Берегите свое право думать.
Думать неверно лучше, чем вообще не думать.
Учить суеверию как правде - самая опасная вещь.
(Гипатия, IV в.).
Секуляризация цивилизованного общества имеет две необходимые фазы:
1. Церковь лишается права регулировать законы, мораль и духовную жизнь.
2. Гуманитарные дисциплины приводятся к стандарту естественных и точных наук.
Семь мудрецов Эллады, жившие в VII в. до н. э., придумали простой но глубокий методический дуализм: «Космос» (определенное устройство, порядок) и «Хаос» (отсутствию какого бы то ни было устройства или порядка). С этой позиции они брались объяснять все явления во Вселенной. Их гипотезы были очень наивны, но в них присутствовало то, чего сильно недостает современному европейскому научному мировоззрению: категорическое, абсолютное отрицание любых принципиально непостижимых чудес и тайн и в окружающем мире, и в человеке, и в устройстве общества.
Непостижимо только действие Хаоса – но оно не является чудом, а лишь отражает природу Хаоса, состоящей в отсутствии внутреннего строя. Космос, будучи устроен в некотором порядке, предполагает объяснимость любого происходящего в нем явления – поскольку любая упорядоченность может быть описана строгим языком философии (а иначе - какие основания называть ее упорядоченностью). Никакая непознаваемость не может быть связана с чем-либо, кроме действия Хаоса (любое явление непознаваемо лишь в той мере, в котором оно подчинено случаю).
Другим немаловажным пунктом мировоззрения семи мудрецов была первичность Хаоса (это утверждение содержится в частности, в Теогонии Гесиода). Космос возникает как островок порядка, из-за игры случайных сил, присущих Хаосу по его природе. Все в мире полно богов, - говорил Фалес, один из семи мудрецов Эллады. Это понятный античному слушателю намек на древний религиозный смысл жребия, как обращения за советом к неподвластным никакому закону, абсолютно беспристрастным божествам Хаоса.
|
Но Хаос для Фалеса не является сверхъестественным. Да, первооснова всего сущего недоступна для восприятия, поскольку она неупорядочена. У нее нет устойчивых свойств, которые позволяли бы ее осязать. Тем не менее, говоря о Хаосе, мы достаточно четко можем понять, о чем идет речь. Фалес проводил аналогию между первоосновой-хаосом и текучей водой, которая по своей природе текуча и не имеет никакой формы.
Помимо иллюстрации представления о Хаосе, Фалес внес в науку еще одно важнейшее новшество: запрет на сверхъестественные объяснения чего бы то ни было Философия, опирающаяся на такие объяснения, согласно Фалесу, заведомо ложна.
Ученик Фалеса – Анаксимандр ввел понятие об «апейроне» - хаотической субстанции-первоосновы, не обладающей ни качественными, ни количественными характеристиками, и заполняющей Вселенную.
Решая вопрос о возникновении Космоса, Анаксимандр пришел к двум выводам:
1. Космос не мог возникнуть в единственном экземпляре, поскольку тогда бесконечный апейрон приобрел бы центрально-ориентированную упорядоченность, что противоречит его природе.
2. Космос сферичен (говоря современным языком - сильно симметричен), иначе имелись бы выделенные направления, а это в изотропном апейроне невозможно.
Так, Анаксимандр «на кончике стилоса» сформулировал некоторые гипотезы, которые согласуются с современными концепциями естествознания.
|
Космогония Анаксимандра довольно занятна. Он полагал, что наш космос возник в результате локального теплового расслоения апейрона. Возникла огненная сфера с холодной «начинкой», в центре которой образовалась Земля с воздушной оболочкой. Внешний слой воздуха образовал плотную непрозрачную оболочку, в которой появились отверстия разных размеров, видимые нами, как светила - Солнце, Луна, планеты и звезды.
При всей наивности этого представления, оно является строго научной гипотезой, без всякой примеси сверхъестественного. Желающие могут ознакомиться с этой моделью подробнее и даже составить уравнения небесной механики «Космоса Анаксимандра»…
Судя по дошедшей до нас информации, Анаксимандр также выдвинул представление о динамичности мира и естественной эволюции живых организмов.
Кроме того, он впервые систематизировал геометрические утверждения и связал геометрию с логикой, что дало возможность создать абстрактную формальную геометрию, методические принципы которой используются по сей день.
В III в. до н.э. Аристарх, опираясь на научную логику Анаксимандра, разработал уже вполне обоснованную гелиоцентрическую космологию (новая европейская наука воспроизвела его открытие лишь через 2000 лет).
Следующее имя, которое следует назвать – это Парменид. Ему принадлежит афоризм: «Есть только то, что существует, а несуществующего нет» (в короткой формулировке: «небытия не существует»). Это элементарное логическое суждение не только окончательно изгонят все сверхъестественное из сферы познания, но и дает четкое понятие о разнице между космосом и его умозрительными моделями. Как учил Парменид, наши представления о разделенности различных физических явлений - это условность. Если бы космос реально состоял из частей, то они должны были быть разделены границами из «небытия» (которого не может быть). А раз так – реальное бытие Космоса едино и неделимо. Декомпозиция реальности, к которой мы прибегаем для анализа взаимодействия наблюдаемых явлений, сразу же переводит нас из поля реальности в поле абстракций.
Отсюда Парменид сделал гениальный методический вывод о существовании двух миров:
1. Мира мнений – реального мира, о котором можно высказываться лишь более или менее правдоподобно, на основании чувственного восприятия и гипотетических обобщений.
2. Мира истины – идеального, абстрактного мира, который построен так, чтобы в нем были возможны истинные суждения.
Объективный мир–1 никогда не будет эквивалентен идеальному миру-2. Теория всегда будет отражать лишь некоторые наблюдаемые черты реальности, но не саму реальность в ее полноте и целостности.
Современная наука пришла к этому выводу лишь в последней четверти XX века.
|
Выводы об отношениях между реальным и идеальным распространялись не только на природу, но и на общество. Представления о социальных идеалах, как о божественных предписаниях, высмеял еще учитель Парменида – Ксенофан, говоривший, что будь кони разумны, они придумали бы четвероногих богов с копытами и гривой. Представления людей об идеале определяется условиями жизни, идеал – это всего лишь обычай. Такая философия была применена Парменидом, когда он писал для Элеи разумные законы.
Развитие античной философии и методологии науки, как известно, было прервано христианизацией Рима, а затем и всей Европы. Внедренные в общество представления о сверхъестественном боге – творце и законодателе, перевернули философию науки с ног на голову. Ущербная христианская философия взяла на вооружение красивую идею Платона о «форме форм», как источнике онтологического единства космоса и обкорнало эту идею самым пошлым образом. Платоновский абстрактный источник космического единства превратился в капризное, мстительное и амбициозное существо – библейского бога.
Церковь учила, что этот бог сотворил космос идеально упорядоченным, а отклонения от истинных предписаний вызваны грехопадением людей, соблазненных сатаной. Идеал стал первичным, а реальность – вторичной и греховной. Естественные науки приобрели моральный оттенок: представление Вселенной иначе, чем в виде грандиозного часового механизма, безупречно сконструированного творцом, стало сатанинской ересью. Наука об обществе должна была также механически представлять социальные отношения: ведь бог – законодатель предписал людям заповеди – абсолютно правильные нормы поведения.
Античный философ выдвигал гипотезы и проверял их наблюдением объективного мира Гипотезы, которые опровергались наблюдениями, он отбрасывал (от гипотезы - к вещам, от вещей - к теории).
Средневековый схоласт брал наблюдения объективного мира и проверял их библией.
Наблюдения, не подтвержденные библией, он отбрасывал (если факты противоречат теории – тем хуже для фактов).
Это радикальное извращение смысла наук о природе и обществе так основательно покалечило сознание европейской интеллигенции, что мы до сих пор иногда видим в научных трудах по физике теологические рассуждения о «чудесном порядке Вселенной».
Естественным и точным наукам все-таки удалось в основном избавиться от церковного наследия. За последние 100 лет эти науки настолько плотно взаимодействовали с инженерной практикой, что здоровый прагматизм постепенно возобладал. Произошло что-то вроде трудовой терапии – известно, общественно-полезный труд в здоровом коллективе позитивно влияют на психику лиц, страдающих алкоголизмом и катехизисом.
От обанкротившейся «часовой модели» с ее достаточно бессмысленными красивостями, естественные науки вернулись к реальности и к старому доброму методу проб и ошибок.
В XX веке философия, освободившись от теологии, создала мощную методическую базу для рациональной деятельности в естественнонаучной сфере. Принципы современного позитивизма взяли все лучшее от античных образцов философского анализа и пришли к нескольким прогрессивным концепциям, которые моментально были востребованы развивающимися фундаментальными, прикладными и точными науками.
Ученый может выдвинуть любую, самую безумную гипотезу – это его право на фантазию и на ошибку. Ошибки – это лучший попутчик и советчик. Ошибок нет только у того, кто не делает вообще ничего содержательного в интеллектуально-прикладной области. За последние полвека ученые, порождая идеальные миры (по Пармениду) наделали просто астрономическое количество ошибок – и благодаря их преодолению достигли колоссальных результатов в практических приложениях науки. Реальность стала еще более загадочной, чем 100 лет назад, но главное – общество стало получать от естественных и точных наук именно те результаты, ради которых наука и существует.
Гуманитарным и общественным наукам повезло меньше. Имея дело непосредственно с устройством человека, его психикой, интеллектом, эмоциональными потребностями, этикой и эстетикой, эти науки оказались непосредственно на пути церкви.
Античные разделы философии, объясняли строение психики также наивно, как и строение Космоса, но, в то же время, так же рационально. Они подметили, что человек, его тело и разум, его эмоции и побуждения, отражают окружающий объективный мир с его взаимосвязями. Человек мыслился ими как микрокосм – локальная система, устроенная по тем же закономерностям, что и окружающая Вселенная (макрокосм).
Причину разнообразия психики и поведения античные философы-рационалисты видели в строении организма: психические качества ставились в зависимость от телесных. Гиппократ в IV в. до н.э. развил учение о четырех темпераментах, связанных с пропорцией четырех жидкостей, циркулирующих в организме. Психические различия между людьми оказались сгруппированы по общим признакам поведения, связанным с особенностями индивидуальной физиологии. Учение о четырех темпераментах, как основа типологии личности до сих пор используются в прикладной науке. Гиппократ удивительным образом предвосхитил современные научные представления о нейрогуморальной регуляции поведения.
На рубеже IV и III в. до н.э. Эпикур сформулировал рациональное учение о природе законов и обычаев, их формировании и развитии по мере изменений в быту и хозяйстве.
Герофил и Эразистрат в III в. до н.э. исследовали нервную систему человека, открыли различия между чувствительными и двигательными нервами и заложили основу для будущей теории рефлексов. Их работы развил Гален во II в. н. э. В труде «О частях человеческого тела» он описал в общих чертах функции нервной системы.
К этим рациональным основам учения о психике наука вернулась лишь в XX веке.
Нетрудно понять, что такие представления о человеке, о его психике, о схеме его сознания и восприятия, о мотивах его частной и общественной деятельности, было абсолютно несовместимо с мистическим учением церкви, выполнявшей начиная с IV в. н.э.. роль тоталитарной идеологической машины европейских феодальных монархий. Соответственно, в средние века и даже в новое время до середины XIX века рациональный метод последовательно искоренялся из всех наук о человеке и обществе.
Если в естественных науках смысл исследований извращался, то в гуманитарных областях пресекалась вообще любая попытка что-либо исследовать и осмыслить. Обобщение наблюдений за психическими и социальными процессами было запрещено априори. Любое такое обобщение разрушительно для церковной догматики – оно настолько противоречит догмам, что его невозможно истолковать в соответствии с ними. Чтобы никак не соприкасаться с действительностью, церковь придумала учение об инаковости человеческой души по отношению к косному материальному миру. Онтологическое единство человека и мира, содержавшееся в учении о микрокосме, было объявлено языческой мерзостью. Христианский, библейский человек не должен был описываться по тем же принципам, что и физическая реальность. В гуманитарной церковной псевдонауке догма предъявлялась обществу в качестве истины без всякой связи с действительностью.
Согласно церковной доктрине, человек, семья, общество, искусство, история могли развиваться только по сверхъестественному предначертанию, данному через библейское откровение в толкованиях теологов, а никак не по естественным причинам.
Гуманитарные науки были уничтожены полностью. На их месте создалась бессмыслица, сводящаяся к изложению церковных догматов псевдонаучным языком. Эта бессмыслица существует до сих пор - в подавляющем большинстве гуманитарных наук (точнее - псевдонаук) она сохранилась и в постхристианскую эпоху. Вместо научных исследований и выводов, подтвержденных практикой, мы получаем от гуманитариев в основном морализаторские опусы о «вечных ценностях», якобы заложенных в человеческую природу и определяющих истинный смысл истории. Достаточно соскрести с любого такого опуса тонкий слой наукообразной фразеологии – и станет видно, что он построен на затасканных библейских текстах, истолкованных в духе церковных догмах (десять заповедей, нагорная проповедь, жертвоприношение, искушение, спасение души, апокалипсис, культовая чистота и воздержание, ритуальный альтруизм, рай и ад).
При этом гуманитарии непрерывно и навязчиво настаивают на применении своих выводов в реальной жизни – почти также навязчиво, как это делают крупные агрессивные церкви.
Гуманитарии твердят о каком-то разделении «истинной культуры» и «контркультуры», при этом настоятельно требуя, чтобы общество поддерживала первую и подавляла вторую. Гуманитарии проповедуют необходимость либо «воспитания «нового человека», либо «воспитания в духе традиционных ценностей» (первый и второй вариант по сути одинаковы, один из них выбирается в зависимости от личных суеверий конкретного гуманитарного автора, без какой-либо связи с реальностью и здравым смыслом).
На основании чего общество должно им верить? Ведь в гуманитарных псевдонауках нет ни одного опытного подтверждения. Гуманитарии крайне остро реагируют на сциентизм – т.е. на предложение проверять гуманитарные выводы по тем же критериям, что и выводы естественных наук или приложения точных наук. Обычно они заявляют: у нас особый гуманитарный метод, он не поддается проверке грубыми рационально-материальными методами, поскольку имеет дело с людьми, а человек – существо духовное, у науки нет модели человеческого сознания, чувства и чаяния людей не выражаются в цифрах.
На это возражение недавно был дан четкий ответ: наука не имеет также модели картошки, но однако никто не возражает против применения рациональных методов в агротехнике.
В практической деятельности, связанной с конкретными потребностями и запросами людей и общества есть огромный опыт использования точных и естественных наук – в массовом обслуживании, эргономике, бытовом дизайне, научной организации труда, теории менеджмента и инженерной психологии. Методы транзакционного анализа, деловых игр, теории восприятия и когнитивных карт показали свою практическую полезность - они дают реальный результат в экономике и социальных технологиях.
Гуманитарии отчаянно сопротивляются проникновению методов естественных и точных наук в свою область лишь потому, что такое проникновение очень быстро оставит их без работы. Из областей, куда уже проникла реальная наука, все гуманитарные приемы уже вытеснены, как необоснованные и неэффективные. Ясно, что со временем та же судьба постигнет историю, педагогику, искусствоведение, этику, религиоведение и политологию.
Еще раз вспомним Парменида: «Есть только то, что существует, а несуществующего нет».
Гуманитарное псевдознание имеет дело с собственной виртуальной реальностью – с вымышленными объектами, заведомо не имеющими образов в реальном мире. У гуманитарных дисциплин нет предмета, они не отражают ничего такого, с чем можно иметь дело в действительности. Отсюда – их полная бесплодность и бесполезность.
Псевдонаучное сообщество гуманитариев, привыкшее получать от общества деньги за бессмысленные высокопарные слова, еще цепляется за свои профессорские кафедры – точно так же, как в период секуляризации Западной Европы, католическая церковь цеплялась за свою монополию в духовной сфере и за свои привилегии. Если рассмотреть оба процесса – секуляризацию общества и сциентизацию гуманитарной сферы – то можно сделать вывод: это - две фазы одного явления. Общество заблудилось, сделало длинный крюк по болоту библейского мистицизма, а сейчас возвращается на нормальную дорогу, которой шло до античной эры включительно. Общество уже нашло рациональные ориентиры, ему осталось только вытереть ноги от болотной тины, налипшей на сапоги.(с) Андрей Гирин.