МАМА, ВИТЬКА И ИНСПЕКТОРЫ

КОГДА ЕГО НЕТ

Папины неизвестные дали никто не любил. Мама привыкла, но сначала очень расстраивалась, когда папа туда отправлял­ся. Очень расстраивалась. Первые два дня она просто сиде­ла на стуле и ничего не делала. Первый раз мы очень испу­гались, думали, это какая-то странная болезнь, мерили ей температуру, прижимали ко лбу мокрое полотенце. Но она никак не реагировала. Витька ходил кругами по комнате, спе­циально надевал ботинки с ТОЛСТОЙ подошвой, топал ногами. Нина стояла и трясла маму за плечо, Илюха читал научную литературу, светил ей фонариком в глаза, чтобы посмотреть реакцию зрачков на свет. Зрачки реагировали, а вот мама - почти нет. Отмахнется, а сама дальше сидит. Людмилка заби­ралась маме на колени, пела громкие песни. Я не знала, что делать. Думала-думала и сказала потихоньку Илюхе на ухо:

- Ну все, я вызываю скорую помощь.

Мама тут же поднялась со стула, сказала, что не надо ника­ких врачей и чтобы мы быстренько тут прибрались.

На следующий день она пошла на работу, но вернулась очень быстро. За двухдневный прогул ее уволили.

Когда папа в следующий раз скрылся в неизвестных далях маму снова уволили. Но потом мы научились. Как только он' уходил, мы звонили на мамину работу и говорили, чтобы ей дали отгулы за свой счет. Придумывали, будто кто-то из нас болеет, и ее отпускали. Почему-то на работе было куда лег­че дать отгулы за свой счет, чем возиться с больничными листами. К тому же за больничный им приходилось платить маме, а за отгул - вычитать из зарплаты. Обычно через два дня мама уже приходила в себя, и мы снова жили как раньше.

Но все равно было видно, что она недовольна. В это вре­мя мама быстрее уставала, раньше ложилась спать, забы­вала о своих цветах. Обычно она каждый день ухаживала за ними. То поливает, то рыхлит почву, то подкармливает какими-то удобрениями. Дня не проходило без того, чтобы она не придумала что-нибудь новенькое для царства рас­тений. По биологии мы учили, ЧТО это целое царство. Нам даже иногда казалось, что мама любит свои цветы больше, чем нас. Но пока папа находился в неизвестных далях, мама начисто о них забывала. В остальном почти ничего не меня­лось, она так же, как всегда, пела по утрам, так же застав­ляла нас прибираться, учить уроки, но про цветы и не вспо­минала. К счастью, о них всегда помнила Нина. Она тща­тельно ухаживала за ними, не хуже мамы.

Илюха в такие времена обычно много сидел за картами и справочниками. Витька усердно учил морзянку, а когда выучил, ходил по дому и размахивал флажками. Его никто не понимал. Тогда он брал шахматы и играл сам с собой. А мы с Людмилкой делали вид, что ничего страшного не произошло. В конце концов, все живы-здоровы. Для того чтобы соседи не догадались, будто у нас что-то неладно, мы выходили во двор большого дома и разговаривали громче обычного, бешено крутились на карусели, играли в песоч­нице, даже когда нам это было неинтересно. Показывали, что мы тут, ничего не происходит. Иногда мы разговаривали с дедом Поняешь, отвечали на его вопросы. Рассказывали, что мама дома готовит пирог, а нас отправила гулять, что­бы не мешали. Если кто-то говорил, что нашего папы дав­но не видно, мы врали, что ему пришлось поехать помочь родственникам строить дом, он лучше всех забивает гвоз­ди и кладет кирпичи. Это правда. Гвозди он забивал вир­туозно, хоть и ранил пальцы. Или говорили, что кто-то из его родных болеет и необходимо, чтобы папа присутство­вал при подписании завещания. Или что-то еще подобное мы выдумывали. Это было нетрудно. Все знали, что род­ственников у нас много, и не подозревали нас во вранье.

Вечерами маму приходила проведать Любовь Николаевна.

В такие времена мы с ней почти не ссорились, ни в школе, ни во дворе. Она внимательно смотрела на маму, спраши­вала, нужно ли помочь, сделать что-нибудь. Помогать было не нужно, и они с мамой уходили на кухню пить чай. Быва­ло, Любовь Николаевна засиживалась у нас допоздна, мы уже все спали. Но странным образом к тому времени, когда она прощалась с мамой на пороге, вдруг просыпался Илюха и шел провожать соседку. Идти было недалеко, и она всег­да отказывалась, но он каждый раз доводил ее до подъезда и не уходил до тех пор, пока она не включит свет на кухне.

Когда папа возвращался, все приходило в норму. Любовь Николаевна ругала Людмилку, иногда за нее доставалось и нам, Илюха ходил в свои походы, Витька размахивал флаж­ками под окном у деда Поняешь. Мама вдруг вспоминала про свои цветы, и Нина снова могла подолгу гулять. Я почти не разговаривала с соседями о своих родственниках. Зачем? Папа же вернулся, вот он пускай сам рассказывает о своих племянниках, сестрах и тетках. Он и рассказывал, но где ему было угадать, что мы с Людмилкой придумали в этот раз? Может быть, поэтому он почти и не вставал с дивана.

МАМА, ВИТЬКА И ИНСПЕКТОРЫ

Однажды к нам пришли страшные люди. Я открыла дверь.

- Взрослые дама? - спросили меня какие-то две тетки.

- Я взрослая, - сказала я.

- Мы подождем, - ответили они. И прошли в комнату.

Такой наглости я еще не видела. Пока я заваривала све­жий чай, они решили со мной поболтать.

- Сколько тебе лет? - спросила одна, с комком волос

на голове.

- Сорок, - сказала я. Вот еще, буду я им все рассказывать.

- А ты умеешь чай заваривать? - забеспокоилась вторая.

Что можно ответить на это двум неизвестным женщинам, которые с непонятно какого праздника решили заявиться к вам в дом, да еще требуют чаю? Я ответила:

-Нет.

- Мы потом к вам заглянем, пожалуй, - сказала любительница чая. Они встали и пошли в коридор. Но выйти им не удалось. У двери стояла Нина с пистолетом. Конечно, пистолет был игрушечный, но тетки испугались. Наверное, подумали, что настоящий.

- Выворачивайте карманы! - скомандовала Нина. -

Сидели тут неизвестно сколько. Они что-нибудь взяли? - Что? - не поняла тетка с кульком на макушке.

- Карманы!

Та, которая требовала себе свежий чай, вдруг схватил ась за сердце и застонала. Тут в дверь позвонили.

Странная ситуация. Нина открыть дверь не может - держит на мушке непрошеных гостей. Мне пройти мимо них нельзя - вдруг схватят и скомандуют Нине бросить пистолет?

- Кто там? - громко спросила Нина, все так же пристально глядя на женщин. Особенно на ту, которая стонала. - Откройте, это я. - За дверью была наша мама.

- Мы не можем! - закричала я. А тетка застонала сильнее.

- Мы играем, - объяснила Нина.

- Хорошо, - сказала наша мама, - я приду через десять минут. Хватит?

Мама всегда так делала. Однажды она пришла в разгар нашей игры и не узнала квартиру. Дала нам время на убор­ку и вернулась позже. С тех пор так и повелось: если мама

приходила до того, как мы приберемся, оставляла нас нена­долго. Так было лучше для всех. Иначе она бы сильно рас­строилась. Но в этот раз было не так.

- Нет, - вдруг завизжала женщина с колбовкой на затыл­ке, - пожалуйста, не уходите! Не оставляйте нас с этими бандитками!

И она решительно пошла к двери.

- Руки за голову! - страшно закричала Нина. - А то!

Гостьи дружно закинули руки за голову. В это время Нина быстро открыла дверь и впустила маму.

- Что тут происходит? - ничего не поняла она. И тут же сказала женщинам:

- Опустите руки. Сядьте. Нина, убери пистолет.

- Они чаю требовали, - я хотела объяснить.

- Это не повод, - возразила мама. Она взяла обеих под руки и повела в комнату.

- Кстати, принеси чаю.

Зря она так любезничала с ними, вот что я скажу. Пои­ла чаем, кормила печеньем. Оказалось, это инспекторы из совета по правам и воспитанию ребенка. И пришли они за нашим Витькой, хорошо, что его дома не было. Оказа­лось, этот Витька - не сам по себе, а из детдома. Ну и что? Тоже мне новость. Он уже нам все давно сказал, но кому это мешает?

- Вы знали об этом? - спросила нас мама, когда тет­ки ушли.

- Ну и что?

- Теперь придется его возвращать, - сказала она. Видно было, что ей этого не хочется. - А мы не отдадим.

- Придется. А если бы мы знали раньше, могли бы как то договориться с интернатом, его бы отпускали на выход­ные. Или чаще.

- На выходные!

- А теперь его не отпустят совсем! - мама вдруг заплака­ла. - Вас бы еще не забрали. Что вы тут устроили с писто­летом? Нина!

Никогда мы не видели нашу маму такой разозленной.

Никогда до этого она ни на кого не кричала. Даже на папу. Даже когда он возвращался из своих неизвестных далей.

Весь вечер все ходили на цыпочках. Мама закрылась в комнате. Думала. Пришел Витька. Мы не знали, как и что ему сказать. Ясно было одно: Витьку мы не отдадим.

На следующий день инспекторы пришли снова. Им никто не открыл. Мы с Людмилкой специально смотрели из окна, чтобы не пропустить. Они приходили каждый день две неде­ли подряд. Все это время Витька появлялся дома только к ночи.

А потом маме пришла повестка в милицию.

А потом Витька исчез. Мы искали по всему городу. В мили­цию обращаться не стали. Нас там и так уже не любили, гово­рили, что он живет в нашей семье незаконно. В выходные кто-то позвонил и позвал к телефону нашу маму. Сразу же после разговора она молча выскочила из дома и умчалась в неизвестном направлении. Даже такой опытный следо­пыт, как я, не успела посмотреть, на какой троллейбус она села, куда уехала.

Мы ждали до вечера. Почти до ночи. Илюха уже начал готовить факелы, чтобы идти искать маму. И тут она вер­нулась! С Витькой!

Оказывается, после повестки он сам пошел сдаваться.

Чтобы маму не забрали в милицию. И чтобы нас у нее не отняли. Он вернулся в свой интернат. Вот почему ни инспек­торы, ни повестки у нас больше не появлялись.

Но вечером того же дня Витька жестоко заболел. Снача­ла поднялась температура. Его положили в изолятор. Утром засаднило горло, к обеду он начал кашлять. Так сильно, что было слышно у директора в кабинете. К вечеру Витька покрылся красными пятнами, к тому же у него пропал голос. Скорая отвезла его в инфекционную больницу. Но там вра­чи сказали, что нужно везти в терапию. Отправили. Поста­вили диагноз: «аллергия неясной этиологии», то есть неиз­вестно на что и из-за чего. От страха, что болезнь не ухо­дит, Витька потерял сознание.

Все это время мы искали его по городу с фонарями и собаками. Кричали на улицах, звали. Илюха говорит, что он проходил пару раз под окнами областной больницы. Видимо, тогда-то Витьке и стало полегче. Он открыл гла­за. Этот момент называется «уровень надежды». И он, этот уровень, начал повышаться. К выходным Витьку выписали и отправили обратно в интернат, так и не выяснив, отчего началась аллергия. В субботу утром ему снова стало пло­хо. Тогда-то воспитатели и позвонили.

Как только Витька увидел маму, ему стало лучше. Она сидела возле кровати до тех пор, пока температура не сни­зилась до 36,6, а он не начал улыбаться. Тогда она позво­нила директору домой и вызвала его в интернат. А вече­ром мама с Витькой были дома. Правда, с этих пор он дол­жен был каждый день приходить учиться в свою школу и отмечаться на вахте. Учителя и воспитатели требовали безупречного поведения. Только на таких условиях Вить­ка мог жить у нас.

Он был просто счастлив.