Предисловие
А кто, если не Я?
Хочу!
Хочу, чтобы у моего предисловия было название. Как же дивно тогда всё выходит. Автор становится самым настоящим главнокомандующим. Лишь ему одному дозволено всё решать. Например, быть предисловию с названием или не быть вовсе, тому самому предисловию. Вот я, как автор сия текста, повелеваю, быть моему предисловию с названием. Почему? Да потому чтоб Вам сразу, была ясна идея моей авантюры. В данном контексте авантюра – это повествование моей жизни Вам. Зачем? А ответом и будет то самое название, простое и понятное. А кто тогда? Кто лучше меня расскажет Вам эти замечательные истории с их не менее замечательными героями и ужасными злодеями. И я считаю, что каждый из них, как герой, так и злодей, достойны, перевоплотиться в буквы и поселиться на этих страницах, дабы наконец-то выполнить свое предназначение. Ничего нового, герои, чтоб брать с них пример, злодеи, чтоб не уподобиться. Чью сторону выберешь Ты, решать Тебе. В общем поведаю Вам о простых истинах, которые совсем не просто понять, а потом еще и начать с ними Жить. А значит, начать жить совершенно иную Жизнь. И если Ты – разумен или разумна, я помогу Тебе наконец-то вырасти и стать человеком. И не важно сколько Тебе сейчас, 15 или 70. Стать героем - никогда не поздно! Ну что? Поехали?
I. К чему приводят разговоры, или как я попала на Землю.
Яркий свет, янтарных оттенков, заполнял собой все пространство. Невозможно было понять, где он начинается и где заканчивается. Он струился отовсюду, обволакивая собой всё, что попадалось ему на пути. Свет представлялся чем-то мягким и теплым, к чему было возможно, и даже хотелось прикоснуться. С ним хотелось играть, перебирая его руками, подобно игре на арфе. Им хотелось омыть себя и голову, напитывая каждую клеточку и каждый волосок. В него хотелось кутаться и безудержно кружится с ним в танце. А потом, утомившись, раскинуть руки, доверится и упасть в него, позволяя себя проглотить.
И казалось лишь две фигуры, сидевшие на облаке, плечом к плечу, в эпицентре всей этой красоты, не предавали этому совершенно никакого значения. Они были увлечены чем-то более важным, чем магическое сияние, окружавшее их со всех сторон. Бурно о чем- то беседуя, они не смотрели по сторонам, дивясь этому великолепию, а наоборот, периодически жестикулируя руками, поглядывали куда-то вниз.
- А им действительно, там, на земле, так плохо живется? Может они просто глупы, раз не могут познать истинного счастья? Как думаешь? - этот вопрос прозвучал от фигуры, что была поменьше, и смотрела на своего собеседника снизу вверх.
- В чем-то конечно, обязательно глупы. Но поверь, им там, не так уж и просто, как тебе кажется, - ответила фигура, что была побольше и смотрела уже наоборот, сверху вниз.
Так совсем еще дитя и уже повидавший многое старец, сидя на облаке, как в обычной гостиной на обычном диване, обсуждали людей и их мирской удел.
- И что в этом сложного?- никак не унималось дитя.
- Да сложностей не мало. Порой даже больше чем нужно. Но самая большая заключается в том, чтобы ни смотря ни на что, и при любых обстоятельствах, человеку остаться человеком,- терпеливо и совершенно не меняя своей интонации, отвечал старец.
- Так они от рождения и так уже человеки. Что тогда значит оставаться человеком? Ничего сложного в этом не вижу. И препятствий к человекооставанию тоже. Вот если бы мне можно было оказаться среди людей, мне бы не составило никакого труда оставаться человеком!
- Тебе!?- в этот раз, не сдержав своего удивления, спросил бородатый.
- Да, мне!- пропищало обиженно дитя, и отведя взгляд в сторону, скрестило на груди свои пухленькие ручки.
- Да ты, как только переступишь порог осознанности, начнешь проситься обратно!- старец уже не сдерживал себя и заходился заливистым смехом, тем самым ещё больше обижая малыша.
- А вот и ничего подобного!- кричал тот, пытаясь пробить, своей правотой, смех бородатого.
- Даже наоборот! Может именно там! Меня нужно больше, чем тут!
После этих слов старик притих, и глянул на дитя так, будто видел его впервые. Только сейчас он рассмотрел в нем что-то новое, что-то чудное, и не совсем понятное даже ему самому. Он как-то по-особенному услышал сказанные этим малышом слова «там, меня нужно больше, чем тут». Он их не просто услышал, он их почувствовал, с такой сильной верой они были произнесены. А может он действительно прав, и его стоит отправить к тем самым человекам. Пусть попробует прожить радости и горести людского бытия. Пусть через осознание самого себя попытается понять, что же значит «остаться человеком», если конечно сумеет, устоит и не сломится. Потому что одно дело порхать тут, от облака к облаку, находясь под постоянной защитой всемогущих, другое дело там, чаще один на один, против всех, против самого себя.
- Уверен ли ты в своем желании? - на этот раз каким-то загадочным шепотом заговорил мудрый.
-Оно конечно не простое, но вполне себе осуществимое. Только ты, должен понимать, что когда тебя отправят на землю, о своей истинной природе ты забудешь. Все твои знания будут стерты. Тебе придется учиться всему заново и на этот раз самостоятельно, посредством человеческого опыта. Тебе придется самому ответить, на самые часто задаваемые вопросы людей «почему я здесь и для чего». И прежде чем ответить на эти вопросы, тебе придется вкусить всего: любви и предательств, жизни и смерти, смеха и слез. Ты не будешь чувствовать себя в безопасности и познаешь такие чувства как страх, тревога и паника. Сомнения станут будить тебя по утрам, а с наступлением ночи не будут давать заснуть. Временами ты будешь пронизан и скован таким отчаянием, что даже при дневном свете ты будешь тонуть во мраке. Перед тобой всегда будет несколько дорог. Сумеешь ли ты ступить на верную, и не свернешь куда не следует? Твоими вечными попутчиками станут соблазны, манящие и притягивающие к себе, как магниты. И это лишь самая малость того, что тебя ждет, ТАМ,- бородатый больше не смотрел на дитя, весь его взгляд был погружен туда, в самую глубь мирского бытия, а выражение лица его было настолько искажено в данную минуту, будто все о чем он говорил сейчас, было им прожито, и не один раз.
Он замер подобно статуе, но продолжал задавать вопросы, только казалось уже не малышу, а самому себе.
-Сумеешь ли ты, будучи человеком, извлекать плоды сути из всего происходящего с тобой и подле тебя? Сумеешь ли ты, не растратить, а найти и приумножить себя? Сумеешь ли ты остаться человеком, человеком во всем, человеком со всеми, человеком до последнего вздоха? – задав последний вопрос он стих. Теперь он точно походил на статую, но не на грозную и сильную как в начале их разговора. А уже на скукожившуюся и прячущуюся от чего-то весьма мучительно болезненного. И так живо это чувствовалось в нем, что передалось и малышу. Он тоже как-то весь сжался, втянул насколько смог свою курчавую головку в плечики, поспешив таким образом тоже спрятаться, правда пока ещё не понимая от чего.
Оба молчали. Один думал о том, через что возможно ему предстояло пройти. Другой о том, через что уже прошел и не хотел бы к этому более возвращаться. Так они и остались сидеть плечом к плечу, глядя куда-то вниз, и думая теперь каждый о своём. Но того чтобы думать, теперь было мало, нужно было принимать решение. Такие разговоры не велись на облаках каждый день, а если все же заводились, то не оставались не замеченными. Сами того не подозревая, малыш и мудрый, своим диалогом, дали ход событиям, о которых собственно и пойдет дальше речь.
II. Руки.
Как можно, столько всего на меня натягивать? Сплошные неудобства! Стремительно растущая температура тела! Отсутствие возможности нормально двигаться! Майка, трусы, колготки, штаны, кофта, а кое-что ещё и дублировалось из этого списка на всякий случай, авось продует. Поверх всего этого счастья натягивалась, да-да именно натягивалась, шуба с парой свисающих на резинке варежек. Зачем? Зачем же так меня мучить? Кажется, даже шуба была возмущена происходящим, потому что застегивалась на мне с большой неохотой. Ух, ну и жара! Не успела я перевести дух, как на меня уже надвигалась кроличья шапка с двумя большими помпонами. Её водружали на свое место, плотно завязав под подбородком, видимо чтоб тот не отвалился в пути. Дело оставалось за малым. Шерстяной шарф, предательски наматывался поверх рта и носа, завершая данную экзекуцию. «-За что? Кто-нибудь вообще меня слышит?!» - наверное так я бы звучала вслух, если бы умела говорить. Поэтому приходилось обходится тем что было в моем арсенале на тот момент. А это не так уж и мало между прочим, я уже умела мастерски: кряхтеть, пищать, мычать, лить слезы градом, пускать сопли пузырями. И пусть это срабатывало не всегда, я не упускала возможности всё это применить на практике.
В общем, весь этот процесс меня сильно раздражал. Раздражало бесчисленное количество одёжек, тормозивших все мои попытки дать достойное сопротивление. Раздражали постоянные подергивания, поднимания и растягивания меня в разные стороны. А больше всего раздражало, моё неумение высказать недовольство по поводу всего происходящего. И когда у меня не оставалось сил на демонстрацию моего возмущения, мне приходилось замолкать, терпеть и моргать, постепенно высыхавшими глазами. На них мне, благо ничего не натягивали. Да, только они и оставались на свободе. Всё остальное было профессионально замуровано и скрыто от потусторонних сил, таких как сквозняк, мороз, ветер и снег. А глаза спасали. Спасали, отвлекая от неизбежных собирательств в сад. В такие моменты, они начинали следить за руками, теми самыми руками, которые и причиняли все эти неудобства.
Руки. Руки, которые, кормили, умывали, убаюкивали, укладывали, поднимали, сажали, натягивали, подтягивали, кутали, периодически поглаживали, обнимали и подтирали в нужных местах и в нужное время. Руки, у которых все эти действия были заучены настолько, что всё делалось на автомате, но всегда аккуратно и с неосязаемой заботой, которую я чувствовала на протяжении всей своей жизни, пока они были рядом. Руки, которые я полюбила, с их первого прикосновения к моему беззащитному тельцу. И только этим рукам я верила безоговорочно, и только в них мне было безопасно.
А вообще в квартире, где я проживала, было достаточно рук. Помимо моих, их было еще четыре пары. Все разные, и по-своему меняющиеся с течением времени и обстоятельств. Точнее менялось моё отношение, ко всем этим рукам. Руки под номером один, были руками моей бабушки. Руки номер два, были моей тётей. Руки номер три приходились мне старшим братом. Ну а четвертые принадлежали моему дяде. Периодически в квартире конечно мелькали не только руки, но и лапы и лапки, некоторые задерживались с нами надолго, а некоторые не очень. Итог был один, проживать в квартире под номером 14 в доме номер 5 по улице Крылова в городе Бобруйске, было весьма познавательно, потому что случалось всякое.
III. Лабиринт.
Водили меня туда довольно таки часто. И не важно что было за окном, осень, зима, весна или лето. От времени года просто зависел повод нашего посещения. Пока я была маленькой, мне казалось, что эта очень длинная и постоянно петляющая дорога. И мне думалось, оставь меня одну, я бы заблудилась в этом железно-гранитном лабиринте.
Рыжая стена из кирпича, тянущаяся вдоль трассы. Железные ворота, чаще закрытые, как не странно. А рядом калитка, через которую собственно мы и попадали в тот самый лабиринт. Перешагнув некую невидимую черту, нам открывался совершенно иной мир. Мир, который иногда оглушал своей тишиной, а иногда взрывал в тебе хлопушку с яркими конфетти. Но я всегда знала, что до определенного момента я здесь лишь гость и поэтому всегда буду следовать их правилам. Ведь пока это был их мир, мир мёртвых. И так шагая между оградами, мы смотрели на них, изучая их каменные лица, а они смотрели на нас, заведомо зная, что придёт и наш черёд окаменеть.
А вот и знакомая ограда. Кто-то из взрослых обычно раскручивал проволоку, и я попадала в самую глубь очага боли и неизмеримой потери. Здесь передо мной вырастало одно из тех самых окаменевших лиц, мимо которых мы только что шагали. С самого детства я была приучена целовать это незнакомое мне лицо. И вот, будучи несмышлёным дитём, первым делом я тянулась своими теплыми губёшками к этому куску серого гранита. После поцелуя у меня обычно оставался неприятный привкус, чего-то холодного и землистого. Потом я отодвигала своё личико от плиты и наблюдала за тем как на гранитных губах каменного изображения, постепенно высыхает след моей жизни. Это лицо хоть и было неприятным на вкус, всегда оставалось красивым и улыбчивым. Уже взрослея, я пыталась вкладывать как можно больше любви и тепла в свой каждый поцелуй. Задерживалась губами на граните как можно дольше, пытаясь вдохнуть в него жизнь. Но волшебства так и не произошло, лицо так и не ожило, так и не заговорило.
Широкая Наталья Адамовна 01.01.1956 – 22.01.1985 гг. «Любимой жене матери дочери сестре. Помним скорбим». Искусственные цветы вперемешку с живыми. Деревянный стол и парочка небольших лавочек. И я. Чаще с бабушкой. А намного позже, и вовсе одна. И не важно что было за окном, день или ночь. Светило солнце или падал снег. Это каменное лицо очень было мне нужно. Эту нужность я прочувствовала намного позже конечно, понимая, что оно не всегда было таким. А было очень даже живым. Оно любило смеяться и петь. Оно любило своих близких и друзей. Об этом мне рассказывали фотографии, на которых я её потом видела. Все, все до единого успели попасть в эту замечательную «фотожизнь». Все успели узнать о её любви, о её запахе, о её голосе. Все, кроме меня. Ни одной фотографии, ни одного прикосновения, которое я смогла бы запомнить и пронести бережно храня его в своём сердце, ни единого звука её голоса, не осталось в моей памяти. И вероятно это совсем не удивительно. Ведь мне было всего лишь два месяца, когда она окаменела. Так и не успев услышать от меня одного важного слова. Самого магического слова, которого ждут очень многие. И за частую глядя своим малышам в глаза, шепотом произносят его тысячи раз. В надежде что их поймут и повторят за ними. Потом восторженно всем и каждому. Наконец-то звучит оно, то самое слово! Мама! Слово, которое склеивает двух людей, раз и навсегда.
Я не помню её голоса. А она, не услышала от меня этого липучего слова. Выходит, что мы квиты, мама…
IV. Выбор
Всё тот же свет. Всё тоже облако. Всё те же две фигуры.
«- Ты, действительно считаешь, что я не справлюсь?»
«- Я не знаю, справишься ты или нет», угрюмо ответил старый.«- Но мне доступно знание того, что ждёт тебя впереди. И сейчас у тебя ещё есть возможность избежать этого».
«- Но ведь я, уже там! Не понимаю, зачем ты меня вернул? И почему именно сейчас?»
«- Мне стало тебя жаль. И я подумал, может ты не готов к таким испытаниям и захочешь вернуться».
«- Этих испытаний же не будет слишком много на моём пути?», с надеждой в голосе спросил малыш. «– Или их будет много?», при этом он заглянул в глаза старика, в надежде отыскать там правдивый ответ. От этого взгляда у бородатого внутри что-то защемило. И ему стоило больших усилий, не схватить малыша в объятья, и не начать умолять его не возвращаться обратно. Пару минут потратив на пережёвывание этого порыва, он продолжил.
«- Понимаешь, там не так всё просто, как тебе представляется. Сейчас на земле, ты пребываешь совсем ещё в несмышленом возрасте и многого не понимаешь. А мало того, что ты не понимаешь происходящего вокруг. Ты, не представляешь, что последует после».
«- О, кстати, а почему у меня женское тело?», не предавая значения услышанному спросил малыш. Старый чуточку сконфузился «-Сам не понимаю, как так вышло, если честно. Кстати, этот вопрос, ещё не раз будет тебя настигать во время твоего путешествия. Может со временем ты ответишь на него».
Тут оба замолчали на какое-то время, погрузившись, каждый в свои мысли. Первым молчание прервал, бородатый.
«- Но сейчас не об этом. Знаешь, у нас не так много времени. И скоро тебе придётся сделать окончательный выбор. Остаться здесь со мной или же обратно вернуться к людям?»
«- Так почему ты медлишь? Если ты хочешь мне что-то сказать, то говори! Или хотя бы объясни, почему ты во мне сомневаешься?», малыш начал потихоньку раздражаться от всего происходящего. «–Я справлюсь со всем! Со всем, что мне предначертано!», с вызовом проговорил он.
«- Даже не знаю стоит ли тебе это говорить». Бородатый, всё медлил, всё тянул с чем-то. Соображая, нужно ли вообще посвящать малыша в то, что он знал сам. Ведь он изначально не имел права возвращать его душу на вверх, для этого разговора. Тем самым он уже нарушал целый свод правил. Переступал такие границы недозволенного, что сам боялся осознавать степень серьёзности своего проступка. Но в отношении этого дитя он не мог поступить иначе. Почему не мог? Всё просто, он любил его. Любил его всем собой, всем этим светом, всем этим небом, всем прошлым, настоящим и будущим. Он любил, любит и будет любить вечно. И поэтому как любому, кто любит, ему хотелось оградить своё чадо от боли, которая непременно настигнет это маленькое сердечко. Непременно настигнет, разорвёт на части и не остановиться на этом. Она разольётся по всему телу, поселится в каждой клетке, и будет пульсировать, замедляя и ускоряя свой ритм. Иногда она будет засыпать натешившись, но это лишь на время. Набравшись сил, она новой волной будет обрушиваться на него. Боли будет уютно в этом беззащитном тельце, ей будет тепло рядом с этим горящем сердцем в груди. И ей безумно будет нравится разрывать его снова и снова. Потому что именно этому сердцу будет дарован дар перерождения. И тут старый поймал себя на мысли «умирать не умирая», это же так жестоко. Но зная это, он знал и другое. Что без этой боли не произойдёт перевоплощения. Волновал лишь один вопрос. Справится ли малыш? И это незнание омрачало его. Он не мог предвидеть итога. Концовка была неведома ему. И этот факт увеличивал его мучения в тысячу крат.
«- Ну! Говори же! Если тебе действительно есть что сказать», звонкий голос прервал его размышления. Малыш уставился на него таким невозмутимым взглядом, что новая мысль настигла разум старика «а может всё таки справится».
«- Слушай оставайся со мной», он всё еще тешил себя надеждой, что сможет повлиять на его окончательное решение. «-Там и без тебя хлопот хватает. Справятся уж как-нибудь сами. Ну чем ты сможешь им помочь? Одно дело если бы ты при рождении знал о своем предназначении, знал кто ты есть и смог этим воспользоваться. Но ты ведь ничего этого не будешь помнить. Тебе придётся всё это восстанавливать годами, десятками лет. И то не факт что у тебя это получится!»
«-Так, стоп! Спасибо тебе за веру в меня, мой друг! Это именно то чего мне и не хватало всё это время!», возбужденно проговорив это, малыш продолжил «-Толком ничего не рассказываешь. Только пугаешь меня попусту. Как-то же я уже прожил там пару лет, проживу и остальные. И как следует проживу, вот увидишь! Давай отправляй меня обратно, мне ещё столько всего нужно успеть!».
И уже на следующей фразе голос малыша преобразовался в сладостный божественный звук, закрыв глаза и издавая световые вибрации он произнёс «-Я это чувствую. Чувствую, что я нужен там. Ещё не знаю, зачем, кому и почему? Но нууууужен. Понимаешь?»
И опять эти глаза встретились с глазами старика. А в них столько света, столько любви, столько надежды. Безграничный поток безграничной веры. Но всё это было упаковано в такую детскую наивность и непосредственность, что с большим трудом верилось в то что он справится.
Бородатый больше не мог терпеть. Сначала слёзы застелили ему глаза, а потом просто потоком заструились по его измятым щекам. Он больше не сдерживал их. Здесь и сейчас он пытался урвать себе, хоть самую малость той печали, которая с нетерпением ждала это дитя за пределами янтарного света.
Малыш смотрел на него с недоумением. Почему он плачет, ведь я так уверен в себе, неужели он этого не чувствует?
«-Я видел», не переставая плакать, совсем тихо промолвил старик и снова погрузился в себя.
«- Да что ты такого видел?», малыш вцепился в бородатого и тряханул его как следует. «-Что? Что так напугало тебя? Умоляю скажи», жалобно просил он. Он и сам, уже так устал, что уже не понимал, действительно ли ему нужен ответ на этот вопрос.
«- Я видел. Видел, как ты не раз будешь молить забрать тебя обратно. Эта желание будет поедать и разъедать тебя днями и ночами! Месяцами и годами! Ты не справишься!», старик не говорил, а кричал. Кричал яростно и громко, как будто это могло что-то изменить. «–Ты! Теперь, ты понимаешь! Понимаешь ли ты то, что тебя никто не заберёт! Не сможет и не захочет! Поэтому здесь и сейчас ты сделаешь свой окончательный выбор!»
После этого он затих. Сдулся словно воздушный шар. Он наконец-то осознал, что все его доводы закончились. Что он использовал все возможные и невозможные попытки, чтобы предостеречь этого совсем ещё маленького, но уже с таким неуемным желанием быть нужным, бойца. Малыш глянул на него, и улыбнулся. В этой улыбке отразился свами, который ещё не услышав вопроса, заведомо знал ответ на него. Дитя терпеливо подождало пока тот успокоится, и сможет снова взглянуть, но уже не на него, а на неё.
А она, не знала что ждёт её впереди. Не знала и не хотела знать. Ведь чем бы это не оказалось, это было только её полотно. И лишь ей одной предстояло сделать выбор, что нарисовать на нём и в какой цвет разукрасить. Один на один. Она и путь. И она обязана пройти его достойно. Так что бы за неё не краснело небо и не плакали облака. И ещё раз заглянув бородатому в глаза, она попыталась поделиться всем, что излучала её душа. Всем Светом, всей Любовью, всей Верой, всей Надеждой. Всё происходящее на этом облаке ей тоже давалось не просто. Но она не могла себе позволить размокнуть их облаку ещё и от её слёз. И собравшись с силами, напоследок, она положила свою крохотную ручонку ему на плечо и проговорила настолько уверенно, насколько могла в тот момент.
«-Возвращай».