Мурмелон-ле-Гран
26 ноября – 18 декабря 1944.
В 04.00 26 ноября "Изи" прибыла в лагерь Мурмелон, находящийся возле деревни Мурмелон-ле-Гран (рядом еще была деревня Мурмелон-ле-Пти)*, примерно в 30 километрах от Реймса, города со знаменитым собором, центра провинции Шампань. Мурмелон служил гарнизоном, по крайней мере, 1998 лет. Юлий Цезарь и его легионы стояли здесь лагерем в 54 г. до н.э. На протяжении сотен лет (равно как и сейчас, в 90-е) там находились казармы французской армии. Расположенный на равнине между реками Марна на юге и Эна на севере, на традиционном пути наступления на Париж (или в сторону Рейна, в зависимости от того, кто наступал), Мурмелон находился в месте, на протяжении веков являвшемся свидетелем множества сражений. Последний раз это случилось между 1914 и 1918 годами. Оставшиеся со времен той Мировой войны воронки и траншеи виднелись повсюду. В 1918 году американские "пончики"** сражались неподалеку от этих мест: в Шато-Тьерри и Белло Вуд.
Переход от фронтовой жизни к гарнизонной службе произошел быстро. Первый день в лагере запомнился горячим душем и возможностью постираться. На второй день в роте прошли занятия по строевой подготовке: на следующий день должна была состояться плановая вечерняя поверка с пушечным салютом и осмотром личного состава. 30 ноября парней нагнала почта, подняв их моральный дух на 100%.
Могло показаться, что проведя более двух месяцев на линии фронта, желанием парашютистов будет отсыпаться целую неделю. Однако, испытав раз-другой чудо, именуемое солдатским ночным сном, парни нуждались в физическом выходе для своей энергии и каком-нибудь бессознательном способе сбросить нарастающее напряжение. 1-го декабря им всем дали увольнительные в Реймс. Так же, как и личному составу 82-й воздушно-десантной дивизии, расквартированной неподалеку. Получившаяся смесь оказалась очень нестабильной. Несмотря на то, что Реймс, в котором находилась ставка Эйзенхауэра, был переполнен военной полицией, там было достаточно выпивки и, в результате, полно пьяных и множество людей, желающих подраться.
"Чего там кричит этот орел?" спросил у своих товарищей боец из 82-й, когда они встретили кого-то с нашивкой "Кричащих орлов" на плече.
"Помогите! Помогите! Помогите!" ответили они. И в ход пошли кулаки. 4 декабря все увольнения в Реймс были отменены, поскольку, как выразился один из солдат: "Парни не смогут нормально вести себя в городе".
Командование дивизии пыталось высвободить хоть какую-то часть избытка энергии, устраивая пятимильные марши, строевые смотры и постоянные занятия физкультурой. Оно также организовало игры в бейсбол, баскетбол и футбол. Экипировка для футбола была позаимствована у прилетевшего из Англии подразделения ВВС. Были проведены отборочные игры для матча на Кубок Шампани*** между 506-м и 502-м полками, запланированного на Рождество: вошедшие в состав команд тренировались по три часа в день, а то и больше. Для прочих развлечений в расположении дивизии было открыто три кинотеатра и клуб Красного Креста. Кормежка была превосходной.
Через несколько дней после прибытия в Мурмелон, в конце обеда личный состав получил жалованье. Сержант Маларки получил деньги, и уже направился было к двери, когда заметил затевающуюся игру в крэпс. Азартный шутер**** собрал большие ставки. Маларки решил, что не может больше бросать, и принялся ставить против шутера. Через несколько минут он продул трехмесячное жалование. Он покинул столовую, размышляя, каким же был дураком – не потому, что проигрался, а потому, что потерял все, ни разу сам не бросив кости.
Вернувшись в казарму, он наткнулся на Скипа Мака. Там шла игра в кости. Маларки спросил Мака, не собирается ли тот принять участие. Мак ответил, что нет – ему надоело постоянно быть без гроша в кармане. К тому же после раздачи всех предыдущих игорных долгов у него осталось всего шестьдесят долларов. Тогда Маларки уговорил его ссудить ему эти деньги и вступил в игру. Через пятнадцать минут он стал обладателем кучи французских и бельгийских франков, английских фунтов, американских долларов и голландских гульденов. (Споры по поводу курса обмена во время этих игр были бурными, тем не менее, эти ребята, большинство из которых ненавидело и в большинстве своем завалило математику в средней школе, как-то разбирались с этим.)
Маларки забрал свои деньги и отправился в сержантский клуб, где вступил в игру с двумя десятками участников. Он бросил в игру шестьдесят долларов – количество, которое позаимствовал у Мака. И выиграл. Сделал еще заход, и снова выиграл. И опять. И опять. На последнем раунде у него на кону было $3000. Он выиграл.
Он побоялся выйти из игры с более чем тремя тысячами долларов – чуть ли не всей наличностью роты. Распихав крупные франковые банкноты по карманам, он остался в игре, пока не спустил все американские, британские, голландские и бельгийские деньги. Вернувшись в казарму, он отдал Маку его шестьдесят долларов и еще пять сотен "чаевых". У него осталось еще $3600.
Личный состав был назначен на работы по обустройству казарм. Последними их занимали две дивизии немецкой пехоты вкупе с несколькими эскадронами легкой кавалерии. На стенах висели немецкие стенды с распорядком дня, агитационные плакаты и тому подобное. Они были содраны, все, что осталось после лошадей, вычищено, койки отремонтированы, уборные и дорожки поправлены. И, как писалось в памятном альбоме 506-го: "Через все это яркой нитью проходило предвкушение увольнительных в Париж. Утром, днем или ночью, где бы вы ни оказались, вы могли услышать обсуждение этого".
Политикой дивизии было отправлять личный состав в Париж ротами, по одной зараз. Те, кому это удалось, возвращались с историями, превосходящими те, что рассказывали их отцы после посещения Парижа в 1918-1919 годах. Ожидавшие своей очереди бесконечно обсуждали, что будут делать, когда доберутся до города.
Некоторые получили индивидуальные увольнения. В нескольких случаях они были потрачены впустую. Дик Уинтерс получил увольнение – он отправился в Париж, сел в метро, доехал до конца линии, и обнаружил, что это был последний поезд. Стемнело, город был затемнен, он отправился пешком к себе в гостиницу и добрался до нее глубоко за полночь, а на следующий день вернулся на поезде в Мурмелон. "Это была моя великолепная ночь в Париже". Рядовой Бредфорд Фримен из округа Лаундс, Миссисипи, получил увольнение в Париж. Сорок шесть лет спустя он вспоминал проведенный им в "Городе Огней" день: "Увиденное оставило меня безразличным, так что я вернулся в лагерь".
Казалось, что не стоит торопиться с посещением Парижа, поскольку у всех сложилось впечатление, что десантники останутся в лагере до весны, пока вновь не установится хорошая погода. Тогда они, как ожидалось, будут прыгать в Германии, по ту сторону Рейна. Это впечатление усилилось, когда генерал Тейлор вылетел в Штаты для участия в совещаниях, касающихся предполагаемых изменений в организации и оснащении американских воздушно-десантных дивизий. Оно превратилось в уверенность 10 декабря, когда заместитель Тейлора, бригадный генерал Джеральд Хиггинс с еще пятью старшими офицерами 101-й дивизии вылетел в Англию, чтобы прочитать серию докладов об операции Маркет-Гарден. Командование перешло к бригадному генералу Энтони Маколиффу, начальнику артиллерии дивизии.
Из госпиталей возвращались ветераны, прибывали новобранцы. Бак Комптон вернулся в роту, оправившись от полученного в Голландии ранения. Лейтенант Джек Фоли, прибывший с пополнением в последнюю неделю пребывания в Голландии, стал заместителем командира 2-го взвода, которым командовал лейтенант Комптон. Люди, по воспоминаниям Фоли, "представляли собой смесь опытных ветеранов, у некоторых из которых за плечами была лишь Голландия, и, конечно, зеленых новичков".
Только что прибывшие из Штатов девятнадцати и восемнадцатилетние новички были совершенно неискушенными. Несмотря на то, что ветераны были старше лишь на год или два, для новобранцев они выглядели устрашающе. Покидая Голландию, они должны были сдать боеприпасы, однако почти никто из них не сделал этого. Они расхаживали по Мурмелонскому лагерю с висящими на ремнях гранатами, пачками патронов на плечевых лямках, с ножами и пистолетами (вообще-то неразрешенными). Новобранцам они казались бандой убийц из французского иностранного легиона. С точки зрения ветеранов новобранцы выглядели "неженками". Командир роты лейтенант Дайк, Уэлш, Шеймс, Фоли, Комптон и другие офицеры работали над втягиванием новичков, чтобы довести их индивидуальные и групповые навыки до стандартов "Изи", но это было сложно, поскольку ветераны не принимали полевые занятия всерьез.
К концу второй недели декабря численность нижних чинов роты восстановилась до 65%. Укомплектованность офицерами составила 112,5% с Дайком во главе, Уэлшем, выступающим в качестве заместителя, двумя лейтенантами на взвод и резервом. Иными словами, командование десантников ожидало, что в грядущих сражениях наибольшие потери будут среди младших офицеров. Уэлш был офицером, дольше всех прослужившим в роте, и он не был в Токкоа. Лишь Уэлш и Комптон были с "Изи" в Нормандии. Уэлш, Комптон, Дайк, Шеймс и Фоли провели какое-то время в Голландии.
Именно сержанты были теми, кто обеспечивал преемственность и поддержание роты как единого целого. Среди тех из них, кто начинал рядовыми в Токкоа, были Липтон, Тэлберт, Мартин, Луз, Перконте, Мак, Кристенсен, Рэндлмен, Рэдер, Гордон, Той, Гварнери, Карсон, Бойл, Гат, Тейлор, Маларки и другие. То, что многие из ее офицеров, прошедших Токкоа, находились в штабах 506-го полка и 2-го батальона, помогало "Изи" поддерживать связность. Среди них были майор Хестер и капитан Мэтьюсон (начальник оперативного отдела и зампотыл полка), и капитаны Уинтерс и Никсон (замкомбата и начальник разведки штаба батальона). В целом, однако, после полугода боев, "Изи" состояла из новых офицеров и солдат. Но ее сердце, сержантский корпус, по-прежнему состоял из людей, прошедших Токкоа, следовавших за капитаном Собелом вверх и вниз по Курахи в те жаркие дни августа 1942 года.
Многие из тех, с кем они бегали на Курахи, находились в госпиталях в Англии. Некоторым из них больше никогда не доведется бегать. Другие, чья плоть пострадала, были на пути к выздоровлению. В американском 110-м госпитале общего профиля под Оксфордом в одной палате оказались трое из 1-го взвода роты "Изи". Все они, Вебстер, Либготт и капрал Томас Маккрири, были ранены 5 октября: Вебстер в ногу, Либготт в локоть, а Маккрири в шею. Вебстер продолжал практиковаться в писательстве, он описал своих приятелей в дневнике: "120-фунтовый Либготт, бывший таксист из Сан-Франциско, был самым скупым и, в вещах, не касающихся финансов, одним из самых забавных людей в роте Е. Вдобавок он был евреем, одним из немногих среди парашютистов. Кроме того, он и Маккрири, "деды" под тридцатник, были самыми старшими в роте. Маккрири был беззаботным, добродушным маленьким парнем, который, с его слов, был воспитан бутылкой пива и получил образование в Питсбургском "Мотор Инн"*****.
По словам Вебстера, "самым веселым местом в 110-м была палата ампутированных, где большинство ребят, зная, что война для них закончилась, смеялись, шутили и болтали о доме". Вебстер был прав, говоря "большинство", а не "все", так как некоторые из тех, у кого была "рана на миллион", не дали бы за нее и никеля******. Лео Бойл, лежавший в другой палате 110-го, писал Уинтерсу: "Дорогой сэр, теперь, оказавшись так далеко, я, черт возьми, понятии не имею, о чем писать!"
"После тех двух случаев могу сказать, что шок от ранения, это не единственное, что охватывает каждого из нас. Это еще и понимание того, что ты на некоторое время сошел со сцены (из боя) – в этом, моем случае, на долгое время".
"Не думаю, что встану на ноги до Рождества. Полагаю, что однажды снова стану как новенький. Кости не пострадали, повреждены лишь мышцы и мягкие ткани, но на большой площади и их трудно залатать".
"И, сэр, надеюсь, что вы позаботитесь о себе (лучше, чем вы делали это у меня на глазах), потому, что таких как вы слишком мало и, конечно, никто не сможет заменить вас". Он добавил, что Вебстер, Либготт, Лео Мац, Пол Роджерс, Джордж Луз, и Билл Гварнери, в разное время бывшие пациентами 110-го, заходили, чтобы повидать его.
Сорок четыре года спустя Бойл писал: "Я так и не смог до конца смириться с тем, что оказался оторван от жизни бойца – разлучен с моими товарищами, и никогда больше не буду прыгать. Я пристрастился к этой жизни почти как к наркотику. Я чувствовал себя обманутым и часто злился и тосковал по этому поводу во время моего затянувшегося на год выздоровления в госпиталях".
Либготт просил о выписке и возвращении в строй и добился этого. Так же поступили Маккрири, Гварнери и другие. Как уже отмечалось, это было не потому, что они жаждали боя, а потому, что знали, что им придется сражаться вместе с кем-то и хотели, чтобы это была рота "Изи". "Если бы у меня был выбор", писал Вебстер своим родителям, "я бы больше никогда не пошел в бой. Не имея выбора, я вернусь в роту "Е", и буду готовиться к следующему прыжку. Если я умру, надеюсь, это будет быстро". В другом письме он писал: "Понимание того, что нет никакого выхода, что мы будем прыгать в Германии, а потом нас перебросят прямиком на Тихий океан, сражаться в Китае, не оставляет места для оптимизма. Как и у пехоты, наш единственный выход – оказаться раненым и эвакуироваться".
Вебстера перевели в реабилитационное отделение, а затем, к концу декабря, в 12-й пункт приема пополнений в Тидворте, Англия. Это "репо депо", как и его аналог за номером 10, было известно на весь Европейский ТВД садизмом его командира, неэффективностью, убожеством, грязью, плохим питанием – в общем, условия там были не намного лучше, чем в армейской тюрьме. Очевидно, командование хотело сделать его настолько плохим, чтобы ветераны, оправившиеся от ран полностью или частично, или хотя бы способные ходить без посторонней помощи, рассматривали возвращение на фронт, как улучшение. Джим Алли, раненый в Голландии, после выздоровления в госпитале в Англии сбежал из 12-го пункта приема пополнений и на перекладных добрался до Гавра, а потом и до Мурмелона, куда он прибыл 15 декабря. Гварнери и остальные поступили так же.
Вебстер не стал делать этого. Он давно взял за правило своей армейской жизни никогда ничего не делать добровольно. Он был интеллектуалом, а так же наблюдателем и летописцем феномена военной службы как практик. Он был едва ли не единственным изначальным выходцем из Токкоа, так и не ставшим сержантом. Многие офицеры хотели сделать его командиром отделения, но он отказывался. Он был там, чтобы выполнять свой долг, и делал это – он ни разу не подвел товарищей в бою во Франции, Голландии или Германии – но он никогда и никуда не вызывался добровольцем, и отвергал продвижение.
* "На наши деньги" получается примерно "Большой Мурмелон" и "Малый Мурмелон" (прим. перев.)
** "Doughboys" – прозвище американских солдат-пехотинцев во время Первой Мировой войны (прим. перев.)
*** Одна из игр т.н. армейских кубковых матчей. Одной из первых среди них была игра за "Арабский кубок" между командами армии и флота, прошедшая в алжирском городе Оран. В ней со счетом 10 – 7 победила армия. Игра за Кубок Шампани была отменена из-за начавшегося немецкого наступления в Арденнах (прим. перев.)
**** Стрелок (shooter) – ведущий, игрок, бросающий кости (прим. перев.)
***** Мотор Инн (Motor Inn) – одна из первых сетей американских мотелей. Первый из них был построен в Калифорнии предпринимателем Джеймсом Вейлом и назывался "Мотель Инн". В дальнейшем название "мотель" стало именем нарицательным (прим. перев.)
****** "Никель" (Nickel) – монета достоинством в пять центов. Занятно, что по размеру она больше выполненной из аналогичного сплава десятицентовой монеты – "дайма". Это связано с тем, что она одной из первых потеряла свое серебряное содержание (отсюда и название "никель"), в то время как дайм еще длительное время чеканился из сплава, содержащего серебро (прим. перев.)
В Мурмелоне нарастало возбуждение. Теперь, когда "Изи" находилась в более-менее постоянном лагере, люди рассчитывали чаще получать почту, и могли надеяться, что до них дойдут рождественские посылки. Ожидалось, что вся рота будет отправлена в увольнение в Париж – при некоторой удаче "Изи" сможет оказаться там в новогоднюю ночь. Еще был Кубок Шампани, который должен будет состояться в день Рождества и обед с индейкой следом за ним. На футбольный матч уже принимались крупные ставки, тренировки становились все более продолжительными и трудными.
Будущее после Рождества выглядело довольно-таки неплохо, с точки зрения стрелковой роты в разгар величайшей из когда-либо происходивших войн. Для "Изи" не будет никаких боев, по крайней мере, до середины марта. Тогда состоится десантирование в Германию, а затем отправка на Тихий океан для боевых действий в Китае или прыжка на Японию. Но все это было очень отдаленно. "Изи" готовилась наслаждаться Рождеством.
В Мурмелоне у сержантов были собственные казармы. В ночь на 16 декабря Мартин, Гварнери и еще несколько человек достали ящик шампанского и принесли его в казарму сержантов. Они были непривычны к игристому вину. Мартин высадил несколько пробок, остальные сержанты протянули ему свои кружки, и он наполнил их до краев.
"Ну, черт возьми, Джонни", сказал Кристенсен, "да это всего лишь газировка, Христом-богом клянусь!"
Они пили одно из лучших в мире шампанских, как если бы это была содовая, с неизбежным результатом. Вспыхнула драка, "и, должен сказать, я участвовал в ней", признался Мартин, "и мы разломали все эти койки, а из них торчали гвозди, и я наткнулся на них ногой, черт побери, это было настоящее побоище".
В казарму зашел первый сержант Кэрвуд Липтон, бросил взгляд на происходящее, и принялся орать: "Вы, ребята, должны быть лидерами. Кучка сержантов сотворила все это дерьмо". Он заставил их убрать беспорядок, прежде чем разрешить отправиться ко сну.
В ту ночь Уинтерс и Никсон были единственными офицерами штаба батальона, оставшимися в расположении. Остальные отправились в Париж. Рядовой Джо Лесневски пошел в один из кинотеатров Мурмелона. Он смотрел фильм с участием Марлен Дитрих. Гордон Карсон отправился спать пораньше, чтобы быть готовым к утренней футбольной тренировке.
Уинтерс и Никсон получили по радио сообщение, о том, что все увольнительные отменяются. В кинотеатре зажегся свет и на сцену вышел офицер, объявивший о прорыве немцев в Арденнах. В казарме Карсон, Гордон и другие были разбужены дневальным, который включил свет и сообщил о прорыве. "Заткнись!" сказали они в ответ. "Убирайся отсюда!" Это была проблема VIII Корпуса, проблема 1-й армии. Они вернулись ко сну.
Однако утром, когда рота построилась после подъема, лейтенант Дайк сказал им: "Как пожрете, живо строиться". Он не повел их на занятия, как было обычно. Им было приказано: "Просто ждите". Чтобы убить время, Дайк приказал им заняться приборкой в казармах. По-видимому, происходящее в Арденнах, в конце концов, будет иметь касательство к 82-й и 101-й десантным дивизиям.
Гитлер начал свое последнее наступление 16 декабря, в Арденнах, в гораздо большем масштабе, чем наступление 1940 года, предпринятое в том же месте против французской армии. Он достиг полной неожиданности. Американская разведка оценивала численность немецких войск, противостоящих VIII Корпусу в Арденнах, в четыре дивизии. На самом деле на 15 декабря у Вермахта в Эйфеле, по ту сторону Арденн, было двадцать пять дивизий. Немцам удалось достичь сюрприза, сравнимого с Барбаросса в июне 1941 или Перл-Харбором.
Внезапность была достигнута, как и в большинстве случаев на войне, потому что наступление не имело смысла. Для Гитлера использовать свою бронетехнику в наступлении, не имевшем по-настоящему стратегической цели, развитие которого будет невозможно обеспечить, если его танкистам не удастся захватить нетронутыми основные американские запасы топлива, было глупо.
Внезапность была достигнута, как и в большинстве случаев на войне, поскольку обороняющиеся допустили грубейшую самонадеянность. Даже после провала Маркет-Гардена союзники считали, что немцы находились на последнем издыхании. Люди в штаб-квартире Айка думали о том, что войска союзников могут сделать с немцами, а не о том, что немцы могут сделать с ними. Создалось ощущение, что если нам удастся просто выбить их за Западный вал, то сможем закончить работу. Такое отношение распространилось повсеместно, вплоть до нижних чинов. Сержант Джордж Коскимаки из 101-й 17 декабря записал в своем дневнике: "Это был еще один тихий воскресный день… По радио объявили о крупном наступлении немцев на участке 1-й Армии. Это должно сломать хребет немецким армиям..."*
Внезапность была достигнута, как и в большинстве случаев на войне, так как наступающие проделали хорошую работу по маскировке и введению в заблуждение. Они собрали в Эйфеле две армии, а разведка союзников так и не заметила их. Разумно используя радиообмен, они заставили разведку Айка искать признаки немецкого наступления к северу от Арденн (никто среди союзников ни на минуту не задумывался о том, что контрнаступление немцев возможно). Шесть месяцев назад, накануне "Дня Д", Айк и его офицеры имели почти безупречное представление о немецких боевых порядках в Нормандии. В декабре, накануне немецкого наступления, у Айка и его офицеров были совершенно неправильные сведения о силах немцев в Арденнах.
Союзники также сильно обманулись относительно воли немцев к борьбе, их материального положения, смелости Гитлера и мастерства немецких офицеров в проведении наступательных операций (у находившихся в стане союзников американских генералов не было опыта отражения немецкого наступления).
Результатом всего этого стало величайшее сражение на Западном фронте Второй мировой войны и крупнейшее из всех, в которых когда-либо участвовала армия США. Человеческие потери были ошеломляющими: из 600000 американских солдат, участвовавших в битве, почти 20000 погибли, еще 20000 попали в плен, а 40000 получили ранения. Две пехотные дивизии были уничтожены. В одной из них, 106-й, сдалось в плен 7500 человек – самая массовая сдача в плен за всю войну против Германии. Было уничтожено около 800 американских танков "Шерман" и прочей бронетехники.
Сражение началось на рассвете, холодным, туманным утром 16 декабря. Немцы во множестве мест прорвали слабо обороняемые позиции VIII корпуса. Гитлер рассчитывал, что плохая погода должна свести на нет крупнейшее преимущество союзников, авиацию (на земле немцы превосходили американцев как в живой силе, так и в бронетехнике).
Гитлер также рассчитывал на внезапность, которой удалось достичь, и на медлительность реакции американцев. Он полагал, что Айку потребуется два или три дня на осознание масштабов предпринятых немцами усилий, еще два-три дня, чтобы убедить своих военачальников приостановить наступление союзников к северу и к югу от Арденн, а потом еще два или три дня, чтобы начать двигать в бой значительные подкрепления. К тому времени, как он надеялся, немецкие бронетанковые части окажутся в Антверпене.
Все вышеперечисленные предположения оказались неверными. Утром 17 декабря Эйзенхауэр принял решения, ставшие критическими для всего хода битвы, и сделал это, не консультируясь ни с кем за пределами своего штаба. Он объявил город Бастонь, в котором сходились все дороги, местом, которое необходимо удержать, не взирая ни на что. (Бастонь лежит в относительно плоской местности в отличие от труднопроходимых холмов Арденн, поэтому там сходятся все местные дороги.) Из-за проводимых к северу и к югу от Арденн наступлений Айк не имел стратегических резервов, но у него были 82-я и 101-я дивизии, находящиеся на отдыхе и переоснащении, и, таким образом, оказавшиеся в наличии. Он решил использовать десантников, чтобы заткнуть дыры на фронте и удержать Бастонь.
И, наконец, Эйзенхауэр разрушил планы Гитлера, введя в игру свое секретное оружие. В то время, как большая часть немецкой армии все еще использовала конную тягу, у американцев во Франции были тысячи и тысячи грузовиков и прицепов. Их использовали для доставки личного состава, материальной части и топлива с пляжей Нормандии на фронт. Айк приказал им бросить все, и начать перевозку подкреплений в Арденны.
Ответные действия можно описать лишь как невероятные. Только за 17 декабря 11000 грузовых автомобилей и трейлеров перевезли в Арденны 60000 человек вкупе с боеприпасами, бензином, медикаментами и другими материальными средствами. За первую неделю сражения Эйзенхауэр смог бросить в бой 250000 человек и 50000 единиц техники. Эта мобильность была поразительной. Это было достижение, беспрецедентное в истории военного искусства. Ни во Вьетнаме, и даже ни во время войны в Персидском заливе в 1991 армия США не смогла столь быстро переместить такое количество людей и снаряжения.
Рота "Изи" сыграла свою роль в этой огромной драме, благодаря командованию военных перевозок и водителям, в основном чернокожие солдаты из знаменитого "Ред Болл Экспресса"**. В 20.30, 17 декабря, в штабы 82-й и 101-й прибыл приказ Айка двигаться на север, в сторону Бастони. В полки, батальоны и вплоть до рот было спущено распоряжение: приготовиться к бою, грузовики прибудут утром, мы выдвигаемся.
"Только не я", сказал Гордон Карсон. "Я собираюсь играть в футбол на Рождество".
"Нет, уже нет", ответил лейтенант Дайк. Начались суматошные сборы. В Мурмелоне не было склада боеприпасов, у людей было лишь то, что они привезли из Голландии, больше ничего найти не удалось. В "Изи" был некомплект как людей, так и снаряжения. У некоторых не было шлемов (у них были футбольные шлемы, но не было стальных). В роте не хватало пары пулеметов и расчетов. Личный состав не получил зимнюю форму. Их ботинки были не утепленными и не защищали от плохой погоды. У них не было теплого зимнего белья и шерстяных носков. Они добывали все, что могли, но этого было недостаточно. Не хватало даже сухих пайков. Когда "Изи" пошла навстречу Вермахту в последнем из крупнейших немецких наступлений, в роте был некомплект личного состава, недостаток обмундирования и нехватка вооружения. Кроме того, она выдвигалась вслепую. Поскольку даже генерал Маколифф все еще не знал пункт назначения 101-й, очевидно, что полковник Синк не мог поставить в известность капитана Уинтерса, который, в свою очередь, не мог известить лейтенанта Дайка. Всем было лишь известно, что немцы пробили огромную брешь в линии фронта, американские силы повсеместно отступают, и кто-то должен заткнуть эту дыру, и что этим кем-то был воздушно-десантный корпус.
Погода исключала десантирование. В любом случае было сомнительно, что удастся в короткий срок собрать количество C-47, достаточное для удовлетворения потребностей. Вместо этого командование военных сообщений, действуя предельно быстро, собирало грузовики по всей Франции – в особенности в районе между Гавром и Парижем. Военная полиция останавливала машины, подразделения службы снабжения разгружали их, и водители – многие из которых уже были долгое время в пути и крайне нуждались в хотя бы небольшой передышке – получали приказ без каких-либо остановок прибыть в лагерь Мурмелон.
Процесс начался с наступлением темноты 17 декабря. К 09.00 18 декабря первые грузовики и трейлеры начали прибывать в Мурмелон. Последний из 380 грузовых автомобилей, необходимых для перевозки 11000 человек 101-й прибыл в лагерь в 17.20. К 20.00 был погружен последний человек.
Перед самой отправкой "Изи" Маларки охватила паника. Он вспомнил, что в его потайном поясе спрятано 3600 долларов. Он попросил помощи у лейтенанта Комптона. Тот свел его с офицером дивизионной финчасти, который сказал, что может положить деньги на депозит, но если он сделает это, Маларки не сможет получить их, пока не будет уволен. Для Маларки это было то, что надо, он отдал деньги и получил квитанцию. Он вскарабкался в свой трейлер со счастливой мыслью, что после войны сможет вернуться в университет штата Орегон и ему не будет нужно мыть посуду, чтобы оплатить обучение.
"Нас набили как сельдей в бочку", вспоминал рядовой Фримен. Капитан Уинтерс использовал другой образ: "Мы были там прямо как животные, нас просто затолкали в трейлеры, как в скотовозки". Когда грузовики начали отправляться, Карсон подумал о футбольной тренировке, которую он с таким удовольствием предвкушал, сопоставил это с реальностью, и затянул "Какая разница, что принесет день"***.
В грузовиках не было скамеек, и чертовски недоставало амортизации. Каждый поворот валил людей с ног, на каждой кочке их подбрасывало в воздух. Это было тяжелое испытание для почек – облегчиться удалось лишь когда грузовики остановились, чтобы сомкнуть растянувшийся конвой – и для ног. Грузовики шли со включенными фарами, пока не достигли границы Бельгии – расчетливый риск, предпринятый ради скорости.
Пока "грузовиково-десантные" подразделения были в пути, командование VIII корпуса решило, где их использовать. 82-я пойдет на северный край прорыва, неподалеку от Сен-Вит. 101-я отправится в Бастонь.
Грузовики, перевозившие "Изи", остановились в нескольких километрах от Бастони. Бойцы выпрыгивали из них – "десантирование через задний борт", как они это называли – облегчались, потягивались, ворчали и строились в колонны для марша на Бастонь. До них доносились звуки непрерывной перестрелки. "Ну вот, опять началось", сказал рядовой Фримен.
Колонны шли по обочинам, направляясь к передовой. Навстречу, посреди дороги, шли разбитые американские войска, беспорядочной толпой бегущие с фронта. Многие из них бросали свои винтовки, шинели – все обременяющее. Некоторые были в панике. Шатающиеся, измученные, кричащие: "Бегите! Бегите! Они убьют вас! Они вас всех перебьют! У них там все – танки, пулеметы, самолеты, все!"
"Это был какой-то лепет ", вспоминал Уинтерс. "Они были жалкими. Мы испытывали стыд".
Когда "Изи" и остальные роты 2-го батальона вошли в Бастонь и двинулись дальше (жители напоили их горячим кофе, но не более), основной мыслью каждого были боеприпасы. "Где боеприпасы? Мы не сможем воевать без патронов". Какое-то количество предоставили толпы отступающих. "Боеприпасы есть?" спрашивали десантники у тех, кто не был окончательно охвачен паникой. "Конечно, приятель, с радостью отдам их в твое распоряжение". (Гордон язвительно заметил, что, отдавая патроны, отступающие освобождали себя от всякой обязанности стоять и сражаться.) Тем не менее, "Изи" шла на звуки боя без достаточного количества боеприпасов.
Когда они оказались за Бастонью, направляясь на северо-восток, артиллерийская канонада усилилась. Вскоре она стала перемежаться огнем стрелкового оружия. "Где, черт возьми, боеприпасы?"
Второй лейтенант Джордж К. Райс, снабженец из группы Дезобрю**** оперативной группы "B" 10-й бронетанковой дивизии (отступившей под сильным натиском из Новиля в Фуа), узнал о нехватке. Он прыгнул в свой джип и поехал в Фуа, где загрузил машину ящиками с гранатами и патронами, развернулся, и отправился навстречу выходящей из Бастони колонне. Он раздал все проходящим мимо солдатам, понял, что им нужно намного больше, вернулся на склад в Фуа, нашел грузовик, загрузил его и джип оружием и боеприпасами, поехал обратно к приближающейся колонне, и приказал своим людям раздавать все это пригоршнями. Солдаты и офицеры ползали на карачках, собирая пачки с патронами для М-1. Звуки стрельбы вкупе с паникой на лицах отступающих американских солдат дали понять, что им понадобится каждый патрон из тех, что они смогут достать. Лейтенант Райс продолжал до тех пор, пока каждый из людей не получил все, что только мог унести.*****
По мере того, как "Изи" двигалась в сторону Фуа, звуки битвы становились интенсивнее. Шедший впереди 1-й батальон 506-го в Новиле участвовал в яростном бою и получил жестокую трепку. Полковник Синк решил двинуть 3-й батальон на Фуа, а 2-й батальон использовать для прикрытия его правого фланга. "Изи" оказалась на местности, где перелески перемежались открытыми полями, и встала на восточной стороне дороги Бастонь-Фуа-Новиль. Справа от нее находилась рота "Фокс", рота "Дог" была в резерве.
Звуки боя приближались. В тылу, к югу от Бастони, немцы собирались перерезать шоссе и завершить окружение. У "Изи" не было артиллерии и поддержки с воздуха. Было мало еды, боеприпасов к минометам и другого необходимого снаряжения, а еще полностью отсутствовало зимнее обмундирование – как раз когда температура начала опускаться ниже нулевой отметки. Однако благодаря второму лейтенанту Райсу у нее были гранаты и патроны к М-1.
В памятном альбоме Курахи запись от имени "Изи" 2-го батальона 506-го гласит: "Мы были не слишком рады оказаться здесь. Ходили слухи, что фрицы повсюду и бьют со всей дури. Мысли об отступлении были у нас на последнем месте. На самом деле их вообще не было. И поэтому ты тщательно и глубоко окапываешься, и ждешь, но не какого-то мифического супермена, а противника, которого уже бил дважды, и побьешь снова. Ты смотришь налево, потом направо, на твоих товарищей, которые тоже готовятся. Ты чувствуешь уверенность в Билле, который сидит вон там. Ты знаешь, что можешь на него положиться".
* Леонард Раппорт и Артур Нортвуд мл. "Свидание с судьбой: история 101-й воздушно-десантной дивизии" (форт Кэмпбелл, Кентукки, Ассоциация ветеранов 101-й воздушно-десантной дивизии, 1948), стр. 422.
** Ред Болл Экспресс (Red Ball Express – экспресс "Красный Шар") – ставшая знаменитой система автомобильных конвоев, снабжающих силы союзников в Европе. Для их быстрого и беспрепятственного движения были выделены специальные маршруты, промаркированные соответствующим образом и закрытые для гражданского движения. Система начала действовать 25 августа 1944 года и обслуживалась, в основном, чернокожими солдатами. На пике активности в составе "экспресса" насчитывалось 5958 автомобилей и он перевозил 12500 тонн грузов ежедневно. Использование термина "красный шар" для обозначения службы грузовых экспресс-перевозок берет свое начало с конца XIX века. Приблизительно в 1892 году его начала использовать железная дорога Санта-Фе, обозначая этим знаком поезда и пути, выделенные для доставки срочных и скоропортящихся грузов. Автомобили, входящие в состав "экспресса" Второй мировой, также обозначались знаками в виде красного круга, размещавшимися на решетке радиатора (прим. перев.)
*** Какая разница, что принесет день (What a Difference a Day Makes) – популярная песня, изначально написанная в 1934 году на испанском языке мексиканским композитором Марией Мендез Гревер. Английский текст был написан в конце того же года Стэнли Адамсом (прим. перев.)
**** Группа Дезобрю (Team Desobry) – оперативная группа батальонного состава из 10-й бронетанковой дивизии под командованием майора Уильяма Р Дезобрю, имевшая задачу оборонять находившийся в семи километрах к северо-северо-востоку от Бастони городок Новиль (прим. перев.)
***** Леонард Раппорт и Артур Нортвуд мл. "Свидание с судьбой: история 101-й воздушно-десантной дивизии" (форт Кэмпбелл, Кентукки, Ассоциация ветеранов 101-й воздушно-десантной дивизии, 1948), стр. 462.