Бекасова Е.Н.
Наиболее мифологизированные лингвистические понятия относятся к представлениям о старославянском языке и древнейшим славянским азбукам. Ряд спорных и нерешённых проблем, помноженных на фрагментарность современного образования и насыщенность интернет-ресурсов псевдонаучными данными, способствует распространению и утверждению в российском обществе сведений, компрометирующих не только науку, но и духовные и просвещенческие основы славянского мира, что обусловливает необходимость тщательной проработки определения и содержания древнейшего литературно-письменного языка славян.
Ключевые слова: старославянский язык, глаголица, кириллица, кирилло-мефодиевские традиции, деятельность Кирилла и Мефодия, литературный язык
Современная эпоха в силу основных тенденций так называемой модернизации системы образования в условиях глобализации, цифровизации и всеобъемлемости средств массовой информации весьма склонна к мифотворчеству, отошедшему от своей роли первичного орудия познания человеком окружающего мира и переместившемуся на новую почву – науку. Специалисты отмечают ремифологизацию как значащую, а в ряде случаев определяющую часть жизни общества. В трансформации мифа усиливается его поведенческая составляющая, обусловленная идеологическими и политическими параметрами, борьбой «прогрессивного» и «регрессивного», частных и общественных интересов, конфликтами «старого» и «нового», «своего» и «чужого» и под., чего отнюдь не лишены современные наука и образование, ведомые «европейскими ценностями», процессами оптимизации, модернизации, интенсификации, а главное коммерциализации и реформированием всего и всех. Лакуны научного познания, творческой интерпретации и взвешенной популяризации незамедлительно заполняются мифами как результатом фрагментарности знаний, невежественной категоричности, сопричастности к так называемым «научным» школам или личной заинтересованностм в эпатажности и идеологической конъюктурности.
Особенно это сказывается на тех явлениях, которые в той или иной степени касаются практически каждого или вызывают интерес у многих. В этой связи язык, как одна из самых востребованных составляющих научного познания, активно обрастающая мифами, в том числе и на уровне защит диссертаций на соискание различных степеней. научных статей и под. (см., например: [6; 10]). При этом «мутируют» в мифы те разделы лингвистики, которые «на выходе» могут быть каким-то образом связаны с идеологией и политикой. Безусловно, самой «проблемной» зоной в этом плане оказывается русский литературный язык, или – для совсем уж невежественных людей – весь русский язык [5]. Такой подход к языку позволяет с лёгкостью перечеркнуть не только наличие языка культуры, науки и образования, но поставить под сомнение всю историю народа – и соответственно весь народ. В качестве наиболее наглядных доказательств такого положения можно привести неимоверно длительный период «присвоения» русскому языку статуса государственного, многочисленные противоречия в законе о государственном языке Российской Федерации, его откровенное неприятие и даже смелое попрание на территории России и безудержное унижение на территории ряда стран, например, входивших в СССР.
Языковые проблемы только на первый взгляд кажутся легковесными и призрачными, однако, как показывают реалии XX в., именно они свидетельствовали о распаде колониальных систем, порождая в свою очередь практические неразрешимые коллизии государственного обустройства. Более того, язык не только не теряет, но и с возможностями стремительной передачи информации упрочивает свои позиции мощнейшего инструмента влияния на сознания людей, причём в глобальных масштабах. Статус русского языка сыграл свою роль во всех «революциях» на Украине, а полная и повсеместная «украинизация» – один из важнейших рычагов эффективного переустройства государственной системы с разворотом с точностью наоборот. В настоящее время аналогичные процессы отталкивания русского языка наблюдаются в Белоруссии в неистребимом желании протестных сил «прорваться» в «европейское благоденствие».
Исторически сложилось так, что русский язык в развитии его литературного компонента был теснейшим образом связан с древнейшим литературно-письменным языком славян, отразившемся в структуре и системе русского литературного языка своеобразным сочетанием и взаимодействием исконных (восточнославянских) и старославянских (южнославянских по происхождению) языковых явлений. Вследствие этого проблемы древнейшего литературно-письменного языка славян в той или иной степени проецируются на русский язык. Некая притягательность языка, для которого чаще всего используется традиционное название старославянский язык (о других названиях см. [7; 8, с. 8-9]), заключается в том, что обывателями он чаще всего осмысливается как старый славянский язык, к которому без сомнений относят всю оригинальную древнерусскую литературу и то, что графически оформляется старой (до реформы 1918 г.) кириллицей. Печально, что такое невежество распространено в образовательной системе. В частности, среди учителей русского языка и литературы устойчиво мнение, что «Слово о полку Игореве» написано на старославянском языке, таким образом древнерусская литература с их лёгкой руки лишается мирового шедевра. Судя по многолетнему анкетированию, большинство первокурсников филологического факультета Оренбургского государственного педагогического университета в школе не слышали или не помнят о Кирилле и Мефодии; не могут назвать наиболее значимые даты их подвижнической деятельности; не знают, в чём заслуга братьев перед славянами и другими народами, и практически не соотносят древнейшие славянские алфавитные системы с именами Учителей славянского народа. Как правило, школьники и студенты, участвующие в олимпиадах и конкурсах, показывают поверхностные знания о деятельности Кирилла и Мефодия, доходит до своеобразных «открытий» типа того, что Кирилл «изобрёл» латиницу и т.п.
Ряд сайтов, включая образовательные, нередко содержат искажённые сведений о Просветителях славянского народа, что позволяет судить о своеобразном «учебном» мифотворчестве, идущем вразрез с научными знаниями. С одной стороны, активно разрушается историко-культурный фон эпохи, в результате чего Кирилл Философ представляется то преподавателем философии, которую он знал лучше университетских профессоров, то просто библиотекарем. Более того, на уроке для подготовительной группы детского сада в былинном стиле повествуется о «святой Руси, о далёких временах, вам неведомых», когда жили 7 братьев и «явились два просветителя, мудрые братья»: старший управлял княжеством, младший «мечтал писать» книги и придумал славянские буквы – «и долгое время на Рус была одна книга Евангелие, по которой учились дети», «на Руси стали строить храмы, а Кирилл ходил и освещал их». Адаптация к детскому восприятию сведений, которыми не вполне владеет автор урока, оборачивается вульгаризацией исторических реалий и необходимостью в дальнейшем выправления историко-географической «кривизны». Безусловно, сложнейшие проблемы изучения многовековых Кирилло-Мефодиевской традиций, их философское, историческое, культурное и филологическое преломление в современной науке трудно изложить в популярной форме, особенно с учётом более чем тысячелетнего разрыва, однако нельзя допускать вульгаризации и мифологизации того, что является достижением и достоянием славянских народов.
В б о льшей степени мифотворчество касается феномена древнейших славянских азбук: по версии интернет-«информации» для учителей и школьников, Кирилл создал (придумал / сочинил) кириллицу и называл её в честь себя; братья придумали глаголицу для западных славян, а кириллицу – специально для Киевской Руси; глаголица на Руси использовалась для «передачи церковнославянских текстов», в бытовой письменности использовалась кириллица и под. И это только часть доступных всем интернет-ресурсов, где находится, как совершенно точно в своё время определил А.А. Зализняк, «гора абсурдов, дилетантской чепухи и фантасмагорических вымыслов», игнорирующих «профессиональную науку и здравый смысл» [16, с. 131].
Безусловно, истоки такого невежества, перетекающего в псевдонаучные мифы, коренятся, с одной стороны, в привычной особенности российского государства – упорном небрежении собственной историей и старательном забвении славных имён; с другой стороны, мы имеем дело с типичным проявлением «дикости, подлости и невежества», которые «не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим» [25, с. 215].
Однако и сам феномен старославянского языка, и сложность всей проблематики кирилло-мефодиевского наследия, связующие в единое целое историю, культуру, филологию, определяют необходимость тщательной проработки материала, особенно в процессе его школьного и вузовского преподавания, тем более, что славянская и, в частности, русская ментальность произрастала и прирастала традициями «почитания книжного», идущего от Кирилла и Мефодия [3; 9].
Необходимо подчеркнуть, что практически все дискуссионные и нерешённые языковые вопросы, в той или иной степени связанные с проблематикой древнейшего литературно-письменного языка, неуклонно упираются в краеугольный камень любого научного познания – понятийный аппарат. Однако в этом плане за общеупотребительными названиями старославянский, церковнославянский и русский языки стоит не только сложная и нередко противоречивая лингвистическая традиция, но и весьма условная терминология. Для целей настоящей статьи, ограниченной рамками рассмотрения сути старославянского языка, необходимо разобраться с разнообразием терминологических номинаций и спецификой феномена древнейшего литературно-письменного языка славян (см., например: [15; 21].
Такой подход требует прежде всего определения форм существования языка, особенностей его функциональной, а затем и функционально-социальной парадигмы. Стратификация (от лат. stratum и facio – ‘расслаивание’) языка и соотношение его компонентов, или уровней, страт (от лат. stratum — ‘слой, пласт’), во многом обусловлены определёнными историко-культурными факторами и особенностями языковых ситуаций различных эпох. Например, в родоплеменных обществах сферы общения слабо дифференцированы и языковые ситуации характеризуются гомогенностью (однородностью), в связи с чем язык племени представлен, как правило, диалектом, который, как и другие страты, с течением времени претерпевает изменения. В условиях социальной дифференциации общества и возникновения новых сфер общения языковая ситуация становится гетерогенной, потому что кроме диалекта, появляются новые – наддиалектные (стоящие над диалектами и сочетающие разнодиалектные признаки) – формы существования языка: язык устного народного поэтического творчества, язык религии, устное право, городское койне, просторечие и литературный язык [2; 30]. При этом следует отметить, что «наиболее значимая» [30, с. 307] разновидность наддиалектных образований – литературный язык – возникает на определённом этапе развитии общества, когда появляется настоятельная потребность обслуживания «высших» сфер коммуникации, как правило, права и религии, и является стратой, характеризующейся определённым уровнем обработанности языка, что может достигаться в полной мере только при реализации языка в письменной форме. Более того, в Средние века определённые условия возникновения литературного языка, наличие письменности и достаточно узкая сфера его использования обусловливают использование в качестве литературной страты чужого языка, например латыни в Западной Европе, старославянского языка среди славян, арабского языка в странах ислама и под.
Однако письменность, являющаяся важнейшим открытием эволюции человеческой цивилизации, становтся не только насущной потребностью общества – чаще всего на уровне государственного устройства, – но и требует его достаточно высокого филологического развития [14; 20], вследствие чего возникновение письменно-литературных языков представляет собой уникальное явление, неразрывно связанное с многовековым усовершенствованием системы письма. Достаточно упомянуть, что алфавитные системы, базирующиеся на соотношении письменных знаков и фонем, впервые возникают приблизительно в XXVII в. до н. э., затем постепенно в II-I тысячелетии на основе финикийского алфавита складывается греческая алфавитная система, на основе которой почти тысячелетие спустя появляется латинский алфавит, ставший в период христианизации Европы базовым практически всех западноевропейских языков в связи с агрессивной политикой католичества, не допускающей для богослужебных книг иного письма, кроме латыни.
В той или иной степени под влиянием греческой алфавитной системы создаются древнейшие азбуки старославянского языка во второй половине IX в. – глаголица и кириллица. С одной стороны, первая славянская азбука возникла на византийской почве благодаря деятельности одного из выдающихся греческих умов – Константина Философа, который, по всей видимости, в 863 г. завершил поиски своих «споспешников» по созданию славянской письменности, начатые приблизительно с 820 г. С другой стороны, обе славянские азбуки, имея связь с греческим алфавитом, обладают очевидной близостью, которая требует определения последовательности их возникновения.
С первых шагов славянской филологии и отчасти до сих пор дискуссионным является вопрос о том, какая из двух славянских азбук принадлежит Константину Философу, поскольку между двумя азбуками существует определённая преемственность в начертании букв, обозначающих звуки, свойственные славянским языкам, вследствие чего бесспорным признаётся, что алфавитная система, созданная младшим братом, легла в основу другой азбуки (подробнее см.: [1; 11; 17; 18; 22; 23; 36; 37]). По мнению большинства исследователей (особенно после дискуссии 30-х годов ХХ в.), оригинальность глаголицы (все буквы имеют своё особое начертание, не имеющее аналогий с другими алфавитными системами; порядок букв соответствует обозначаемым ими цифрам и др.) и её древность, подтверждаемая палимпсестами (памятниками, где по смытому древнему тексту, обычно глаголическому, писали кириллицей),свидетельствуют о первичности глаголической азбуки. Однако почти такие же причины выдвигаются сторонниками древности кириллицы, так как, по их мнению, глаголица возникла как тайнопись на основе созданной Первоучителем алфавитной системы. Этим они объясняют и оригинальность начертаний глаголических букв, и меньшую её распространённость по сравнению с кириллицей. Показательны в этом плане трактовки начертания первой буквы глаголицы Азъ, представляющей собой крест. Н.Н. Дурново усматривает в этом глубокий смысл, вкладываемый Константином в создаваемую им азбуку: ведь буквы созданы для перевода Святого Писания. Это чётко укладывается в легенду о возникновении древнейшей славянской азбуки, изложенную в житиях Константина («и вскоре открыл ему буквы бог, что внимает молитвы рабов своих, и тогда сложил письмена и начал писать слова евангелия: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог » [ 26, с. 87 ]) и Мефодия («И здесь явил бог Философу славянское письмо » [ 26, с. 97 ]). Сторонники первичности глаголицы в особенностях первой буквы глаголицы усматривают доказательства создания её как определённого шифра: крест как бы благословляет азбуку и ограждает крестною силою, что было необходимо в условиях гонения славянской письменности.
К косвенным доказательствам первичности глаголицы следует отнести и названия древнейших азбук. Для средневекового автора столь же естественно назвать своё создание не собственным именем, а глаголицей, от слова глагол – ‘слово, речь’(вспомните Пушкинское «глаголом жечь сердца людей »), как и для его учеников назвать азбуку, составленную на основе алфавитной системы своего учителя, – кириллицей. При этом следует подчеркнуть, что древнейшую азбуку составил Константин Философ, который в Риме перед смертью принял постриг, «добавив к свету собственного имени свет имени своего святого патрона Кирилла (знаменитого греческого теолога первой половины V в.)» [ 26, с. 141 ]. Иными словами, кириллица могла получить своё название в честь младшего брата только после его смерти в 869 г. В настоящее время большинство исследователей склоняется к мнению, что автором кириллицы является кто-то из выдающихся учеников Кирилла и Мефодия: или Климент Охридский, или Константин Преславский [ 11 ].
Таким образом, кириллица возникла на основе глаголицы в конце IХ в. на территории Первого Болгарского царства, куда ученики солунских братьев были вынуждены бежать из Моравии после смерти Мефодия (885 г.) [ 11, с. 82-86, 142-144 ].
Исторически сложилось так, что кириллица получила более широкое распространение, чем глаголица. В частности, глаголица у южных славян была в употреблении вплоть до ХV в., а в Болгарии и Хорватии в богослужебных книгах использовалась до конца ХVIII в. На Руси использовалась в основном кириллица, хотя имелись и, видимо, переписывались на начальном этапе глаголические рукописи. Древняя кириллица по-прежнему обслуживает тексты церковнославянского языка, на её основе сложились современные болгарский, сербский, русский, украинский, белорусский алфавитные системы [ 4; 9; 7 ]. Русский «гражданский» алфавит послужил базой для большинства письменностей народов бывшего СССР, а также для некоторых других языков (например, монгольского языка).
Появление древнейшей славянской азбуки было вызвано обращением князя Ростислава к византийскому императору Михаилу дать им учителя, который бы «нас наставил и поучал нас и объяснил святые книги » [ 24, с. 15 ] (подробнее см.: [ 11; 12; 29; 37 ]). Просьба по тем временам была уникальна: князя одного из крупнейших и развитых на тот момент славянских государств не устраивали книги ни греческого, ни латинского письма – нужны были знания «книжных букв и силы их » и учителя, могущие истолковать «книжные слова и разум их » [ 24, с. 15 ]. С одной стороны, это требовало создание «букв для языка » – оригинальной алфавитной системы, соответствующей фонетической системе славянского языка, с другой – переводов Библии с греческого языка на понятный славянам язык. И то, и другое представляло собой сложнейшую лингвистическую проблему, которую братья-греки решили блестяще. Следует подчеркнуть, что Константин и Мефодий, безусловно, понимали что их «несакционированными» римской курией переводами могли последовать и типичные санкции за «еретичество», вплоть до сожжения текстов Библии вместе с их авторами. Поэтому выполнить просьбу князя Ростислава, даже под патронажем византийского императора, было не только беспрецедентно гениальным и смелым, но и уникальным просвещенческим делом, которое в условиях агрессивной христианской политики Рима в определённой степени определило трагичность судьбы Просветителей славянства и их учеников, а также главного их достояния – старославянской письменности [ 9, с. 2-17; 11; 26; 36 ].
В «Житии Мефодия» откровенно пишется о «множестве неких людей, что поносили славянские книги, говоря, что не подобает никакому народу иметь букв своих, кроме евреев, греков, и латинян, по надписи Пилата, которую (он) написал на кресте господнем » [ 26, с. 97 ]. Старославянские переводы разрушали трёхъязычную доктрину, и это повлекло за собой обвинения Константина Философа и Мефодия в ереси. В «Житии Константина» описаны нападки латинских епископов – «как вороны на сокола » – и ответы Просветителя славян: «Не идет ли дождь от бога равно на всех, не сияет ли для всех солнце, не равно ли все мы вдыхаем воздух? Как же вы не стыдитесь лишь три языка признавать, а прочим всем народам и племенам велите быть слепыми и глухими? Скажите мне, зачем делаете бога немощным, как если бы не мог дать (народам своего письма) или завистливым как если бы не хотел дать? » [ 26, с. 89 ].
Отстаивание сакральности славянских переводов находим и в сказании «О письменах» Черноризца Храбра, созданного начале XI в., когда ещё были живы ученики Кирилла и Мефодия: «Другие же говорят: Зачем нужны славянские письмена? Ведь не создал их ни бог, ни апостолы и не существуют они искони, как еврейские и римские и греческие, что существуют изначально и угодны богу. А другие судят, что письмена сотворил (сам) бог. И сами не знают, что говорят, окаянные, будто бы бог повелел, чтобы [книги] были лишь на трех языках, как написано в Евангелии: и была написана надпись по-еврейски, по-римски и по-гречески, а по-славянски там не было (написано), а потому и славянские письмена не от Бога. Что поведаем или что скажем таким безумцам? » [ 26, с. 103 ]. Черноризец Храбр не только отстаивает равенство славянского письменного языка с прописанными трёхъязычной доктриной языками, но и доказывает более высокую степень святости славянских письмён, «ибо создал их святой муж, а греческие – язычники эллины » [ 26, с. 104 ].
Однако подобные аргументы, как всегда это происходит в столкновении с корыстными и властолюбивыми интересами, не принимались римской курией (подробнее см.: [ 36, с. 293-310 ]), и после буллы Стефана V в 885 г. рукописи Кирилла, Мефодия и их учеников подверглись планомерному уничтожению. Жестокая расправа ждала и учеников, которые могли спастись только на других славянских территориях. В конце XI в. произошла ещё одна «чистка» «еретических» текстов – и последние сохранившиеся в монастырях Чехии старославянские рукописи были сожжены по распоряжению римского папы в XIII в. Такая позиция римской курии вполне закономерна: так защищались её права на руководство жизнью общества, в том числе и за счёт отлучения народа не только от образования, но и простой грамотности. В этой связи трехъязычная доктрина всеми доступными для Средневековья способами охраняла прежде всего имеющие значение высшего религиозного авторитета тексты Библии, на которых «фактически или формально основывались все нормы установленного церковью порядка» [ 26, с. 28 ].
Старославянская письменность разрушала основы неравенства языков и народов на «славословие Божие », а также позволяла «причтеся к великим языцем » в правах на просвещение. Именно поэтому нельзя рассматривать деятельность солунских братьев как простое миссионерство, аналогичное христианизации других, лишённых письменности европейских народов, для которых смысл библейских книг был сокрыт чужим латинским языком[1]. Именно поэтому, как подчёркивают исследователи, вся разносторонняя переводческая деятельность Кирилла и Мефодия была направлена на создание корпуса текстов, «охватывавших разные сферы общественной жизни и дававших славянскому читателю представление о многих нормах и проблемах нового для него христианского мира» [ 35, с. 20 ].
Для солунских братьев, опиравшихся на учение апостола Павла о равенстве народов, важным было приобщения славян к цивилизационным достижениям владеющих книжностью народов: «слепии прозрят, глуси слышат слово буквеное » [ 24, с. 53 ]. Константин Философ понимал, что важнейшей составляющей просвещения в доступных для того времени смыслах была христианизация народа, о чём со всей определённостью свидетельствует его знаменитый «Проглас» – Послание славянам, цель которого «чловек вся отлучить от жития скотска и похоти. Слышити ныне от своего ума, слышите словенск народ, слышати слово, от Бога прииде … бес книг язык в гласе смыслене не глаголюште… Нази бо вьси без книг языци » [ 31, с. 30 ].
Деятельность основателей славянской письменности была направлена на утверждение родного языка в церковных книгах как надёжного и важного средства утверждения нового человека, способного восприять новые знания и сформировать свою особую ментальность вне отрыва с достижениями «великих языцех »: «бес кьниг языкы (народы) невегласы [2] », «душа безбукъвьна являет ся въ человецехъ мрьтва » [ 31, с. 31 ]. Двухсотпятидесятилетние научные исследования возникновения и достижений славянской письменности позволяют утвердиться в мысли о том, что основатели славянской письменности, бесспорно, понимали важность своей миссии – прежде всего просвещения славянского народа в тех формах, которые для того времени были наиболее продуктивными. При этом следует подчеркнуть, что славяне именно с этих позиций воспринимают Учителей славянского народа и их учеников, утверждаюющих и продолжающих традиции книжного просвещения славян, а не их поверхностного крещения.
«Особое историческое явление» славянской письменности в Европе раннего Средневековья [ 26, с. 15 ] было также обусловлено качеством переводов Библии. Следует обратить внимание на литературные достоинства переведённых памятников, представляющих все литературные жанры того времени: исторические хроники, гимнографию, древнюю религиозную поэзию, сложные прозаические произведения и др. Для них было характерно богатство словарного состава и разнообразие средств художественного выражения, для которых были найдены соответствующие эквиваленты в славянском языка, в основном за счёт калькирования и семантической транспозиции высокой духовной лексики и религиозной терминологии. В результате славянский язык обогащался, с одной стороны, новыми, но понятными словами и свойственными ему словообразовательными возможностями, а с другой – привычная лексика наполнялась переносными и возвышенными значениями, углублялась её семантическая перспектива и расширялись ситилистические возможности [ 34 ]. В славянских текстах Учителя славянского народа сумели произвести отбор фонетических и грамматических средств, обеспечивающих адекватную передачу соответствующих греческих литературных текстов. Были преодолены трудности в передаче свойственных письменности синтаксических конструкций, особенно сложноподчинённых предложений. Как отмечает Б.Н. Ларин, «старославянская письменность обогатила фонд языковых синонимов – парных, тройных обозначений одних и тех же или близких понятий. Развитие синонимики, словарной и грамматической, синтаксиса, словообразования и словоизменения» благодаря старославянской письменности привело к быстрому переходу «от более или менее однородного, однотипного общего языка к языку весьма сложной структуры, располагающими стилями и стилистическими системами» [ 23, с. 109-110 ]. В результате кирилло-мефодиевские переводы не были слепком с готовых форм греческого языка – они ознаменовали появление высочайших образцов средневековой литературы нового, древнейшего литературно-письменного языка славян, сложившегося уже сразу в тех зрелых, развитых формах, которые вырабатывались в греческом тексте оригиналов как результат более чем тысячелетнего развития.
Старославянский язык укреплялся не только благодаря авторитетности, высокого качества и разнообразия переведённых богослужебных текстов, но и в результате учительства Кирилла и Мефодия, подготовивших себе такую достойную смену, что кирилло-мефодиевские традиции чтут все славянские народы более тысячи лет. Ученики славянских Первоучителей не только переписывали уже переведённые произведения, готовили учеников, способных продолжать дело всей жизни славянских Просветителей, но и создавали новые тексты – жития Константина и Мефодия, «О письменах» и др., – в которых также прослеживается высокий уровень литературного мастерства и индивидуальная манера. Наиболее талантливых учеников – Климента Охридского, Наума, Константина Преславского, Горазда, Ангелария Болгарского – почитали не только как продолжателей традиций прославления славянской письменности, но и как учёных мужей, внёсших свой вклад в становление и развитие книжности разных славянских народов. Их творения (не говоря уже о кириллице) бережно сохраняли наряду с произведениями славянских Первоучителей. В частности, все известные рукописи житий Константина и Мефодия с момента появления письменности на Руси переписывались русскими писцами и были обязательными в составе букварей, а следовательно, каждый, делавший первые шаги в почитании книжном, знал то, о чём с гордостью писал черноризец Храбр на грани IХ – Х вв.: «Если же спросишь славянских книжников, кто вам создал письмена или книги перевёл и в какое время, то все знают и, отвечая, говорят: святой Константин Философ, названный Кириллом, он письмена создал, и книги перевёл, и Мефодий, брат его в лето 863 » [ 26, с. 104 ].
Именно ученики Первоучителей и ученики учеников поддерживали славянское просвещение и утверждали достоинство древнейшего литургического литературно-письменного языка, распространившегося на территории всего славянского мира – сначала западных, затем южных и, наконец, восточных славян. Усвоению и присвоению древнейшего литературно-письменного языка всеми славянами способствовало то, что в этот период, как верно определяет Н.С Трубецкой, старославянский язык можно «рассматривать как литературный язык конца праславянской эпохи. Т.к. во время деятельности славянских первоучителей отдельные отпрыски праславянского языка ещё не утратили способности к совместным изменениям» [33, с. 127]. Это определяло международный статус старославянского языка вплоть до конца XI в., когда ветви славянских языков в силу живых языковых процессов начинают постепенно отдаляться друг от друга, а у западных славян в качестве литургического языка утверждается латынь.
Память о великой общности, усиленной священными текстами на понятном славянам языке, сохраняется и в непрерывно развивающейся кирилло-мефодиевской традиции у восточных и южных славян, и в почитании Просветителей и Учителей славянства у западных славян. По образному определению О.Н. Трубачёва, «ослепительная культурная вспышка зарождения оригинального славянского письма» [32, с. 24] до сих пор символ аутентичности славян в меняющихся условиях государственных объединений, новых религиозных, экономических и идеологических условиях [3; 5; 9].
Итак, можно подвести итоги.
1. Древнейший литературно-письменный язык славян чаще всего традиционно называется старославянским, однако термин не отражает сути данного явления и требует раскрытия сущности его содержания.
2. Данный язык представляет собой переводы Библии с греческого языка. Для этого Константином Философом была составлена особая азбука, соответствующая фонетическому строю славянского языка. По мнению большинства исследователей, это глаголица, на основе которой была создана кириллица, названная в честь Учителя Константина Философа, принявшего перед своей смертью в 864 г. схиму под именем Кирилл.
3. Переводы были сделаны на основе солунского диалекта (южнославянского в своей основе), который знали братья, в детстве проживавшие в г. Солуни. Однако при переводе литературного текста высокого религиозно-философского и религиозно-нравственного содержания языковые элементы претерпевали определённый отбор и обработку, особенно на уровне лексики и семантики, а также синтаксиса и морфологии по законам письменного языка.
4. Близость всех славянских диалектов во торой половине IX в. и наддиалектность старославянского языка определяли доступность письменного литературного языка сознанию всего славянства, вступавшего в государственные объединения и новую религию [19]. Древнейшему литературно-письменному языку славян был свойственен сложный, гибридный характер. В.В. Виноградов утверждает, что старославянский язык «был пёстр по своему составу. В нём скрещивались и сливались разные народно-языковые стихии славянского мира», он развивался «как язык цивилизации и литературы, обогащённый греческими и латинскими элементами» [13, с. 17].
5. Переводы текстов Священного Писания позволяют отнести древнейший литературно-письменный язык славян к профетическим (пророческим, апостольским) языкам, то есть языкам, на котором записаны канонические религиозные тексты. Будучи языком конфессиональным (от латин. сonfessionalis – вероисповедный), старославянские тексты изначально воспринимались как сакральные (от латин. sacrum – священное, посвященное Богу), авторитетные и образцовые. Важно подчеркнуть, что переводческая деятельность Кирилла и Мефодия и их учеников была направлена на сознательную замену греческого языка и латыни старославянским языком и утверждение его литургического достоинства.
6. Следовательно, славянский язык Священного писания являлся надэтническим и не имел точной географической локализации, что позволило ему закрепится на разных славянских территориях.
7. Высокая культурно-религиозная ценность переводов Кирилла, Мефодия и их учеников определяла статус старославянского языка не только как языка Священного писания, но и как общеславянского достояния, входящего в ранг культурных международных языков Европы, т.е. языка классического.
8. Как сакральный классический язык древнейший литературно-письменный язык славян не мог обслуживать все сферы общественной жизни славян, а тем более не был средством общения (для этого существовали страты конкретных славянских ветвей – диалект и наддиалектные формы). Главная задача классического языка – сохранение корпуса культурно значимых текстов, что в соединении с сакральностью определяло их неизменность в образцовых формах и незначительную вариативность, которой препятствовали канонические достоинства текстов и кирилло-мефодиевская традиция почитания книжного.
9. Старославянский язык как древнейший литературно-письменный язык славянства имеет строго ограниченные временные рамки: вторая половина IX в. – переводы Кирилла, Мефодия и их учеников, которые принято называть классическим языком, и X-XI в. – период создания списков текстов классического старославянского языка.
10. Чёткая временная приуроченность и характеристики старославянского языка как языка переводов определённого корпуса текстов Священного Писания, то есть языка конфессионально, литературного и письменного, определяют невозможность его эволюции и другого функционирования, кроме указанного, ограниченного и закрытого корпуса конфессиональных текстов. В настоящее время науке известно 18 рукописных источников, не считая отдельных надписей и фрагментов текстов. Среди них 12 глаголических и 6 кириллических памятников (подробнее см.: [28, с. 9-25]).
Таким образом, древнейший литературно-письменный язык славян, известный чаще всего по традиционному его названию как старославянский язык, является переводами Библии с греческого языка на славянский (южнославянский в своей основе), выполненными Кириллом, Мефодием и их учениками во второй половине IX в., и сохранившимися в списках X-XI вв.
Значимость данных текстов для культурно-исторического и языкового развития славян беспрецедентна, поэтому научное изучение культурного, духовного и лингвистического развития любого славянского народа начинается с освоения и осмысления старославянского наследия. Тем более, что энергия старославянского языка поддерживалась его использованием как богослужебного в тех странах, которые сохранили православие. Особенно значимым это влияние было на Руси, что не только символически, но и визуально ощутимо отразилось в грандиозном монументе Тысячелетию государства Российского, где начальным камнем духовности и просвещения народа стала композиция «Крещение Руси» во главе с признанными зачинателями нового периода развития всего славянства – фигурами святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.
Более чем тысячелетняя история почитания Учителей славянского народа подтверждает ту истину, которая навечно запечатлена в Прогласе Константина Философа:
Сеяи (сеющие) есть правы.
Яко семена падаюшта на ниве,
Тако на срьдьцихъ чловечьсцехъ,
Дъжда божии букъвъ требуюшта
Да въздрастетъ плодъ божии паче [ 31, с. 31 ].
Литература
1. Алексеев, А.А. Очерки и этюды по истории литератур