его влияние».
Слава Уотсона росла от успеха к успеху. Его собрания уже стали охраняться специальными полицейскими подразделениями, сдерживающими напор толпы. Народ буквально осаждал переполненные залы, стремясь услышать его хотя бы из динамиков. «Общество Противников Инкубаторов» сумело развить в Шотландии активность, превосходящую самые смелые мечты его руководителей. Деньги лились рекой в его фонды, пока Общество не превратилось в силу, с которой были вынуждены считаться. И сложилось такое положение, что все, пожинающие этот золотой урожай, зависели от слов Уотсона.
«Это является правом природы!» – ревел Уотсон и затем бичевал вивисекцию, вакцины, контроль за рождаемостью, любителей алкоголя, курильщиков, игроков и, в первую очередь, своих старых врагов – сторонников инкубаторов.
В конце каждый встречи он внезапно утрачивал свой свирепый пыл и, вечно заставая аудиторию врасплох, падал на колени в молитве.
Три года спустя в его сторонниках энтузиазм достиг такой силы, что маленькой Шотландии их было уже не удержать.
В Глазго толпа прямо с собрания направилась в местный Дом Инкубаторов и разрушила его от подвала до крыши. Мало того, что был причинен значительный материальный ущерб, это стало прецедентом, который принялся горячо обсуждать весь цивилизованный мир. Если коротко, то предмет спора можно было сформулировать так: «Является или нет убийством уничтожение плода, который вынашивается в инкубаторе?»
Затем подобное нападение было предпринято в Эдинбурге. Толпу там, правда, удалось разогнать, но были жертвы как среди нападавших, так и в рядах полиции.
В Данди слишком восторженные последователи Уотсона попытались ввести «сухой закон», при помощи разгрома всех лицензированных питейных заведений. По улице лились реки напитков, а головы полицейских казались самым удобным местом, о которое можно разбивать бутылки.
Правительство стало принимать меры, и было выписано множество ордеров на арест как последователей Уотсона, так и самого адепта, как подстрекателей волнений в большинстве городов Шотландии. Правда, Уотсона так и не удалось арестовать, он попросту исчез. И правительство избавилось от множества проблем, вызванных его действиями.
ЗАТЕМ ЛЕТ СЕМЬ спустя он появился в Америке. Точная дата его прибытия, как и то, чем он занимался эти семь лет, навсегда остались тайной. Кроме того, он больше не был Джозефом Уотсоном, а выбрал себе новое имя – Ной Уотсон, хотя никто так же не знал, чем он руководствовался, выбирая себе это прозвище. Однако, было точно известно, что Джозеф и Ной Уотсон один и тот же человек, так как любой, кто хоть раз видел его, уже никогда бы не смог перепутать.
Он все еще бичевал различные организации и общества, которые пытались изменить природу к лучшему, но теперь стал более расплывчатым в обвинениях зла, и более яростным в своих предупреждениях о «грядущих испытаниях». Всего лишь за несколько лет, он бросил благодатное семя идеи, которое в его кипучем уме выросло в мысль, что мир вскоре рухнет или, по крайней мере, будет «наказан за творимое зло» какой-то всеобщей катастрофой.
Теперь нам может показаться странным, когда человек не только сам верит в подобные вещи, но и убеждает других в своей правоте. Однако нужно помнить, что в двадцать втором веке наши знания об окружающем мире, как и многие другие знания, находились в крайне рудиментарном состоянии. Любой человек мог предсказать конец света и обнаружить, что даже образованные люди верят в его пророчество, не требуя особых доказательств.
Уотсону не нужно было объяснять, откуда он получил информацию о землетрясениях «Судного дня». Он просто заявил, что скоро они начнутся. И призвал всех раскаяться, утверждая, что все люди грешники, даже если они и не подозревают об этом.
– Ноя, – сказал этот новый Ной, – послали предупредить мир о грядущем Потопе. Вы читали, что произошло с теми, кто ему не поверил. Теперь вас предупреждаю я. Вы забыли, как насмехались над Ноем? Хотите так же насмехаться и над моим предупреждением?
Но его вторая кампания не достигла вершин успеха шотландских дней. Возможно, в ней не хватало сентиментальности. А может, момент был выбран не совсем удачно. На его собраниях, хотя и многолюдных, не доставало тишины тех, прошлых собраний, где аудитория, замерев, ловила каждое его слово. Теперь же некоторые посещали эти собрания специально для того, чтобы насмехаться, и частенько прерывали его вопросом:
– А где твой Ковчег, Ной?
Многие смеялись. Уотсон начинал путаться и терять нить беседы, когда из разных концов зала начинали кричать: «Да, где твой Ковчег? Покажи нам свой Ковчег, Ной!» А как-то раз кто-то в задних рядах начал распевать: «И каждой твари по паре», после чего собрание закончилось всеобщим шумом.
Несколько раз Уотсон даже выходил из себя.
– У меня есть Ковчег! – ревел он в ответ. – У меня есть Ковчег, и когда я спасусь, вы еще пожалеете, что не верили! Вас не будет на нем – вы будете гореть в аду... Все вы!
Уотсон говорил правду. У него был Ковчег.
В 2133 году, в самом начале своей кампании «Конец света» он ухитрился встретиться с Генри Хедингтоном, и с самого начала ему удалось произвести впечатление на этого джентльмена. Хедингтон входил в число самых богатых людей мира. Его авиационные заводы в Чикаго представляли собой такую сеть, что никто не мог оценить его богатство. Точнее, пока проводились подобные вычисления, стоимость акций менялась настолько, что все оценки становились бессмысленными. Он застраховал все вокруг себя, как и все богатые люди того времени, включая своих секретарей и охранников, но Уотсону удалось не только сблизиться с ним, но и завербовать его в качестве своего сторонника.
Глава II. В неизвестное
ГЕНРИ ХЕДИНГТОН не очень-то волновался о будущем своей души, о которой так переживал Уотсон, но не хотел лишаться комфорта своей нынешней жизни, если Земле предстояло взорваться. В ходе серьезных бесед, проходивших между этими двумя людьми, Хеддингтон все более убеждался, пока его вера не стала столь же крепкой, что и у Уотсона. Но у Генри был иной характер. В конце одной встречи он медленно затушил одну сигару (которые совсем не одобрял Уотсон) и стал оценивающе разглядывать новую.
– Вы много выступаете, – сказал он. – Вы призываете людей раскаяться. Может, они и раскаются, а может, и нет, но делу это не поможет, когда начнется конец света. Конечно, у вас есть ораторский талант, а я люблю талантливых людей, но я человек совершенно иного склада. Я не люблю болтать, я действую.
И Хедингтон начал действовать. Были собраны и проинструктированы все его лучшие специалисты, и через несколько недель первые плоды их усилий начали быть видны в виде гигантского ангара, построенного в дальнем конце Экспериментального Ракетодрома Хедингтона. Были привезены тонны различные материалов и припасов, и окружающие перешептывались, строя догадки относительно их назначения. Было очевидно, что ангар предназначался для невиданного до сих пор воздушного корабля. Слухи о нем ползли и множились, поскольку ни одно дело не могло обойтись без слухов.
Одни говорили о его намерении построить самый большой стратосферный самолет в мире. Другие высказывались, что старик Хедингтон сошел с ума и решил добраться до Луны. Однако, всеобщее мнение сходилось на том, что все предприятие окончится колоссальным провалом. Было ясно, что такое количество груза еще никогда не поднималось в воздух, а даже если и поднялось бы, то процент полезного груза был бы при этом мизерным.
Но работы устойчиво продолжались. Проектировщики потели в офисах над сложными чертежами, пока не начинали болеть их спины и глаза. Может, они и скептически относились к распоряжениям своего босса, но не показывали этого. Оплата была хорошей, но что еще важнее для творческих людей, большую часть жизни потративших на конструирование типовых самолетов, это представленная им полная свобода. Их больше не связывали законы об ограничении уровня шума, размеров и расположении пассажирских кают и многих других мелочах, вечно портивших кровь конструкторам.
На сей раз их творение должно стать совершенным, поэтому ничто не ограничивало им смету. За этим проектом стояли все богатства Хедингтона, поэтому опасаться было нечего. И все конструкторы бешено чертили чертежи за чертежами, в безумном опьянении от того, что воплощались в жизнь их самые смелые мечты.
У модельщиков на литейных заводах были свои проблемы, заставлявшие их ругаться и «чесать репу», но постепенно они тоже прониклись всеобщим энтузиазмом. Производителям инструментов заказывали такие хитроумные станки, что они приходили в полный восторг, наконец-то дорвавшись до свободного творчества. Металлурги с радостью придумывали новые сплавы, которые прежде считались слишком дорогими для практического применения, и постепенно в громадном ангаре начала появляться невиданная машина.
Хедингтон начинал все больше верить в Уотсона, которого считал уже не малозначительным пророком, а настоящим талисманом удачи. Он настаивал, чтобы реформатор все чаще посещал строительство и наблюдал за ведущимися работами.
– Этот будет настоящее чудо. Еще никто за всю историю Человечества не пробовал построить подобное, – как-то с гордостью сказал миллионер.
– Ковчег, – пробормотал Уотсон.
Его глаза затуманились, словно он смотрел вглубь времен, в далекое прошлое на другой Ковчег, стоящий на горе, чтобы спасти верующих.
КОГДА «КОВЧЕГ» был завершен, то его сразу же приговорили все без исключения правительственные инспекции. Ему даже не разрешили испытательный полет, а некоторые доходили до того, что требовали разрушить его, чтобы никто не поддался искушению поднять его в воздух, нарушив общественную безопасность. Хедингтон направил все свои финансы и влияние, чтобы рассеять опасность этой мнимой угрозы, но даже с его поддержкой не была предоставлена лицензия на этот корабль.
Поэтому «Ковчег» много месяцев простоял в ангаре. Он был полностью готов и загружен припасами и всем необходимым. Вера Хедингтотона в Уотсона не пострадала, даже многие из инженеров и техников заразились ею, хотя сам «Ковчег» постепенно становился посмешищем для всего мира. Во всех газетах появились фотографии громадного ангара. Там же были напечатаны многочисленные статьи о страхах и намерениях его владельца, а также его уверенности в том, что он еще пригодится. Как только стало известно о связи Хединггона с Уотсоном, над «пророком» стали в открытую глумиться на собраниях, и на эту парочку даже писали карикатуры. Практически, весь мир относился к новому «Ковчегу» точно так же, как когда-то к старому.
А затем жена Уотсона, женщина такая же фанатичная, как и ее муж, публично заявила, что у нее было видение.
– И в моем видении, – кричала она, – весь мир был объят пламенем! Творимое людьми зло раскололо его на куски, и пламя вырвалось из расселин, превращая океаны в облака пара, и сжигая сушу огненными волнами. Я затрепетала при виде кары, которая обрушится на грешников, и чей-то голос прошептал мне в самое ухо: «В ноябре, – сказал он. – Двадцать второго ноября».
В наши дни разума и порядка невозможно представить себе, какое впечатление могут произвести па весь мир такие непроверенные заявления. Некоторые люди оказались достаточно умны, чтобы заметить, какой бред несет эта женщина, но имена Хедингтона и Уотсона были у всех на слуху, поэтому ее заявление мгновенно распространилось по всему свету, чтобы во всех странах стать либо предметом опасливых обсуждений, либо скептических насмешек.
Но была одна группа, которая отнеслась к нему серьезно, не обсуждая и не оспаривая его, а сразу приняв как факт. Хедингтон форсировал последние приготовления, так как стоял уже конец сентября. Уотсон произносил все более страстные речи, и собрания его становились все более бурными и уже редко заканчивались без вмешательства полиции. Сохранились его фотографии тех дней, когда он стоял, воздев к небу руки в порыве красноречия, а его жена стояла рядом на сцене на коленях, взывая к аудитории и умоляя людей покаяться.
За месяц до того, как должна была произойти катастрофа, полиция запретила собрания, и Уотсон с женой больше не появлялись на людях.
Все надолго запомнили ночь с двадцать первого ноября 2134 года. Во всем мире люди кучковались, чтобы ждать известно чего или молиться, никто не ложился спать, потому что смерть лучше встретить прилично одетым, чем в нижнем белье, даже если эта смерть будет очень быстрой.
К счастью, остался в живых наблюдатель заключительных сцен в большом ангаре «Ковчега» и смог потом поведать людям о том, что там произошло.
«Хедингтон собрал всю свою семью, большинство инженеров и проектировщиков и даже многих рабочих в дополнение к команде «Ковчега» и их родственников. Все стояли с маленькими узелками в руках и глядели на громадный корабль.
Как только наступила полночь, в ангаре повисла абсолютная тишина. Группа людей, включая Хедингтона, Уотсона, миссис Уотсон и несколько доверенных лиц, затаив дыхание глядели на массивную каменную тумбу. На тумбе был установлен сейсмограф, и глаза собравшихся не отрывались от стрелки прибора.
Прошел час. Тишина стала такой зловещей, что все мечтали заплатить сколь угодно, лишь бы она нарушилась. Но, тем не менее, никто не издавал ни звука. Лишь изредка кто-то переминался в этой гулкой тишине с ноги на ногу у входа в корабль.
Внезапно все вздохнули. Стрелка дрогнула? Все еще ближе подались к сейсмографу. Стрелка дрогнула еще раз, теперь явно и очевидно. Тишина кончилась. Все панически ринулись в безопасность «Ковчега»«.
Не стоило и говорить о том, как улетел «Ковчег». Все были в таком ужасе, что даже не подумали раздвинуть потолок ангара. Ангар был разнесен на куски, и большинство из стоявших снаружи погибли. Но оставшиеся в живых никогда не видели более величественного и внушающего страх зрелища, чем взлет этого чудовищного корабля. Изогнутый огненный хвост потянулся за ним, освещая местность вокруг на много километров, точно свет искусственной кометы. Опаляя землю, она ушла, в огне и славе, к далеким звездам.
На самом деле не последовало никакого конца света. Взлет «Ковчега» был вызван небольшим землетрясением в Тихом океане за несколько минут до этого. Остальное дополнило воображение, но поскольку далее не появилось никаких других признаков катастрофы, об этой истории постепенно все забыли, как и о миллионах других историй, канувших в прошлое.
Некоторые утверждали, что «Ковчегу» все-таки удалось преодолеть притяжение Земли, а значит, этот подвиг можно повторить, но никто не знал, как именно это было совершено. Химики, конструкторы и инженеры улетели па корабле, унеся с собой свои знания и чертежи.
И только после знаменитой экспедиции Хэла Ньютона стало известно о судьбе «Ковчега».
Глава III. Первые планы
ИСТОРИЯ ХЭЛА Ньютона начинается спустя больше года после того, как он женился на Давиде Джонсон, известной теперь всему миру под именем Вида. Они оба покинули инкубаторы в течение месяца друг после друга. В детстве вместе играли и проводили время. Оба развивали блестящий ум вплоть до весны 2920 года, когда решили сочетаться браком.
Хэл как раз закончил колледж, став самым молодым пилотом ракеты нового поколения. Гром ракет казался ему пульсацией самой жизни, и он водил мощные самолеты так, словно между ним и машиной существовало полное взаимопонимание. Человек и машина показывали пример превосходного сотрудничества.
Вида была чуть менее выдающейся в избранной ей профессии химика. Все ей давалось легко, что вызывало зависть подруг и изумление преподавателей, потому что месяцы требовались ей на то, на что у других уходили годы. Уже в двадцать четыре года она совершила интересные открытия, и ей прочили блестящее будущее. Она могла стремглав нестись там, где остальные едва тащились.
Мысль о браке не была особо популярна у них обоих – слишком много разбитых сердец пало к ногам Виды, и слишком много вздохов слышал за спиной молодой Хэл, но никто не сомневался, что их связь будет успешной.
Еще целый год они занимались каждый своим делом. Хэл носился по небу, пока что не выходя за пределы стратосферы, но воображение постоянно уносило его к звездам. Вида возилась с химикатами и мечтала о будущем, весьма отличающимся от того, которое готовила ей судьба.
Затем умер великий Гордон Джонсон, отец Виды, и все его миллионы перешли к ней.
Пятого июля 2922 года большое предприятие Ньютонов получило первый легкий толчок, в итоге забросивший их в космос.
Ньютоны с гостями как раз закончили великолепный обед и перешли в другой зал к кофе и сигарам. Во время еды Ньютон казался слегка озабоченным, а теперь завел разговор о том, что давно таилось у него в глубине душе.
– Мы с Видой хотим кое-что рассказать вам, – сказал он гостям. – Это не будет простой небольшой прогулкой, поэтому я прошу всех не давать сразу окончательного ответа – такие вещи лучше как следует обдумать.
Несколько секунд он рассматривал своих гостей. Здесь был биолог Тимберли, тридцатилетний, но уже немного лысеющий, близорукий и резкими движениями напоминающий птицу. Рядом с ним сидел большой Билл Кроушоу. Отец Билла был одним из последних известных исследователей, и его сын, без сомнения, последует по его стопам, исследуя последние нехоженые уголки Земли.
Но пока что он был вынужден заниматься доставшимися ему по наследству предприятиями. И, наконец, здесь была Люси Крамер с ликом мадонны, скрывающим гениального химика, почти равного по талантам Виде.
– Вот мое предложение, – продолжил, наконец, Хэл. – Вида открыла замечательное взрывчатое вещество, которое, как мы считаем, может решить проблему борьбы с земным притяжением. Меня с самого детства тянуло в космос. С открытием Виды и специальным кораблем, который я уже почти закончил конструировать, мне кажется, это стало возможным. А теперь о самом предложении. Хотите ли вы полететь вместе с нами?
Наступила пауза, во время которой все молчали. Затем Хэл продолжал:
– Конечно, я не могу гарантировать вам совершенно безопасный полет. Существует множество известных опасностей, а также тысячи неизвестных, но мы с Видой верим в себя достаточно, чтобы рискнуть, и хотим знать, верите ли в нас вы.
БИОЛОГ поглядел на него с сомнением.
– Э-э... Я не вполне понимаю, что полезного могу сделать в космосе. В конце концов, я не думаю, что вы найдете там какие-нибудь формы жизни... хотя это, конечно, не исключено, – поспешно добавил он.
Вида поглядела на него и ободряюще улыбнулась.
– Мы ничего не утверждаем, но, видите ли, мы не собираемся болтаться в открытом космосе. Мы планируем сделать посадку.
– Куда? – спросили одновременно Тимберли и Кроушоу.
– На Венеру, – ответила Вида, бросив быстрый взгляд на мужа.
– Я сначала думал о Марсе, – признался Хэл, – но Вида переубедила меня. Думаю, она была права, когда сказала, что неблагоразумно в первом полете высаживаться на мертвый или умирающий мир, где может быть мало кислорода. Потому что для обратного полета, скорее всего, придется сделать кое-какую реорганизацию, в частности, пополнить запасы воздуха, а на Марсе это может оказаться проблемой.
– А там будет возможность для хорошей спортивной охоты? – спросил Кроушоу.
– Дорогой Билл, что я могу тебе сказать? Должен признаться, что, по самым грубым оценкам, ты можешь получить больше, чем думаешь. Полагают, что Венера – первобытная планета, и там могут обитать рептилии. А пытаться попасть в мозг размером с грецкий орех, даже из винтовки с реактивными патронами, – задача для очень меткого стрелка.
Билл просиял.
– Я твой, Хэл! – воскликнул он.
– Прекрасно. Но не мнись, если захочешь передумать.
– Нет, не захочу.
– А что думаешь об этом ты, Терн? – спросил Хэл.
Глаза Тимберли задумчиво обежали комнату, словно в поисках вдохновения.
– Ну... э-э... – протянул он.
Вида не выдержала. Спросив раздраженным взглядом одобрения мужа, она повернулась к девушке, сидящей возле нее.
– Люси?
– Конечно, – ответила Люси мягким, спокойным голосом, вполне соответствующим выражению ее лица.
Тимберли тут же пробормотал, что он тоже вступает в группу. Остальная часть вечера была потрачена на распределение обязанностей. Хэл, разумеется, должен быть главным пилотом, а также нанять себе в помощники человека по имени Хейердал. Растения для очищения воздуха, тестеры атмосферы, запасы пищи – это было делом Виды и Люси. Кроушоу должен был позаботиться о боеприпасах и оружии. Тимберли занялся составлением списка оборудования для биологических исследований.
– Кому-то нужно поручить вести полный отчет экспедиции, – объявила Вида.
Кроушоу внезапно покраснел.
– Я знаю человека, подходящего для этой работы, – заявил он.
– Много опыта и прекрасные разносторонние знания. Нет никого лучше... если она согласится, – с сомнением добавил он.
– Она? – спросил Хэл. – Что такое, Билл? Кто это она?
– Наверное, ты слышал о ней... Фрида Линден.
Вида вздохнула с облегчением. За Биллом Кроушоу тянулась слава человека, ведущего весьма эксцентричные знакомства.
– Я видела ее, – сказала Вида. – Вероятно, она подойдет.
– Остается еще три вакансии, – заметил Хэл. – Их должны занять мужчины-техники – два инженера и электрик.
Разошлись они поздно. Были распределены все обязанности, и каждый принял их с радостью, которая согрела душу Хэла. Он проводил гостей, чувствуя привязанность к этим людям, которые хотели помочь реализации его мечты.
– Спасибо вам, дорогие мои, – сказал он на прощание. – Я должен был заранее знать, что вы ответите.
Но Вида растерянно глядела куда-то вдаль.
– А знаешь, дорогой, – сказала она, – есть еще одна вещь, которую мы должны сделать, прежде чем ринемся в это приключение.
– Да много чего еще предстоит нам сделать. Что ты имеешь в виду?
– Мы должны поехать на родину и арендовать инкубатор.
Глава IV. На Венеру
В ТЕЧЕНИЕ следующих нескольких месяцев на Ньютонов навалилась куча хлопот и забот. Прибывали готовые детали корабля. Сплав для дюз оказался некачественным, и пришлось все переделывать. Джонит – новое взрывчатое вещество Виды, – предстояло сделать более устойчивым. Но постепенно, в течение года, начала обретать реальные черты «Нация».
Хэл собрал всю группу, провел ее по кораблю и попросил советов относительно устройства внутренней обстановки. Корабль был сто футов в длину, в нем находилось несколько кают, гостиная с иллюминаторами из кварцевого стекла, камбуз, кладовая и небольшая лаборатория с оборудованием для химика, биолога и фотографа. Вида и Люси тут же раскритиковали камбуз и потребовали изменений. Кроуфорд сказал, что нужны стойки для оружия вдоль стены, «на всякий случай».
Но оказалось, что очень мало подобных деталей избежало внимания Хэла. Все поразились изобретательному избавлению от топливных баков и компактности двигателей, которые должны провести корабль но космосу. Кроушоу оценил простоту пульта управления и сопутствующее множество приборов для регистрации давления в различных дюзах ракеты. Они выглядели, подумал он, скорее как смесь пишущей машинки и коллекции часов, чем как нервная система корабля, от которой зависели их жизни. Но он пожал плечами и пошел дальше, так как все это не было в компетенции Кроушоу. С одобрением он осмотрел арсенал и ящики с боеприпасами.
Когда они вышли из корабля, Кроушоу пристально поглядел на сияющий корпус, чувствуя громадное уважение к чудесам компактности и комфорта. На глаза ему попалось название, написанное большими буквами на борту корабля.
– Почему «Нация»? – тут же спросил он.
– Изначально это слово означает «пламенный», – пояснил Хэл. – А корабль будет лететь на вершине огненного столба.
В конце июня 2923 года было объявлено, что корабль готов к испытательному полету. До сих пор работы велись если не в тайне, то, но крайней мере, без всякой огласки, но об испытаниях «Нации» было написано на первых полосах всех газет, что неизбежно привлекло внимание к Ньютонам. Репортеры увидели возможность сенсации в новом крылатом корабле, который с невероятной скоростью пронесся по небу. Они посмотрели, как он, словно серебряный лучик с ревущими алыми дюзами пролетел и приземлился на летном поле, наскоро собрали информацию и помчались по своим редакциям.
«НОВЫЙ РАССВЕТ В ИСТОРИИ АВИАЦИИ...»
«ЭПОХАЛЬНОЕ ОТКРЫТИЕ, СДЕЛАННОЕ МОЛОДЫМ ПИЛОТОМ...»
«ДО НАСТОЯЩЕГО МОМЕНТА О ТАКИХ СКОРОСТЯХ В НИЗКИХ СЛОЯХ АТМОФЕРЫНИКТО И НЕ МЕЧТАЛ...» – захлебывались газеты.
Хэл отказался дать информацию. Он лишь сказал, что просто проводил эксперименты и не имел намерения публиковать их результаты. Однако правда просочилась неизвестно из каких источников.
«Хэл Ньютон собирается бросить вызов космосу...»
Была опубликована даже дата его предстоящего отлета.
«Двадцатого августа Хэл Ньютон совершит попытку достигнуть Луны», – было написано в одной из газет.
Люди не относились к этому скептично, поскольку верили в способность человека завоевать космос. Фактически, они так привыкли к этой мысли, что их стали раздражать многочисленные неудачные попытки. В газетах был опубликован список предшественников Хэла. Был Йорсен, который упал в Тихий океан. О Крейге, как и о Хедингтоне, вообще больше никто ничего не услышал. Были пилоты, которые взорвались вместе со своими аппаратами. Например, Симпсон, рухнувший на Чикаго и уничтоживший пятую часть города. Так что, благодаря стараниям прессы, вкупе с нездоровым стремлением последний раз поглядеть на обреченных людей, двадцатого августа огромная толпа народа окружила ангар Ньютона.
И она была более, чем разочарована, когда пронеслось известие, что «Нация» стартовала днем раньше.
К ВЕЧЕРУ девятнадцатого все было готово, но Хэл держал эту дату в строжайшем секрете.
Они с Видой ждали остальных на борту корабля. Первыми приехали два превосходных инженера Маккей и Фримен.
Затем, в грохочущей одноместной спортивной ракете его собственной конструкции прилетел второй пилот Хейердал. Потом появился Билл Кроушоу в сопровождении маленький Фриды Линден, чуть ли не вдвое меньше своего кавалера и втрое самоувереннее. Электрик Смит споткнулся о порог шлюза «Нации», принес извинения за опоздание и только затем обнаружил, что появился вовремя и еще даже не все собрались. Появившаяся за ним Люси Крамер объяснила, что Тимберли внезапно вспомнил о чем-то в самый последний момент и вернулся за этим. Он появился буквально минут через десять в подавленном состоянии, так как не сумел отыскать забытую вещь.
– Все в сборе, – сказал Хэл, обведя взглядом собравшихся. – Все десять здесь. Нет никакого смысла в дальнейшей отсрочке.
Он высунулся из люка, махнул на прощание небольшой группе пилотов и инженеров, с завистью глядевших на корабль, затем закрыл и плотно запер входной герметический люк.
– Все по кушеткам... И не забудьте пристегнуть ремни безопасности.
По пути к собственной кушетке Вида легонько пожала мужу руку. Тот ответил ей ободряющей улыбкой.
– У нас все получится, любимая.
Потом он еще раз обвел взглядом помещение, чтобы убедиться, что все люди на местах, а все вещи закреплены.
– Готовы? – спросил он.
Все лежали на кушетках, чтобы обезопаситься от мощного ускорения. Хэл занял пилотское кресло, застегнул ремни безопасности и положил руки на пульт управления.
– Поехали!
Он нажал кнопки. И ракета авантюристов с Земли пробила атмосферу и устремилась в открытый космос.
О САМОМ ПОЛЕТЕ было почти нечего сказать. Несомненно, в дальнейшем подобные корабли будут более обустроены, и совершать такие перелеты люди смогут в более комфортабельных условиях, причем от них потребуется гораздо меньше выносливости, чем в настоящее время. Человеческий организм плохо приспособлен к изменениям силы тяжести, ускорению или торможению, но результаты их действия не слишком серьезны. Через несколько дней полета обитатели «Нации» уже смогли питаться без особых проблем.
Еще менее значительными эти эффекты сказались на обоих пилотах и инженерах. За годы обучения и практики они узнали, как лучше всего сопротивляться этому и поскорее привыкнуть. Про остальных можно сказать, что из-за невесомости их мучила поначалу морская болезнь, и некоторые даже жалели, что не умерли еще до отлета дома, в мягкой постели. Но, несмотря на отдельные недостатки, человеческий организм является самым приспособляемым из всех, что мы знаем.
Через пять дней все уже недоумевали, почему поначалу принимали так близко к сердцу некоторые неудобства, и давали себе клятвы, что этого больше не повторится. Клятвы, которые можно нарушать столь же легко, как и давать.
Сначала путешественников занимала новизна окружения. Пустая тьма космоса с бесчисленными искорками звезд, Солнце, яростно пылающее, уползало постепенно в бок, поскольку они летели по обширной кривой, чтобы в нужное время пересечь орбиту Венеры. Но вскоре новизна исчезла, все стало скучным, и люди, отлипнув от иллюминаторов, принялись искать себе занятия.
Все без исключения признали, что первые две недели на борту «Нации» стали для всех жестоким тестом на приспособляемость. Но никто так и не привык к новому окружению настолько, чтобы успокоиться и забыть о пустоте снаружи. Все беспокоились и хотели бы, чтобы корабль летел как можно быстрее, чтобы закончился этот полет. В путевом журнале Хэл написал, что восхищается сдержанностью, которую проявили все пассажиры, избегая открытых ссор друг с другом.
Но все плохое рано или поздно заканчивается. По расчетам Хэла на полет требовался месяц. И настал день, когда он объявил, что корабль пролетел половину пути, словно в космосе была какая-то невидимая веха. Все восприняли это сообщение так, словно до этого момента не верили в реальность полета и в то, что впереди их ждала Венера со своими проблемами и трудностями. Все единодушно отбросили уныние, словно очнулись от летаргического сна, и принялись за работу.
Кроушоу проверил все оружие на складе. Тимберли перебрал фотопленки и контейнеры для образцов. Все начали воспринимать невесомость с сопутствующими неудобствами как легкий дискомфорт, а не повод для постоянного недовольства. Хэл с удовлетворением смотрел, как улучшается моральный климат на корабле. Он знал, что на самом деле они являлись прекрасным экипажем, он сам заботливо выбрал их, но в начале пути он и сам начал было сомневаться, правильным ли был его выбор.
Наконец, Венера повисла совсем рядом с иллюминаторами, точно большой матовый шар. На поверхности ее не было ничего, кроме облаков. Нетерпеливые глаза постоянно наблюдали за планетой, но Венера до последнего хранила свои тайны.
В течение нескольких дней «Нация» осторожно тормозила. После того, с каким напряжением люди пережили начало полета, Хэм посчитал более разумным снижать скорость постепенно и плавно. И лишь когда они были совсем рядом, он начал финальный рывок.
Из дюз вырвалось яростное пламя, и «Нация» устремилась вниз. Вскоре она уже с ревом, точно огненный дракон, пробивала облака планеты, ища на ней место для приземления.
Само приземление было отмечено лишь небольшим толчком. Корабль скользнул несколько ярдов «на брюхе», покачнулся из стороны в сторону и окончательно замер. Охваченные энтузиазмом, путешественники даже и думать забыли о неудобствах посадки. Поспешно расстегнув ремни, они ринулись по ставшему наклонным полу к иллюминаторам. Удивленная тишина стала их первой реакцией на странный мир снаружи.
МЯГКИЙ БЕЛЫЙ свет проникал сквозь облачный слой, освещая совершенно необычную сцену. Корабль п<