1. На рубеже XV-XVI вв. в русской литературе наступает решительный перелом. Те гуманистические тенденции, которые позволяли говорить об эпохе русского Предвозрождения XIV-XV вв., не получили дальнейшего развития. Начавшийся процесс освобождения литературы от регламентирующего влияния церкви и религиозных догм был насильственно прерван. Стоит заметить, что уже в середине 15 века в Европе было совершено крупнейшие изобретение. Немецкий мастер Иоганн Гутенберг создал печатный станок. Однако, до России книгопечатание доберется еще не скоро и весь 15 и 16 века будут проходить в нашей стране под знаком рукописной книги. Государству нужна была типография.
Она и была создана в Москве в 1553 году по приказу Ивана Грозного. Именно здесь, по всей вероятности, работал и человек, который по праву считается первым печатником России — дьяк Иван Федоров. Его усилиями в 1564 году вышла одна из первых русских печатных книг — «Апостол». Книга была создана русскими мастерами в России, в Москве — это было, конечно, огромным достижением. Иван Федоров создал потом еще целый ряд книг, однако, со временем вынужден был покинуть Москву. Он переехал в великое княжество Литовское, где жил и работал в таких городах, как Острог и Львов. Во Львове, том числе, им был создан первый букварь. Во многом сходные в предшествующем столетии, они теперь начинают существенно различаться. В Чехии и в Польше в XVI в. в переводах и латинских оригиналах распространяются сочинения античных авторов и западных гуманистов, появляется множество произведений чисто беллетристического характера: рыцарский роман, сатирическая и бытовая новелла; создается национальный театр.
На Руси же, напротив, из рукописного репертуара в XVI в. исчезают как раз те литературные памятники, в которых наиболее отчетливо проявлялись черты предвозрожденческой жанровой свободы — памятники, не имеющие какого-либо делового назначения. В списках XVI в. нам не известна ни «Сербская Александрия», ни басенный цикл, получивший на Руси именование «Стефанит и Ихнилат», ни «Повесть о Дракуле», ни «Повесть о Басарге», ни такие произведения более раннего периода, как «Повесть об Акире Премудром» или «Сказание об Индийском царстве». Огромное значение приобретает в XVI в. публицистика. В публицистических сочинениях Ивана Грозного, Андрея Курбского, Ивана Пересветова поднимаются важнейшие проблемы государственного управления, взаимоотношений государя и подданных, церкви и великокняжеской или царской власти. В сочинениях церковных иерархов (Иосифа Волоцкого, Нила Сорского, митрополита Даниила) ведется полемика с еретиками, обличаются общественные пороки, ведутся споры по вопросам церковного быта и т, д. Расцвет публицистики в XVI в. совершенно естествен — это было время сложных процессов государственного строительства, напряженной идеологической борьбы. К решению этих важнейших общественных задач и были привлечены основные литературные силы. В этом одна из причин, почему литература вновь становится по преимуществу деловой. Для литературы XVI в. характерно стремление к созданию монументальных «обобщающих предприятий» (термин А. С. Орлова). Это и обширный хронографический свод — «Русский хронограф», это и самая крупная из русских летописей — Никоновская, это многотомный, роскошно иллюстрированный Лицевой свод, уже упомянутые «Великие минеи-четьи», «Степенная книга» — собрание биографий всех выдающихся деятелей русской истории и, наконец, стоящий уже на грани литературы и деловой письменности «Домострой» — свод «поучений и наказаний всякому православному христианину, мужу и жене, и чадом, и рабом, и рабыням». Почти все названные памятники (исключая разве «Домострой») удивительно близки по стилю: XVI век — время торжества экспрессивно-эмоционального стиля, однако утратившего прелесть новизны (особенно в агиографии), ставшего чрезмерно напыщенным и манерным. Это век «второго монументализма» (термин Д. С. Лихачева), как бы повторяющего в новой обстановке и на новом уровне монументальный историзм XI-XII вв. Это литература торжествующей и уверенной в своей непогрешимости царской власти, торжествующей в своей непреклонной ортодоксии церкви.
2. «Русский хронограф». Первым по времени создания из числа «обобщающих предприятий» XVI в. был «Русский хронограф». Долгое время считалось, что он был создан еще в середине XV в., но исследования последних лет позволили со всей убедительностью определить время его составления — 10-е, а может быть, начало 20-х гг. XVI в. «Хронограф» сыграл исключительную роль в русской культуре XVI в., причем велико его значение и как памятника историографии и как литературного памятника. Несмотря на мозаичность источников, Русский хронограф представлял собой единое повествование с четкой композицией, был единым идейно и стилистически. К нему обращались как к источнику занимательного чтения и нравоучительных выводов. Наряду с историческими лицами в Русском хронографе, в отличие от летописи, появляются безымянные герои («некий человек разумен»). Во второй редакции Русского хронографа (1617) намечается, кроме того, развитие нового, более светского, в отличие от предшествующего агиографического, стиля. Здесь уже нет резкого противопоставления злых персоналий и добрых, нет и строгого осуждения грешников и злых. Третья группа хронографов — это так называемые хронографы «особого состава», большое количество которых возникает в 17 — начале 18 века. 1453 г. турки после полуторамесячной осады захватили Константинополь. Казалось бы, с военной точки зрения это событие не было неожиданным: когда-то гигантская и могущественнейшая Византийская империя к началу XV в. сократилась до ничтожнейших размеров. Против многотысячной турецкой армии Византия смогла выставить лишь около семи тысяч людей, способных носить оружие (из них две тысячи наемников), 400 турецким кораблям противостояло не более 25 судов. Словом, падение Константинополя было предрешено. И тем не менее гибель Византийской империи — оплота христианства на юго-востоке Европы, страны с огромным культурным и идеологическим авторитетом — была воспринята во всей Европе и особенно на Руси как тяжелая катастрофа. В XVI в. в Московской Руси формируется новая историографическая концепция. Ее связывают с именем старца Филофея, монаха Елеазаровского монастыря под Псковом. Использовав прежние историографические воззрения, согласно которым история есть история чередующихся, сменяющих друг друга «мировых царств», Филофей подводил к мысли, что за грехи пал «ветхий Рим», пал и «новый Рим»» — Константинополь, ибо, согласившись на унию, с католиками (на Флорентийском соборе 1439 г.), греки изменили православию, и наступило время «третьего Рима» — Москвы. Москва — это последний Рим, «четвертому Риму не быти». С этой концепцией прямо перекликается заключительная глава «Русского хронографа», повествующая о взятии Царьграда турками: многие «благочестивыя царствия...безбожнии турци поплениша и в запустение положиша и покориша под свою власть. Наша же Российская земля... — торжественно вещает хронист, — растет и младеет и возвышается», и суждено ей «расти и младети и расширятися и до скончания века», то есть пока существует «этот» мир. В «Русском хронографе» обстоятельно изложена вся мировая история от сотворения мира и до 1453 г. В «Хронограф» входят довольно подробный пересказ «исторических» библейских книг, сведения о царях Вавилона и Персии, «Александрия», «Повесть о Троянской войне», история Рима начиная с легендарного прибытия в Италию Энея и основания Рима, история Византии, история южных славян и история Руси от Олега и Игоря и до середины XV в. «Русский хронограф» был первым хронографическим сводом, в котором подробное изложение русской истории велось на равных правах с историей Рима и Византии. «Хроника Манассии» была переведена в XIV в. на болгарский язык, а какой-то из списков этого болгарского перевода попал на Русь и оказался в поле зрения составителя «Русского хронографа». Тот высоко оценил этот источник: он включил в состав своего, хронографического свода почти полностью текст «Хроники» и постарался сохранить ее стиль, хотя и несколько упростил довольно трудный язык болгарского перевода. Стиль «Хроники Манассии» настолько выделяется среди стилей других источников «Русского хронографа», что исследователи обычно называют его стилем хронографа. Этот яркий, витиеватый стиль ранее на Руси в историческом повествовании не встречался. Но дело не только в самом стиле. Как уже говорилось, «Хроника Манассии» была своего рода собранием исторических анекдотов, героями которых оказывались не только цари или императоры, но и широкий круг их приближенных и подданных. Занимательность повествования Манассии в сочетании с экспрессивным красочным слогом памятника принесла популярность и самому «Хронографу». Он претерпит ряд изменений в течение XVI-XVII вв., будут созданы новые его редакции, но фрагменты из «Хроники Манассии» останутся непременным их компонентом, а в XVII в. и русские события начнут излагаться тем же цветистым слогом, который мы встречаем впервые в этой византийской хронике.
Более ранние хронографы представляют собой набор известий, без особого порядка выписанных из разных источников и собранных подобно нестройной толпе на вечевом “митинге”. “ Русский Хронограф” – совсем другое дело. Досифей Топорков проводил тщательную литературную обработку его статей, добиваясь единого стиля, гармоничного звучания текста. На протяжении всего периода с начала XIII и до конца XV столетий повествование о событиях, случившихся в Северо-Восточной Руси, проходит под чередующимися заголовками: то “Великое княжение Русское”, то “Великое княжение Московское”. В начале XVI века всем ясно: ведущей политической силой на Руси является государь московский, прямой наследник древних князей владимирских, в частности, знаменитого Всеволода Большое Гнездо. Конечно, существуют еще независимая Рязань и Литовская Русь, но Москва первенствует самым очевидным образом. Однако в не меньшей степени ясно и другое: ни в XIII столетии, ни в первые десятилетия XIV века она политическим лидером всех русских земель не была. Таким образом, составитель хронографа показывает: история блистательного ожерелья северных русских городов была преддверием триумфа Москвы и ее великих князей. В 70-х годах XV столетия возник Московский летописный свод, четко сформулировавший точку зрения государей московских на русскую историю. Он оказал столь сильное влияние на всю последующую историческую мысль России, что даже сейчас авторы учебников, не осознавая того, плывут порой по фарватеру, открытому летописцами Ивана III... В 1495 году появился сокращенный летописный свод, уходящий корнями в этот монументальный памятник. Его-то и использовал Досифей Топорков как главный источник знаний по истории Руси.
Составитель “Русского Хронографа” скорбит о печальной судьбе других православных народов. Они попали под власть турецкого султана. Столь плачевное положение – следствие кары Господней за грехи всей Православной цивилизации. Тут Досифей Топорков не делит православных на греков, сербов, болгар и так далее, оказавшихся “более грешными”, и русских, за которыми числится, как можно было бы подумать, меньшее количество прегрешений. Этого нет и в помине. Виноваты все православные. Он пишет: Господь “...не до конца положил в отчаяние благочестивые царства: если и предает их неверным, не милуя их, то отмщая наше прегрешение и обращая нас на покаяние. И сего ради оставляет нам семя, да не будем как Содом и не уподобимся Гоморре. Это семя яко искра в пепле – во тьме неверных властей; семя же глаголя – патриаршие, митрополичьи и епископские престолы...” Таким образом, беда греков и южных славян по сути своей – призыв к великому покаянию всех православных. И когда это произойдет, гнев Господень сменится на милость: “Православнии же надежду имеют, что после достаточного наказания нашего согрешения вновь всесильный Господь погребеную, яко в пепле, искру благочестия во тьме злочестивых властей вожжет зело и попалит измаильтян злочестивых царства, якоже терние, и просветит свет благочестия и паки возставит благочестие и царя православныя”.
“Русский Хронограф” был исключительно популярен на Руси. Науке известно о существовании около 130 списков (копий) этого памятника, созданных в XVI, XVII и даже XVIII столетиях! Он мощно повлиял на более поздние русские летописи и хронографы. Немудрено: именно “Русский Хронограф” вывел отечественную историческую мысль с провинциального уровня на мировой. Именно в нем Русь впервые была представлена как великая Православная держава.
3. Казанская история – историко-публицистическое сочинение второй половины XVI в., представляющее собой беллетризованный рассказ о трехвековой истории русско-татарских отношении со времени образования Золотой Орды до завоевания в 1552 г. Иваном Грозным отпочковавшегося от нее в середине XV в. Казанского ханства. Основной круг исторических источников К. и. был выявлен Кунцевичем и Моисеевой. К ним относятся: Летопись Никоновская, Летописный свод Московский великокняжеский 1479 г., летописи Новгородская IV, Воскресенская, Софийская II и Львовская, Хронограф Русский редакции 1517 г., Летописец начала царства, разрядные книги, посольская переписка, местнические суды, родословные книги князей и бояр, речи Грозного на Стоглавом соборе, его послание А. М. Курбскому. Г. З. Кунцевич впервые указал как на литературные источники К. и. на воинские повести, жития, Космографию, библейскую, гимнографическую и паломническую литературу. А. С. Орлов установил связь К. и. с Русским Хронографом, Повестью Нестора-Искандера, Сказанием о Мамаевом побоище. Д. Н. Альшиц указал на знакомство автора К. и. со Словом о погибели Русской земли, Г. Н. Моисеева указала на использование автором К. и. послания А. М. Курбскому. А.
Композиция.
Рассказ о событиях столь длительного периода мог быть воплощен лишь в летописной форме, но автор "Истории о Казанском царстве" пытается создать новый тип повествования, объединенного ярко выраженным идейным замыслом, темой и прямо декларируемой позицией автора. В произведении целенаправленно подобраны исторические факты, отражающие разные этапы развития взаимоотношений между Русью и Казанью, призванные показать читателям, как много несчастий принесло ханство Руси, как коварно и хитро действовали татарские правители во взаимоотношениях с князьями. Отбор фактов заставил автора в основном отказаться от летописных приемов повествования, создать новый тип композиции.
Произведение открывается вступлением, в котором прямо провозглашаются его цели: рассказать последующим поколениям об истории взаимоотношений Руси и Казани и о богоданной победе над татарским ханством Ивана IV так, чтобы увлечь читателя, "возвеселить" его. Автор сам осознавал новаторский характер своего произведения и назвал его «красной новой... разумно сладкой повестью». Такая постановка вопроса говорит об изменившемся представлении о литературном труде, а также о значительно большей, чем раньше, свободе повествователя, независимости его от традиции. Центральная часть "Истории о Казанском царстве" распадается на две подчасти, с различными принципами организации повествования. Первая рассказывает о предыстории отношений двух царств, вторая подробно рассматривает развитие событий в эпоху правления Ивана IV. Первая часть построена по хронологическому принципу, причем ход времени фиксируется либо датами, либо соотношением событий. На основе этого принципа соединена цепь микросюжетов, каждый из которых отражает период правления одного из русских князей. Главными героями микросюжета, как правило, оказываются русский и казанский правители. Значительный композиционный элемент в первой части произведения представляют собой воинские повести, как информативного, так и событийного типа, включенные в состав глав, либо представляющие собой целые главы. В таком использовании жанра можно видеть следы летописной традиции, поскольку в состав летописей также входили самостоятельные воинские повести. Но есть и принципиальное отличие: в летописях отдельные эпизоды, облеченные в ту или иную жанровую форму, самостоятельны и не связаны с другими текстами; в «Казанской истории» все воинские повести включены в общий ход событий с помощью содержательных связок и соотнесения дат происходящего.
Вторая подчасть центрального повествования в "Казанской истории" посвящена рассказу о взаимоотношениях Казани с Москвой в эпоху Ивана Грозного. Она повествует о двух событиях этого периода — неудачном походе 1550 г. и победоносном 1552 г. Оба они представлены в форме воинских повестей, некоторыми приемами напоминающих «Сказание о Мамаевом побоище». В этой части появляется один главный герой — Иван IV, нарисованный как идеальный правитель. Но повествование остается по-прежнему многофигурным, так как в нем действуют казанские правители, бояре московского царя, воины. Значительное место занимают во второй части произведения жанры, традиционно использовавшиеся воинским повествованием: плачи, похвалы, молитвы.
Значительную роль в композиции «Истории о Казанском царстве» играет пейзаж. Автор, создавая картины природы, следует традиции воинских повестей в тех случаях, когда пейзаж указывает на время суток или составляет фон событий, и "хождений", когда речь идет о статических описаниях, эмоционально окрашенных и выражающих восхищение автора красотой или удобствами расположения какого-либо места. К этому последнему типу, необычному для воинского повествования, относятся описания мест, где были построены Казань и Свияжск. "Казанская история" завершается тремя главами, представляющими собой своеобразное заключение и создающими кольцевое обрамление повести. Они носят риторический характер и подводят итог повествованию, не внося ничего нового в содержание. Автор вновь оценивает значение победы над Казанью и возносит похвалу ее победителю Ивану IV и всему русскому воинству, как бы прямо возвращаясь к идеям, высказанным во вступлении.
Близкa былa «Kaзaнcкaя иcтopия» и к иcтopичecкoмy пoвecтвoвaнию пpeдшecтвyющeгo пepиoдa: в нeй oбнapyживaютcя пpямыe зaимcтвoвaния из «Пoвecти o Цapьгpaдe» Hecтopa-Иcкaндepa (пepипeтии бopьбы зa Kaзaнь, дaжe caмый oбpaз aвтopa-xpиcтиaнинa, пoпaвшeгo в плeн к «aгapянaм») и Xpoнoгpaфa. И нaкoнeц, этa «кpacнaя нoвaя пoвecть», кaк имeнoвaл ee aвтop, cлeдoвaлa и чиcтo бeллeтpиcтичecким пaмятникaм — «Aлeкcaндpии» и «Tpoянcкoй иcтopии». Cмeшeниe paзличныx литepaтypныx влияний нe мoглo нe cкaзaтьcя нa xyдoжecтвeннoм cтилe «Kaзaнcкoй иcтopии». Иccлeдoвaтeли yжe oтмeчaли «paзитeльнoe нapyшeниe литepaтypнoгo этикeтa», cвoйcтвeннoe этoмy пaмятникy; вoпpeки кaнoнaм вoинcкoй пoвecти, вpaги здecь изoбpaжaютcя в гepoичecкиx кpacкax: «... eдин бo кaзaнeц бияшecя co cтo pycинoв, и двa жe co двeмacты», «пaдeниe xpaбpыx кaзaнцeв» coпpoвoждaeтcя paзгpaблeниeм мeчeтeй, yбийcтвaми и жecтoкocтями, coвepшaeмыми pyccким вoйcкoм. Ho ocoбeннo нeoжидaнным oкaзывaeтcя изoбpaжeниe глaвы Kaзaнcкoгo xaнcтвa цapицы Cyмбeки. Eдвa ли мoжнo cчитaть, чтo Cyмбeкa «Kaзaнcкoй иcтopии» — «идeaльный oбpaз». Aвтop «Kaзaнcкoй иcтopии» пoвecтвyeт «o любви блyднoй co цapицeю yлaнa Koщaкa», o гoтoвнocти цapицы пo cгoвopy co cвoим любoвникoм «цapeвичa cынa eя yбити, юнaгo», o тoм, кaк пocлe вынyждeннoгo бpaкa c Шигaлeeм Cyмбeкa нecкoлькo paз пытaлacь oтpaвить cвoeгo втopoгo мyжa. B гoды oпpичнины мнoгиe из вoeвoд, бpaвшиx Kaзaнь в 1552 г. (И. Пpoнcкий, П. Щeнятeв, A. Kypбcкий, Д. Heмoй-Oбoлeнcкий), были пoдвepгнyты oпaлaм и кaзням; в пpoтивoвec cтapым pyccким бoяpcкo-княжecким фaмилиям Ивaн IV выдвигaл знaть инoзeмнoгo, в чacтнocти тaтapcкoгo,пpoиcxoждeния; oфициoзнaя «Kaзaнcкaя иcтopия», вoпpeки иcтopичecкoй иcтинe, пpипиcывaлa пoэтoмy peшaющyю poль в вoйнe нe тeм князьям-pюpикoвичaм, кoтopыe ee вeли, a тaтapcким «цapeвичaм», в дeйcтвитeльнocти нe yчacтвoвaвшим вo взятии Kaзaни, — Taxтaмышy, Kyдaитy, Kaйбyлe, Дepбыш-Aли, a тaкжe дeятeлям oпpичнины. C этими жe тeндeнциями былa cвязaнa и пpoтивopeчивaя xapaктepиcтикa бывшeй кaзaнcкoй цapицы. Ho нapyшeниe этикeтa в «Kaзaнcкoй иcтopии» имeлo и иныe, чиcтo литepaтypныe пpичины. Иcкaжeниe нe cтoль oтдaлeнныx иcтopичecкиx coбытий нyжнo былo cдeлaть кaк мoжнo бoлee yбeдитeльным для читaтeля — здecь aвтopy paзpeшaлocь пpибeгнyть к пpиeмaм ocyждeнныx oфициaльнoй идeoлoгиeй, нo oтнюдь нe зaбытыx «нeпoлeзныx пoвecтeй». Иcпoлнeннaя «cлaдocти» Cyмбeкa мoглa нaпoмнить читaтeлю cтoль жe пopoчнyю и пpeкpacнyю Eлeнy из «Tpoянcкиx cкaзaний»; плaч ee пo Caпгиpeю пepeкликaлcя c плaчeм Poкcaны нaд гpoбoм Aлeкcaндpa Maкeдoнcкoгo.