В семнадцать лет, кочуя по окопам,
Я увидала родину свою, -
Писала Друнина ещё в сорок пятом. После войны родина раскрыла перед ней не только пространственные дали: «древнюю гордую печаль» деревень, обаяние «первобытной… красоты» природы, задушевность и широту русско песни, так привольно звучащей в дороге, на опушке леса, «в тишине заснеженных полей». Образы древней истории России возникали эпизодически ещё в стихах военных лет («Полонянка»). Позже они становятся постоянными в лирике Друниной, по-новому характеризуют склад личности поэтессы:
Веет чем-то родным и древним
Т просторов моей земли.
В снежном море плывут деревни,
Словно дальние корабли.
По тропинке шагая узкой,
Повторяю (который раз!):
- хорошо, что с душой русской
И на русской земле родилась!
Девушка-солдат за минуту до боя, как никто другой, обострённо воспринимала красоту травинки на бруствере окопа. Теперь величавые сосны Подмосковья, «дымок над далёким плотом» стали неотъемлемой частью душевного мира Друниной, жаждущей поделится с читателем своим открытием родины. Непритязательные пейзажи Полесья – пески, трясина, журавли, склёвывающие клюкву, - пробуждают у неё чувство кровной причастности к земле, бывшей колыбелью древних славянских племён. Портрет полещанки, который пишет Друнина, привлекает не воплощением изменчивых примет души, не собственно приёмами поэтичной живописи, а размышлениями о сущности духовной красоты, запечатлённой в славянском типе лица:
Из осенней рябины бусы,
Косы голову облегли…
Сколько в девушке этой русой
От славянской её земли!
Углубившиеся представления об истоках национального характера, о связи «Руси былинной» и сегодняшней помогли Друниной создать целый ряд сильных стихотворений («Ополченец», «Мамаша», «Вдова пограничника», «Три процента» и другие) о русских женщинах, прошедших войну, о «Ярославнах», потерявших своих мужей, терпеливо несущих крест одиночества, о «невестах сороковых», украдкой косящихся на чужих детей. Ещё более развился у Друниной дар чувствовать и разделять «бабье» горе, всяческое сиротство на земле.
В воспоминаниях о войне, обращаясь к уже, казалось бы, «отработанным» ситуациям, сюжетным положениям, Друнина ставит новые философско-исторические акценты:
Мимо догорающего танка,
Под обстрелом,
В санитарный взвод,
Русая курносая славянка
Славянина русского ведёт…
Наш «реактивный век», может быть, особенно обостряет, по Друниной, чувство исторической преемственности.Картины «песенно-есененной» Руси, возникающие нередко в её лирике, - знак историзма мышления, понимание поэтессой важности национально-патриотических слов в складе личности современника.
В одном их стихотворений (в сборнике «Ты вернёшься», 1968) автор мечтает пуститься по дорогам, знакомым ещё в войны, вдоль тихих сёл, услышать звенящие овсы и поскрипывание телег, насладиться музыкой первозданной народной речи:
Я хочу, чтоб меня в пути
Окликали старухи: «Дочка! До Покровского как дойти?»
Покрова, Петушки, Успенье…
Для меня звуки этих слов
Словно музыка, словно, словно пенье,
Словно дух заливных лугов.
Даже происхождение своей фамилии поэтесса – полушутливо, полусерьёзно – относит к древнеславянскому имени «Дружина» - Друня. Она соединяет свою фронтовую судьбу с традициями доблести и благородства русского воинства, вошедшими в «преданья старины глубокой».
В этом прозвище – звон кольчуги.
В этом прозвище – храп коня,
В этом прозвище слышно:
- Други!
Я вас вынесу из огня!
Критика не без оснований упрекает иногда молодых стихотворцев за гигантоманию, за не подтверждённую жизненной и поэтической судьбой, всем содержанием личности автора претензию быть «голосом эпохи». Проблема морального права и долга поэта быть голосом, эпохи народа не имеет, по-видимому, однозначного решения. Современным поэтам «уже нельзя, - как утверждает Василий Фёдоров, - прятаться за широкие спины гениев и провидцев». Но в тех случаях, когда поэт берёт на себя смелость говорить «от имени России», решает в конечном счёте не возраст, не авторитет, не положение, не прошлые личные заслуги, а то – удалось ли, по словам того же Вас. Фёдорова, «создать внушающий доверие образ». Самому высокому счёту, как мне представляется, отвечает в этом отношении исполнение гражданской страсти, гордых патриотических чувств стихотворение Юлии Друниной:
В моей крови – кровинки первых русских:
Коль упаду, так снова поднимусь.
В моих глазах, по-азиатски узких,
Непокорённая дымится Русь.
Звенят мечи. Посвистывают стрелы.
Протяжный стон преследует меня.
И смутно мне знакомый, белый-белый,
Какой-то ратник падает с коня.