Особенно наглядно указанные закономерности этноэволюции можно проиллюстрировать на примере Кавказского региона, арене жесточайшей борьбы народов за существование, борьбы, полной трагизма, которая не затухает и поныне.
Можно ли говорить о Кавказе, как о некоей этносоциальной либо даже цивилизационной общности? Здесь мнения весьма неоднозначны, вплоть до таких полярных, как приписывание Кавказу роли уникальной самостоятельной цивилизации либо не более как роли контактной зоны между цивилизациями.
Кавказская этносоциальная общность являет собой результат коэволюционного взаимодействия весьма различных, в некоторые периоды истории даже антагонистических, систем (казаки-горцы, осетины-ингуши и т.д.). И если бы в различные периоды истории различные этнонациональные общности Кавказа периодически не принадлежали к самым различным надсистемам – Крымское ханство, Персия, Османская империя, Русь и т.д., тогда в результате продолжительного коэволюционного взаимодействия кавказские этносы сформировали бы гораздо более жесткую структуру. В результате мы имеем довольно слабо оформленную общность. Однако совсем игнорировать сложившиеся внутрисистемные связи здесь тоже нельзя. Более того, в последнее время явно складывается тенденция к движению в сторону все более интенсивного кооперативного взаимодействия на региональном уровне. Следует, таким образом, оценить глубину происходящих процессов и дать оценку складывающейся общности.
1. Язык. Народы Северного Кавказа представляют весьма пеструю смесь этимологически далеких языков (кавказские, славянские, тюркские, иранские и др.). В данном случае языком безусловно интеграционного свойства можно считать русский. И так как собственного системообразующего языка межнационального общения на Кавказе нет, то здесь можно говорить лишь о системной общности на уровне России и стран ближнего зарубежья.
2. Социокультурные связи. Здесь нельзя дать однозначной оценки. С одной стороны, они достаточно обширны. Например, в Ростове и некоторых других республиканских и краевых центрах сосредоточены многие культурные и научные институты регионального уровня. С другой – многие региональные субъекты чаще предпочитают иметь дело непосредственно с культурными и научными центрами федерального уровня. Здесь гораздо больше связей между этнически близкими группами (Адыгская и Тюркская академии, казачьи социокультурные институты и т.д.), чем между административно-политическими субъектами региона.
3. Социально-политическая обособленность. Северный Кавказ и Ростовская область представляют Южный Федеральный округ. Казалось бы здесь общность по данному критерию налицо. Но в чем состоит функциональная значимость данной политической структуры? Она выражается вовсе не в самоуправлении, а в обеспечении более эффективного взаимодействия с федеральным центром. Поэтому здесь можно говорить не об усилении обособленности, а, напротив, о ее сглаживании.
4. Экономическая обособленность. Имеют место многочисленные торговые и производственные объединения северокавказского уровня, к тому же товарооборот между внутренними субъектами несколько выше, что связанно в первую очередь с транспортными расходами и исторически сложившимися экономическими связями. Однако и здесь уровень интеграции достаточно низок, в частности, многие организации предпочитают взаимодействовать с экономически более развитыми регионами. Поэтому часто товарообмен, например, с Москвой оказывается значительно выгодней, чем с соседней республикой.
5. Религия, обычаи, быт. Конечно же, многовековое совместное проживание северокавказских народов не могло не сказаться на формировании некоторых общих элементов межличностных взаимоотношений и быта (черкеска, кавказская кухня, традиционное кавказское гостеприимство, уважение к старшим, мужественность, развитое коневодство и характерные народные промыслы, мифология). Вместе с тем весьма пестрая по своему составу религиозная община (ислам, православие, буддизм, иудаизм и язычество) и этническая разобщенность не позволяют и по этому критерию говорить о достаточно глубокой общности.
6. Самосознание. Данный критерий мы считаем определяющим. После того как представители формирующейся социальной системы начинают осознавать себя в качестве самостоятельного субъекта, происходит бифуркационный скачок в темпах самоорганизации. Как мы представляемся за пределами Кавказского региона – "я кавказец", "я черкес" или "я россиянин"? Думается, все же, что первый вариант ответа мы употребляем практически только тогда, когда хотим уточнить географическое местоположение своего места жительства. Житель Кавказа осознает себя, прежде всего, не кавказцем, а представителем своего этноса или же россиянином.
7. Географическая изоляция. Можно только добавить, что постоянные миграции, связанные, как правило, с внешней и внутренней агрессивной экспансией, практически сводят на нет и этот интеграционный фактор.
8. Биологическая (генетическая) обособленность. Следует сразу подчеркнуть, что биологические факторы в социальных системах имеют вторичное значение, однако совсем их игнорировать тоже нельзя. В биологическом смысле можно говорить об этнической обособленности тогда, когда генный обмен внутри данной социальной группы будет значительно выше, чем за ее пределами. Достаточно очевидно, что здесь ни о какой антропологической обособленности на уровне всего региона говорить не приходится. Данный фактор в значительной степени зависит от уровня самосознания. Наиболее вероятны браки между представителями той общности, в качестве которой мы себя осознаем. Даже между многими представителями автохтонных народов региона частота межэтнических браков не выше, чем со многими другими народами России. Во всяком случае, это верно при сравнении уровней метизации с русским этносом.
9. Внешние вызовы. Известно, что социально-этническая и культурная общность кавказских народов за пределами этого региона воспринимается значительно выше реального уровня. Поэтому часто этнические особенности одного народа приписываются всем прочим. Например, большая часть россиян причисляет кавказцев к культурно-хозяйственному типу рыночных торговцев. В действительности же значительное большинство северокавказских народов зарабатывает, торгуя на рынке ощутимо реже других народов России, в силу присущей им гордыни считая это занятие недостойным. Исключение составляют главным образом лишь народы Дагестана, слишком велико было здесь влияние закавказских республик и восточной культуры. Имеются и более яркие примеры такого преувеличения кавказской общности. После известных событий в Чечне получить американскую визу будет сложнее не только чеченцам, но и всем другим жителям Кавказа. Известно также, что объектом более пристального внимания правоохранительных органов за пределами этого региона являются не только представители автохтонных народов Кавказа, но и все прочие ее жители. Все это накладывает определенный отпечаток на народы Кавказа, невольно сплачивая их.
Проведенный анализ показывает, что кавказская общность в плане этническом, генеалогическом, экономическом и политическом весьма условна, во всяком случае, в настоящий момент времени. Филогенетически народы Кавказа представляют весьма пеструю полифилетическую ветвь, вернее даже множество ветвей, в которых даже расовый состав далеко не однороден в результате смешения в некоторых этнических группах европеоидной и монголоидной рас.
Однако почему же тогда на протяжении многовековой истории кавказские народы так и не смогли интегрироваться в единую этносоциальную общность? С одной стороны, конечно, трудно отрицать, что этногенетические процессы, как и биологическая эволюция, необратимы, во всяком случае после прохождения бифуркационного порога необратимости, с другой – ничто им, казалось бы, не мешает интегрироваться в некую суррогатную надэтническую общность, как, например это произошло с североамериканской нацией. По-видимому, одной из главных причин, препятствующих такой интеграции, было то, что народы Кавказа никогда, в общем-то, и не были в составе какой-либо целостной общности. Даже во времена Советского Союза, когда вся его территория была в составе одного государства, республики имели гораздо больше контактов с центром, чем между собой. В каждой закавказской республике были свои научные и культурные центры, северокавказские же научный, культурный и общественно-политический центры вообще находились в Ростове, что в большей степени способствовало интеграции коренных северокавказских народов с Россией, чем с другими союзными республиками Закавказья.
Народы Кавказа, попадая в зону стратегических интересов северных и южных держав, испытывали весьма неоднозначное давление. По-видимому, немаловажным фактором, препятствующим такой интеграции, является значительная гетерогенность ландшафта и влияние непохожих друг на друга соседей. Если бы Кавказ длительный исторический период времени находился внутри единого макроэтноса, то вполне вероятно его народы либо ассимилировались им, либо превратились в столь же единый и сравнимый по силе этнос.
И в настоящий момент на Кавказе доминируют центробежные процессы над центростремительными, поскольку влияние Востока, Запада и России в различных регионах Кавказа столь же неоднозначно. По современному этническому портрету (как антропологическому, так и этнографическому) исторически близких народов уже практически невозможно вычислить общие корни. Адыгские племена по ряду признаков, как этносоциальных так и антропологических, имеют гораздо меньше общего с родственными им вайнахами, относящимися, как и они, к кавказской языковой группе, чем с осетинами (персидская языковая группа) или с балкарцами (тюркская группа). Причем осетины по своему современному этническому портрету гораздо дальше от персов, чем, например, тюркоязычные азербайджанцы. Таты же, имеющие те же персидские корни, считают себя евреями (семитская группа) и вполне обоснованно, исходя из того, что национальное самосознание является важнейшим и определяющим этническим критерием.
Неудивительно, что на Кавказе имели место не столько макробифуркационные процессы, сколько независимые и разнонаправленные спонтанные микробифуркации, еще больше центробежно разделяющие даже исторически близкие народы, что, например, мы наблюдаем между Чечней и Ингушетией. Следует иметь в виду, что даже при самых благоприятных условиях для межэтнической интеграции, последнюю ни в коей мере нельзя отождествлять с межэтнической ассимиляцией. Бифуркации практически необратимы, отсюда и вся очевидная несостоятельность стирания граней между нациями в социалистический период истории и концепций межэтнического "плавильного котла". Это возможно лишь до окончательного формирования самосознания этноса и лишь в том случае, когда ассимилируемые этнические группы достаточно пластичны или чрезвычайно малочисленны, как, например, в случае с ассимиляцией убыхов в Турции.
Впрочем, если макроинтеграционные процессы на Кавказе несущественны, то в более низкоуровневых надэтнических группах наблюдаются довольно ощутимые центростремительные интеграционные процессы. В результате формируются вполне реальные межэтнические общности. Мы выделяем семь таких кавказских или близко с ними связанных общностей.
1. Тюрко-иранская (Турция, Иран, Азербайджан).
2. Армянская (Армения, Нагорный Карабах, зарубежная диаспора).
3. Картвельская (большая часть Грузии).
4. Вайнахская (Чечня, Ингушетия, часть Дагестана).
5. Дагестанская.
6. Адыго-тюрко-аланская (КБР, КЧР, Адыгея, Северная и Южная Осетия, Абхазия).
7. Славянская.
Для наглядности приведены лишь наиболее характерные составляющие указанных групп. Все они имеют уровень интеграции с Россией и другими социально-этническими центрами гораздо более высокий, чем между собой. Исключение составляет лишь дагестанская надэтническая группа, в которой уровень интеграции с другими народами Кавказа сравним с уровнем интеграции с Россией и некоторыми другими государствами, что связанно с весьма пестрым этническим составом республики. Процессы генно-культурной коэволюции внутри каждой из этих подгрупп носит мягкий, эволюционный характер, что исключает вероятность ломки сложившихся внутренних этнических элементов. Напротив, как правило, интеграция протекает с коррелятивным усилением дифференциации. Поэтому ни о каком межэтническом слиянии народов Кавказа, даже в отдаленном будущем, не может быть и речи. Даже такие близкие народности, как, например, чеченцы и ингуши, балкарцы и карачаевцы, уже прошли порог необратимого разделения. В связи с тем, что внутренние интеграционные процессы, протекающие между различными надэтническими общностями Северного Кавказа, сопоставимы либо ниже, чем таковые с Россией, представляется маловероятным естественный бифуркационный переход к самостоятельному государственному образованию без жесткого принудительного воздействия извне.
Впрочем, как отмечает Х. Г. Тхагапсоев, если нельзя говорить о кавказской цивилизации в целом, то это вполне может быть приемлемо в отношении ее части. Дело в том, что некоторые народы, которые в данной работе трактуются как адыго-тюрко-аланская и вайнахская общности, действительно характеризуются общностью коммуникативной, синкретической культуры. В условиях горных ущелий, когда люди вынуждены были проживать малыми изолированными группами, особенно велика коммуникативная роль непосредственного общения. В таких условиях возрастает роль старшего, но старшим, в отличие от примитивных патриархальных культур, может стать каждый, поэтому такая лектоническая система весьма демократична и эффективна в условиях проживания малочисленными группами. Такая общность не могла не сыграть некоей интегрирующей роли между указанными этническими образованиями. К тому же такой межэтнической интеграции способствовал институт аталычества (когда дети воспитывались в чужих семьях). Не меньшую интегрирующую роль сыграли традиции кровной мести, приводящие к вынужденной миграции части населения, при сохранении чрезвычайно жестких запретов браков даже между весьма далекими родственниками. Все это, безусловно, способствовало частичной генно-культурной ассимиляции. Поэтому указанные этнические группы сформировали целый ряд общих черт: мифология (нартский эпос), почитание старших. Но самое главное и определяющее здесь – ритуализованный, церемониально-этикетный характер коммуникации, ведущая роль старшего в любом акте культурной коммуникации, а также преобладание в актах коммуникации мобилизационной направленности на демонстрацию своей культуры.
Вероятно, важнейшим интеграционным фактором между лектоническими культурами Кавказа был запрет браков между родственниками вплоть до седьмого колена. Это часто вынуждало искать невест не только в отдаленной местности, но и у других культурологически близких народов. Однако христианские и даже исламские запреты межродственных браков значительно менее жестки. Поэтому неудивительно, что дагестанские и вайнахские народы, в которых были довольно сильны исламские традиции, в конечном счете, дистанцировались от лектонической общности прочих лектонических культур горцев.
Впрочем, в настоящее время эти факторы, безусловно интеграционного характера, теряют свою роль. Видимо, и то и другое, поскольку, с одной стороны, современная этническая культура не может основываться в своем развитии на непосредственные акты коммуникаций, но с другой – это разрушает весьма тонко сбалансированную и эффективную систему социального сосуществования. И это особенно тревожно в связи с тем, что некоторые народы слишком часто демонстрируют неготовность к сосуществованию в условиях Западной коммуникативной культуры.
Правильно и закономерно, что мы считаем "хорошими" те обычаи, которым научили нас родители; что мы свято храним социальные ритуалы, переданные нам традицией нашей культуры. Но мы должны, со всей силой своего ответственного разума, подавлять нашу естественную склонность относиться к социальным нормам и ритуалам других культур как к неполноценным. Мы должны научиться терпимости к другим культурам, должны отбросить свою культурную и национальную спесь – и уяснить себе, что социальные нормы и ритуалы других культур, которым их представители хранят такую же верность, как мы своим, с тем же правом могут уважаться и считаться священными.
Список литературы
1. Харитонов В.М., Ожигова А.П., Година Е.З., Хрисанфова Е.Н., Бацевич В.А. Антропология. М.: ВЛАДОС, 2003.
2. Рогинский Я.Я., Левин М.Г. Антропология. М.: Высшая школа, 1978.
3. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М.: Наука, 1973.
4. Тайсаев Д, М.,«Эволюция. Этничность. Культура или На пути к построению постнеклассической теории этноса»
5. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Изд-во политической литературы, 1992.
6. Жданов Ю.А. Роковой комплекс Эрисихтона // Научная мысль Кавказа. 1997. №3.