| Пастырское Богословие | |
| Часть вторая | |
| |
|
|
| Лекция Первая Церковь - Царство Благодати Благодать! Это слово буквально не сходит с уст молящегося: его нарочито внедряют в нас ежедневные молитвы, с младенчества, облекающие наше сознание в плоть к Богу обращаемого слова, отображающего Бога Слово. Всмотритесь в утренние и вечерние молитвы установленного Церковью правила - вы поразитесь, как часто, как постоянно и неуклонно, возвращает молитва нашу мысль к слову "благодать". Вдумайтесь и в то, что имя "благодать" дано было велением Неба величайшему из рожденных женами, пророку, предтече и крестителю Господню, находящемуся на пороге Ветхого и Нового Заветов. Обратите вместе с тем внимание на то, как редко употреблялось слово "благодать" в Ветхом Завете и как нарочито умножает, как бы в квадрат возводит, заключающееся в нем содержание другой Иоанн - Богослов, в первых же строках своего Евангелия: "благодать на благодать". Не определяется ли этим самая духовная природа Завета Нового? Так оно и есть: "царством благодати" именуем мы новозаветную жизнь, в отличие от ветхозаветного "царства закона", подготовившего человечество к принятию благодати новозаветной и "Царства Славы", которое в Вечности сменит наш временный мир. Задумайтесь и над тем, что только наш церковно-славянский язык, а через него и русский, слово "благодать" восприняли, как нечто совершенно особое, неким мистическим содержанием насыщенное и отдельное, - не допускающее никакого сближения с другими, казалось бы, тесно соседствующими, даже однозначными явлениями. В языках европейских нет соответственного особого слова, почему и приходится, для уточнения понятия "благодать" употреблять слово греческое: иначе сливается "благодать" с милостью вообще, с благотворением, с благословением, с благоволением и т.д... Лишний раз, с нарочитой силой, можем мы сказать, - каким мы, русско-православные, сокровищем обладаем, в нашей верности своей Церкви. Церковь живет и дышит Божией благодатью. Так было от самого ее возникновения. Но лишь постепенно Церковь до конца осознала и вразумительно разъяснила верующим природу благодати и пути ее воздействия на верующих. Церковь изначала говорила о благодати: " Будучи сухим деревом, мы никогда не плодоносили бы без небесного дождя благодатного ", учил св. Ириней Лионский. " Благодать в своих благодеяниях всегда идет впереди нас ", учил св. Иоанн Златоуст. Церковь не переставала изливать на своих чад потоки благодати. Но специально богословствовать о благодати Церковь начала лишь в V веке в связи с обнаружившимися тогда лжеучениями, требовавшими отпора. С именем Пел(гия связано лжеучение, схематически опростившее и духовно опустошившее церковное понимание благодати. Он различал три вида ее: благодать естества, присущую от природы каждому человеку; благодать закона, дарованную в Завете Ветхом, и благодать Христову, принесенную Господом. Можно, конечно, и должно различать обилие благодатных даров по признаку различения мира языческого, ветхозаветного и христианского, но Пелагий низвел действие новозаветной благодати до уровня морального воздействия на людей учения и примера Христа. Против него восстал блаж. Августин, который, однако, в своем увлечении обратился к крайности противоположной, действием благодати уничтожив начало человеческой свободы: человек спасается, избранный от века для того Богом и искупленный Христовой жертвой, все же остальное растленное человечество, не вошедшее в число избранных - не в силах спастись. Две эти крайности Запад искал примирить, механически разобщая благодать и свободу и размышляя над их взаимодействием, как двух отдельно действующих сил, якобы устраняющих одна другую. Это направление получило наименование полупелагианства и вошло в состав католического учения об освящении человека. В этом плане можно отметить как крайность западного богословствования учение о "непреодо-лимой" благодати, смягченным вариантом коего явилось учение об "усладительной" благодати, влекущей человека ко спасению. Для того чтобы уяснить существо православного учения о благодати, необходимо осознать, чем оно принципиально отличается от учений западных. Благодать не есть нечто внешнее по отношению к свободе человека, как то учит Запад. Католицизм обособляет два независимых фактора: свободу и благодать, - раздельно действующих. Протестантизм сливает понятие благодати с понятием милости, не вменяющей человеку его греховности, в нем сохраняющейся. Для православного сознания благодать сливается с человеком, содевая постепенно, с свободного изволения человека и в помощь его доброй воле духовное его преображение. Обособить действие благодати и действие свободной воли православное сознание не может. Самое обращение на путь спасения немыслимо без действия благодати. Это - благодать просвещающая или предваряющая. " Никтоже может приити ко Мне, аще не Отец пославый Мя привлечет его" (Ин. 6, 44). Она указывает нам, во что и как веровать. " Вера от слышания" (Рим. 10, 17), говорит апостол. Да! Но надо уметь и услышать! В этой, самой первоначальной стадии спасения нас уже просвещает и предваряет благодать. Происходит некий отбор, таинственная природа которого может быть уяснена из слов, сказанных Господом Петру: " блажен ты, Симон…" (Мф. 16, 17). Устремиться ко Христу, открывающему путь спасения, уверовать в Него, как в Бога - и для этого слабые силы человека должны быть облагодатствованы. Но это еще даже не начало подлинного преображения нашего греховного естества, это лишь готовность вступить с ним в борьбу и обретение пути спасения. Надо реально вступить на этот путь! А это - новое рождение свыше от Духа Святого (Ин. 3, 3-6). И тут нужна благодать - освящающая, оправдывающая, возрождающая. " Аще кто во Христе, нова тварь: древняя мимоидоша, се быша вся нова" (2Кор. 6, 17). Человек делается иным, освобожденным от греховной скверны: ему открывается возможность " отложити… ветхаго человека, тлеющего в похотех прелестных, обновлятися же духом ума… и облещися в нового человека, созданного по Богу в правде и в преподобии истины" (Еф. 4, 22-24). Так положено начало спасения, - но это только начало! Человек вошел в новую жизнь - надо суметь ею достойно жить. Для этого нужна новая сила благодати, которую Церковь именует спасающей, ибо она-то и содевает наше спасение, укрепляя нас на пути стяжания христианских добродетелей: "Плод духовный: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание" (Гал. 5, 22-23). То, что мир именует добродетелью, и то, что является таковою в глазах Божиих - не одно и то же. Блаж. Августин называл языческие добродетели блестящими пороками. Это обозначение едва ли не с б(льшим правом может быть отнесено к добродетелям современного мира. Христианское доброделание и христианский рост в добре прекрасно выражается определением преп. Серафима, как стяжание Духа Святаго. Ясно, что такое стяжание немыслимо без Самого Духа! Отсюда и то великое смирение, с которым только и может совершаться возрастание в добре: " со страхом и трепетом свое спасение содевайте ", заповедует нам Апостол (Фил. 2, 12-13). И что тут же он присовокупляет? "Бог есть действуяй в вас "! Сознание, что Сам Господь в нас совершает дело нашего спасения и есть корень православного учения о благодати. Человек становится живым камнем Церкви, в котором живет Господь, - самая молитва его есть голос Духа Святого (Рим. 8, 26). Благодать проникает все. " Спасительная сила Божия, чрез которую совершается наше духовное возрождение, вообще называется благодатью", - писал еп. Иоанн Смоленский. И он же говорил: " Величественно и прекрасно было мироздание первобытное, еще величественнее и прекраснее мироздание второе - благодатное. Благодать выше природы, и то, что совершает любовь в царстве благодати, ею основанном, превосходит то, что совершается силой всемогущества в царстве природы". Естественно, что имеет благодать многообразный смысл. Есть зачаток благодати и в язычестве, открывающей человеку возможность творить добро по естеству (Рим. 14, 15). Была, тем паче, благодать в людях Ветхого Завета - на избранном народе явно почивала она. В молитвословиях своих Церковь, воспевая пророков Илию и Елисея, говорит о благодати и о " сугубой благодати ". Ветхозаветное писание применяет слово " дух ". Но возрождающей и спасающей силы не имел этот дух - все, даже в избранном народе, ведомом Богом ко спасению, было ничто по сравнению с тем морем благодати, которое излилось на человечество с приходом на землю Спасителя: " Благодать на благодать" (Ин. 1, 16). Это слово сохраняет смысл самый общий, когда, например, употребляет его Апостол, кончая послания свои: "Благодать вам и мир от Господа Бога Отца и Иисуса Христа ". Употребляемое в широком и общем смысле, слово это может, вместе с тем, выражать исключительную силу действия благодати: " Довлеет ти благодать Моя, - говорил Господь Апостолу Павлу, - сила бо Моя в немощи совершается" (2Кор. 12, 9). Те виды благодати, о которых выше шла речь, относятся к более уточненному ее понятию, приобретающему смысл богословский: " Благодатью бо есте спасени чрез веру; и сие не от вас - Божий дар, не от дел, да никтоже похвалится" (Еф. 2, 8). Но как бы мы ни дифференцировали, ни уточняли православное понятие благодати, - благодать опрокидывает все ограждения, переливается чрез все границы, пронизывая все наше внутреннее естество. Никогда не действует она как лишь внешняя сила. Под этим углом зрения радикально ее отличие от Промысла Божия, который образует внешнюю среду, спасительно воздействующую на нашу волю во спасение. Благодать проникает в самое существо наше, с ним сливаясь. В этом мистическая природа благодати, размышление над которой опять же приводит нас к восприятию Церкви, как Тела Христова. "Живу не к тому аз, но живет во мне Христос" (Гал. 2, 20), - вот лучшее и вполне точное исчерпывающее определение действия благодати. Симеон Новый Богослов учил, что, если в каждом христианине есть Христос Побеждающий, то Он же, Христос, в каждом христианине, и призывает Бога, и молится, и благодарит, и благовествует, - во всем этом действует Христос: " Поэтому всякому христианину относительно всех добрых дел, какие делает, надлежит исповедать, что их совершает Христос, а не он; кто не так помышляет об этом - всуе есть христианин". Благодать Божия обращена ко всем. Господь "всем человекам хощет спастися и в разум истины приити" (1Тим. 2, 4). " Се стою при дверех и толку ", - говорит Сам Господь (Ап. 3, 20), "Приидите ко Мне вси труждающиеся и обременении…" читаем мы в Евангелии. " Не посла Бог Сына Своего в мир да судит мирови, но да спасется Им мир (Ин. 3, 1)". Званы все, - почему же мало избранных? Вот как отвечает на такой вопрос св. Иоанн Златоуст: " Если (Христос), просвещает всякого человека, грядущего в мир (Ин. 1, 9): каким образом люди пребывают без освящения? Он действительно просвещает всякого. Но если некоторые, заключая добровольно очи ума своего, не хотят принимать лучей сего света, то пребывание их во тьме зависит не от естества света, а от несчастия тех, которые по своей воле лишают себя дара. Ибо благодать излилась на всех… и не желающие пользоваться даром должны, по справедливости, самим себе вменять свое ослепление ". Тут встает мучительно-трудный для непросветленного благодатью сознания вопрос: предопределения! Трагедия этого вопроса - мнимая, но она воспринимается, как таковая, только в меру церковного просветления человеческого сознания. Судьба, рок в жизни человека, как источник безысходной трагедии человеческого существования, была осью миропонимания античной древности. Греческая трагедия родилась из этого конфликта. Христианская мысль не допускает "слепой" судьбы, но она способна оказываться беззащитной пред лицом другого понятия, казалось бы, глубоко потрясающего самое чувство справедливости и справедливого вменения: Божия предопределения. Что это - произвол? Иные выражения озадачивают: Бог ожесточил сердце фараона! Бог Иакова возлюбил, Исава же возненавидел! Тут надо отвлекаться от формы выражения, заимствованной из человеческой психологии, а рассматривать вопрос по Божескому существу. Поскольку мы так к вопросу предопределения подойдем, мы, прежде всего, должны отвлечься от момента времени. Нам это недоступно, для нас есть прошлое настоящее, будущее, и вне этого измерения мы ничего осознать не можем. Для Бога этого измерения нет. Бог весть все! То, что нами воспринимается как предопределение, есть, на самом деле, всеведение. Свободная воля человека этим не угашается. Можно иллюстрировать это примером таким: мать, самоотверженно любящая своего сына, может сердцем безошибочно чувствовать неизбежность рокового его поступка, - значит ли, что этим ее "знанием" предопределяется совершение поступка! Самая мысль о том повергла бы ее в ужас! Господь знает судьбу каждого из нас, как она развернется нашим свободным действием, и потому знает и ее последствия в плане спасения. " Их же предуведе, тех и предустави" (Рим. 8, 29). Он знает состояние духа фараона, он знает, наперед природу Иакова и Исава. Он знает, кто из людей пойдет по пути противления Его святой воле, а кто, напротив того, будет с Ним. Вспомним, как св. Стефан первомученик зрел Господа и как обличал он тех, кто неспособны были обратиться на путь спасения, будучи сынами противления: " Вы присно Духу Святому противитеся, якоже и отцы ваша тако и вы" (Деян. 7, 51). Но разве это отнимает от этих сынов противления их злую волю, разве это делает безответственными фараона, Иакова и Исава за их действия? Не противоречит ли всему сказанному слово Спасителя-Судии, говорящего на Страшном Суде: " Приидите благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира" (Мф. 25, 34-35)? Нет! " Прежде, нежели вы родились, Я знал, что вы будете таковыми, и потому Мною уготовано это для вас " - так истолковывает эти слова Господа св. Иоанн Златоуст. Свобода человека остается, непоколебленной основой христианского сознания - вне ее признания нет христианства. " Природа человеческая, - говорил св. Макарий Египетский, - способна к принятию добра и зла, божественной благодати и противной силы, но принуждена к тому быть не может ". " Без согласия воли человеческой сам Бог ничего не производит в человеке, хотя и мог бы, - по причине свободы, которою одарен человек". Спасение человека соделывается действенной волей, имеющей совершенно определенную окраску и направление: " Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет" (Мф. 16, 24). Наличие именно такой действенной воли Господь как бы от века лобызает, предвидя и наш подвиг, и благодетельные результаты его. " Якоже избра нас (Господь) прежде сложения мира в Нем быти нам святым и непорочным пред Ним в любви" (Еф. 1, 4). Это обуславливает полное изменение нашего существа: " аще во Христе - нова тварь" (2 Кор. 5, 17). Человек по истине становится храмом Божиим, вместилищем святыни и благодати. " Душа, которую Дух, уготовляющий ее Себе в престол и жилище, удостоит приобщиться Его света, и осияет, красотой неизреченной Его славы, - учит св. Макарий Египетский - становится вся светом, вся лицом, вся оком; не остается в ней ни одной части, которая бы не была исполнена духовных очей, т. е. не остается в ней ничего темного, но вся она делается светом и духом ". В свете такого понимания дела спасения особенно странно заблуждение протестантов, рассматривающих дело спасения, как помилование, а не оправдание! В такой же мере странным является различие веры и добрых дел, отношение к которым характеризует и протестантское и католическое восприятие дела спасения. Католицизм, недооценивая поврежденность человеческой природы грехопадением, придает благодати значение чисто внешнее: она помогает человеку, но он сам, своими силами, делает добро, "зарабатывает" свое спасение, причем способен приобрести в этом направлении даже больше заслуг, чем ему лично потребно для спасения. В отличие от этого взгляда (полупелагианскаго) и в реакцию против него протестантизм уклоняется в крайность противоположную: он исходит из представления о полной и неисцельной поврежденности человеческой природы, которая покрывается милостью Божией, милосердием Божиим. По вере человека вменяется ему праведность Христа, искупившего грехи человека. Какие, при таком понимании могут быть у человека "добрые дела"? Если католицизм делает излишнее ударение на "добрых делах", то протестантизм вовсе их устраняет. Православию чужды оба этих хода мысли. Для него дело идет о благодатном преображении природы человека, в процессе которого "личное" и "божественное", т. е. собственное волеустремление и благодатная помощь свыше, сливаются воедино. Для Православия немыслимо обособление веры и добрых дел и придание какого бы то ни было самостоятельного значения одним или другой. " О Христе Иисусе ни обрезание что может, ни необрезание, но вера любовию споспешествуемая" (Гал. 5, 6). Конечно, человек спасается чрез веру, - но и сама вера не есть "заслуга": " Благодатью бо есте спасени чрез веру: и сие не от вас, Божий дар" (Еф. 2, 8). Конечно, нельзя помыслить спасения без добрых дел: " Как тело без духа мертво, так и вера без добрых дел мертва" (Иак. 2, 24-26). Но разве добрые дела - что-либо отдельное от веры? " Как огню свойственно согревать, свету просвещать, воде орошать, учил св. Тихон Задонский, так вере живой свойственно есть дела добрые показывать". Следует вспомнить, что самому понятию веры можно придавать смысл разный. Это явственно отмечали Святые Отцы. "Вера есть несомненное согласие на то, что выслушано с удостоверением в истине проповеданного, по благодати Божией", учил св. Василий Великий. Но есть и иная вера. Вот как ее в своих огласительных поучениях противопоставляет вере-согласию св. Кирилл Иерусалимский: "Слово: вера - одно по названию своему, впрочем, разделяется на два рода. К первому роду принадлежит вера научающая, когда душа соглашается на что-либо. И она полезна для души, как говорит Господь: " Слушаяй словесе Моего, и веруяй Пославшему Мя, имать живот вечный: и на суд не приидет" (Ин. 5, 24). Другой род веры есть тот, который по благодати даруется Христом: " Овому бо Духом дается слово премудрости, иному же слово разума, о том же Дусе: другому же вера, тем же Духом, иному же дарование исцелений" (1 Кор. 12, 8-9). И так сия по благодати Духом Святым даруемая вера есть не токмо научающая, но и действующая выше сил человеческих. Ибо кто имеет сию веру, " речет горе сей: прейди отсюду тамо, и прейдет" (Мф. 17, 20). " Первый род веры требует " изволения " самого человека - тут проявляется свобода его воли. Второй род веры дается Богом. " Имейте веру в Бога, которая от тебя самого, чтобы приять и от Него ту, которая превыше сил человеческих ", учил св. Кирилл Иерусалимский. Вера в этой своей двойственности не есть что-то поддающееся обособлению от человека: это - душа души его. " Без веры не возможно угодити Богу" (Евр. 11, 6). " Вера без дел мертва есть" (Ин. 2, 26). И то, и другое утверждение - аксиомы православного сознания. Но они относятся к одному и тому же явлению: освящению человека благодатью Божией. Все логические различия, все психологические оттенки, все богословские тонкости тонут безвозвратно в том море благодати, действием которой совершается вольный подвиг освящения, о котором ап. Павел однажды пишет так: " Сам Бог мира да освятит вас всесовершенных во всем: и всесовершен дух ваш, и душа и тело непорочно в пришествие Господа нашего Иисуса Христа да сохранится" (1 Сол. 5, 23). Это - преображение человека ветхого, душевного - в нового: духовного, обладающего умом Христовым (1 Кор. 2, 16). Едва ли в каком другом аспекте с такой силой обнаруживается чистота и высота Православия по сравнению с католицизмом и протестантизмом! За различиями догматическими, церковно-богослужебными, обрядовыми, каноническими, бытовыми и пр. именно тут наилучше вскрывается духовно-качественная иноприродность Православия - как подлинного христианства, не искаженного мудрованиями, не сниженного до земли. И чем выше восходит человек по лествице освящения, тем яснее ощущает он всю силу Божественной благодати и всю собственную скверну. То, что человек свободно подвизается, устремленный к Богу, не рождает в нем сознания своих " заслуг " и своего достоинства. Напротив, тут только он до конца понимает всю оправданность повеления Божия: " Егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есьмы: яко еже должни бехом сотворити, сотворихом" (Лук. 17, 10). | |||
Лекция Вторая
Священник - раздаятель благодати. Таинства
Господь сошел на землю, чтобы возвести падшего человека на Небо. Господь искупил человека своей Крестной смертью. Человек оправдан! Но этого мало для его спасения: человек должен своей свободной волей устремиться ко Христу, чтобы преобразиться из тления в нетление. Ему навстречу выходит Господь, Божественной силой окрыляя его немощь. В освящении человека, таким образом, сливаются два элемента: оправдания и облагодатствования, отвечающие началам Правды и Милости, которые сретаются во спасение человека. Для того чтобы могло получить осуществление освящение человека, Господь и основал на земле Свое благодатное Царство - Церковь. Неисчетной силой благодати обнимает она спасающегося грешного человека, возводя его от силы к силе. Дух дышит, где хочет. Благодать изливается на верующих путями неисследимыми и недоведомыми, никакими внешними формами не будучи связана. Благодатью нарочито насыщена вся церковная жизнь. Кто же является естественным и необходимым посредником между Небом и землею в этом неустанном действии благодати на верующих? Священник, пастырь, настоятель… Он поистине может быть назван раздаятелем Христовой благодати. Великие возможности перед ним открываются - но и великая ответственность на него возлагается! И какие трудности перед ним встают, - особенно в наше время, когда человек настолько уже прилепился к земле, что самая мысль об освящении как о задании каждого верующего просто выпадает из сознания. Господь лобызает самое малое и слабое проявление доброго изволения человеческого, готовый щедро изливать благодать, в восполнение немощи человеческого естества. Сознание этого должно окрылять пастыря. Но если не только прямого изволения к освящению, но даже самой мысли о нем нет больше в умоначертании человека, всецело погруженного в земные заботы, - то не готовы ли бессильно опуститься руки раздаятеля благодати? Два полярных соблазна стерегут всех нас - уныние и беспечность. Ни тому, ни другому не должен поддаваться священник. Удручающая картина может раскрываться перед его взором, - свидетельствуя о внутренней опустошенности церковной жизни, но нет места унынию. Может открываться и достаточно отрадная картина внешней видимости церковного благолепия и благочиния. Нет места беспечности. И ту, и другую картину должен воспринимать священник, как знамения нашего времени, зовущие к бдительности и к деятельности, нарочито нашему времени отвечающим. С удвоенной лишь силой должен он себя воспринять, восчувствовать, как раздаятеля благодати - пусть и в условиях оземленения даже избранного стада, коего пастырем он, Промыслом Божиим, поставлен - и себе, и ему во спасение. Понять должен прежде всего священник, что перед ним не былой церковной народ, привычно, в наследственно-сложившейся бытовой атмосфере, следующий по протоптанным многими поколениями стезям церковного освящения, благодатствующего все этапы, все яркие моменты, все поворотные пункты, все радостные и скорбные переживания, все личные трагедии, все общественные события - всю, вообще, и личную и общественную жизнь. Перед ним сборище людей, вырванных, выброшенных из этого русла и находящихся на перепутье, в состоянии некоего неустойчивого равновесия - между путем спасения и путем гибели. Что находится в распоряжении священника? Неисчетное море Христовой благодати - готовой излиться изобильно на всякое изволение его духовных чад получить освящение, этой благодатью вспомоществуемое. Но изволение это должно быть именно в наше время - нарочито духовно осмысленным. Гор(, действительно, должны быть обращены сердца! О Царствии Небесном должна быть, действительно, забота - о своей жизни в Вечности! Не бездумным расточителем благодати должен быть священник среди людей, по инерции бездумно следующих былым обычаям, а рассудительным раздаятелем ее, действительно, во спасение, в духовное возрастание, - в освящение, составляющее подлинное назначение нашей земной жизни. Что должен, прежде всего, сделать священник? Ознакомиться со своей паствой, - инвентаризовать свое стадо под углом зрения своего назначения раздаятеля благодати. Распределить их не по признаку заведомых овец и заведомых козлищ, а по признаку близости или дальности к самому осознанию этого разделения. В приходе как бы две "палаты" намечаются. Одна охватывает тех, кто в какой-то мере, духовной жизнью живут либо к ней пробудившись либо от нее окончательно не оторвавшись. Другая охватывает тех, кто или совсем еще не тронуты духовной жизнью, или отчуждены от нее, если уже не враждебны даже! Это разделение основоположно. Оно должно определять поведение священника как раздаятеля благодати. Но оно никак не должно восприниматься, ни как обособление овец и козлищ, ни как обособление здоровых и больных. Конечно, люди духовной жизни не чуждые - свои для священника. Они способны жить общей с ним жизнью, которая и должна быть организуема священником со всей возможной энергией. Но личный состав этих своих может изобиловать разнообразными и порою тяжкими, тягчайшими недугами, которые никак не должны выпадать из поля зрения священника. Конечно, люди чуждые духовной жизни не могут быть своими для священника, поскольку о духовной жизни идет дело. Но они могут быть ему очень и очень близкими по-человечески, во всем обилии их душевных переживаний, от которых иногда, и не так уж редко, путь легко открывается на духовные стези. И состав этих чужих может заключать в себе такие цельные, в нетронутом духовном здоровье, особи, которые требуют не лечения и исправления, а только тщательного и любовного ухода, чтобы всем их существом быть обращенными на стези церковного освящения… Архиеп. Симон, начальник духовной миссии в Китае, в одной из своих замечательных проповедей говорил, в первом десятилетии нашего Зарубежья, заостряя делаемое нами разделение паствы: "В наш век тьма бесовского омрачения покрыла всю землю: люди в смятении, в отчаянии безумствуют, злобятся друг на друга, злословят, ропщут из-за куска хлеба, из-за удобств жизни, а на спасение, которое дано нам в Церкви Христовой, не смотрят, не верят в Церковь, т.е. не верят, что в Церкви пребывает и спасительно действует благодать Святого Духа.Бог являлся Аврааму в виде трех мужей, и Авраам принял их, как странников, но потом узнал духом своим, что беседует с Богом. А когда двое из явившихся Аврааму странников, два Ангела, пришли в Содом, Содомляне намеревались сделать им зло, как обыкновенным людям. И праведный Лот не сразу узнал в них небесных посланников.Так и ныне очень многие из христиан не видят являющегося нам в таинствах церковных Господа Иисуса Христа и не ощущают действия благодати Святого Духа. Даже и на мысль им не приходит возможность живого общения с Богом. О таковых нужно особое попечение, ибо сами они не придут в Церковь: их нужно отыскать и явить им Христа в той обстановке, в которой они живут.Поэтому всякая христианская община, чтобы жить полной жизнью Христовой, должна выделить из себя хотя малую, но сильную духом самоотверженную, бескорыстную дружину, члены которой под видом обыкновенной человеческой помощи и сочувствия вносили бы благодатное озарение в сердца тех несчастных братий, которые омрачены бесовской тьмой.Такая дружина должна действовать с благословения предстоятеля Церкви и быть своею для всех, т.е. у всех заслужить доверие ". Симон как бы отбирает "крайних" в обособляемых нами группах - наиболее от Церкви отошедших, отчуждившихся и наиболее ей близких, духовно квалифицированных, способных стать ближайшими сотрудниками пастыря. Между ними остается в нормальных условиях основной состав прихода. Об этой массе в другой проповеди так говорил приснопамятный архиеп. Симон. "Русские люди в большинстве не сами идут в Церковь, а влечет их обычай или пример других, не для молитвенного призвания имени Божия идут они в Церковь, а просто послушать пение, не пропустить праздник. И они не просят об исцелении, даже не помышляют, что им нужно исцеление - напротив, им кажется, что они делают кому-то услугу, приближаясь к Церкви. А есть и подобные фарисеям, говорившим о Господе, что Он изгоняет бесов силой князя бесовского: это те, которые изыскивают случаи поглумиться над Св. Церковью и над служителями ее.Итак, если предложить русским людям вопрос: "верите ли, что в Православной Церкви источник спасения нашего Отечества?" - то единодушного подтверждения такой веры не последует, многие останутся немы к этому вопросу, иные же поглумятся над ним. А между тем изречение Господа - "по вере вашей да будет вам" - остается в силе и в том смысле, что где нет веры, там не осуществляется то, что могло бы осуществиться.Поэтому нам нужен новый равноапостольный Владимир, который бы от лица всей России исповедал веру в Святую Апостольскую Церковь Православную, и раздался бы над нашим Отечеством глас Господа: "по вере вашей да будет вам"." Как бы ни слагался приход, при всех условиях, индивидуализован должен быть подход к пастве. В наше страшное время диктуется не отчужденное от личных взаимоотношений выполнение пастырских обязанностей, в соответствии с общими взглядами пастыря на свое призвание, а индивидуализованное раздаяние благодати, каждому в индивидуальное спасение. Все, что мы выше говорили о миссионерстве, приложимо тут - с этой специфической окраской. Только тогда это будет истинным миссионерством, а не использованием своего пастырского положения для деятельности светской, пусть и самыми лучшими заданиями одухотворенной. Конечно, и расточаемая таким пастырем благодать будет действовать во спасение тем, кто оказались бы способны личным своим опытом самостоятельно доходить, или собственными силами сохраняться на стезях церковного "освящения". Но всей полноты возможностей, которая заключена в его пастырстве, такой священник далеко не использует, во благо себе и другим. В известной мере тогда центр тяжести уже перелагается на паству, на ее усердие. Об этом так поучал паству архиеп. Симон. " Не оправдывайте, братие, своего нерадения о духовном совершенствовании, говоря, что нет священника по душе. Как священник подойдет к тебе, когда ты отворачиваешься от него? - Если же ты приступишь к священнику со страхом Божиим и готовностью повиноваться его наставлению, то он, хотя бы и не был готов дать тебе полезный совет, совестью побуждаемый, потрудится для тебя, поищет нужного для тебя руководства, помолится Богу, и Сам Господь вразумит его, как руководить тебя. Только ты сам без колебаний и самомнения ожидай благодатной помощи через того духовника, к которому приступил, и увидишь, что этот именно духовник - самый лучший для тебя руководитель". Чтобы в самой общей форме охватить деятельность пастыря под углом зрения доброй ее направленности, заведомо им блюдомой полезно вспомнить соображения, которые на последнем пастырском совещании излагал еп. Виталий, применяя к деятельности пастыря троичную характеристику мироспасительного подвига Господа нашего Иисуса Христа: пророчество, священство, царство! Пастырь не в том, конечно, смысле должен свое пророческое назначение понимать, что будущее способен он вещать, а в том, что его прямая и первая обязанность есть исповедывать Истину. Какую? Ту, которая составляет содержание Церкви. Пастырь должен олицетворять Истину в ее незыблемости, неповрежденности, неизменности. Стоя на этом камне Веры, пастырь осуществляет действия, обнимаемые понятием священства, сам воспринимая церковную благодать, он раздает ее - в том любовно индивидуализованном целительстве, которое несет с собою верным "освящение". И тогда, само собою, возникает его "царственное", в своей духовной благостности, господство над паствой, которое одновременно в какой-то, иногда самой резкой и открытой, форме, является несением и венца мученичества… * * * В каких формах осуществляется раздаяние благодати священником? В самых разнообразных, не поддающихся точному обозначению. Самый облик пастыря, все его поведение должно способствовать доброму выполнению этого его призвания. Одна, чисто внешняя, казалось бы, особенность священнического сана, может быть тут особо отмечена, как яркий образчик форм, под которыми протекает пастырское раздаяние благодати. Благословение! Ведь оно совершенно явственно означает что? Пастырь, начертанием над верным крестного знамения, призывает на него Божию благодать, которую тот смиренно и благоговейно принимает. Все ли и всегда ли воспринимают пастырское благословение именно так? Не возникает ли иногда ложная со стороны священника стыдливость? Не возникает ли ложная забота о своем достоинстве со стороны получающего приветствие… Все внешнее в Церкви свидетельствует о внутреннем - и одной из забот пастыря является повышение, в этом смысле, культуры паствы. Широкое поприще открывается перед ним! Основная забота пастыря, это - пробудить у паствы сознание церковности как обогащения, неустанного и беспредельного, церковной благодатью - в подвиге служения Христу и приближения к Нему. Разбудить это сознание и вызвать готовность оторвать часть времени от мирской суеты для Бога; извлечь из глубины души закосневшее, чуть не парализованное устремление к святыне, - вот чего надо достичь. Трудно ждать успеха, если это все делается в "вещательной" форме. Успех обещает только индивидуально-дифференцированное приближение к каждому. Для этого развивать должен в себе пастырь духовную зрячесть. Она достигается духовным опытом, просветленным любовью во Христе. В обыденном общении - увидеть духовно человека и любовно остановить на нем пастырский зрячий взор, этим иногда сразу закрепляется связь благодатная. И еще нужно - долготерпение. О нем так говорит архиеп. Симон: "Есть два вида снисхождения - попустительство, послабление строгости правил и законов - это один вид, а другой - настойчивое требование совершенного исправление, но с бесконечным долготерпением. Первый вид снисхождения слово Божие решительно осуждает, как путь ложный, ибо попустительство укрепляет грех и разврат, а путь доброго пастыря, это долготерпение, с готовностью все перенести от согрешивших, но непременно привести их к покаянию исправить". Напрягать свое духовное внимание в спасение паствы и с неослабным долготерпением вести их ко Христу - этим исчерпывается задание пастыря. Тут нет никаких правил, а есть только "жизнь во Христе", - к которой зовет нас о. Иоанн Кронштадтский. Ему подражать обязаны мы все, при всей нашей заведомой немощи. А какие в этом направлении чудеса наша зарубежная жизнь порою являет, во всей своей неизбывной немощи - то, вероятно, каждый так или иначе, а мог на своем опыте пережить… Активизация духовной жизни в приходе, конечно, прежде всего, должна идти по линии приближения прихожан к храму. Тут прежде всего хорошо отдать себе отчет, как далеко ушли мы все, даже очень близкие к храму, от русского древляго благочестия. При Царе Алексее Михайловиче посетил Россию патриарх Антиохийский Макарий. Сопровождавший его Павел Алеппский оставил обсто
Поиск по сайту©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование. Дата создания страницы: 2021-02-06 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных |
Поиск по сайту: Читайте также: Деталирование сборочного чертежа Когда производственнику особенно важно наличие гибких производственных мощностей? Собственные движения и пространственные скорости звезд |