ЕРЕВАНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
https://davt.nimbusweb.me/box/attachment/7945735/6elmpyy2q3grg7e2y3dk/N4UMqRH8KJFMFs6I/Ереванская%20цивилизация%20(3-я%20ред.%202022).epub?dw
Светлана Лурье
Армен Давтян
Комментарий культуролога (предпоследний)
Ереванцы любили говорить по-русски, но за этим не стояло какого-либо отношения к русским. Эти две сферы никак не были связаны между собой. Ереванец, говорящий по-русски, не идентифицировал себя с русским и не стремился перенять его образ жизни, привычки, вкусы. Русскоязычие вообще не имело к самим русским никакого отношения. Армяне любили говорить на языке Российской империи, а он по стечению обстоятельств естественно совпадал с русским. И образ самого русского двоился. С одной стороны, это был потенциальный защитник. (Но сильно ли это сказывалось на отношении к самим русским в стабильное время?) С другой стороны, когда русский представал ереванскому армянину в своем «бытовом облике», то казался уже вполне «понятным», то есть не слишком привлекательным. На то, что «нравился русский язык», «любили говорить по-русски» влияла ассоциация русского языка с образом «покровителя», с ощущением защищенности, а потому – свободы. Пространство Российской империи, выступавшей в образе СССР, делало ереванца свободным и давало почувствовать и свое могущество. Через язык существовала связь ереванских армян с СССР, опять же с Российской империей-покровительницей, русскими как имперским народом, в качестве таковых они и были «защитниками». Это был язык ереванцев как могущественных и сильных в своем сознании людей. В начале 1990-х крупный армянский писатель Грант Матевосян писал: «Для гражданина Армении самая большая утрата − это утрата статуса человека империи. Утрата защиты империи в лучшем смысле этого слова, как и утрата смысла империи, носителем которого всегда была Россия. Имперского человека мы потерями. Великого человека, возвышенного человека, утвердившегося человека. Можете называть этого человека дитем царя, дитем Москвы, или же дитем империи. И я осмелюсь утверждать, что армяне, начиная с семидесятых годов прошлого века [То есть XIX века. – С.Л.] и по наши дни, были более возвышенными, более могущественными и, хотя это может показаться парадоксальным, более свободными армянами, чем те, которые освободили нас сегодня [То есть уже в конце XX века. – С.Л.] от имперского ига».[«Азатамарт», 1992, N 14, С. 5.]
Именно поэтому русскоязычие распространилось в Ереване в 1960-е годы, одновременно с формированием «старинных армянских традиций», когда особый энтузиазм вызывал именно армянский язык. Русский язык тогда подкреплял, поддерживал армянский.
* * *
Как культуролог, я, в свою очередь, поставлю вопрос об ориентации армян на русскую или какую иную культуру. Слово «ориентация» у армян весьма популярно, многие говорят о той или иной ориентации. О категории «союзничества» порой говорят как об обеспечивающей само условие той или иной деятельности. Процитируем уже упоминавшегося нами выше политолога Манвела Саркисяна: «Укрепление в армянском этническом сознании стереотипа обеспечения условий деятельности путем внешнего покровительства определяло всю систему построения взаимоотношений с миром. Данная проблема всегда находилась в центре политического выбора в самые сложные периоды истории». [Саркисян М. Армения перед лицом современных глобальных проблем. Ереван: Армянский центр стратегических и национальных исследований, 1996. С. 34.]Тема эта, возможно, не так актуальна для армян Ереванской цивилизации, о которой мы пишем. Образ того своеобычного и гордого ереванца 1960-х ― 1980-х плохо согласуется с самим понятием «ориентация». Даже когда я, узнавшая непосредственно Ереван 1990-х годов, уже сильно изменившийся, говорила об «образе покровителя» применительно к Еревану 1960-х ― 80-х, то делала это с определенной внутренней неловкостью. И вот почему. Покровительство было для того ереванца данностью, чем-то само собой разумеющимся, и он имел возможность о нем не сильно думать, ничем за него как бы не платить, а вот позднее, в 1990-х, слишком легко и, может быть, скоропалительно от него отказался. Ереванцы не давали себе труда думать, что они Империи были обязаны своим покоем и возможностью создавать свою Ереванскую цивилизацию. И не напрасно ли такими «понятными» казались им русские, люди, выросшие, как минимум, в не менее глубокой культуре? А если так, не потому ли они позднее не осознали ценности Ереванской цивилизации и легко о ней забыли? Забыли о совершенно необыкновенном по яркости и именно что надежном, устойчивом, стабильном и вполне реально самостоятельном периоде своей истории. Не потому ли забыли о реальной тогда возможности к самоутверждению, что им была невозможна, унизительна мысль о том, что они все же зависели от тех, кого не очень-то хотели понимать и не слишком высоко ставили?
И да, в 1990-е ереванцы явно и открыто скучали по России и русскому, с болью осознавая разрыв. И, может быть, именно тогда была в их душе борьба между так называемыми «ориентациями», была возможность выбора той или иной из них, и русская оказывалась в тот момент вполне еще конкурентоспособной. Возможно, произошло это из-за потерянного в час чувства стабильности и надежности и, возможно, в армянах действительно были в глубине души теплые чувства к русским? Но Ереванская цивилизация не привила им иммунитета против лукавых речей о «многовекторности», и показалось возможным «независимо» сидеть на двух стульях. Ереванская цивилизация внушила армянам уверенность в своей силе, но привила и определенную долю эгоцентризма и даже нарциссизма. Отмечаю это без жесткого осуждения, но констатирую факт, поскольку иначе, наверное, быть и не могло: тут мы наблюдаем трагизм народного сознания, безусловно, богатого культурой, но немощного и политически инфантильного, слабого в адекватной самооценке.
Да, Ереванская цивилизация уже была на пути к установлению баланса с русским миром, осознанием своей связи с ним, но она не успела пройти этот путь вполне. У нее не хватило на то времени, и Россия как внутренняя альтернатива армян прозвучала в их культуре пронзительной, но тонкой стрункой в начале 1990-х… нередко через выражающий острую ностальгию самого низкого пошиба русский блатняк, который легко наложился на возрождающийся в то время рабиз.
***
В «Комментарии культуролога» к последней главе я постараюсь более развернуто и взвешено подойти к этому вопросу, чем в нынешней несколько эмоциональной реплике, и постараюсь дать свой ответ на вопрос, действительно ли своеобразие жизни Армении в Советском Союзе стало результатом продуктивной адаптации советского мифа для создания условий деятельности трудолюбивых и склонных к мечтательности людей?
Итоговый комментарий культуролога
Это глава об отношениях армян с Империей. Армяне ли ушли от Империи, Империя ли ушла от армян? Думаю, одновременно и то, и другое. Попробую пояснить и, вероятно, скажу горькие слова! Советская империя уходила, не оглядываясь. Уходила в небытие, и армяне выскочили из-под катка истории, уже изрядно покалеченные им, прежде всего, морально. Но чего-то было или вернее не было в Ереванской цивилизации, что помешало ей благополучно пережить катастрофу. Ереванская цивилизация ушла в небытие вместе с Советской империей как ее дитя – обласканное и балованное дитя, – как самый счастливый советский город. Но чего-то не было в Ереване – пусть еще не было, не успело возникнуть, чтобы пережить большую смуту. Ушла в небытие даже память о том Ереване, он перестает уже существовать даже в мыслях. Это кажется необъяснимым, поскольку время Ереванской цивилизации – это время армянских побед, мира и развития, время подъема, о котором, казалось бы, как можно забыть? Его забыли потому именно, что он был дитем Империи, ею выкормленным, а этого армяне помнить не хотят до такой степени, что готовы забыть и о победах и подъеме. Они выбрали себе мираж. Нет, я думаю, не Запад. Сам по себе Запад тут – инструмент, помогающий нейтрализовать, вытравить остатки Империи, память о ней. Через горечь и мучительную ностальгию по Великой стране, которая когда-то была их страной, – армяне захотели от нее отречься!
И вот я как культуролог ставлю ряд вопросов. Что же такое было в Ереванской цивилизации, что породило желание ее забыть? Что же такое было в ереванцах, что они согласились забыть тот свой Ереван? Ереван, который был-таки городом Российской империи? Империи, которая для армян стала затем источником любви и ненависти, наваждением и проклятьем, надеждой и миражом? И чем никогда Империя не была для армян Ереванской цивилизации, которые о ней не так много и думали? Просто как должное принимали ее защиту и заботу и отвечали честным трудом во имя ее блага.
В предыдущем комментарии я коснулась проблемы отношения армян к русским и здесь продолжу. Как ощущал себя советский Ереван? Он был сразу и вне, и внутри Империи, в которой жил. В его самосознании Империя была на периферии, он себя из нее выделял. Это естественно, поскольку от Империи шла насквозь лживая порочная и наводящая мертвящую скуку идеология, и само определение «идейный», как в Армении, так и в России, было часто издевательским. Это было и противоестественно, поскольку за идеологией и нищим бытом России той поры (то было горе, прежде всего, самих русских) армяне русских не очень различали. И на их фоне гордились. И снова это понятно: армяне остро переживали становление своей новой культуры, а это заставляет сосредотачиваться в себе. Но был в культуре армян и некоторый налет гордыни, который не сильно, казалось, вредил в те времена, не представлялся слишком важным, когда культура Еревана сияла многоцветьем красок, налет этот, казалось, придавал шарма. Но он проявил себя как след, который становился уродливым и выставлял порой армян в смешном и глупом свете, когда ереванская цивилизация окончилась, и ее сменили унылые будни затянувшегося безвременья. Это надо сказать, поскольку именно эта гордыня, которая не была изжита Ереванской цивилизацией, породила мираж, за которым армяне погнались. Тот очаровательный шарм 2750-летней годовщины Эребуни выродился позднее в пустое кичение древностью, которая потеряла свое содержание и стала унылой и навязчивой, и это порождало ложный взгляд на себя, на свои перспективы и возможности. Порождало ложный миф, который для армян – с их богатым историческим опытом – был странен. Это стало пародией на Героический миф! Я говорю это не для того, чтобы осудить, говорю с болью, чтобы подвести к размышлению. Говорю потому, что вижу, к какой беде привела армян самонадеянность и гордыня. И то, что было светлой тенью прошлого на Ереванской цивилизации, превратилось в нечто болезненно гипертрофированное тогда, когда гордиться, собственно, стало нечем.
Армяне Еревана не покладая рук работали на Империю, потому что знали, что работают и на свою собственную оборону, потому что желали размаха, масштаба в своей деятельности, и огромная страна давала гигантские возможности для приложения своих сил и талантов. В мыслях армян Ереванской цивилизации империя мало занимала места, она оставалась как бы на заднем плане сознания, но она постоянно отражалась в делах многих ереванцев, служивших ее могуществу. Могущество СССР пошатнулось, и под Ереванской цивилизации стала уходить почва ― земля зашаталась. Случилось еще и страшное Спитакскоеземлетясение, разрушившее треть страны, потом ― Карабахская война, блокада, не стало CCCР…
Да, не армяне ушли от Империи, Империя ушла от армян, ушла от всех. Не случайны описанные в главе факты: шла сознательная деконструкция СССР. Армяне просто почувствовали, что СССР уже никому не нужен, но не легко, как может показаться со стороны, далось им решение проголосовать за выход из него на референдуме. Они покинули тонущий корабль, полные несбыточных надежд, воодушевленные и готовые претерпеть испытания. Ненужным стал СССР, но армяне-то, вопреки своему самоощущению, остались слишком еще советскими людьми. Людьми, живущими в иллюзии своего могущества, отчасти беспомощными и мучающимися, мающимися неопределенностью отношений с Россией,.. для которой они уже стали «чемоданом без ручки».
Так произошел разрыв. Разрыв глупый, бессмысленный, трагический. Трагический как для армян, так и для русских, которые когда-то с удовольствием приезжали в еще советский Ереван, но для которых армянская культура, включая и Ереванскую цивилизацию так и осталась неведомой. Не было культурной коммуникации между Россией и Арменией: для армян Россия была функцией, для русских Армения – экзотикой. Русские и армяне так долго жили рядом, казались понятными друг другу, но вот разошлись,.. и между ними образовалась пропасть. Новые поколения не сохранили ничего из хотя бы зачатков былого понимания. Пропасть? Пропасть для слишком кичливых армян и для слишком возгордившихся русских. Но для истинных русских и истинных армян – это утрата, трагедия, которая может и должна быть преодолена новым знакомством друг с другом, новой попыткой понять друг друга, которая должна начаться с того, что оба народа признают свое в друг друге. Хотя связь их сегодня крайне неопределенная и запутанная, но ― неразрывная: не уйти им друг от друга. Может быть, эти два народа ныне не слишком друг другу нравятся, накопились претензии, но как канатом они соединены историей и геополитикой сегодня. Для того и наша книга – попытка культурного перевода, – чтобы начать приходить к пониманию друг друга, пониманию, возможно и увы, с нуля, преодолевая неразумное самомнение и разгребая завалы ложных мнений и впечатлений.
Эта книга не о русских. Но и русские в своей массе заблудились, не сумели понять своей ответственности, увидеть свои грехи, склоняясь порой к голому реваншизму. Если оставаться в пределах истории, то иначе невозможно. Каждый народ будет создавать свои мифы, и стремиться к ним, рассчитывая лишь на свои силы. Над историей, над самомнением, над своими иллюзиями надо приподняться, открыть новую перспективу, новую Цель. Без того отношения между связанными историей народами будут путанными-перепутанными и вести к поражениям.
Не вижу иного выхода ни для армян, ни для русских, кроме того, что лежит в свете Империи, которая защищала и вскармливала, которая – главное – давала смысл бо́льший, чем может иметь один народ сам в себе. Превзойти себя в стремлении к Смыслу означает избавиться от злополучных иллюзий, построенных на гордыне. В этом свете могут вновь встретиться и, наконец, познакомиться народы, прежде думавшие, что понимают друг друга. И тогда, возможно, опять станет актуальной новая Ереванская цивилизация как вскормленная Империей, как под ее сенью получившая возможность своего праздника рождения традиции, своей культуры и своего развития. Вне имперской перспективы труд наш по восстановлению памяти о самых, наверное, счастливых десятилетиях армянской истории, думаю, будет тщетным, и книга наша не найдет много читателей. Ереванскую цивилизацию нельзя просто реанимировать, ее можно возродить вместе с Империей как ее оболочкой и ее смыслом. Это трудно было понять раньше, но сейчас, после бед и поражений становится ясно: путь самонадеяния и национализма ведет в никуда.
Ереван станет вновь добрым и красивым – городом, в котором Птенчик будет насвистывать свой веселый марш…