– Теперь ты достаточно растянут, мерзкий мальчишка, и я поимею тебя как шлюшку, - снова теребя член, тяжело дыша, произнес Петтигрю, рассматривая ужасную рану, только что прижженную раскаленным железом.
Уизли терял рассудок и находился на волосок от смерти, поэтому в общей агонии боли уже не чувствовал как его насилуют два садиста. Он моментами погружался в глубокий обморок, а потом снова приходил в сознание от новой вспышки боли и очередного исцеляющего заклятия.
В конце концов, когда Роном уже овладело жуткое предсмертное безразличие, Макнейр выдавил ему левый глаз, сжег волосы на голове и отрубил обожженную ногу выше колена. Уизли медленно погружался в бездонную черную колыбель. Приближающаяся смерть казалась отвратительной, липкой и бесконечно страшной, но он, чудовищно искалеченный семнадцатилетний парень, лежал на залитом кровью пыточном столе и ждал смерть, которая стала более желанной, чем жизнь.
Макнейр отвязал Рона, и палачи, оттащив его в темный угол камеры, оставили парня там, надеясь, что он умрет до утра, а сами пошли в небольшую подземную келью, находившуюся неподалеку от пыточной камеры, где их дожидался кувшин с вином из погреба Малфоя. Озаренный отблесками догорающих углей, Рон Уизли скорчился в углу — отвратительная грязно-кровавая масса, в которой даже трудно было узнать человека. У него осталась одна рука без пальцев, одна нога и один заплывший глаз, в котором полопались все сосуды, и теперь парень был слепым. На обгоревшей коже вздулись волдыри, а там, где их не было, образовался панцирь из засохшей крови. Рон Уизли пробыл в беспамятстве до полуночи, а потом, так и не приходя в сознание, скончался…
Его сгнившие останки, местами обглоданные крысами до костей, будут найдены только спустя два месяца аврорами во время обыска в имении Малфой-Мэннор. Молли Уизли так и не узнает страшной правды о мучительной смерти своего сына — женщина лишилась рассудка, получив в подарок шкатулку с отрубленным пальцем своего ребенка, и теперь находилась в клинике Святого Мунго. Рона похоронят на скромном сельском кладбище недалеко от «Норы». На похоронах будут присутствовать почти все учащиеся Хогвартса, преподаватели и многие сотрудники Министерства Магии. Джинни во время похорон потеряет сознание, Фред и Джордж, не скрывая от присутствующих своих слез, будут оплакивать гибель младшего брата, а Артур Уизли, постаревший на десяток лет от горя и выглядящий теперь как глубокий старик, будет крепко обнимать за плечи Гермиону Грейнджер, невесту своего погибшего сына, в каштановых волосах которой появится седая прядь.
Габриэль Делакур, юную красавицу–вейлу, похоронят в предместье Парижа. Останки девушки будут также найдены в одном из подземных казематов темниц Малфой–Мэннор. Габриэль, в отличие от Рона Уизли, не пытали и не истязали инструментами палача. Юную парижанку садистски насиловали на протяжении нескольких дней до тех пор, пока она не умерла от остановки сердца. Но и после этого еще теплый труп был подвержен надругательству, и мертвое тело девушки оставили в покое только тогда, когда началось трупное окоченение.
Глава 10
Беги, Драко, беги!
Огромная гостиная старинного особняка Малфой–Мэннор была погружена в полумрак: высокие окна плотно зашторены тяжелыми портьерами, свечи в старинных бронзовых подсвечниках потушены. Единственным освещением служило пламя в большом камине, над которым висело массивное зеркало в резной золотой раме и несколько портретов с бледными светловолосыми людьми. За длинным столом сидели люди в темных мантиях и с трепетом, а некоторые с нескрываемым ужасом, взирали на того, кто восседал в центре. Лицо лорда Волдеморта – бледное, змееподобное, с узкими прорезями вместо ноздрей и блестящими красными глазами с вертикальными зрачками – было обращено на молчаливых присутствующих и многим из них в этот момент казалось, будто их души покрываются льдом, а к сознанию прикасаются липкие пальцы, пытаясь вытянуть самые сокровенные мысли.
– Итак, мальчишка Поттер до сих пор не найден, – обращаясь ко всем находящимся в зале, произнес Темный Лорд, и многие от его слов почувствовали, как холодные струйки пота потекли по напряженным спинам. – Я поручил это тебе, Люциус, – помолчав, добавил Волдеморт. Его красные глаза вглядывались в серые глаза Малфоя с такой неистовостью, что некоторые из смотревших на них предпочли отвести взгляд, опасаясь, вероятно, обратиться в пепел под горящим от ярости взором повелителя.
– Мой Лорд, мы ведем круглосуточное наблюдение за родственниками мальчишки, и как только он у них появится – будет схвачен немедленно. Мои люди прочесывают маггловские кварталы, Макнейр допрашивает тех, кому может быть известно хоть что–то о местонахождении Поттера. Мы не прекращаем поиски ни на минуту. Сложность в том, что мальчишка не имеет при себе ни одной магической вещи, его невозможно отследить, войти с ним в ментальный контакт тоже пока не получается. Или он очень далеко, возможно, за пределами страны, или старик научил его закрывать сознание.
– В последнее время ты только разочаровываешь меня, Люциус, – прошипел Волдеморт, и его безгубый рот скривился в подобии улыбки.
Сидевшие рядом с Малфоем могли заметить, как у того запульсировала голубая жилка на виске. Его кожа в свете камина казалась желтоватой, восковой; запавшие от усталости и недосыпания глаза были обведены чернотой. После смерти взятых в заложники Уизли и Делакур провалился план, на который Люциус очень рассчитывал, и теперь он лихорадочно искал выход из ситуации, зашедшей в тупик. Поттер будто сквозь землю провалился. Его не могли найти ни Пожиратели Смерти, ни члены Ордена Феникса.
– Я сделаю все возможное, мой Лорд, чтобы впредь не разочаровывать вас, – хрипло ответил Малфой.
– Любой, кто найдет мальчишку и доставит его мне, будет вознагражден, – не обращая внимания на хозяина Малфой–Мэннор, произнес Волдеморт.
Многие из присутствующих Пожирателей Смерти довольно заулыбались, наблюдая за унижением Люциуса.
– Мы найдем Поттера, – пообещал Малфой, дрожащей рукой стирая выступивший пот с верхней губы.
В этот момент в зале послышались шорох и шипение, которые становились все громче и громче, и вскоре почти все Пожиратели Смерти не смогли сдержать охватившую их дрожь, когда под столом заскользило чешуйчатое тело. В кресло Волдеморта заползла крупная змея и улеглась ему на плечи. Повернув массивную голову к лицу хозяина, тварь что–то прошипела. Не отрывая взгляда немигающих красных глаз от Люциуса, Темный Лорд ответил на серпентаго, рассеянно поглаживая рептилию длинными, тонкими пальцами. Голова змеи повернулась в сторону Малфоя, глаза с вертикальными прорезями зрачков не мигая уставились на него.
– Как мое кольцо, Люциус? – вдруг резко сменил тему Волдеморт. – Надеюсь, оно надежно хранится, мой преданный друг?
– Да, мой Лорд, конечно, – хрипло отозвался Малфой, не в силах оторвать взгляд от гипнотизирующей его пары змеиных глаз. – Оно находится в указанном вами тайнике и надежно защищено заклятиями, а я постоянно поддерживаю магический барьер. Вы можете быть уверены в сохранности этой ценности.
– Кольцо Марволо принадлежало моей семье многие века, я выбрал тебя для охраны очень дорогой мне вещи, и это говорит о моем доверии к тебе, Люциус, несмотря на то, что ты не сумел выполнить задание в Отделе Тайн и до сих пор не смог даже выйти на след Поттера.
– Я исправлю прошлую ошибку и клянусь вам, что мальчишка будет у вас в самое ближайшее время. Я ценю ваше доверие, мой Лорд, – слегка склонив голову, отозвался Малфой.
Змея медленно сползла на пол и направилась в сторону Люциуса. В наступившей тишине было слышно, как чешуя скользит по мраморному полу. Остановившись у его ног, рептилия начала обвиваться вокруг сидящего мужчины, поднимаясь все выше и выше, пока голова твари не оказалась у самого лица Малфоя. Оскаленная пасть широко раскрылась, стремительно выбрасывая раздвоенный язык, с зубов закапал яд.
– Я оправдаю ваше доверие, мой Лорд, – глухо произнес хозяин Малфой–Мэннор, чувствуя, как кольца змеи все сильнее сжимаются, а зловонное ядовитое дыхание обжигает лицо.
– Конечно, оправдаешь, Люциус, мой скользкий друг, – растягивая безгубый рот в отвратительной улыбке, ответил Темный Лорд. – Иначе ты превратишься в корм для Нагайны.
На несколько мгновений повисла тишина, было слышно только тяжелое дыхание Малфоя и треск огня в камине. Волдеморт издал шипящий звук, и змея ослабила удушающую хватку, с которой обвивалась вокруг своей жертвы, а затем начала медленно отползать в сторону. Люциусу эти мгновения показались вечностью. Он не сомневался в том, что если бы Лорд не передумал, огромная тварь легко раздробила бы ему кости, превратив в бесформенный кусок мяса.
Пребывание Драко Малфоя в клинике Святого Мунго по своей сути стало заключением, хотя в прессе появилась небольшая статья о том, что юный наследник знатного рода попал в психиатрическое отделение с диагнозом «нервное истощение» после несчастного случая, произошедшего с его школьным другом Блейзом Забини. Однако репортерам из «Ежедневного пророка» удалось добыть скандальные сведения с одного из допросов юного Малфоя, на котором молодой человек признавался не только в убийстве Забини, но и в изнасиловании Гарри Поттера. На следующее утро весь магический мир, казалось, уже привыкший к скандальным сенсациям, произошедшим в последнее время, с интересом обсуждал пикантные подробности шокирующего заявления спятившего сына Люциуса Малфоя.
Драко содержали в небольшой палате с магическими решетками на окнах, и кроме матери, адвокатов и представителей закона, к нему никого не допускали. К молодому человеку регулярно приезжали дознаватели из Департамента по обеспечению магического правопорядка и устраивали многочасовые допросы. Следствие затягивалось из-за того, что Малфой на тот момент являлся несовершеннолетним и находился в состоянии сильного нервного потрясения, поэтому данные им показания не могли служить доказательством его вины. Применять Веритасерум — сыворотку правды, и Легилименцию к несовершеннолетним по законам магического мира можно было только с разрешения родителей или опекунов. Нарцисса была категорически против использования данных методов. Адвокаты, в свою очередь, настаивали на том, что несчастный случай произошел исключительно из-за неосторожного обращения с палочкой, а показания несовершеннолетнего Малфоя нельзя приобщать к делу из–за психического расстройства мальчика и его неадекватности. Палочка Драко была конфискована и подвержена заклинанию Приор Инкантато, позволяющему воспроизвести обратную последовательность выпущенных из нее заклинаний. Когда стало известно, что Драко Люциус Малфой выпустил в своего сокурсника Блейза Забини ряд сногсшибательных заклятий Ступефай и заклятие широкого удара Эволютио Голпе, которое и послужило причиной гибели студента Слизерина, версия адвокатов о неосторожном обращении с палочкой рассыпалась, как карточный домик. Драко из палаты психиатрического отделения перевели в тюремную камеру Дворца Правосудия, где он должен был находиться до дня вынесения приговора.
Франческа, мать Блейза, не выдвигала никаких обвинений против Драко Малфоя, зато многочисленные члены семьи Забини, могущественные и очень влиятельные чародеи, посчитали, что виновный в смерти их наследника должен понести самое суровое наказание. В Британию приехали представители семейства Забини и следствие приняло совсем другой оборот. Неограниченные в средствах поверенные могущественного древнего итальянского рода легко подкупали как сотрудников Министерства, так и судей Уизенгамота. Следствие преднамеренно затягивали, так как оставалось совсем немного времени до дня совершеннолетия Малфоя, когда разрешения родителей на применение особых методов уже не потребуется. Нарцисса не жалела никаких средств, покупая лишние часы свидания с сыном и умоляла его одуматься и отказаться от ранее данных показаний, в которых он сознался во многих преступлениях и взял всю вину на себя, требуя в качестве приговора смертельное заклятие «Авада Кедавра». Люциус Малфой не принимал никакого участия в судьбе сына, хотя многие светские сплетники были уверены, что юный наследник, замешанный в пикантном скандале с гомосексуальной окраской, не задержится в тюремной камере и в ближайшее время все же выйдет на свободу, купленную на деньги родителей. Адвокаты теперь выстраивали свою защиту на том, что Драко в момент несчастного случая находился в состоянии аффекта после перенесенного телесного наказания, и не осознавал, что делает, поэтому рассматривать его действия как преднамеренные нельзя, так как молодые люди, по свидетельским показаниям, уже несколько лет являлись лучшими друзьями и поводов для убийства Забини у Малфоя не было. Адвокаты делали особый упор на психическое расстройство юного Малфоя, дознаватели Департамента магического правопорядка собирали доказательства, поверенные семьи Забини подкупали законников и чиновников, а Драко находился в сыром тюремном каземате, где и встретил день своего семнадцатилетия. Этим же утром, пятого июня, к нему в камеру заявились сотрудники Департамента правопорядка и в присутствии адвокатов дали молодому человеку сыворотку правды. А затем начался многочасовой допрос, самопищущее перо порхало над пергаментом, а на Драко продолжали сыпаться один вопрос за другим, и несмотря на протесты адвокатов, многие вопросы об отношениях молодых людей были весьма личного характера. Малфой под действием Веритасерума признался в том, что больше двух лет состоял в близких отношениях с Блейзом Забини и как бы адвокаты ни возражали, это скандальное признание было занесено в материалы дела, а на следующий день легилимент получил воспоминания Драко, касающиеся гибели Блейза, полностью соответствовавшие ранним заявлениям молодого человека.
Адвокаты с обеих сторон довели до сведения своих нанимателей шокирующее признание Драко о его гомосексуальной связи с Блейзом Забини. Более того, из одного из воспоминаний парня следствию случайно стал известен пикантный разговор, произошедший между юными любовниками, в котором погибший итальянец рассказывал сокурснику о своих тайных пороках. Драко Малфой уже два года хранил тайну о том, что Блейз Забини был не только бисексуалом, но и трансвеститом, имеющим извращенную склонность к переодеванию в женские наряды. Каждое лето Забини на каникулы отправлялся к родственникам во Флоренцию, где в это время года проходят роскошные магические карнавалы и куда приезжают ведьмы и волшебники со всего мира. Юный наследник одного из богатейших родов магического мира переодевался в женское платье и, скрывая свое лицо под карнавальной маской, выдавал себя за уличную флорентийскую шлюху, отдаваясь любому в ближайшей подворотне. Превращаясь в продажную куртизанку, известную под именем Белая Орхидея, юный аристократ предавался своим тайным порокам, ища острых ощущений и удовлетворяя свою повышенную подростковую гиперсексуальность, а затем возвращался в Британию, где снова становился студентом Хогвартса, мало думавшим об учебе и изнывавшим от скуки. Всплывшие из глубин подсознания воспоминания Драко потрясли сотрудников Департамента магического правопорядка – дело грозило приобрести громкий, скандальный оборот. Поверенные, представляющие интересы итальянской стороны, шокирующую новость восприняли вполне спокойно, извращенные наклонности юного наследника знатного рода были известны семье, которая, впрочем, никогда не отличалась особой нравственностью, а наоборот славилась сексуальной распущенностью с давних времен. Но, тем не менее, ни одной из сторон не было выгодно, чтобы такие скандальные подробности о безнравственности юных магов стали достоянием широкой общественности, и пикантные материалы в самое ближайшее время бесследно исчезли из следственного дела.
За время ведения процесса по делу Драко Малфоя очень многие чиновники и служащие, имеющие хоть какое–то отношение к следствию, самым «необъяснимым» образом быстро разбогатели. Деньги Забини и Малфоев щедро оседали в карманах служителей закона, а следствие по факту убийства, ранее затягиваемое, теперь велось очень быстро, и спустя всего неделю после совершеннолетия Драко, состоялся суд. Слушание проходило за закрытыми дверями, но, тем не менее, некоторые репортеры получили сенсационные подробности этого громкого процесса, а во многих газетах появились шокирующие статьи. Благодаря колоссальным суммам, потраченным Нарциссой на подкуп чиновников разных уровней, адвокатов и членов суда Уизенгамота, юный Малфой все же был признан психически нездоровым, а также суд учел смягчающие обстоятельства, одним из которых стала попытка Драко спасти Блейза, что свидетельствовало об осознании своей ошибки подсудимым. Представители рода Забини, настаивающие на полной вине Малфоя, добились отмены признания Драко недееспособным, и парень получил год каторжных работ за непредумышленное убийство. Адвокаты намеревались опротестовать решение суда, Нарцисса, надеявшаяся на освобождение сына в зале судебных заседаний и признание его невиновным, после вынесения приговора потеряла сознание. Итальянцы остались довольны результатами процесса и считали его выигранным. Хоть заключение в тюрьму и заменили каторжными работами, что считалось более гуманным наказанием, но все знали, что каторжники умирают едва ли не чаще, чем узники Азкабана. Каторжные работы проходили на каменоломнях, расположенных в непроходимых болотах, окруженных Проклятым Лесом. Болота источали гнилостные миазмы, и многие заключенные уже в первые дни пребывания в этом месте заражались чахоткой, воспалением легких и многими другими болезнями, которые в итоге сводили их в могилу. Нарцисса, находясь в состоянии глубокого обморока, так и не увидела, как ее сына тут же заковали в цепи и вывели из зала.
– Прости, мама! – успел крикнуть Драко перед тем, как двери зала правосудия захлопнулись за ним и парня поволокли по темным коридорам в сырой подземный каземат.
Принудительная процедура, неизменно повторяющаяся в начале каждой недели, давно стала привычной для всех обитателей барака. Двое стражников находились поблизости, держа палочки наготове, а третий черпаком вливал в глотки заключенных зелье Родеуса. В том случае, когда кто-то сопротивлялся, ему разжимали зубы кинжалом и поили насильно. Дурная слава, которой пользовалось зелье, объяснялась тем, что эта жидкость когда-то, много веков назад случайно полученная одним сумасшедшим зельеваром, на некоторое время подавляла способности как к трансформации, так и к магическим способностям в целом. Министр магии, по имени которого был назван этот сомнительный эликсир, впервые применил его на заключенных и каторжниках около шестисот лет назад, тогда, когда дементоры еще не были стражами тюрьмы. После этого количество побегов резко снизилось – оборотни в полнолуние не могли превращаться в волков, анимаги уже не принимали облик животных, а метаморфы после зелья Родеуса теряли способность к трансформации. Заключенные волшебники принудительно лишались магической энергии и превращались в сквибов, не способных колдовать. Парализующее магию действие зелья длилось около недели, затем осужденных заставляли выпить новую порцию эликсира. После того, как стражами Азкабана стали дементоры, насильственное применение зелья Родеуса отменили, но после побега анимага Блэка зелье вновь стали давать заключенным.
Свою первую порцию эликсира Драко получил еще во Дворце Правосудия, перед тем как был брошен в тюремную карету, увозившую в своем чреве еще восьмерых преступников, двое из которых были Пожирателями Смерти. При доставке осужденных в Азкабан служители закона не пользовались порт-ключами и привычной всем трансгрессией, боясь побега заключенных во время перемещения в пространстве, поэтому их перевозили в тюрьму в закрытом экипаже, запряженном фестралами. Теперь, после смерти Блейза Забини, Драко мог видеть этих странных существ. Весь долгий путь до самих каменоломен, в тесноте экипажа, пропитавшегося запахом пота и испражнений, оказался для бывшего слизеринского принца сплошным кошмаром. Карета останавливалась всего раз в день, и осужденных выводили по одному на несколько минут, чтобы они могли справить свои естественные потребности. Все происходило на глазах охраны, и это было большим ударом по гордости Драко Малфоя. Конвоиры, охраняющие заключенных, были настоящими сторожевыми псами. Они мало говорили, но, не задумываясь, пускали в ход плети и цепи.
Каменоломни находились на окраине большого леса, получившего название Проклятый, посреди обширных торфяных болот. Воздух здесь был наполнен гнилостными миазмами, источаемыми трясиной. Девственный лес, таивший в себе смертельную опасность, окружал три деревянных барака и почти лысую каменную гору, наполовину срубленную многими поколениями каторжников, добывающими здесь магические самоцветы. Болота служили естественным препятствием для магов-каторжников, насильственно превращенных в сквибов, но еще страшнее для человека был лес, в котором обитали зловещие и смертельно опасные твари. В довершении всего каторжников охраняли стражники, а совсем близко от каменоломен каждый заключенный мог ощущать леденящее душу присутствие дементоров. Мрачные рассказы, распространенные среди узников болот, отражали их безысходную судьбу и готовили к худшему. Каждый из них понимал, что стоит одной ногой в могиле. Изнурительный ежедневный труд притуплял чувства, и только тоска смертников оставалась неизменной.
Руки и ноги каторжников были скованы цепями, которые до крови растирали запястья и щиколотки, кроме того, еще одна длинная цепь соединяла в связку от шести до двенадцати человек. В первый же день Драко и других новичков превратили в единый организм, некое подобие гигантской звенящей змеи. Физическая зависимость от остальных членов связки затрудняла даже элементарные действия и делала несвободу абсолютной. Если падал один человек, связка вынуждена была останавливаться, либо тащить тело за собой. Каторжники вместе ели, вместе спали, вместе принимали зелье Родеуса, вместе справляли нужду. Каждый должен был смириться с тем, что в его жизнь прочно и навсегда вошли соглядатаи. Поначалу все это было невыносимо для Драко, но чуть позже он понял, насколько ему повезло – он оказался в начале связки, и у него был только один сосед. Волею случая этот человек, осужденный Пожиратель Смерти, оказался его родственником – Рабастан Балиант Лестрейндж приходился родным братом мужу Беллатрикс Лестрейндж, тетки Драко.
Бывший слизеринец сидел, прислонившись к стене барака, и даже не пытался заснуть. Лунный свет пробивался сквозь щели в потолке, и при желании Малфой мог видеть, как занимаются рукоблудием трое из связки, разместившись у стены напротив. Но он смотрел вверх – туда, откуда сочилась ночная прохлада и волшебное сияние луны. Драко тяжело и надсадно закашлял, кто–то в связке выругался сквозь сон и затих. Люди у противоположной стены, излив на землю семя, провалились в сон. Время от времени парня душил кашель – у него открылась чахотка, и Драко понимал, что эта болезнь, скорее всего, сведет его в могилу. На неестественно бледной коже появился нездоровый румянец, а во время особо сильных приступов кашля он уже начинал харкать кровью. Гнилостные испарения торфяных болот сгубили многих каторжников, люди регулярно умирали от чахотки, лечением заключенных никто не занимался. Кроме этого, многие умирали от заражения крови – постоянно босые, одетые в одни грязные лохмотья, в которые быстро превращалась тюремная роба, заключенные работали по колено в болотной жиже, отчего на коже быстро появлялись кровоточащие язвы, к которым сразу же присасывались пиявки. Мерзких паразитов с силой отрывали от открытых кровоточащих ран, но они снова облепляли язвы на телах каторжников. У многих начиналась гангрена конечностей, и происходило быстрое омертвление тканей – в этих гиблых местах люди гнили заживо.
Драко, чтобы заглушить очередной приступ и не будить соседей, прикрыл рот рукой, обмотанной грязной окровавленной тряпкой. В первый же день работы в каменоломне парень стер ладони до кровяных мозолей, и ему пришлось оторвать клок грязной ткани от робы, чтобы перевязать руки. Раны быстро загноились, постоянно кровоточили, и при каждом ударе киркой о твердую породу Драко испытывал дикую боль, но прекратить работу не мог – надсмотрщики тут же всыпали бы ему пару обжигающих ударов плетью, а иногда охрана не гнушалась применять к заключенным и Круциатус.
Малфой снова зашелся кашлем, схаркивая сгусток крови на земляной пол. Его сосед, Рабастан Лестрейндж, зашевелился, пробуждаясь ото сна. Поза Драко доставляла ему немалое неудобство, длина сковывающей их цепи не позволяла тому лечь на пол, а сидеть после изнурительного дня было чрезвычайно утомительно. Рабастан наклонился так, что их головы почти соприкоснулись.
– Драко, как ты? – прошептал Лестрейндж тихо, чтобы не будить остальных и не привлечь разговором стражников.
– Все нормально, дядя… пока, – устало ответил парень, прикрывая глаза и стирая грязной, перевязанной рукой кровь с губ и с подбородка.
– Скоро мы выберемся отсюда, – зашептал ему на ухо мужчина и нежно отбросил грязную, слипшуюся прядь волос с мокрого лба юноши. – Он никогда не забывает своих верных слуг. Вот увидишь, Темный Лорд в скором времени призовет нас к себе.
– Я не его слуга, дядя Рабастан, – устало ответил Драко.
– Люциус обещал Лорду, что ты примешь Черную Метку на свое совершеннолетие.
– Мой отец тогда не знал, что я встречу свое совершеннолетние в тюремном каземате Дворца Правосудия, – отозвался Малфой и снова закашлял, содрогаясь всем телом.
– Лорду нужны верные сторонники, Драко. Я уверен, что очень скоро мы снова будем служить ему, я чувствую это.
– А я чувствую, что скоро сдохну, дядя, – тяжело дыша от изматывающего приступа кашля, раздраженно сказал Малфой. – Если не чахотка меня прикончит, гангрена – точно, – Драко кивнул на закованные в цепи ноги, сплошь покрытые гноящимися язвами, на которых можно было различить копошащихся червей–паразитов. На левой ноге чуть повыше щиколотки уже началось омертвление тканей. На коже заметно выступили синеватые вены и появились пузыри, наполненные сукровицей. Парень иногда испытывал сильную боль в пораженной конечности, но в последнее время нога как будто занемела, а на пораженной коже расползалось большое серо–грязное пятно, распространяющее тяжелый гнилостный запах.
Рабастан Лестрейндж притянул Драко к себе, обнимая за худые плечи.
– Я больше недели не протяну, – прошептал Малфой в объятиях мужчины. – Я гнию заживо, во мне уже черви завелись.
– Ты должен верить в могущество Темного Лорда, – с фанатизмом зашептал Рабастан, обжигая ледяную кожу Драко своим горячим дыханием. – Он спасет нас, а мы отблагодарим его верной службой. Он всем воздаст по заслугам.
– Я уже получил по заслугам, дядя, – ответил Драко Малфой, сплевывая сгусток алой крови на грязный земляной пол, кишащий насекомыми.
Рваные тяжелые тучи проносились низко над землей, словно гигантские твари, неожиданные и грозные. Иногда их чрево исторгало дождь, струи которого были готовы отхлестать каждого, кто не спрятался или не удосужился как следует защититься. Ветер бился и стонал в темных кронах, обламывая ветви, разрушая гнезда, выпивая остатки тепла из трепещущих птичьих тел. Не было видно даже луны, хотя обычно положение этого ночного светила угадывалось в небесах даже сквозь самые плотные облака.
Это была одна из тех ночей, когда хитроумная нечисть и обезумевшая природа объединялись, чтобы досадить слабым и заблудившимся в поисках приюта. Духи ветра яростно штурмовали старинный замок семьи Малфой, но не могли поколебать его толстые, поросшие мхом стены. Все, что им оставалось – это выть в дымоходах, трясти дубовые ставни и метаться по двору, приводя в ужас домовых эльфов. Ветер уныло всхлипывал за высокими окнами и швырял в стекла пригоршни дождевых капель. Ветви скребли стену, а издалека раздавались жуткие, похожие на стоны, крики какой–то твари.
Однако Люциус Малфой почти не замечал дурной погоды. Он лежал в постели своей жены Нарциссы, одной из красивейших аристократок волшебного мира, и, предавшись расслабленности после бурных ласк, размышлял о природе распутства. Они с женой в последнее время редко занимались любовью, Нарцисса, всегда холодная и сдержанная в постели, после суда над Драко, закончившегося отправкой сына на каторгу, вообще игнорировала мужа, обвинив его в том, что он ничего не сделал для спасения их мальчика. Но в этот вечер она сама пригласила мужа в свою спальню и в постели была на редкость страстной, поднимая мужа к вершинам блаженства, а это могло означать только одно – она чего–то хочет от него, и Люциус знал, чего. Нарцисса накануне сказала, что готова пойти на все, лишь бы вытащить сына с каторги, она не пожалеет никаких средств и пойдет до конца, чтобы добиться своего. Значит, все эти лживые страстные ласки рассчитаны только на то, чтобы убедить его организовать побег сына с каторги. Люциус уже знал, что Нарцисса имела приватный разговор со своей сумасшедшей сестрой Беллатрикс, у которой был опыт побега из тюрьмы.
В темно–зеленой спальне Нарциссы тихо потрескивали дрова в камине и колыхались от сквозняка сумрачные гобелены на стенах, оживляя уродливых, навеки забытых всеми героев. Здесь, в самой середине каменной башни, непогода давала знать о себе лишь завыванием ветра за окнами и приглушенным шумом дождя.
Прохладное бедро Нарциссы Малфой касалось бедра Люциуса, он слышал ее еще не восстановившееся дыхание, но больше не испытывал желания к этой тридцатипятилетней красавице. Люциус никогда не любил женщину, лежащую сейчас рядом с ним. Женившись на ней, он выполнил свой долг перед семьей и произвел на свет наследника, продолжателя великого рода. Малфой–старший был распутником, но для жены это не было откровением. Он побывал в постелях многих женщин, и это уже начинало надоедать ему. Бесконечная погоня за удовольствиями была для Люциуса просто способом бегства от самого себя. Он искал новых связей отчасти от скуки, отчасти из–за того, что был излишне тщеславен. Его отец в силу природной мужской привлекательности тоже был слишком неравнодушен к женщинам, и среди недоброжелателей их рода всегда ходили слухи о том, что распутный и коварный дух отца вселился в его сына – Люциуса. Но Драко своим аморальным поступком запятнал честь всего старинного и прославленного рода, и Люциус, несмотря на все просьбы, уговоры и мольбы жены, оставался холоден и прощать сыну его поступок не собирался. Малфой покинул школу сразу после дисциплинарной комиссии, не в силах больше терпеть тот позор и унижение, которые он испытывал во время слушаний. Присутствовать на публичной порке сына было ниже его достоинства. А затем, после трагической и нелепой смерти наследника рода Забини, когда Драко был арестован, Люциус ни разу не посетил сына – ни в клинике Святого Мунго, где юношу держали не только как пациента, но и как заключенного, ни потом, во время следствия, когда молодого человека перевели в камеру во Дворце Правосудия и держали там до самого дня суда и оглашения приговора. Нарцисса наняла не только лучших адвокатов в Англии, были приглашены законники и из Франции. Мать не жалела никаких средств на подкуп и взятки должностным лицам, лишь бы получить лишние часы свидания с Драко. Люциус же вел себя так, будто у него никогда не было сына. Когда Драко осудили и приговорили к каторжным работам, Люциус подумал что это достойное наказание сыну за его преступление по отношению к роду Малфоев. Отец рассматривал приговор сына не как повинность за смерть сокурсника Забини, а постигшую его кару за осквернение фамилии противоестественной гомосексуальной связью. Малфой–старший считал, что такой позор с семьи Драко должен будет смыть только собственной кровью, и заявил вернувшейся из зала суда жене, что не приложит никаких усилий для того, чтобы вытащить сына с каторги, даже если тот будет там при смерти. После этого бедная, убитая горем мать лишилась чувств.