Сталин находился у власти почти три десятилетия, и более двадцати лет его тщательно охраняли. А до начала тридцатых годов генсек, живший в то время в Кремле, в Потешном дворце (квартира № 1), ходил на работу в свой кабинет, расположенный на пятом этаже дома № 4 по Старой площади, пешком. Выходил из Спасских ворот и по Ильинке шел в сторону нынешней станции метро «Китай‑город». На многих фотографиях того времени Сталин с коллегами — Кировым, Ворошиловым и другими в сопровождении одного‑двух охранников свободно гуляет по центру Москвы.
Еще в 1927 году после принятия постановления Политбюро «О мероприятиях в связи с белогвардейскими выступлениями» к полутора десяткам руководящих сотрудников ЦК, в том числе и Сталину, были прикреплены охранники. Сталина три с лишним года охранял Иван Францевич Юсис, комиссар особых поручений Спецотделения Коллегии ОГПУ. Да и сам Кремль в двадцатые годы был не столь уж строго «зарежимленным». В нем в те годы жили и работали более пяти тысяч людей, и стопроцентно изолировать вождей от несанкционированного общения с народом было практически невозможно.
В 1930 году было принято решение перевести часть Секретного отдела ЦК, в том числе и кабинет генерального секретаря, в Кремль.
Самого же Сталина обязали немедленно прекратить передвижение по городу пешком. Но он еще больше года нарушал решение Политбюро. Прогулки вождя по столице закончились только после того, как Сталина ознакомили с протоколом допроса террориста Платонова‑Петина, с которым он случайно встретился 16 ноября 1931 года на Ильинке. В записке ОГПУ на имя вождя, приводимой в книге С.В. Девятова, А.Н. Шефова и Ю.В. Юрьева «Ближняя дача Сталина», есть цитата из нее:
|
|
16 ноября, проходя с нашим агентом в 3 часа 35 мин дня по Ильинке около д. 5/2 против Старогостинного двора, агент английской разведки случайно встретил Вас и сделал попытку выхватить револьвер.
Как сообщает наш агент, ему удалось схватить за руку указанного англоразведчика и повлечь за собой, воспрепятствовав попытке.
Тотчас же после этого названный агент англоразведки был нами секретно арестован.
На записке имелась резолюция: «Пешее хождение по Москве т. Сталину надо прекратить». Ниже стояли подписи Молотова, Кагановича, Калинина, Куйбышева и Рыкова.
В феврале 1932 года генеральный секретарь уже приступил к работе в первом корпусе Кремля. Его кабинет теперь располагался в непосредственной близости от квартиры. И именно с того времени он стал практически недоступен для неофициальных контактов с обычными гражданами, особенно в столице. Добавлю только, что в декабре 1933 года Сталин окончательно переселился на Ближнюю дачу в Волынском и бывал в своей кремлевской квартире редко. А охраняли Сталина теперь уже девять сотрудников, а потом двенадцать… И в дальнейшем система охраны постоянно совершенствовалась. Сталина охраняли от нескольких десятков до десятков тысяч человек (как во время упомянутого нами путешествия в Потсдам летом 1945 года).
Одним из телохранителей Сталина со времени Потсдамской конференции и до смерти «вождя народов» был Владимир Васильев, чьи воспоминания прилежно записал и сохранил его сын Андрей. Васильев‑старший рассказывал:
Последовал новый приказ: меня переводили в личную охрану Сталина. И с этого момента я находился рядом с ним до последнего дня его жизни. …Это те девять человек, которые постоянно находились около Сталина: семь телохранителей, начальник группы и шофер — тоже первоклассный разведчик. Естественно, что численность охраны была намного выше. Только телохранителей было человек 35. А ведь еще надо учесть наружную охрану, которая тоже была немаленькой. В общей сложности набиралось человек двести. В нашу обязанность входило сопровождать Сталина, куда бы он ни направлялся. Даже когда он гулял у себя по саду, за ним постоянно следовали 3—4 телохранителя.
|
|
Алексей Рыбин, которого также называли «телохранителем Сталина», непосредственных задач такого рода не выполнял. Однако, работая в системе охраны вождя, в том числе отвечая за сталинскую ложу Большого театра, довольно много знал. Его непосредственное присутствие на Ближней даче сотрудниками компетентных органов не подтверждается. Но из любви и уважения к генералиссимусу он пытался несколько приукрашивать рассказы сослуживцев и подвергать самоцензуре собственные воспоминания. Например, писал об охране Ближней дачи так:
Забор был обыкновенный — из досок. Без всякой колючей проволоки сверху. Правда, высотой в пять метров. А в 1938 году появился второй — внутренний. Трехметровой высоты… Заставили это сделать явные угрозы оппозиции. Диверсанты могли легко преодолеть единственную преграду и захватить Сталина.
Особенно трудно было бы их заметить в ночной тьме. Ведь в лесу на расстоянии двух‑трех метров уже совершенно ничего не видно. Вся надежда лишь на возможный шорох лазутчика. А если ветер? Жуткое состояние! Сам переживал его много раз. Вот и пришлось подстраховаться.
|
|
Повторяю: никаких железных дверей, кроме военного бомбоубежища, на даче не имелось. Все внутренние двери были сделаны из простого дерева и с половины застеклены. Дверь в зале‑кабинете Сталина была абсолютно такой же и для лучшего движения воздуха никогда не закрывалась. Конечно, при необходимости захлопывалась на обычный английский замок «линг». Ключи от него всегда находились у коменданта или дежурного офицера. Никакой сверхсложной внутренней системы запоров, которые‑де мог открыть лишь сам Сталин при помощи специального электрического устройства, в помещении не существовало. Это очередная байка изощренных сочинителей.
Действительно, двери на Ближней даче Сталина, да и в других его резиденциях деревянные, я это видел сам. Дубовые, сантиметров в семь‑восемь толщиной. И забор вокруг комплекса зданий в Волынском сейчас небольшой, хотя и с современными средствами сигнализации и контроля доступа. Но в послевоенные годы дача охранялась, по воспоминаниям Владимира Васильева, совсем по‑другому:
Наверное, по сложности и изощренности охраны ее можно было бы сравнить только с «Вольфшанце» Гитлера. Единственную дорогу, которая вела на дачу, днем и ночью контролировали милицейские наряды. Публика эта была солидная, плечистая, все в звании капитанов и майоров, хотя погоны носили старшинские. Лес, окружавший дачу, был густо заплетен спиралями Бруно. Если человеку даже удалось бы через них пробраться, то я бы ему не позавидовал. На него набросились бы немецкие овчарки, бегавшие вдоль проволоки, натянутой между столбами. Следующая линия охраны состояла из фотоблоков, вывезенных из Германии. Идущие параллельно два луча надежно перекрывали «границу». Стоило, скажем, зайцу проскочить через них, как на пульте у дежурного загоралась лампочка, указывавшая, в каком секторе находится «нарушитель». Дальше стоял пятиметровый забор из толстенных досок. В нем были сделаны окошки‑амбразуры, у которых находились посты вооруженной охраны. Затем — второй забор, немного пониже. Между ними были размещены морские сигнальные прожекторы. Ну а около самого дома дежурила личная охрана — «девятка».
О болезненном отношении Сталина к проблемам собственной безопасности писал в воспоминаниях Никита Сергеевич Хрущев. Конечно, относиться к ним как к стопроцентно точному историческому источнику нельзя. Нужно сделать поправку на политические моменты взаимоотношений Сталина и Хрущева и «генеральную линию» последнего на развенчание культа личности, но эти воспоминания все‑таки заслуживают внимания:
Я был раз свидетелем такого факта. Сталин пошел в туалет. А человек, который за ним буквально по пятам ходил, остался на месте. Сталин, выйдя из туалета, набросился при нас на этого человека и начал его распекать: «Почему вы не выполняете своих обязанностей? Вы охраняете, так и должны охранять, а вы тут сидите, развалившись». Тот оправдывался: «Товарищ Сталин, я же знаю, что там нет дверей. Вот тут есть дверь, так за ней как раз и стоит мой человек, который несет охрану». Но Сталин ему грубо: «Вы со мной должны ходить». Но ведь это невероятно, чтобы тот ходил за ним в туалет. Значит, Сталин даже в туалет уже боялся зайти без охраны. Это, конечно, результат работы больного мозга. Человек сам себя запугал. Но тут, видимо, и Берия руку приложил.
Так протекала жизнь в последние годы бытия Сталина. Я уже рассказывал, как он за обедом буквально ни одного блюда не мог откушать, если при нем кто‑либо из присутствующих его не попробовал. У нас имелись излюбленные блюда, и повара хорошо их готовили. Харчо было очень вкусное. Его брали все подряд, и тут уж Сталин не сомневался. А что касается закусок, которые стояли на столе, то он выжидал, когда кто‑то попробует. Выждет какое‑то время и тогда сам тоже берет. Человек уже довел себя до крайности и людям, которые его обслуживали годами и были, безусловно, преданы ему, не доверял. Никому не доверял!
Владимир Васильев, долгое время бывший телохранителем Сталина и знавший систему охраны и порядки в среде сотрудников госбезопасности, рассказывал о происходившем более взвешенно:
Тогда чрезвычайные меры предосторожности казались естественными. Нас все время знакомили с ориентировками по тем или иным «диверсионным группам», которые якобы охотились за Сталиным. Созданию этой атмосферы подозрительности и шпиономании немало способствовал Берия, который то и дело появлялся на даче, устраивал проверки, проводил инструктажи. В результате вполне, быть может, разумные меры предосторожности доводились до полного абсурда. Например, во время торжественных заседаний, которые проходили в Большом театре, помимо охраны вокруг здания, у входов и выходов, за кулисами, зал буквально наводнялся сотрудниками органов безопасности. Порядок был такой: три приглашенных — один агент. Не доверяли никому.
Подобная же картина была и во время правительственных приемов. Мы были вынуждены изображать либо гостей, либо официантов. Сноровки по части обслуживания у нас не было никакой. Поэтому иногда случались неприятные казусы. Помню, мой друг майор Миша Клопов на банкете в Кремле в честь 70‑летия Сталина — на сей раз была его очередь изображать официанта — открывал шампанское. До тех пор делать это ему не доводилось, и в результате жена министра связи оказалась облитой с ног до головы. Впрочем, на такие вещи тогда мало кто обращал внимание. Нравы были простые — к концу банкета многие гости лежали под столами, и их приходилось выносить буквально на руках…
Система охраны первых лиц в СССР была одной из лучших в мире, но генералиссимус, по словам Васильева, относился к ней без особой любви:
Сам «вождь» охрану, готовую в любой момент отдать за него жизнь, прикрыть его от пули своими телами, за людей явно не считал и, встречаясь, смотрел сквозь нас. Заговаривать с ним было запрещено, и мы даже давали подписку, что не будем обращаться к нему с личными просьбами. А попросить было о чем: большинство из нас жило довольно тяжело, мало чем отличаясь от обычных армейских офицеров…
Надо сказать, за степенью нашей преданности «хозяину» постоянно следили. Я уже не говорю о том, что проверялись и контролировались все внеслужебные связи, все знакомые и друзья, «криминал» могли увидеть в чем угодно. Вспоминаю такой случай. Моя мама, известная ленинградская портниха, еще в 1939 году как‑то сшила платье для жены финского консула. В 1945 году, когда меня взяли в «девятку», ее вызвали в «Большой дом» на Литейном проспекте и потребовали объяснений. И, конечно же, нам было строго‑настрого запрещено говорить о том, где мы служим. Даже спустя многие годы, уже будучи гражданским лицом, я никому об этом не говорил.
Можно сколь угодно долго рассуждать о достоинствах и недостатках сталинской охраны и сложных взаимоотношениях вождя и телохранителей. Но факт остается фактом: за тридцать лет на него не было совершено ни одного реального покушения!