РУССКИЙ КОСТЮМ XVIII ВЕКА
Введение европейских обычаев в жизнь дворянства, обучение русской молодежи за границей, начавшийся культурный обмен с европейскими странами подготовили условия для европеизации русского дворянского костюма. Однако для ее внедрения в жизнь потребовались государственные указы, принуждающие силой, штрафами сменить старые формы одежды и обуви, прическу, косметику.
Петровские реформы кардинально изменили Россию, в течение нескольких десятков лет выведя ее в число европейских государств-лидеров. Как ни удивительно, но в таком большом деле для царя-реформатора почти не было мелочей: все работало на изменение имиджа, а самое главное – сознания подданных царя Петра Алексеевича. Потому не стоит удивляться настоящей войне, которую Петр I еще в конце XVII века объявил бородам и бородачам. Для него это были символы отсталого прежнего быта и прежнего отношения к месту России в мире, а самодержцу нужны были рядом люди, готовые на любые жертвы ради достижения главной цели, — резкого рывка страны в будущее.
Первым петровским указом, касающимся бород, принято считать изданный им 19 (по ст. ст.) августа 1698 года указ «О ношении немецкого платья, о бритии бород и усов, о хождении раскольникам в указанном для них одеянии». Правда, история, связанная с этим документом, больше похожа на легенду. Считается, что этот указ, изданный царем вскоре после возвращения из своего Великого посольства, запрещал с 1 сентября ношение бород. Позднее появился даже апокриф, согласно которому Петр Алексеевич так объяснял свое неприятие буйной растительности на лицах подданных: «Я желаю преобразить светских козлов, то есть граждан, и духовенство, то есть монахов и попов. Первых, чтобы они без бород походили в добре на европейцев, а других, чтоб они, хотя с бородами, в церквах учили бы прихожан христианским добродетелям так, как видал и слыхал я учащих в Германии пасторов».
С того дня, как гласит легенда, царь лично начал брить бороды боярам, позднее передав эту трудную работу своему шуту.
В тот самый день, когда вельможи локтями расталкивали друг друга, чтобы пробраться поближе к царю, искренность их чувств подверглась необычному испытанию. Обойдя всех и обняв каждого, Петр вдруг вытащил длинную и острую бритву и принялся собственноручно брить им бороды. Начал он со славного полководца Шеина, слишком потрясенного, чтобы сопротивляться. Следующим стал Ромодановский, чья фанатичная преданность Петру превозмогла даже эту насмешку над гордостью старого московита. Потом дошла очередь и до остальных, и скоро все присутствующие бояре оказались безбородыми и никто из них не мог со смехом показывать пальцем на других. Пощадили только троих: патриарха, который в ужасе смотрел на происходящее, из уважения к его сану; князя Михаила Черкасского из-за преклонного возраста; Тихона Стрешнева в знак почтения к его роли опекуна юного Петра при покойной царице-матери.
Зрелище было в своем роде замечательное: одно мановение царской руки — и все ведущие политики, военные, знать России полностью преобразились. Вдруг исчезли знакомые, привычные лица и взамен появились новые. Подбородки, щеки, рты, губы, которые много лет были скрыты от глаз, теперь открылись, совершенно изменив облик своих обладателей. В общем, все это было скорее смешно, однако комичность ситуации омрачалась беспокойством и страхом. Для большинства православных русских борода служила неотъемлемым атрибутом их приверженности вере, их самоуважения. Это дарованное Богом украшение носили пророки, апостолы, сам Иисус. Иван Грозный выразил типичное ощущение москвичей, провозгласив: «Бритье бороды есть грех, которого не смыть кровью всех мучеников. Оно губит образ от Бога мужу дарованный». Безбородым священники обычно отказывали в благословении. Считалось, что таким срамникам нет места в лоне христианской церкви. И все же, когда в середине XVII века в Москве стало появляться все больше безбородых иностранных купцов, военных и инженеров, царь Алексей смягчил это правило и объявил, что если русские пожелают, то могут бриться безбоязненно. Немногие воспользовались его разрешением, но и тех, кто решился, хватило, чтобы вдохновить патриарха Адриана на новое осуждение: «О пребеззаконники! Ужели вы считаете красотою брить бороды и оставлять одни усы? Но так сотворены Богом не человеки, а коты и псы! Брадобрйтие не только есть безобразие и бесчестие, но и грех смертный». Вот что проносилось в головах обритых бояр, хотя они и подчинились приказу царя. Петр, никогда не носивший бороды, считал эту деталь внешности ненужной, неприличной и смехотворной. Над русскими бородачами потешались и насмехались на Западе. Словом, борода воплощала в себе все то, что Петр вознамерился изменить, и он, по своему обыкновению, ринулся в бой, самолично орудуя бритвой. С этого дня, когда бы Петр ни появился на официальном приеме или на пиру, тот, кто приезжал туда с бородой, уезжал без нее. Не прошло и недели с его возвращения, как он посетил праздник в доме Шеина и поручил своему придворному шуту Якову Тургеневу обойти всю комнату и поработать цирюльником. Процедура была довольно болезненная: трудно обойтись без порезов, пытаясь справиться с длинными, густыми бородами при помощи сухого лезвия. Но возражать никто не осмеливался. Царь был здесь же, готовый съездить по физиономии каждому, кто вздумает протестовать.
Указом Петра всем подданным, кроме духовенства и крестьян, было велено сбрить бороды. Чтобы добиться послушного выполнения приказа, чиновникам дали право резать бороды у всех встречных и поперечных, невзирая на чины. Перепуганные и охваченные отчаянием люди подкупали одного чиновника, чтобы их оставили в покое, но тут же попадали в лапы к следующему чиновнику. Очень скоро ношение бороды сделалось слишком дорогим удовольствием.
В конце концов самым отъявленным упрямцам позволили оставить бороду - при условии уплаты ежегодного налога. Уплативший получал маленький медный медальон с изображением бороды и словами «деньги взяты», который носили на цепочке на шее для доказательства, что хозяин бороды имеет на нее законное право. Налог не был для всех одинаковым: крестьяне платили две копейки в год, а с богатых купцов брали до ста рублей. Многие и рады были бы платить налог ради сохранения бороды, но те, кто имел дело с царем, не рисковали прогневить его растительностью на подбородке. Если царю попадался на глаза бородач, то иногда он «в веселом расположении духа с корнем выдирал их бороды или сбривал так грубо, что срезал и часть кожи вместе с волосами».
Царь веселился, а большинство русских считало насильственное бритье унизительным посягательством на их достоинство. Некоторые отдали бы что угодно, только бы не потерять бороду, которую носили всю жизнь И без которой не мыслили лечь в могилу и явиться в лучший мир. Сопротивляться царевой воле они не могли - слишком неравные силы. Но они трогательно пытались искупить грех, который привыкли считать смертным. Джои Перри, английский инженер, нанятый Петром на службу во время поездки в Лондон, так описывал пожилого русского плотника, с которым встретился на воронежских верфях:
Примерно в это время царь прибыл в Воронеж, где я служил, и множество моих рабочих, всю жизнь проходивших с бородами, теперь оказались принуждены с ними расстаться; одним из тех, кто только что вышел из рук цирюльника, был старый русский плотник... большой мастер работать топором, к которому я всегда питал дружеское расположение. Я немного пошутил с ним... сказав, что он помолодел, и спросил, что он сделал со своей бородой... Он сунул руку за пазуху, вытащил и показал мне бороду; затем сказал, что когда придет домой, то спрячет ее, и потом ее положат к нему в гроб и похоронят вместе с ним, чтобы он мог дать за нее отчет Святому Николаю, когда явится в мир иной, и что его собратья приняли такие же меры».
Не успели бояре опомниться после того, как царь вынудил их сбрить бороды, а он уже принялся настаивать, чтобы они сменили традиционные русские одежды на европейское платье.
По указу Петра I в 1700 г. дворянам и горожанам было запрещено ношение старого русского костюма и вместо него были установлены следующие формы: для мужчин — короткий прилегающий кафтан и камзол, кюлоты, длинные чулки и башмаки с пряжками, белый парик или напудренные волосы, бритое лицо; для женщин — широкая каркасная юбка, плотно облегающий лиф (корсаж) с глубоким декольте, парик и туфли на высоких каблуках, яркая декоративная косметика (румяна и белила).
Таким образом, основные формы европейского костюма — «платья саксонского, немецкого или французского» — заменили абсолютно несхожий с ними по конструктивному и декоративному решению древнерусский костюм, вызвали к жизни новые представления о красоте, новые эстетические идеалы.
Преобразования Петра I совпали с господством французской моды в Европе. Однако для Петровской эпохи более характерным было влияние голландского и немецкого костюмов. Оно прежде всего сказывалось в большей простоте тканей и отделки, ориентации на вкусы бюргерства.
Энергичная натура Петра, активное привлечение им дворянской молодежи к разнообразной деятельности обусловили более практичную и простую форму одежды. Судить о ней можно по гардеробу Петра I, представленному в коллекции Эрмитажа. В составе ее много предметов из сукна, шерсти, льняных и хлопчатобумажных тканей. Например, двубортный кафтан из двустороннего темно-красного и зеленого сукна, воротник отложной, широкие обшлага пристегнуты к рукаву тремя пуговицами, обтянутыми парчой; плащ из двустороннего синего и малинового сукна (носился на обе стороны), отделанный серебряным галуном; летний кафтан и штаны из шелкового голубого репса на белой шелковой подкладке с цветочным узором, отделанные серебряным кружевом и оплетенными серебряной нитью пуговицами. Под кафтан надевался камзол из небеленого холста, вышитый гладью серебром, с серебряными пуговицами, на подкладке из темно-голубого шелка.
Европеизация внешних форм быта и костюма, ориентация на вкусы Запада вовсе не мешали Петру развивать русское ремесленное производство, ограничивая ввоз тканей и других промышленных товаров из-за границы.
При Петре появляются шелковые и полотняные мануфактуры в Москве, Петербурге, Ярославле. Русские художники создают для них декор шелковых и золотых тканей.
Петра не раз осуждали и припоминали ему запрет на ношение национального костюма и подрезание длиннополых одежд. Последнее, кстати, заблуждение – император укоротил не русский, а польский костюм, который тогда был уже принят в России. Любимое изречение Петра гласило: «Рукава настолько неудобные, что если рукой махнешь, - или в похлебку попадешь, или стекло разобьешь». И, засучив рукава, он стремительно менял сознание подданных. Около двух десятков указов, касавшихся непосредственно костюма, были собственноручно подписаны императором в течение всего срока правления. Перемены не коснулись крестьян, священнослужителей, старообрядцев и купцов – только служилое сословие вынуждено было сменить гардероб. И хоть сам Петр I ценил практичность голландской одежды, своим подданным повелел облачиться в самый модный на тот момент костюм – французский. К новым порядкам привыкали долго: дамам пришлось после сарафана привыкать к корсету, а мужчинам – к узким камзолам.
«У Петра Первого был прекрасный вкус. Он мог в иных ситуациях быть рабочим, корабелом, солдатом, выбирая простую или форменную одежду. Но если дело касалось бала, приема, ассамблеи, то Петр был великолепен.
Петр I был человеком деятельной натуры, любил удобство и комфорт во всем – это относилось и к одежде. Он вставал в пятом часу утра, не будил денщиков и сам растапливал камин. Сначала был скромный завтрак, а потом – за работу в кабинет. Здесь он, одетый в короткие штаны кюлоты, чулки (не обязательно шелковые – слишком была высока их цена), домашнюю обувь, длинную нижнюю рубаху, душегрейку или фуфайку, шапочку со швами наружу (так удобнее), а поверх были накинуты куртка или камзол (в помещениях часто было прохладно), слушал доклады секретаря. Когда же император шел в токарную мастерскую, то одевался проще. Здесь он мог достать защитные очки из карманов, которые, к слову, были введены в России именно при нем. В токарне он часто беседовал с приближенными и гостями, а самым интересным собеседникам дарил только что выточенную фигурку.
Так, выбор одежды всегда был связан с целями и режимом дня императора и соответствовал месту, куда он направлялся. В любимую им голландскую одежду Петр I облачался, когда шел работать на верфи или отправлялся в плавание на судне. Так, куртка-бострог голландских мореходов надежно скрывала его от ветра, а широкие из толстого сукна штаны, пропитанные специальным составом, со сборкой на поясе не стесняли движений и защищали поясницу.
Однако статус императора обязывал Петра I следить за модой, которая в те времена была не так изменчива, как сегодня. Модный силуэт сложился еще при правлении французского короля Людовика XIV и менялся только в деталях: расположение карманов, количество пуговиц и размеры рукавов. Костюм состоял из кафтана (или жюстокора) – это верхняя одежда, которая облегала тело, под него надевали камзол, кюлоты – короткие штаны, шелковые чулки, башмаки, манжеты, кружевной шарф и шляпу. Иностранец, проживший несколько лет в России, камер-юнкер Фридрих Вильгельм Берхгольц подробно описал в своем дневнике одежду императора на коронации Екатерины I в 1724 году: государь был в костюме небесно-голубого цвета, сшитом из гродетура, в красных шелковых чулках, туфлях на каблуке с серебряными пряжками и в шляпе с перьями.
Такую парадную одежду для государя заказывали дипломаты или торговые агенты в Западной Европе, откуда она и доставлялась в виде патронов (раскроенные и уже вышитые детали костюма). В России же портные собирали подобные костюмы буквально по фигуре Петра I. Часто оказывалось, что ткани не хватает. «Смотришь вблизи камзол и не понимаешь – тут и там вставки. Как же так, государю ведь шили? Ничего, Петр спокойно на это реагировал. Но к коронационному голубому наряду это не относится: качество работы безупречное, патрон делали в Берлине, но и наши мастера постарались, собирая его».
На трудоемкой сборке костюма по фигуре трудности не заканчивались. Великолепные камзолы, вышитые золоченой нитью, нельзя было стирать. Если пятно или дырка оказывались на видном месте, приходилось заказывать новый. А шились эти произведения портновского искусства долго. Например, над знаменитыми саардамскими камзолами, украшенными в технике «стеганой вышивки», мастера могли работать до года. Такова была цена интересной игры света и тени на императорском костюме.
Фигура Петра I окутана множеством мифов и домыслов, в том числе о чувстве стиля и одежде императора. Так, один анекдот гласит, что государь ехал по городу в коляске, когда заметил пешего молодого человека, который был слишком ярко одет. Петру I это показное щегольство бросилось в глаза. На улицах было грязно, и он решил наказать молодого хлыща, приказав быстро проехать мимо него, чем непоправимо испортил костюм модника.
В народе также ходила легенда о том, что тот самый гродетуровый коронационный костюм Петру I вышила лично его супруга – Екатерина I. Специалисты уверены – это миф: уровень мастериц, которые работали над костюмом, слишком высок. Однако когда реставраторы Эрмитажа занялись очисткой тканей этого комплекта, то под подкладкой камзола обнаружили вышитую непрофессиональным швом маленькую корону. Такой тайный знак могла оставить только Екатерина I. Именно ее, шведскую прачку, Петр I возвел на Российский престол. Возможно, кто-то из придворных видел, как она вышивала крестики и цветочки на короне шелковыми нитками, и так родилась красивая легенда.
В XVIII веке одежда мужчин и женщин нередко совпадала по цветовой гамме и шилась из одной и той же ткани, а названия оттенков цвета отличались экстравагантностью: «цвет новоприбывших особ», «цвет потупленных глаз».
Главными деталями женской одежды, перенятой с Запада, в XVIII веке были корсаж с глубоким вырезом, пышные юбки, распашное платье. Обычно носили одновременно два платья: нижнее, глухое, и верхнее, распашное — гродетур. Одежду часто отделывали мехом. Платья, юбки, лифы шили из тяжелых шелковых тканей - парчи, атласа, муара, крепа различных цветов, зачастую украшенных растительным орнаментом.
Корсаж и «шнурование» были главным средством изменить фигуру с помощью обшитого кружевом или позументом корсета, затягивавшегося сзади с помощью шнуровки и… колена, которым служанка упиралась в спину госпожи, чтобы как можно туже затянуть корсет. Фигура дамы по моде того времени должна быть горделивой, стройной и тонкой. Некоторые дамы от удушья падали в обморок.
Юбки в начале XVIII века были круглые, колоколообразные. Но к середине века женский костюм подвергся изменениям, всецело подчиняясь французским модам. Юбки сильно расширились, их надевали на каркас (панье), который делался или из тростника, или из китового уса. В торжественных случаях к платью прикреплялся большой съемный шлейф. Все платья были до пола – открывать посторонним взорам щиколотку ноги считалось недопустимым, аморальным.
Женских костюмов Петровской эпохи не сохранилось. В период царствования Елизаветы, дочери Петра, их характеризует особая пышность и богатство. Придворные дамы носили низко декольтированные приталенные платья на каркасной основе (корсет и фижмы). В 1720 г. появляется платье со складкой Ватто.
Коронационное платье императрицы Елизаветына корсете и фижмах было сшито из серебряного глазета (тонкой парчи) и украшено золотым позументом. На плечи надевалась кружевная мантия из серебряных нитей. После смерти Елизаветы в ее гардеробе осталось до 15 тысяч таких же роскошных платьев.