Коммуникативные роли и структура социума

Вопросы и задания

1. В чем заключаются основные различия между естественными и искусственными языками? Зачем создают искусственные языки?

2. С каждой новой ступенью развития коммуникативных средств появляются все более формализованные средства, в том числе более формализованные в сравнении с этническими «языками слов». Каков точный смысл определения формализованный в приложении к языкам? Ответ можно найти в философских терминологических словарях.

3. Найдите общее и различное между языками человеческого общения и средствами общения других живых существ: обезьян, собак, птиц, пчел и др. Воспользуйтесь при подготовке ответа одним из изданий книги Е. Н. Панова «Знаки. Символы. Языки».

4. Какие из славянских языков входят в одну подгруппу с русским? Какие языки образуют подгруппу южнославянских? Назовите западнославянские языки.

5. Понятны ли вам использованные в настоящем разделе термины древнерусский язык, церковнославянский? Сравните свое понимание с научным, обратившись к соответствующим статьям энциклопедии «Русский язык».

6. Какие слова являются терминами? Какие существуют терминологические словари по вашей будущей специальности?

7. Что такое русификация заимствованной лексики? В чем проявляется освоение заимствованных слов?

8. Почему те или иные языки получают широкое распространение? Чем объясняется большой интерес в современном мире к русскому языку?

Глава 2

Коммуникативные роли и структура социума

2.1. Участники коммуникации исполняют в процессе общения разные роли, с каждой из которых связаны определенные права коммуникантов и их обязанности, возможности и ограничения коммуникативного поведения. Основные коммуникативные роли – это роли адресанта, адресата и наблюдателя.

Адресант (говорящий или пишущий создатель текста) направляет свою речь на адресата как на объект своей речевой деятельности и так или иначе воздействует на него. Одновременно адресант рассматривается им в качестве второго субъекта того же речевого акта, в качестве партнера по общению. Эти специфические отношения между адресантами и адресатами особенно наглядно проявляются в диалоге с присущей ему меной коммуникативных ролей: каждый из партнеров исполняет в диалоге то роль адресанта, то роль адресата, а разворачивающееся знаковое общение (дискурс, а затем и текст) отражает позиции, свойства, речевую деятельность того и другого. Эти отношения в целом сохраняются при письменном общении и при монологическом построении речи, хотя и выражаются в этих случаях более опосредованно.

Как инициатор речи адресант имеет право выбирать адресата или адресатов, а иногда и других участников коммуникации, например, наблюдателя, предлагать тональность и жанр общения, исходя из своих потребностей, целей и понимания обстановки. Однако он обязан соотносить свои речевые действия с социальным статусом адресата (способ соотнесения определяется принятым в обществе этикетом и общими требованиями вежливости), с его коммуникативными правами и выполнять требования кооперативного, т. е. предполагающего сотрудничество, общения: говорить понятно, не сообщать уже известную адресату информацию, не быть излишне многословным, быть вежливым и т. д. Результат речевой инициативы адресанта, удачность или неудачность его действий зависят от того, насколько точно он ориентируется в ситуации и выполняет правила общения.

Адресат поддерживает контакт с адресантом, сообщает емувербальными и невербальными средствами о ходе восприятия сообщения, ведет себя как партнер, принимающий от адресанта запросы информации, сообщения, предписания совершить некоторые действия.

Представляется необходимым специально обратить внимание на то, что вести себя как адресат вопросов, сообщений, предписаний – вовсе не то же самое, что действительно отвечать на вопросы, исполнять предписания и т. д. Сравните с этой точки зрения следующие диалоги, в которых второй партнер правильно исполняет роль адресата, корректно сотрудничает с адресантом в рассмотренном выше ролевом коммуникативном плане, хотя и отказывается от сотрудничества с адресантом в других отношениях:

1. Куда ты вечером ездил? — Не скажу. (Признаю, что вопрос обращен ко мне, даю на него ответ, хотя и отрицательного характера).

2. Отправь, пожалуйста, бандероль. — Я сегодня не буду возле почты. (Да, я тот, кого просят, реагирую на просьбу, как и положено адресату, но исполнить то, о чем просят, не могу).

3. Нина выходит замуж. — Меня это не интересует. (Понимаю, что сообщение адресовано мне, слушаю и воспринимаю, но хочу, чтобы ты знал: информация этого рода мне не нужна).

Неправильно исполнять роль адресата – это значит прежде всего не реагировать на обращенную к тебе речь, намеренно не замечать ее, делать вид, будто обращаются к другому. Такое поведение адресата обычно рассматривается адресантами как оскорбительная форма отказа от общения.

Иногда адресат физически совпадает с адресантом (при ведении записей для себя, при разговоре с самим собой), но функционально эти роли, конечно, различны.

Адресат имеет право на продолжение и коррекцию начатого адресантом акта общения, право требовать соответствия текста своим коммуникативным потребностям и возможностям, учета степени своей компетенции относительно предмета речи и ситуации общения. Сравните с этой точки зрения следующие реплики, показывающие, что адресат считает нарушенными некоторые из своих коммуникативных прав:

1. Дай же мне, наконец, ответить!

2. Я не могу обсуждать с Вами эту тему.

3. Почему Вы пишете мне в таком тоне?!

4. Пожалуйста, погромче: я плохо слышу.

5. Вы думаете, я этого не знаю?

6. Нельзя ли покороче?

7. Не могу понять, что Вы имеете в виду.

Эти и подобные реплики, вполне естественные в устах адресата, так как реализуют его коммуникативные права, в речи наблюдателя были бы абсолютно неуместными. Наблюдатель имеет физическую возможность воспринимать чью-либо устную или письменную речевую деятельность (присутствовать при разговоре, видеть текст, адресованный не ему), однако, с одной стороны, на него не налагаются обязанности адресата принимать сообщения, запросы, предписания, с другой же стороны, наблюдатель обычно не имеет и отмеченных выше прав адресата в коммуникации. Так, он не может просить людей (например, других пассажиров в транспорте), чью беседу он невольно наблюдает, повторить плохо расслышанную фразу, если она не адресована именно ему, или сообщить дополнительные подробности заинтересовавшего его сообщения. В этом смысле наблюдатель – типичный «посторонний». Тем не менее роль наблюдателей в общении чрезвычайно велика, и некоторыми специальными правами они, конечно, обладают.

Общество не состоит из изолированных пар, каждая из которых осуществляет собственное, не касающееся других общение: содержание, формы и результаты общения имеют ценность не только для непосредственных активных участников коммуникации, а деятельность общения, как всякая социальная деятельность, соотносится с принятыми в обществе нормами. Это находит, например, выражение в том, что для нас немаловажно знать, как то-то и то-то делается «у людей», «по-человечески», что по поводу наших действий «люди скажут», что, в частности, «станет говорить княгиня Марья Алексевна». Наблюдатель является для субъектов общения носителем социальных норм, признаваемых или не признаваемых, но в любом случае – норм. Подвергать все суду, оценивать – неотъемлемое его право. Не случайно в религиозном сознании всевидящий Бог – главный наблюдатель и судья человеческих поступков, образующих текст жизни. Носителем речевых норм для нас также является общество, в котором мы живем и которое имеет возможность слышать, читать и оценивать нашу речь.

Общение, по-видимому, ориентируется нами не только на адресатов, но и на наблюдателей. Эта ориентация имеет по крайней мере две стороны. Во-первых, общающиеся учитывают возможных или реальных наблюдателей при построении текстов. Наблюдатели отражаются текстами и, следовательно, хотя бы частично и пассивно, опосредованно выступают субъектами общения. Если в ситуации общения они не всегда представлены физически отдельными лицами, то адресанты и адресаты обязательно исполняют роли наблюдателей параллельно собственным ролям: контролируют свое и партнера коммуникативное поведение, оценивают его, нередко даже обсуждают эти оценки, делают их темой общения.

Во-вторых, наблюдаемая коммуникация, безусловно, влияет и на наблюдателя: меняет его информационное состояние, оказывает эмоциональное воздействие, приводит к принятию им тех или иных решений, учитывается им. Иными словами, наблюдатель – не только опосредованный субъект, но и особый объект общения, сходный в этом смысле с адресатом. Данная особенность наблюдателя широко используется в общении.

Нередки случаи, когда прямо называемые адресаты речи являются второстепенными или условными объектами речевого действия, так как на самом деле речевая деятельность адресантов направляется в этих ситуациях в основном на наблюдателей (ср. коммуникативную направленность так называемых открытых писем).

В радио- и телеинтервью главный объект речевого действия – это радиослушатели и телезрители, наблюдающие организованную ради них (часто – по их предварительно выраженному желанию) беседу журналиста с интервьюируемым лицом. Нелегко беседовать, ориентируясь одновременно и на конкретного адресата (участника беседы), и на массового наблюдателя (слушателя, зрителя). Если беседующие забывают о наблюдателях (упоминают, например, без разъяснения только им понятные факты, используют узко специальную терминологию, общаются как близкие люди, фамильярно, и даже называют друг друга принятыми лишь в узком кругу формами имени), то наблюдатели оказываются как бы выключенными (даже – исключенными) из общения, чувствуют себя посторонними: наблюдателями, но не объектами общения. Встречается и другая крайность: беседующие ориентируются в ходе теле- или радиоинтервью исключительно на наблюдателей-объектов, вопросы журналиста выглядят лишь как подсказка ответа и повод сделать то или иное сообщение зрителям и слушателям. Роли адресатов в таком неестественном общении оказываются мнимыми, сама беседа приобретает откровенно искусственный характер.

Умелое сочетание в одном коммуникативном действии общения между адресантами и адресатами и метаобщения, т. е. общения по поводу другого общения (субъектами метаобщениявыступают наблюдатели) – немалое искусство. Иногда журналист «обрамляет» интервью прямым обращением к наблюдателям (метаобщение) по поводу подготовленного к показу или только что показанного интервью. Иногда он ведет интервью подчеркнуто не от своего имени, а от имени наблюдателей: «Нашим радиослушателям интересно узнать...», «Что бы Вы могли сообщить нашим зрителям по поводу...». Есть и другие способы соединения общения и метаобщения. В любом случае необходимо различать, с одной стороны, субъект и объект речевого действия, с другой стороны, адресантов, адресатов и наблюдателей, чувствовать грань между общением и метаобщением и при этом – важное условие! – не упускать из виду возможность совмещения, частичного или полного взаимоналожения коммуникативных ролей и типов общения. По отношению к телевизионным и радиодиалогам, имеющим в качестве непосредственного адресата участника этого диалога, а в качестве истинного адресата – теле- или радиослушателя, принято говорить о двойном адресате.

Наблюдатель, отбирая в потоке информации интересующие его тексты, гораздо меньше, чем адресат, зависит от прямых указаний адресанта, от его обращений и сообщений, кому именно направляется текст. Поэтому речь, рассчитанную на массового читателя, зрителя, слушателя, например, рекламную, строят таким образом, чтобы прежде всего привлечь внимание наблюдателя, сделать речь доступной, полезной и интересной ему. Во многих типах опосредованного общения, получающего в современном мире все большее распространение, тексты рассчитаны в основном на наблюдателей. Ими являются читатели газет, журналов, других периодических изданий, для них работают радио и телевидение, на читателей-наблюдателей ориентированы научные публикации, научно-популярная литература. Читатели, зрители, слушатели художественных произведений – тоже наблюдатели, в том смысле, что выбор текстов зависит прежде всего от их собственной активности и что художественное общение – это метаобщение.

Вместе с тем читатели, зрители, слушатели как объекты массовой коммуникации сохраняют отчасти и свойства адресатов и даже адресантов общения. Ср.: институт подписки на издания как своеобразное контактоустанавливающее средство, прямые вопросы и запросы в средства массовой информации, вмешательство зрителей в течение художественного действия, допускаемое некоторыми экспериментальными формами искусства, и т. д.

2.2. Общение в пределах народа, страны, государства протекает в более сложных формах, чем в минимальных коммуникативных группах, диадах, но имеет с последним немало общего, повторяя на более высоком уровне многие из уже отмечавшихся нами явлений.

Усложнение заключается, во-первых, в том, что коммуникативные роли становятся более дифференцированными и самостоятельными (т. е. одни члены общества оказываются в большей мере «адресантами», чем другие, выполняющие чаще социально-коммуникативную функцию «адресатов». Во-вторых, деятельность общения становится более профессиональной, коммуникативные роли приобретают социально-профессиональный характер. В-третьих, создается система социальных институтов и специальных учреждений, обслуживающая коммуникацию.

Оракулы, пророки, сказители, трибуны, воспитатели, учителя, проповедники, экскурсоводы, писатели, поэты, журналисты, ученые, администраторы, законодатели всех уровней и дикторы, актеры, переводчики, толкователи, комментаторы, пресс-секретари и т. д. профессионально реализуют функции адресантов и близкие к ним функции ретрансляторов, кодировщиков, перекодировщиков, декодировщиков текстов.

Множество учреждений (почта, издательства, радио, телевидение, системы электронной связи, система образования, распространители печатной, изобразительной и иной информационной продукции) обслуживают многообразные и чрезвычайно разветвленные каналы связи, доставляющие тексты их потребителям (адресатам и наблюдателям): кинозрителям, радиослушателям, телезрителям, театралам, студентам и ученикам, приверженцам различных учений, религий, церковной пастве, читателям, зрителям, слушателям – публике.

Архивы, канцелярии, музеи, библиотеки, институты информации заняты сбором, хранением, реставрацией, изучением, обработкой и распространением текстов. Другие учреждения и специалисты (языковеды, искусствоведы, культурологи, юристы, терминологи, корректоры и др.) следят за правильностью использования языка в общении, за его состоянием и развитием, вырабатывают модели построения и понимания текстов. Редакторы, суды и арбитражи, идеологические учреждения наблюдают за правильностью и лояльностью социально значимых текстов и действий, регулируют информационные процессы в обществе.

Общению принадлежит такое важное место в человеческой жизни, что раскрытие одних только экономических, социальных, классовых структур не исчерпывает сущности общества. Каждое общество имеет и собственную коммуникативную структуру, заключающуюся в системе социальных ролей, институтов, учреждений, норм, средств воплощения, передачи, хранения и обработки текстов.

Под социальной ролью понимают общественно одобряемый тип поведения человека, занимающего в обществе одну из типизированных позиций, входящих в социальную структуру данного общества. Известно, каким должен быть «настоящий мужчина», как следует вести себя «покупателю» и «продавцу», какими могут и не могут быть поступки «примерного супруга», «начальника», «поклонниц кинозвезды», «взрослого» в отличие от «ребенка» и «ребенка» в отличие от «взрослого» и т. д. Исполняемые роли связаны с полом, возрастом, образованием, воспитанием, принадлежностью к сословиям, социальным слоям, группам, общественным объединениям. Есть профессиональные роли («врач», «учитель», «продавец» и т. д.), психологические («энтузиаст», «кокетка», «везунчик», «неудачник» и т. д.), ситуативные («пешеход», «клиент», «потерпевший» и т. д.).

В течение жизни человек может изменять свои роли, осваивать новые, расширять свой ролевой репертуар. При этом одна роль не обязательно исключает другую: обычно они выступают в комплексе. Поведение, скажем, женщины-менеджера определяется одновременно и ее полом, и профессией, и принадлежностью к определенному социально-культурному типу, и ее ситуативной ролью и т. д.

Относительная важность (вес) одних и тех же ролей в их сочетаниях может быть неодинаковой. У части людей их профессиональные роли или служебное положение продолжают заметно сказываться и во внеслужебном общении, у других же, напротив, роли непрофессионального и неслужебного характера оказываются ведущими и на работе. Яркий пример последнего – судья Аммос Федорович (Н.В. Гоголь. Ревизор), у которого в суде над шкафом висит охотничий арапник как символ главного его увлечения и которого даже в момент сообщения о приезде ревизора не оставляют мысли об охотничьих собаках и травле зайцев.

Каждая из ролей имеет имя (имена ролей приводились выше в кавычках) и атрибуты (присущие роли признаки, особенности), которые бывают невербальными (например, роль «современного человека» предполагает определенный тип отношения к жизни, бытового, общественного и профессионального поведения, специфическую систему ценностей, свой стиль одежды, прически, походки, питания, заполнения досуга и т. п.) и вербальными, речевыми. Женщины и мужчины, взрослые и дети, грамотные и неграмотные, представители разных профессий, разыгрываемых психологических типов имеют общеизвестные речевые особенности: специфический состав словаря, свои способы пользования речью, особые манеры произношения и т. д.

Системы социальных ролей отражают структуру общества. Знание имен ролей, их атрибутов, умение исполнять роли и определять роли партнеров позволяет чувствовать себя членом общества, уверенно действовать в меняющихся коммуникативных обстоятельствах и не создавать случайных помех в социальном взаимодействии, поэтому овладение социальноролевым поведением – один из важнейших компонентов социализации личности.

Система социальных ролей организована в соответствии с несколькими основными принципами, что позволяет достаточно легко опираться на нее в общении: роли взаимодействуют по линиям «свой – чужой» и «равный – неравный» (выше, ниже). Именно этот способ оценки соотношения ролей в ситуации общения помогает правильно выбирать варианты коммуникативного поведения, он лежит в основе вербального и невербального этикета.

Следует заметить, что отдельные атрибуты личности, выступающей в той или иной роли, не всегда образуют гармоничное целое. Отдельные вербальные и невербальные атрибуты могут даже противоречить один другому, что дезориентирует партнеров, вызывает сомнения в полноте освоения роли ее исполнителем (ср., например, эффект военной команды, поданной следующим образом: «Станьте, пожалуйста, смирно»). Неверное исполнение социальной роли или неправильная оценка ролей партнеров, неточная ориентация в ситуациях общения, а иногда и противоположность интересов общающихся, несовместимость избранных ими способов поведения могут стать источниками конфликтов.

Конфликты, их типология, источники, пути разрешения – предмет специальных социологических и психологических теорий. Для нашей же темы важно отметить, что нередко именно тип высказывания, языковая его форма доводят наметившиеся расхождения до конфликта, выполняют конфликтообразующую функцию. Таковы чрезвычайно обобщенные и безапелляционные, самой формой отвергающие возможность сомнений, возражений оценочные высказывания: Чушь!, Глупость!, Какая нелепость!, Ерунда! или Гениально!, Шедевр!, Суперкласс! Здесь важны не положительный или отрицательный характер оценки, а безапелляционность, заранее лишающая других права на иное мнение. Если оно существует, то заявить о нем или тем более утвердить его, минуя конфликт, после таких высказываний чрезвычайно трудно.

Еще худшие последствия вызывают бранные выражения в адрес лиц, определяемых через их поступки, идеи и тому подобные признаки: Только кретину может прийти такое в голову!: Какой разгильдяй не выключил прибор?; Вот мечта идиота! и т. д.

Поскольку основа конфликта – нежелание учитывать права партнеров, необоснованно заниженная их оценка, заранее выраженное мнение о несущественности всего, что они могут сказать или совершить, то часто пренебрежительная интонация и другие сопутствующие ей и согласующиеся с ней невербальные средства (жесты, мимика, позы) способны сыграть конфликтообразующую роль даже при общем благоприятном для партнера высказывании; в случае конфликта между содержанием вербальной и невербальной сторон текста обычно невербальные средства рассматриваются как менее контролируемые и потому более правдивые.

Вопросы и задания

1. А. С. Пушкин так писал в 1830 г. об отношениях между стихотворцем и публикой:

Зло самое горькое, самое нестерпимое для стихотворца есть его звание, его прозвище, коим он заклеймен и которое никогда его не покидает. Публика смотрит на него как на свою собственность, считает себя вправе требовать от него отчета в малейшем шаге. По ее мнению, он рожден для ее удовольствия и дышит для того только, чтобы подбирать рифмы. Требуют ли обстоятельства присутствия его в деревне, при возвращении его первый встречный спрашивает его: не привезли вы нам чего-нибудь нового? Явится ли он в армию, чтобы взглянуть на друзей и родственников, публика непременно требует от него поэмы на последнюю победу, и газетчики сердятся, почему долго заставляет себя ждать…

«Стихотворец» и «публика» – социальные роли. Каким из основных коммуникативных ролей, обсуждавшихся выше, они соответствуют? Какие атрибуты ролей (вербальные, невербальные) отмечает Пушкин? В какой мере императивны ролевые предписания (ожидания) общества?

2. Один из крупнейших современных специалистов по словесной культуре Ю. М. Лотман писал:

Нехудожественный текст читается (в нормальной ситуации) тем, к кому он обращен… Художественный текст, как правило, воспринимается не тем, кому адресован: любовное стихотворение делается предметом печатной публикации, интимный дневник или эпистолярная проза доводятся до общего сведения. Одним из рабочих признаков художественного текста можно считать расхождение между формальным и реальным адресатом.

Как вы понимаете эту мысль Ю. М. Лотмана? Какие коммуникативные роли он имеет в виду, говоря о формальном и реальном адресате?

3. Ниже приведен начальный фрагмент статьи Бабушка «Русского ассоциативного словаря» (М., 1994). Словарь составлен по материалам экспериментов, проведенных в 1988-1991 гг. в России (испытуемыми были в основном студенты). После заглавного слова, предъявлявшегося в качестве стимула, приводятся ассоциации, возникавшие у испытуемых в связи с данным стимулом. Цифрами передается количество одинаковых реакций испытуемых.

БАБУШКА – дедушка 76; старушка 43; моя, старая 39; добрая 31; любимая 23; старенькая 19; родная 7; дед, милая 6; дорогая 5; внук, внучка, доброта, платок, родня, рядышком с дедушкой, старость 4; бабушка, в деревне, вязать, детство, заболела, мама, надвое сказала, очки, старуха, умерла, хорошая 3; блины, деревня, дом, дряхлая, женщина, и дедушка, идет, Катя, ласковая, моя бабушка, пироги, пирожки, пришла, сказала, тепло, тетушка, чертова, Яга 2; Арина, бабулечка, бабуля, беззубый, болела, болтушка, больная, в кресле, в очках, в платочке, варенье, Варя, Вера, верующая, внука, внуки, ворчание, ворчит, ворчливая, ворчунья, вяжет, вязание, Галя, глухая, голубка, готовит есть…

Какие атрибуты всем известной возрастной роли «бабушка» получили отражение в ассоциациях испытуемых? Какие из них можно считать вербальными? Выделите наиболее типичные невербальные атрибуты этой роли.

Глава 3

Социально-функциональная стратификация языков и понятие литературного языка

3.1. Хорошо известно, что даже небольшие этносы, малые народности, не говоря уже о нациях, внутренне неоднородны: в них выделяются общности людей по полу, возрасту, общественному положению, территории проживания, уровню образования, профессии и т. д. Общение не может быть совершенно равномерным, охватывающим одновременно и в одинаковой степени всех говорящих на одном языке. Уже по этой причине должны складываться территориальные, возрастные, профессиональные и т. п. разновидности речи.

Еще более важно то, что каждая из социальных групп общества, каждая его часть пользуется языком по-своему, в разных условиях и с особыми целями, развивая язык в коммуникативно ценном для себя направлении. Так, малообразованные жители старой деревни в основном пользовались речью для общения с хорошо знакомыми, близкими людьми, односельчанами или жителями ближайшей округи. Главными темами этой речи были известные им в равной или почти равной мере обстоятельства, события, предметы, люди. Общение протекало при одновременном активном участии в нем адресанта и адресатов, не разделенных ни временем, ни пространством, являлось непосредственным устным. Оно строилось как диалог, имело преимущественно практическую направленность и не было профессиональным.

Речевые привычки и требования к качеству речи, естественно, не могли быть в этих условиях такими же, как у горожан, у занятых, например, в сфере делопроизводства чиновников-канцеляристов. В последнем случае общение протекает в значительной мере письменно, связь с адресатами опосредуется документами, адресаты в данной ситуации уже не конкретные, хорошо известные личности, а нередко лишь представляемые, потенциальные, это даже не обязательно современники. Предмет документа может быть им мало знаком или вовсе не знаком. Содержание общения в сфере делопроизводства бывает весьма непростым, требует от общающихся определенной специальной подготовки, регламентации, профессионализации речи и т. д.

Многие из особенностей речи разных социальных групп становятся своеобразными символами принадлежности к этим группам (известно, кто именно может сказать идёть вместо «идет», в какой социальной группе говорят энтот, кому присуще слово волнительно, кто употребляет глагол бортануть в значении ‛отвергнуть, исключить’ и т. д.), а потому старательно культивируются или, наоборот, скрываются. Поскольку основные социальные слои характеризуются собственными вариантами общего языка, оказываются возможными попытки подделываться под речь того типа людей, за кого говорящему хотелось бы себя выдать (речевая мимикрия). Таким образом, существует немало причин не только появления социальных вариантов языка, но и сохранения, разработки, специального регулирования их обществом.

В разные эпохи, у разных народов, в неодинаковых исторических условиях складываются специфические системы социальных вариантов языка – социальные стратификации языков. Эти системы исторически изменчивы, подвижны.

3.2. Существуют, однако, и общие закономерности развития языковых страт (социальных разновидностей языка)[21], а также главные варианты, типичные для многих языковых культур. Это прежде всего диалекты – территориальные разновидности речи. Какую бы ограниченную территорию ни занимал народ, устная бытовая речь на разных частях этой территории обычно неодинакова. Если же территория значительна, как у русского, немецкого, французского, китайского, испанского языков, то на ней обнаруживается целая система диалектов, которые существуют в основном в устной форме и обслуживают только часть коммуникативных потребностей народа, говорящего на данном языке. Тем не менее они образуют чрезвычайно важную нижнюю страту языка, его историческую базу, богатейшую языковую почву, хранилище национального своеобразия и творческих потенций языка.

Выдающийся русский филолог XIX в. Измаил Иванович Срезневский писал о необходимости внимательно прислушиваться к народной местной речи:

В каждом народном языке, в каждом местном наречии есть сила неосязаемая и тем не менее мощная, сосредоточивающая в себе все другие силы. Это дух народности…

Только оживляясь этой силой, можно воспитать в себе живое чутье языка своего, навыкнуть устранять из него всё то, что идет этой силе наперекор, что ее ослабляет, и находить в нем все, что может придать и живость, и достоинство всякому выражению.

Недаром воспитание уважения к народной диалектной речи и стремление поддержать ее стали в последнее время специальной заботой ряда высокоцивилизованных государств.

3.3. С развитием и укреплением государственности чрезвычайно усложняются информационные процессы. Общение становится не только непосредственным устным, но и опосредованным письменным. Возникает необходимость в едином для государства надтерриториальном варианте языка со специальными коммуникативными свойствами (с повышенной точностью речи, способностью передавать разнообразные логические отношения, устойчивостью во времени, специализированностью и др.). Эта потребность удовлетворяется путем использования языка другого народа (роль латыни в средневековой Европе) или выработкой собственного (на основе диалекта ведущего центра страны) литературного языка.

Литературный язык многими свойствами противопоставлен диалектной речи. По социальной базе это язык образованных горожан. Функциональная его особенность – способность обслуживать высокие сферы общения: государство, политику, науку, религию, образование, искусство и т. д. Функциональная, социальная, локальная и темпоральная обособленность этих сфер (зачем, кто, где, когда общается), различие коммуникативных установок, свойственных разным сферам и ситуациям общения, приводят к формированию вариантов, стилей, внутри самого литературного языка (об этом подробнее в следующей главе).

Стилистическая дифференциация полифункциональной литературной речи превращает ее в чрезвычайно тонкий, точный и эффективный инструмент общения, позволяющий выражать самое сложное и нетрадиционное содержание, оказывать нужное воздействие на адресатов. В отличие от диалектов литературный язык уже не может существовать только стихийно. Напротив, он требует постоянной целенаправленной работы общества (в том числе специалистов-профессионалов) над его совершенствованием и поддержанием в коммуникативно пригодном состоянии. Этим обеспечиваются единство, точность, стабильность, выразительность литературной речи.

Литературный язык – язык, обработанный «мастерами слова» и нормированный. Одного лишь живого общения в соответствующей социальной среде недостаточно для полного его усвоения, необходимы специальное обучение и постоянный самоконтроль за литературностью своей устной и письменной речи.

3.4. Уже в древности с развитием ремесел и торговли, по мере роста городского населения и расширения межтерриториальных связей, торговли в крупных политических и экономических центрах совершалось стихийное взаимодействие, смешение местных вариантов речи, и появлялись наддиалектные устные разновидности языка – койне. Они выросли из диалектов и недаром именуются иногда полудиалектами. С появлением литературной речи и в сравнении с ней койне начинают восприниматься как «простая», «простонародная» речь – просторечие.

Пока литературный язык существует в основном в письменной форме, образованные горожане обычно пользуются в быту просторечием. Когда же вырабатывается и устная форма литературного языка, просторечие окончательно становится «речью малообразованных горожан». Достаточно напомнить такие широко известные приметы русского просторечия, как хтой-то, волокёшь, хочем, радиво, полотенец и т. п., чтобы каждый понял, о какой именно социальной разновидности современного русского языка идет речь, и сумел самостоятельно оценить ее распространенность в нашем общении.

Оставаясь вариантами одного и того же языка, литературный язык и диалекты, как это имеет место в русском языке, обладают собственными фонетическими, лексическими, грамматическими системами, т. е. их строение в некоторой степени подобно строению самостоятельных языков. Просторечие характеризуется фонетическими, лексическими и грамматическими особенностями, но последовательной, целостной системой, по-видимому, не обладает.

3.5. Кроме перечисленных основных разновидностей языка, в его социально-функциональной стратификации обнаруживаются и другие, вторичные элементы, особенности которых заметны лишь в лексике и фразеологии. Собственных фонетических или грамматических признаков подобные варианты не имеют. Среди вариантов этого рода чаще всего встречаются возрастные, профессиональные, социальные жаргоны (молодежный, физиков-электронщиков, разных групп военных, морской, преступных групп и т. п.).

В последнее время в русской разговорной речи и в газетно-публицистических текстах стали активно использоваться слова типа прибамбасы, мент, водяра, кинуть ‛обмануть’, оттянуться ‛отдохнуть’, чернуха ‛тяжелые, мрачные стороны жизни’ и т. п. Поскольку они находятся за пределами литературного языка, но широко известны и не прикреплены в сознании современных россиян к какой-нибудь одной социальной группе (возрастной, профессиональной или какой-либо еще), то их определяют как «общий жаргон». Ни в деловой, ни в научный стиль речи они не проникают.

Далеко не во всех культурах от общей речи отличается «женская», но некоторые особенности речевого поведения женщин в отличие от речевого поведения мужчин обнаруживаются всегда. Это неудивительно: с различиями пола связано множество собственно социальных и психических явлений, а это находит отражение в языке.

3.6. Изучая социально-функциональную стратификацию языков, следует иметь в виду, что все элементы этой стратификации возникают и существуют закономерно: в языке не бывает того, что не было бы кому-либо (определенным социальным группам) необходимо в соответствии с коммуникативной ситуацией в обществе, и все страты этой системы связаны одна с другой, влияют одна на другую, вместе выполняют задачу коммуникативного обслуживания народа.

Закономерность появления каждой страты языка не означает их равенства. Важнейшим для жизни страны является литературный язык, на нем осуществляется вся государственная деятельность, работа административных и законодательных структур, суда, средств массовой информации, всё образование (начиная с детского сада и кончая вузом). Литературный язык – это и язык науки, и язык искусства слова – художественной литературы. Государственным языком всегда является именно литературный язык.

3.7. Литературный русский язык начал складываться много веков назад. В науке идут споры о его основе, о роли в его сложении церковнославянского языка. Однако эти споры важны только для филологов, для студентов-нефилологов существенно лишь то, что литературный русский язык имеет многовековую историю, свои традиции. Он впитал в себя заимствования из многих языков: др.-греч. – тетрадь, фонарь, парус,предположительно др.-нем. – хлеб, нем. – шкаф,фр. – шофер, транжирить,нерусскими по происхождению являются почти все слова с начальным а-, слова, имеющие в своем составе букву ф. Параллельное использование исконно русской и старославянской по происхождению формы слова (сторона и страна, середина и среда, значения которых далеко разошлись; молоко – млекопитающие, здоровье – здравоохранение – <

Поделиться: