ОТСТУПЛЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ АРМИИ

ШКОЛА СТУДЕНТОВ

(август — сентябрь 1925 года)

В дополнение к прочим военным школам маршал от­крыл специальную школу студентов.

Этого требовало общественное мнение Китая, про­фессора, гоминьдан и само студенчество. В школу сту­дентов в течение августа съехалось до тысячи человек. Все это — горячая молодежь, полная энтузиазма, веры» в великое будущее своей страны и ненависти к иностран­цам. Среди них 180 гоминьдановцев, в большинстве ле­вых. Социальный состав школы был крайне пестрый: ув­леченные патриотическим порывом, волна которого захлестнула Китай после шанхайского расстрела, в воен­ную школу пошли дети богатых купцов, дети промыш­ленников, сыновья профессоров, крестьяне и дети квали- -фицированных рабочих, имевших возможность дать своим. сыновьям образование. Не менее пестрым был и пар­тийный состав школы: огромное большинство принадле­жало к беспартийным патриотам-националистам, кото­рые стремились уничтожить неравные договоры с ино­странцами, некоторая часть представляла сторонников японского лозунга «Азия для азиатов» и некоторая часть принадлежала к гоминьдану, представляя все его про­слойки от крайней правой до коммунистической левой.

Эта социальная и партийная пестрота увеличивалась тем, что студенты приехали из разных провинций и го­ворили на разных диалектах, зачастую настолько не по­нимая друг друга, что объясняться могли только на анг­лийском языке.

Китай имеет около восьми основных наречий, кото­рые так разнятся между собой, что являются почти разными языками. Во всяком случае если жители соседних провинций еще могут сговориться между собой, то жи­тели севера не понимают жителей Янцзы, а жители Янц­зы не понимают кантонцев. Точно так же жители при­морских провинций говорят на языке, отличном от язы­ка населения горных провинций Юго-Западного, Запад­ного и Северо-Западного Китая.

Правда, в последнее время группа молодых профес­соров Китая работает над созданием общекитайскога языка, но эта работа еще только развертывается, и не только китайское крестьянство и китайский пролетариат, но даже китайская интеллигенция общего для всей стра­ны языка не имеет. Это является одной из причин, по которой до сих пор в Китае держится иероглифическая грамотность: иероглифы обозначают понятия, а не слова, и поэтому хотя они произносятся по-разному в разных провинциях, но понимаются одинаково, и в тех случая, когда китайцы не могут сговориться меж собой, они объ­ясняются письменно.

Нужно отметить, что иероглифическая грамотность является одним из важнейших препятствий для развития точных наук и преподавания технических знаний, так как изучение нескольких десятков тысяч иероглифов, которые отличаются меж собой очень тонкими деталями рисунка, отнимает массу времени и чрезвычайно загро­мождает память.

Так как многие древние иероглифы обозначают по­нятия чрезвычайной философской важности и имеют раз­ное толкование, то все это вместе, естественно, наклады­вает на образование китайского студенчества отпечаток литературно-эстетического образования и лишает их точ­ных знаний, совершенно необходимых в наш машинный век высокого технического прогресса.

В старые времена в Китае вследствие жестокой диф­ференциации страны, лишенной хороших путей сообще­ния и расчлененной на отдельные области горными хреб­тами, в каждой области ученые изобретали свои собст­венные иероглифы. Этих иероглифов развелось великое множество, и они достигли цифры, близкой к сотне ты­сяч.

По повелению одного из императоров, которому на время удалось объединить главные провинции Китая и. одолеть плохие дороги и горные хребты, несколько сотен лет тому назад был создан комитет китайских уче­ных, которые получили приказание пересмотреть все ие­роглифы Китая и оставить только существенно необхо димые: привести их в систему.

После многих лет работы этого ученого комитета все иероглифы были сведены в систему, которая вклю­чила в себя несколько десятков тысяч иероглифов (око­ло 40 тысяч), и был издан декрет, что запрещается под -страхом смертной казни изобретать новые иероглифы.

Через некоторое время после опубликования декрета император, подписавший его, гулял в своем парке по берегу заросшего тростником ручья вместе с одним из ученых членов комитета.

С тростинки слетела стрекоза. Император спросил ученого:

— Каким иероглифом обозначается звук, который издает тростник, когда с него слетает стрекоза?

И ученый, подумав, ответил:

— Такого иероглифа нет, повелитель мира.
Император спросил:

— Можно ли исправить это упущение?

— Можно, — ответил ученый.

И так родился новый иероглиф, составленный из ос­новных элементов иероглифов, обозначающих понятие: тростник, звук, движение и стрекоза.

Этот иероглиф был опубликован специальным декре­том, которым было подтверждено, что больше иерогли­фов составлять нельзя и кто нарушит декрет, тому пуб­лично будет отрублена голова.

Этот старый анекдот рассказал мне маленький Ли, веселый, подвижной, как ртуть, южанин, член гоминьда­на и секретарь гоминьдановской ячейки школы.

После долгих колебаний Фэн Юй-сян разрешил иметь в школе легальную гоминьдановскую ячейку, и она на­считывала 180 гоминьдановцев.

Вначале относившийся к школе со сдержанным недо­верием и опасавшийся политических осложнений, Фэн Юй-сян решил подчинить школу своему влиянию и по­корить сердца студентов.

Он хорошо вооружил школу исправными винтовка­ми и хорошими пулеметами и сравнительно неплохо ус­троил ее в казармах, недалеко от своего штаба в Кал­гане.

Студенты жили в этой школе обычной жизнью китай­ских солдат: они вставали в 6 часов утра, упражнялись в беге и производили строевые занятия до поздней ночи, но их стол был несколько лучше общего солдатского сто­ла, и они изредка получали мясо и рыбу кроме обычной капусты и зелени.

Помещения студенческих казарм, составляющих це­лый городок в квартале возле Калганской крепости, бы­ли чисты, сухи, и каждый студент имел соломенные ци­новки, одеяло и вместо шинели носил за своими плечами широкий зонтик из промасленной бумаги на короткой деревянной ручке. В дождь колонна студентов, как и всех солдат Китая, имела несколько забавный вид: она была похожа на колонну больших грибов, пошедших войной и вооруженных магазинными винтовками.

Земляные стены казарм-были чисты, но всегда не­сколько сыроваты, и бумажные окна пропускали мало света, но все же жить и заниматься здесь можно было, а лекционные залы снабжены ученическими скамьями, классными досками и географическими картами.

Для того чтобы окончательно покорить сердца сту­дентов, Фзн Юй-сян раз в'неделю объявлял себя началь­ником их школы и либо вызывал их к себе в штаб на штабной плац, произносил речь и руководил учением, ли­бо приходил в казармы, проверял быт студентов, пробо­вал их обед и приказывал бить палками поваров, если обед был плох. Это поведение покорило студенческие сердца, так как китайский студент и весь китайский народ привык видеть своих генералов всегда за тройной охраной, на большом расстоянии и привык относиться к ним с чувством неприязни и страха.

Демократизм Фэн Юй-сяна и его внимательная за­ботливость разрушали это представление о китайском генерале, облеченном неограниченной властью (генерал-губернаторы имеют право жизни и смерти). Фэн Юй-сян проводил со школой почти весь рабочий день, иногда на глазах студентов отрываясь от работы с ними для приема какого-нибудь министра или важного сановника, и эта непосредственная близость к маршалу и предста­вителям государственной власти создавала у студентов чувство непосредственного участия в больших делах го­сударства, повышала их самоуважение и заставляла их гордиться своей ролью «избранного войска».

В основной своей массе — патриоты и националисты, студенты охотно занимались и сами следили за поддер­жанием дисциплины и порядка внутри школы.

К работе в школе студентов были привлечены почти все иностранные инструкторы, которые работали здесь вместе с китайскими офицерами.

Китайские офицеры с некоторой ревностью относи­лись к растущему влиянию иностранных инструкторов, но малокультурность и невежество кадровых офицеров давали повод для критики со стороны учеников, многие из которых были готовы к сдаче государственных экза­менов на получение ученой степени. Поэтому, естествен­но, случилось так, что самую трудную часть работы ки­тайские офицеры передали инструкторам, оставив для себя только административные функции.

Этот процесс сознательно был ускорен нажимом ин­структоров на программные вопросы в педагогическом совете, с тем чтобы добиться свободы действий и, следо­вательно, свободной воспитательной работы в духе го­миньдана.

Работа в аудиторных залах школы и на ежедневных полевых занятиях в горах чрезвычайно сблизила сту­дентов с инструкторами, и постепенно перед инструк­торами вставал живой Китай во всем разнообразии бы­та, верований и обрядностей:

крестьянский тихий Китай великой равнины, привык­ший к упорному труду и плохому вознаграждению за труд, чье главное орудие — лопата и мотыга, чьи интере­сы не идут дальше огорода; приморский Китай, буйный, полупиратский, выросший у волн прибоя, привыкший жить за счет моря, научив­шийся видеть и понимать морские чудеса и тайны, — Китай, выросший на морском черве и плавниках аку­лы, создавший мировую торговлю перламутром и жем­чугом, первый вкусивший от плодов великих цивилиза­ций Запада — спирта, миссионерских поучений и матрос­ского сифилиса; горный Китай, давший подвижных, энергичных, не­сколько суровых и полудиких героев китайских военных легенд; Китай дальнего запада, великих пустынь и песков, полукочевой и совсем дикий; Китай Северной Маньчжурии, богатой и суровой страны, строящей девятиэтажные пагоды и давший династию пышных и жестоких богдыханов, Китай, от которого равнины отгораживались Великой стеной, Китай дальнего юга, Китай джунглей Юньнани и горных громад Сычуани — родина опиума и зеленого чая, где леса перевиты лианами и остатки древних пле­мен мяо и лоло охотятся на больших обезьян.

Эти рассказы студентов о своих провинциях — рас­сказы, которые возникают в перерывах между занятия­ми и ведутся на плохом английском языке, — обычно кончаются шуткой и шутливой перебранкой между жи­телями разных провинций. Когда кто-нибудь всерьез разозлится из-за шуток и насмешек жителей других про­винций, в дело вмешивается маленький Ли, и, если шан-сийцы обижают шаньдунцев, он немедленно вставит какой-нибудь анекдот о шансийцах, чаще всего об их скупости.

Он усаживается на камень, поджав ноги, в позе ма­ленького будды, и, сверкая ослепительной улыбкой чу­десных белых зубов, начинает рассказ:

— Один шансиец пришел к реке во время разлива.Он привык ходить вброд и, увидав разлив, был очень огорчен явной необходимостью истратить десять тунзеров на переправу. Он начал торговаться с лодочником.

— Два тунзера! — сказал он.

— Десять тунзеров, — ответил лодочник и пригото­вился оттолкнуть лодку.

— Три тунзера, — сказал шансиец, входя в воду по колени.

— Десять, — ответил лодочник.

— Пять тунзеров! — завопил шансиец, когда вода до­шла до его груди.

— Десять, — показал пальцами лодочник.

— Девять тунзеров,—барахтаясь в воде, сказал шансиец.

— Десять, — сказал лодочник.

И шансиец предпочел утонуть, чем платить назначен­ную цену. Душа его попала в ад, и черти посадили его в го­рячий котел.

Шансиец не успел позавидовать богатствам ада, как его стали поджаривать, и из него потекло, он пустил сок. Котел лопнул от шансийского сока, и в аду образо­валась дыра.

— Беги, — шепнул ему младший черт.

— Да, как же, — ответил шансиец, — а кто будет торговать черепками от котла?! Чай, это моя посуда!

И вслед за дружным хохотом, который всех прими­ряет, следует команда:

— Становись!

И рабочий день продолжается.

Батальоны выстраиваются на изломанном спуске горы; их серо-синяя форма сливается с серыми камня­ми горных обрывов. Труба собирает офицеров. Им объ­яснена задача, и батальоны, получившие приказ занять горную вершину и изготовиться к обороне от наступаю­щего неприятеля, беглым шагом поднимаются в гору.

На вершине горы батальоны занимают позиции. Роты резерва устраиваются в лощинах, стараясь за­маскировать свое присутствие. Стрелки быстро окапы­ваются.

Когда позиция занята, инструкторы проверяют орга­низацию обороны, секторы обстрела, индивидуальное ис­пользование стрелками их мест. Выслушав указания, студенты записывают их в свои книжечки, и затем на­ступает их черед распоряжаться развитием решения за­дачи. Поочередно они выполняют функции офицеров и тренируются в командной работе. Из них выйдет отлич­ный офицерский состав: они очень живо соображают и отлично запоминают сказанное. Портит их только при­страстие к шаблону и отсутствие гибкости, но это, ве­роятно, потому, что они вообще мало знают военное дело. Впрочем, хороший шаблон лучше плохой импрови­зации.

Общий тон школы — веселая жизнерадостность. Она помогла изжить разгильдяйство, и в школе легко уста­новилась хорошая дисциплина, которой добивались са­ми студенты.

Очень охотно и быстро школа усвоила пулеметное дело: им всем очень нравятся эти машины, которые в наилучшей форме способны удовлетворить страсть ква­лифицированного бойца к личному участию в бою.

Несколько задержавшись на изучении взаимодействия частей, все студенты усвоили технику стрельбы и с ув­лечением занялись тактикой пулеметного дела. Победивпервичное стремление к башне и камню, свойственное всем городским юношам, они научились ценить окоп, вырытый в земле, маскирующий пулемет и дающий наи­лучший обстрел.

Офицеры явно начинают пасовать перед студентами по тактике: им мешает их консерватизм и старая такти­ка, на которой они воспитаны.

Из этой школы может выйти Вампу севера, если Фэн Юй-сян не использует ее по какому-либо другому назначению.

Но растущее влияние гоминьдановской ячейки замет­но начинает беспокоить штаб армии, и Фэн Юй-сян уже отчислил от школы нескольких студентов, которые ока­зались слишком левыми гоминьдановцами.

В связи с этим китайские офицеры школы подняли вопрос о том, чтобы закрыть и самую ячейку гоминьда­на, но вмешательство руководителя политического клуба при армии, д-ра Сюй Цяня, весьма авторитетного китай­ского ученого, члена Политбюро пекинского гоминьдана, сохранило ячейку, и оппозиция кадровых офицеров бы­ла сломлена.

Ячейка гоминьдана начала выпускать небольшую ру­кописную газету, несколько раз в неделю устраивает со­брания, и в сферу ее влияния втягиваются все новые и новые группы студентов. Правда, этому в немалой сте­пени помогает сама идейная бесформенность гоминьда­на, который дает вполне приемлемые лозунги и для на­ционалистов-патриотов— национализм, и для сыновей мелких буржуа — демократизм, и для рабочей группы студенчества — социализм.

Но все же даже эта недостаточно отчетливая про­грамма гоминьдана оформляет патриотические порывы и во всяком случае учит студенчество бороться за на­циональное освобождение Китая и за национально еди­ный демократический Китай.

 

«ГЭЛАОХОЙ»

(общество «Старых братьев»)

Прибывший из Фэнчжзнтина генерал Ван Чжэн-хуэй познакомил нас со своим другом, маленьким генералом Цзян.

Генерал Цзян, сухонький, пожилой человек, посту­пил к Фэн Юй-сяну на службу еще тогда, когда Фэн Юй-сян был командиром 16-й стрелковой бригады.

Сын очень бедного ремесленника, генерал Цзян во время службы в штабе Фэн Юй-сяна познакомился с одним немцем, который научил его приготовлять кон­сервы. Так как организовать производство китайских фруктовых консервов было патриотической задачей, то Фэн Юй-сян одолжил ему несколько тысяч долларов на первоначальное оборудование фабрики, и, числясь на службе в штабе бригады, генерал Цзян огранизовал Небольшую консервную фабрику, которая к сегодняшне­му дню выросла в крупное предприятие и своими консер­вами с маркой «Автомобиль» начинает вытеснять иност­ранные консервы с пекинского рынка.

Генерал Цзян — радикально мыслящий буржуа и очень милый человек. Если бы мне предложено было сделать выбор между генералом Цзян и генералом Ван Чжэн-хуэй, сыном чиновника, я -безусловно выбрал бы генерала Цзян, который во всяком случае будет защи­щать свою фабрику от сокрушительного действия нерав­ных договоров и в силу этого всегда останется хорошие патриотом.

Генерал Цзян сообщил мне биографию маршала.

Фэн Юй-сян происходит из провинции Аньхой и ро­дился в семье кровельщика. Его отец в 80-х годах ми­нувшего столетия работал у одного крупного помещика, дети которого готовились держать экзамен на зва­ние офицера в армии богдыхана.

Отец Фэн Юй-сяна помогал им в их занятиях по стрельбе из лука и ружья, по фехтованию одним и дву­мя мечами и по метанию копья. Когда они отправились держать экзамен, он получил приказ сопровождать их в этой поездке, и, когда оба барича провалились на эк­замене, он выдержал экзамен и променял ремесло кро­вельщика на чин офицера в армии императора.

Он умер в чине командира роты.

Фэн Юй-сян до 1900 года не вступал в армию и изу­чал ремесло своего отца, но в 1900 году он принял уча­стие в восстании «Большого кулака» (боксерском вос­стании) и после подавления восстания, в 1902 году, всту­пил на службу в армию богдыхана рядовым солдатом. Так как он был грамотен, то очень скоро был назначен ротным писарем, а к 1908 году дослужился до чина ко­мандира роты.

Когда отец Фэн Юй-сяна умер, последний похоронил его с подобающей пышностью и показал себя почтитель­ным сыном: на могиле своего отца он, как и надлежало по обряду, сжег сделанные из дерева и бумаги модели, изображающие имущество отца (модель его дома, его оружия и пр.), и в память о том, что отец был ротным командиром, на могиле была сожжена рота бумажных солдатиков.

Похоронив отца, Фэн Юй-сян продолжал военную службу и женился на китаянке родом из города Гирин.

В 1910 году Фэн Юй-сян получил назначение коман­довать батальоном в гарнизоне города Шанхайгуань (250 километров северо-восточнее Пекина).

В 1910 году гарнизон Шаньхайгуаня поднял восста­ние против императора и хотел провозгласить респуб­лику, но восстание было подавлено, многие участники казнены, а Фэн Юй-сян был приговорен к пожизненному заключению и посажен в тюрьму в городе Нанкин. Ре­волюция 1911 года освободила его из тюрьмы, и он был назначен командиром полка в гвардии поезидента.

Он долго командовал полком, но в 1917 году, когда он был уже командиром 16-й стрелковой бригады, он отказался выполнить приказ Дуань Ци-жуя идти усми­рять крестьян, поднявших в провинции Сычуань восста­ние, и за это был смещен с должности..

 

Он был в отставке, когда в Пекине произошла по­пытка монархического переворота, и Дуань Ци-жуй вы­нужден был бежать в Тяньцзинь. Тогда Фэн Юй-сян сам вернулся в свою 16-ю бригаду, вступил в командование, прогнавши командира бригады, занял станцию Лофан между Пекином и Тяньцзинем, разрушил железнодо­рожное полотно й остановил наступление монархистов, которые шли на Тяньцзинь.

Выступление Фэн Юй-еяна помогло разбить монар­хистов, и он был оставлен командиром 16-й бригады. Но скоро после этого он получил приказ идти на юг во­евать против доктора Сунь Ят-сена. Фэн Юй-сян ответил президенту, что Сунь Ят-сен сам знает, что ему нужно делать, и что он, Фэн Юй-сян, считает неправильным препятствовать великому революционеру выполнять его планы. В ответ на это Дуань Ци-жуй снова отстранил его от командования бригадой, но так как все офицеры в ответ на этот приказ подали в отставку, то он отменил свое распоряжение и ограничился тем, что отправил бри­гаду Фэн Юй-сяна на стоянку в город Чанша, на юг Китая.

Во время этой стоянки Фэн Юй-сян женился снова, так как его первая жена умерла, и познакомился с хри­стианами-миссионерами. Это знакомство устроила его жена, которая окончила миссионерскую школу и была ревностной христианкой. Фэн Юй-сян принял сам кре­щение, крестил всю свою бригаду в христианскую веру и начал вести ревностную пропаганду христианства. В его бригаде еженедельно совершались церковные слу­жения и каждый вечер солдаты пели псалмы. Опираясь на христианскую библию, Фэн Юй-сян запретил курение табака, употребление спиртных напитков и искоренил разврат в своей бригаде. За нарушение этих правил он строго наказывал палками и добился от солдат хоро­шей дисциплины.

Через некоторое время, когда д-р Сунь Ят-сен начал организовывать Северный поход, Фэн Юй-сян со своей бригадой ушел в провинцию Шэньси. Губернатор про­винции заболел -и умер, и губернатором сделался Фзн Юй-сян.

Во время стоянки в провинции Шэньси Фэн Юй-сян показал себя отличным администратором: он устроил в провинции хорошие дорога, разогнал шайки раабойников, и под его управлением провинция вела спокойную жизнь.

В провинции Шэньси Фэн Юй-сян организовал 11-ю дивизию, которая тоже приняла христианство и была воспитана в правилах строгой добродетели. Несколько германских инструкторов улучшили обучение этой диви­зии, и она считалась очень хорошей воинской частью к тому времени, когда возникла первая война между Чжан Цзо-лином и У Пэй-фу.

В разгар этой войны Фэн Юй-сян неожиданно вы­ступил на стороне У Пэй-фу против Чжан Цзо-лина. Одна из бригад его 11-й дивизии, под командой бывше­го в те дни генерал-майором нынешнего губернатора провинции Чахар, генерала Чжан Чжи-цзяна, удержи­вала войска Чжан Цзо-лина в провинции Хэнань в те­чение большого пятидневного сражения. Две другие бри­гады, под командой генерала Ли Мин-чжуна, нынешне­го губернатора провинции Суйюань, вышли в тыл вой­скам Чжан Цзо-лина возле города Баодин и помогли У Пэй-фу разбить эту армию. Войска Чжан Цзо-лина потеряли много артиллерии и отступили в Маньчжурию. Пекин был занят войсками У Пэй-фу, и власть пере­дана генералу Цао Куню. Генерал Дуань Ци-жуй бе­жал в Тяньцзинь и укрылся на японской концессии.

В награду за свою помощь генерал Фэн Юй-сян был назначен генерал-губернатором провинции Хэнань.

Вступив в эту должность, Фэн Юй-сян очень быстро начал формировать новые войска.

Так как он сформировал три бригады войск кроме 11-й дивизии, то У Пэй-фу стал бояться, что Фэн Юй-сян может с ним конкурировать. Для того чтобы Фэн Юй-сян не мог сформировать большую армию, У Пэй-фу прислал к нему своего друга на должность военного со­ветника и приказал контролировать работу Фэн Юй-сяна.

В тот же день, как этот человек приехал, Фэн Юй-сян велел его казнить и донес У Пэй-фу, что прислан­ный им человек оказался двоюродным братом одного купца, который имеет своего двоюродного брата офицером в армии Чжан Цзо-лина, и что поэтому он казнен как шпион Чжан Цзо-лина.

У Пэй-фу очень рассердился и для того, чтобы ли­шить Фэй Юй-сяна возможности формировать армию, приказал ему отправиться в Пекин и занять должность главного инспектора войск Китая. Для того чтобы Фэн Юй-сян не очень обижался, У Пэй-фу дал ему чин мар­шала, но разрешил взять в Пекин только 11-ю стрелко­вую дивизию.

Однако Фэн Юй-сян дал взятку военному министру и получил право расквартировать в Пекине 11-ю дивизию и три инженерных батальона.

Под видом инженерных батальонов в Пекин были приведены три бригады из войск, сформированных в провинции Хэнань, и, таким образом, Фэн Юй-сян толь­ко выиграл во всем этом деле: он получил чин маршала, стоянку в Пекине и сохранил свои войска.

В 1924 году возникла вторая война между У Пэй-фу и Чжан Цзо-лином. Во время этой войны Фэн Юй-сян выступил на фронт вместе с войсками У Пэй-фу и занял провинцию Жэхэ, но, когда разгорелась война, он от­крыл фронт и вернулся в Пекин. У Пэй-фу был разбит и с остатками своих войск бежал в провинцию Хубэй. Раз­гром У Пэй-фу был полный, и У Пэй-фу удалось спасти только 3 тысячи офицеров и часть вооружения, с кото­рыми он сел на корабль, отплыл из Тяньцзиня, по доро­ге взял контрибуцию с го'рода Чифу в размере 100 ты­сяч рублей и прибыл в провинцию Хубэй.

Фэн Юй-сян, который занял Пекин, выгнал из Пеки­на жившего там наследника богдыханского престола, лишил его пенсии, которую тот получал в размере б миллионов долларов, объявил народной собственно­стью все имущество императорской фамилии и разогнал вое монархические клубы. Так -как он знал, что монар­хист Чжан Цзо-лин будет очень сердит за эту оконча­тельную ликвидацию китайской монархии, он оставил в Пекине небольшой гарнизон и со своей армией ушел в Калган, где и сделался генерал-губернатором провин­ций Чахар и Суйюань.

В настоящее время при помощи генерала Ма, кото­рый поднял восстание в его пользу в провинции Ганьсу, он и эту провинцию присоединил к своему генерал-гу­бернаторству.

Трудно было судить о степени достоверности биогра­фии Фэн Юй-сяна, изложенной генералом Цзян, но об­щая схема биографии была подтверждена впоследствии генералом Ван Чжэн-хуэй и, вероятно, правдива.

В первый же год своего пребывания в этих провин­циях Фэн Юй-сяну пришлось столкнуться с работой и влиянием большого крестьянского тайного общества «Гэлаохой» («Старых братьев»).

Вероятно, еще в период боксерского восстания Фэн Юй-сян, который в нем участвовал, либо был членом ка­кого-нибудь тайного общества, либо был связан с об­ществом.

Общество «Гэлаохой», по словам одного из его ру­ководителей, м-ра Бао Тина, возникло почти сто лет то­му назад и получило большое развитие. В настоящее время оно имеет более полумиллиона членов и его ор­ганизации своей сетью покрывают весь Северный и Се­веро-Западный Китай. Общество имеет полумасонскую организацию. Во главе его стоит выборный начальник, который носит высокое звание «голова дракона». На­чальники провинциальных отделов общества именуются «голова лошади». Власть руководителей чрезвычайно велика, и им повинуются и члены общества и начальни­ки многих отдельных шаек «туфэев» (полуразбойничьи отряды), которые, по существу дела, не разбойничают, а выполняют задачи общества и часто сражаются с на­стоящими разбойниками.

Общество имело в истории Китая и имеет в настоя­щее время большое влияние на политическую жизнь страны, и все крупные провинциальные начальники ста­раются установить с обществом добрососедские отноше­ния. Крестьянское по преимуществу, общество «Гэлао­хой» ставит своей задачей борьбу с помещиками и ро­стовщиками за передачу земли в общинное владение тех, кто ее обрабатывает.

Этой цели оно намерено достигнуть путем организа­ции крестьянского восстания.

Цель восстания — организовать политическую власть, во главе которой должны стать наследники династии Мин и которая должна будет осуществить аграрную про­грамму общества.

Только в этом году на тайном съезде общества ре­шено было заменить программу восстановления импера­торской династии Мин программой организации респуб­ликанского правительства, способного осуществить аг­рарную программу общества.

В конкретной политике общество организует борьбу крестьян за уменьшение арендной платы и помогает крестьянам в каждом отдельном выступлении и кон­фликте с помещиками и милитаристами. Генерал-губер­наторство Фэн Юй-сяна в северо-западной области -на­чалось с конфликта со «Старыми братьями». Ли Мин-чжун, губернатор Суйюани, зимой 1925 года казнил од­ного из лидеров тайного общества, и в ответ на это по приказу общества крестьяне и отряды туфэев окружили и подвергли осаде его замок в городе Гуйхуачэн. Осада длилась три дня и была снята только тогда, когда Ли Мин-чжун обещал обществу в дальнейшем вести друже­любную политику и возместил ему расходы по осаде его замка, которые выразились в общей сумме 10 долларов на каждого участника осады.

Этот конфликт научил Фэн Юй-сяна и его генералов относиться с должным уважением к силе общества, осенний съезд происходил в 1925 году в Калгане, по раз­решению Фэн Юй-сяна и при участии его представителей.

Общество заключило с Фэн Юй-сяном договор и обе­щало помочь ему в борьбе против Чжан Цзо-лина.

В осуществление этого решения «Гэлаохой» выстави­ло конную бригаду, которая поступила на службу в ар­мию Фэн Юй-сяна. Бригада прибыла в город Баотоу вполне укомплектованная, снабженная лошадьми, экипи­рованная и вооруженная, за счет общества, пистоле­тами Маузера. Фэн Юй-сяну оставалось только дать ей карабины. Предполагалось, что бригада будет произво­дить конные атаки, стреляя из маузеров, а карабины ей паны были для того, чтобы она могла вести также и пе­ший бой.

Бригада состоит из хороших наездников, набранных из жителей селений, пограничных с пустыней Ордос и пустыней Гоби, полукочевников, бравых парней.

Командный состав бригады состоит из членов обще­ства, а командиром бригады назначен генерал Чжао.

Генерал Чжао, крестьянин, атлетически сложенный мужчина, любит хвастать своими бицепсами и закалом своего тела. Действительно, и то и другое у него в пре­восходном состоянии, и он обычно спит на воздухе в гер­манском офицерском спальном мешке, но других талан­тов онемеет иемного, несколько простоват, хотя и себе на уме. Храбрый Я деятельный, он вполне подходит к этим полудиким всадникам, которые повинуются своим тайным вождям и с их санкции выполняют боевые при­казы генерала Чжао.

Стоянка этой бригады назначена в городе Баотоу, ко­нечной станции Пекин-Суйюаньской железной дороги. Он расположен на берегу реки Хуанхэ. Баотоу, собст­венно, не город, а большая узловая станция кара'ванных путей. Весь окруженный высокой стеной, часто осажда­емый шайкой туфэев, он состоит из гостиниц, постоялых дворов, купеческого квартала и квартала публичных до­мов. В нем небольшое население, наполовину проезжее, огромное движение верблюжьих транспортов, каждый в несколько сотен верблюдов, и большой торг шкурами, шерстью и другими богатствами пустыни.

Долина Хуанхэ очень богата хлебными культурами. Она защищена с севера горным хребтом, входящим в систему западных гор, и поэтому не знает холодных вет­ров с близлежащей Гоби. Но бичом долины являются частые наводнения, уносящие сотни деревень, и песча­ные бури от близлежащего Ордоса, на границе которого в Эдженхоро покоится прах Чингисхана (в 150 километ­рах от Баотоу).

Вид на Баотоу и на долину Хуанхэ с вершины гор, поднимающихся пологими уступами за Баотоу, очень хорош: долина похожа на клетчатую юбочку шотландца, в которой все клетки зеленые с черно-желтым, и через них брошена серебряная лента Хуанхэ.

У стен города, в старой кумирне «Трех драконов», где под столетними деревьями из трех каменных пастей драконов бьют три холодные струи кристально чистой во­ды, расположилась бригада «Старых братьев». Этот превосходный обычай, введенный Фэн Юй-сяном, зани­мать под казармы старые кумирни и монастыри сэко­номил войсковой казне не одну сотню тысяч. И китай­ский народ, малорелигиозный вообще, не в обиде на Национальную армию за это разрушение святынь, и сол­даты Национальной армии имеют великолепные чертоги, не всегда, впрочем, удобные: боги любили пышность и были равнодушны к комфорту.

Под сенью старых деревьев члены общества «Гэлао­хой», ставшие солдатами Национальной армии, проходят военную подготовку, занимаются спортом, танцуют пре-.' восходныи танец «дао» и слушают доклады гоминьданов-ских лекторов, которых прислал в Баотоу т. Сюй Чэн.

Старые боги, с прекрасным равнодушием улыбающих­ся бронзовых лиц, наблюдают эту жизнь, и их руки под­няты в неизменном благословляющем жесте.

* *

Кроме общества «Старых братьев» в Китае сущест­вует еще добрый десяток тайных обществ разной силы и численности: общество «Красных пик», «Большого но­жа», «Малого ножа», «Большого кулака», «Длинново­лосых» и другие. Общая численность их членов, вероят­но, превосходит два миллиона. Почти все это крестьян­ские общества — в этот перечень я не включаю много­численные приморские полупиратские, полукупеческие тайные организации, действующие в дельтах Янцзы и Сицзяна.

Их программа в большинстве преследует очень ту­манные политические цели и направлена на осуществле­ние аграрной революции. Путаясь между «справедливой монархией» и «демократической республикой», они, од­нако, очень отчетливо знают, что нужно добиться «спра­ведливой арендной платы» — по одним уставам,и пере­дачи земли тем, кто ее обрабатывает, — по другим. Их основная цель — аграрная революция, их личный со­став— крестьяне, арендующие землю у богачей.

За последнее время деятельность тайных обществ за­метно оживилась. В Северо-Западном Китае она уси­лилась движением, возникшим среди монголов, населя­ющих Чахар и Внутреннюю Монголию. Барга, Шин-Барга, Жэхэ и северная часть Чахара установили связь с Монгольской республикой, с обществом «Гэлаохой», с гоминьданом и Фэн Юй-сяном. Эти провинции, гранича­щие с Маньчжурией и Чжили, являются по существу колониями Китая. Среди кочевников-монголов, населяю­щих эти провинции, под влиянием примера Монгольской республики возникло стремление освободиться от власти своих «гунов», «гыгенов» и прочих больших и малых феодальных владетелей. Монгольские хошуны — управ­ление кочевых общин — шлют своих делегатов в Ургу и Калган, хотя, кажется, Урга, ставшая теперь Улан-Ба­тором (новое название Урги, монгольской столицы — «Красный Богатырь»), больше привлекает их сердца.

Великие степи оживились, из уртона в уртон скачут гонцы с тайными грамотами, в глубине степей возникают союзы и заговоры, организуется движение монголь­ской бедноты — и Внутренняя Монголия предлагает сво­их всадников Фэн Юй-сяну для борьбы с Чжан Цзо-ли-иом, если он обязуется отстаивать автономию Внутрен­ней Монголии.

Организующим ядром этого движения является груп­па бурят, которые считаются передовым народом среди среднеазиатских монгольских племен. Работники этой группы учились в школах Москвы и Пекина.

Если Фэн Юй-сян согласится признать автономию Внутренней Монголии и даст кочевникам оружие, его пути сообщения будут в безопасности и Маньчжурия подвергнется набегам конных отрядов. Национальная армия может найти сильного союзника в молодом анти­феодальном движении монгольского народа.

Тайное общество «Красных пик» в Хэнани начало действовать. Его отряды нападают на армию Чжан Цзун-чана в провинции Шаньдун и на армию союзника Фэн Юй-сяна, вторую Национальную армию Юэ Вэй-цзюня.

Вторая Национальная армия собрала в Хэнани на­логи за пять лет вперед, и действия «Красных пик» — это крестьянское восстание против такой грабительской системы.

Юэ Вэй-цзюнь — ненадежный союзник и не гоминьда-новец. Его политика пока носит все типичные признаки обычной милитаристской политики.

Нужно думать, что в решительную минуту не толь­ко первая Национальная армия не сможет рассчитывать на его армию, но и он сам вряд ли может на нее рас­считывать.

Газеты полны известиями о восстании «Красных пик» и о поражениях, которые потерпели отдельные гарнизо­ны второй Национальной армии. Крестьянское восстание все время разрастается и охватывает все новые и но­вые уезды в провинции Хэнань.

Юэ Вэй-цзюнь принужден стягивать свои гарнизоны в большие центры и собирать войска в компактные мас­сы, для того чтобы они не были перебиты по частям.

Хотя гоминьдан пока еще и поддерживает Юэ Вэй-цзюня, но восстание крестьян, поднятое «Красными пиками», показывает, что. гоминьдан напрасно связал свое знамя со знаменем Юэ Вэй-цзюня.

Фэн Юй-сян в своих речах порицает образ действий Юэ Вэй-цзюня и рекомендует ему удовлетворить требо­вания крестьян и заключить союз с «Красными пиками».

Тайные общества — серьезная сила, с которой необ­ходимо считаться.

ВОЙНА В ЧЖИЛИ

(ноябрь — декабрь 1925 года)

 

Все более отчетливо выявляющиеся симпатии Фэн Юй-сяна к гоминьдану и уже начавшееся формальное сотрудничество с гоминьданом, которое выразилось в организации политического клуба при штабе