* * *
Это был крик или нет? Глаза его широко раскрылись. Волосы у него встали дыбом, во рту пересохло. Темнота. Он по-прежнему находился внутри разбившегося чужого корабля, спиной прижимаясь к едва освещенному флаеру. Тайнс ушла — к пролому, проверить, есть ли связь. Черт побери, он и в самом деле слышал крики откуда-то сзади. Может, зов о помощи. Он вскочил на ноги, оглянулся. Видимость была почти нулевая — едва просматривались очертания погнутых, разорванных внутренностей погибшего корабля: накрененные палубы и переборки, огромные висячие ленты непонятного материала, болтающиеся под темным потолком в невидимом далеке. Крики доносились откуда-то изнутри корабля, оттуда, куда ушли Салуус и Айлен. Фассин стоял, вглядываясь в темноту и задерживая дыхание, чтобы лучше слышать. Внезапная тишина, потом вроде бы голос — крик Сала, неразборчивые слова. Помогите? Тайнс? Фасс?
«Что же мне делать? Бежать им на помощь? Ждать Тайнс? Искать другой фонарь, другой пистолет, если они есть?»
За спиной у него что-то стукнуло, и он волчком развернулся.
Тайнс спрыгнула с покоробленной переборки.
— Ты в порядке?
— Да, но…
— Иди за мной. Держись в двух шагах. Будешь отставать — скажи.
Она трусцой обошла его, держа пистолет дулом кверху. Потом уже он припомнил, что на ее лице была какая-то мрачная улыбка.
Они побежали пологим спуском, ведущим в чрево корабля. Поверхность была волнистой, и ширина волн все время возрастала: вскоре они уже скакали с гребня на гребень, потом перемахнули через разлом и побежали вверх — пол под ногами слегка пружинил, словно тонкий слой резины, натянутый на металл. Они перескакивали, помогая себе одной рукой, через огромные, высотой до пояса, сплетения кабелей, беспорядочной сетью расчерчивавшие пространство. Фассин старался не отставать от Тайнс, ориентируясь по светящимся накладкам на ее куртке. Она с пистолетом в одной руке бежала и прыгала резвее, чем он, работавший обеими руками. Пол под их ногами резко пошел вверх, а потом — вниз.
— Тайнс! Фассин! — раздался где-то впереди зов Сала.
— Голову! — вскрикнула вдруг Тайнс, сгибаясь пополам.
Фассин успел вовремя пригнуться — и почувствовал, как по его волосам прошлась складка чернильно-черного материала, свисавшего с потолка. Они сбавили скорость; Тайнс одной рукой нащупывала путь, касаясь темного потолка, потом скользнула вниз в узкую трещину.
Фассин последовал за ней, вздрогнув от прикосновения чего-то холодного и твердого с обеих сторон.
Свет впереди. Там неясно угадывалась полная мешанина — наклонный пол, полуоткрытый хаос балок и труб, образующих потолок, острые выступы, похожие на сталагмиты и сталактиты, тонкие висящие кабели; виднелись застывшие, обращенные вниз выбросы какого-то красного вещества, словно вывернутые наизнанку огромные бутоны. И там, на узкой балке, кто-то сидел на корточках у треугольной, с рваными краями дыры в полу поперечником метра в два, уставившись в нее. От накладок на его куртке в отверстие лился слабый свет. Это был Сал.
Он поднял глаза.
— Лен! — крикнул он. — Она упала!
— Сал, — резко сказала Тайнс, — здесь идти безопасно?
Вид у него был смущенный, испуганный.
— Думаю, да.
Тайнс одной ногой проверила надежность поверхности впереди, потом встала на колени перед треугольной дырой — как раз у одной из вершин. Она дала Фассину знак, чтобы тот оставался на месте, легла на живот и сунула голову в дыру, потом, бормоча что-то насчет кромок, которые нужно укрепить, дала Фассину знак занять место на краю дыры напротив Салууса. С той стороны было свободнее. Он лег и заглянул вниз.
Треугольник открывался в темноватое подобие пещеры, где были видны лишь сверкающие кромки — ступенчатый ряд каких-то ребер, похоже, от гигантского радиатора. У Фассина голова пошла кругом, когда он осознал, что за бездна там, внизу. Он вспомнил, как их флаер с поверхности пустыни забрал вверх, направляясь в чрево гигантского корабля. На какую высоту они поднялись? На сотню метров? Чуть ниже? А если учесть, что от флаера досюда они почти все время шли вверх, то высота будет еще больше.
Айлен лежала метрах в шести под ними на паре каких-то арматурин толщиной в руку, двумя тонкими клыками торчавших из ближайшей целой переборки. Она лежала на животе; голова, одна рука и нога свешивались вниз. Люминесцирующие накладки на ее рукавах давали слабый зеленовато-голубой свет. Считанные сантиметры отделяли ее от неровных концов двух клыковидных арматурин. В одну сторону с промежутками восемь-девять метров уходили ряды такой же арматуры: казалось, что это костлявые пальцы выходят из переборки и цепляются за зияющее пространство. Внизу под Айлен, метрах в пятидесяти, виднелись какие-то острые лопасти.
Человек, попавший на Глантин, должен был привыкнуть к пониженной гравитации, и если на Земле при падении с некоторой высоты вы неминуемо ломали себе ноги, то здесь отделывались легким испугом. Но начиная с определенного расстояния — метров в шестьдесят (что равнялось приблизительно тридцати земным) — падающее тело набирало ускорение, которое могло привести к серьезным травмам, а то и к смерти.
— Трос есть? — спросила Тайнс.
Сал помотал головой.
— О господи, блин! Нету троса. Вернее, есть, но мы оставили его там. — Он кивнул в глубь корабля. Казалось, его трясет; он обхватил себя руками, потом, словно защищаясь от холода, поднял воротник куртки. — Не см-мог развязать узел.
— Черт! Она шевелится, — сказала Тайнс, а потом, опустив в дыру голову, прокричала: — Айлен, не двигайся! Ты меня слышишь? Не двигайся! Отзовись — ты меня слышишь?
Айлен пошевелилась — ее голова и рука, висящие над пустотой, дернулись, задвигались. Было похоже, что она пытается перевернуться, но в результате лишь еще больше свесилась вниз.
— Бля, бля, бля, бля, — сказал Сал высоким, дрожащим от напряжения голосом. — Она шла сзади. Я думал, с ней все в порядке. Я ничего не видел, наверно, просто перешагнул через эту хреновину — крышку люка или что-то такое, а она ее задела и потом закричала и провалилась туда — успела ухватиться одной рукой и кричала, но я не успел к ней, и она упала. Мы так ведь ничего и не нашли, ничего не сделали! Сплошная ерунда! Вот ведь бля! Она же была в порядке! Шла сзади!
— Успокойся, — сказала Тайнс.
Сал откинулся назад и, дрожа, потер рукой рот. Тайнс засунула пистолет в карман, прилепила светящуюся накладку себе на лоб и, ухватившись руками за края треугольной дыры, снова сунула в нее голову — на сей раз поглубже. Затем на секунду приподнялась и посмотрела на Фассина:
— Держи меня за ноги.
Фассин ухватился за ее ноги. Тайнс погрузила плечи в дыру, и они наверху услышали ее голос:
— Айлен! Замри, не шевелись! — Тайнс вылезла из дыры, оставив у себя на лбу светящуюся накладку, точно странный сверкающий глаз. — Там не за что ухватиться, — сказала она. — Она двигается. Наверно, ударилась головой. Так она упадет. — Она посмотрела на Сала. — Сал, как далеко этот трос? По времени.
— Черт! Не знаю! Минут десять — пятнадцать.
Тайнс взглянула в дыру.
— Проклятье! — тихо сказала она и тут же закричала: — Айлен, ни в коем случае не шевелись! — Она покачала головой, словно говоря сама с собой, потом набрала в грудь воздуха и посмотрела на Салууса и Фассина. — Ну, ладно, мы сейчас вот что сделаем, — сказала она. — Устроим цепочку. Мы пробовали — вполне реально.
— Верно, — сказал Сал, подаваясь вперед; его лицо бледным пятном виднелось в темноте. — Как это делается?
— Один свешивается сверху, другой сползает по нему и тоже свешивается, держась за его ноги, третий спускается по двоим и поднимает Айлен. Я и буду третьей.
Глаза Сала расширились.
— Но тот, кто наверху…
— Это будешь ты. Ты самый сильный. На Земле ничего бы не вышло, но здесь можно, — сказала Тайнс. Она перебралась к Салу и взялась за его рюкзак. — Я видела такую цепочку даже из четырех звеньев. Вы, ребята, в хорошей форме, я вижу. Ты, Фасс, будешь в середине. А тот, кто наверху, привяжется этими ремнями, — сказала она, глядя на Сала, потом вытащила нож из кармана своего костюма и принялась разрезать наплечные ремни.
Дрожащий Сал встал на колени рядом с дырой.
— Вот ведь бля, Тайнс, — сказал он. — Мы все хотим ее спасти, но, может, всем нам тут придет хана. Бля буду! Не знаю. Не верю я в эту срань, не верю, в жопу, и все. Этого не может быть, не может этого, в жопу, быть! — Он снова откинулся назад. Его трясло. Он посмотрел на свои дрожащие руки, перевернул их и снова посмотрел, словно не узнавая. — Не знаю, смогу ли я удержаться, — сказал он. — Правда, не знаю.
— Все будет в порядке, — сказала ему Тайнс, продолжая заниматься ремнями.
— В жопу в порядке, всем нам будет хана, — сказал Сал. — В жопу все. — Он твердо покачал головой. — Нет. Нет. Нет. Нет!
— У нас все получится, — сказала Тайнс, быстро привязывая отрезанные ремни к тем, что оставались на рюкзаке.
«Я спокоен, — думал Фассин. — Может, у меня шок или что-то в этом роде, но я ничуть не волнуюсь. Может, мы все и умрем, а может, нам и повезет, и это свяжет нас на всю нашу долгую жизнь, останется с нами навсегда, но я в любом случае спокоен. Чему быть, того не миновать, и если мы делаем все, что в наших силах, и не предаем друг друга, то, что бы ни случилось, наша совесть будет чиста». Он посмотрел на свои руки. Они дрожали, но он мог контролировать эту дрожь. Он потряс кистями. Он чувствовал себя сильным. Он сделает все, что в его силах, а если этого не хватит, тут уж не его вина.
Сал вскочил на ноги в опасной близости от дыры.
— Есть еще трос, — внезапно сказал он.
Лицо его все еще было серым, но теперь почти лишенным всякого выражения. Он двинулся мимо Тайнс.
Фассин поднял на него взгляд, не понимая, о чем тот говорит.
— Что? — спросила Тайнс; она попробовала на прочность квадратный сталагмит, торчащий из пола, и принялась привязывать к нему ремни рюкзака.
— Трос, — сказал Сал, показывая в направлении флаера. Он шагнул назад, пятясь. — Там есть еще. Во флаере. Я схожу. Я знаю, где он.
Он сделал еще шаг назад.
— Сал! — закричала на него Тайнс. — У нас нет времени!
— Нет, есть. Я иду, — сказал Сал, продолжая пятиться.
— Ты останешься здесь, Сал, сука, — сказала Тайнс. Голос ее вдруг стал глухим и низким.
Сал, казалось, заколебался, но потом тряхнул головой, повернулся и побежал.
Тайнс подпрыгнула, попыталась его схватить, но не успела — Сал припустил слишком быстро. Он перепрыгнул через сталагмит и бросился к щели, сквозь которую недавно протиснулись Фассин и Тайнс. Тайнс припала на колено и вытащила пистолет.
— Стой, трус вонючий!
Фассину показалось, что в какую-то долю секунды Тайнс могла выстрелить, но она опустила пистолет и сунула его в карман технички. Сал тем временем нырнул в щель и исчез из виду. Тайнс посмотрела на Фассина. Ему подумалось, что теперь она выглядит растерянной.
— Есть еще вариант, — сказала она и быстро сбросила техничку.
На ней был нательный комбинезон в обтяжку, телесного цвета, отчего Фассину на миг показалось, будто она голая. Она связала куртку и брюки технички и проверила их на прочность.
— Годится, — сказала она. — Теперь обвяжем этим твое колено.
Ремни на рюкзаке держали Фассина, а он держался за них — его запястья были привязаны к ним, но поначалу он принял собственный вес и вес Тайнс на свои руки и пальцы, потому что не очень доверял ремням; держалась и штанина, узлом завязанная на его колене, крепко держалась и Тайнс, спускаясь по нему, а потом по своей техничке, и Фассин выворачивал шею и плечи, чтобы увидеть, как она приближается к Айлен, как будто, пока он ее видит, с ней ничего не может случиться, но тут — новый подземный толчок, корабль задрожал, не очень сильно, но достаточно, чтобы Фассина прошиб холодный пот, его ладони и пальцы заскользили, и вот он повис на ремнях, на одних только ремнях, а там, внизу, ниже его, ниже Тайнс, Айлен, по-прежнему вне пределов досягаемости, снова шевельнулась, перевесилась и улетела в темноту.
Тайнс вскрикнула, и Фассин почувствовал, как натянулась связывающая их ткань, когда Тайнс дернулась, пытаясь ухватить падающую девушку, издав то ли шипение, то ли вздох. Айлен медленно полетела в сгущающуюся книзу темноту. Ее волосы и одежда колыхались, как бледное холодное пламя.
Айлен, видимо, все еще была без сознания, потому что, падая, даже не закричала. Фассин и Тайнс только услышали, как ее тело ударилось о лопасти далеко внизу несколько долгих секунд спустя — и, видимо, даже почувствовали этот удар по дрожи в конструкциях корабля.
Фассин закрыл глаза. «Пусть Сал окажется прав, пусть это будет не по-настоящему». Он постарался снова ухватиться за кромку треугольной дыры, перенести вес с ремней на руки.
Тайнс некоторое время висела без движения.
— Мы ее потеряли, — спокойно произнесла она, и голос ее прозвучал так, что у Фассина похолодело на сердце — он испугался, что и Тайнс сейчас бросится вниз и полетит следом за Айлен, но та осталась, где была. И только сказала: — Я поднимаюсь. Держись.
Она вскарабкалась по Фассину, а потом помогла подняться и ему. Они вглядывались в темноту, но не могли разглядеть тела. Несколько мгновений они сидели бок о бок и тяжело дышали, привалившись спинами к одному из сталагмитов — почти так же они сидели немного раньше, там, у флаера. Тайнс, развязав куртку и брюки, надела их снова, потом вытащила пистолет и встала; Фассин как зачарованный не мог оторвать взгляд от пистолета.
— Что ты собираешься делать?
Она посмотрела на него.
— Не бойся, убивать этого гада не буду, если ты об этом. — Голос ее теперь звучал спокойно. Она пнула его по ботинку. — Нужно возвращаться.
Фассин поднялся, ноги у него подгибались, и Тайнс взяла его под руку.
— Мы сделали все, что могли, Фасс, — сказала она. — Мы оба. Поплачем по Айлен потом. А теперь нужно вернуться к флаеру, попытаться найти Сала, проверить, появилась ли связь, выбраться отсюда к херам собачьим и сообщить властям.
Они повернулись к дыре спиной.
— Зачем ты вытащила пистолет? — спросил Фассин.
— Из-за Сала, — сказала Тайнс. — Он еще никогда не испытывал такого унижения. Никогда не выставлял себя в таком виде. Во всяком случае, мне ничего такого не известно. Отчаяние и вина. Такие чувства бог знает что вытворяют с людьми. — Она делала что-то вроде дыхательных упражнений — несколько раз подряд часто втягивала воздух, задерживала дыхание. — Хотя и вряд ли, но вдруг… он ведь не хочет, чтобы эта история вышла наружу. — Она пожала плечами. — У него есть пистолет. Вдруг ему взбрендит с нами разделаться.
Фассин ошеломленно посмотрел на нее.
— Ты что, серьезно так думаешь?
Тайнс кивнула.
— Я знаю этого типа, — сказала она. — И не удивляйся, если мы не найдем там флаера.
Флаера не было.
Они подошли к дыре в корпусе и обнаружили флаер снаружи — в слабом свете ложной зари, отраженной от залитого солнцем ломтя Наскерона. Сал сидел, вперившись в холодный простор пустыни. Прежде чем приблизиться, Тайнс проверила военный передатчик — сигнал был. Она связалась с ближайшей воинской частью Навархии и вкратце доложила о случившемся, потом они по песку подошли к флаеру. В наушниках по-прежнему не было ни звука.
Салуус оглянулся, услышав их приближение.
— Она упала? — спросил он.
— Мы почти достали ее, — сказала Тайнс. — Чуть-чуть не успели. — Она все еще стискивала пистолет.
Сал на несколько мгновений задержал у лица руку. В другой он сжимал тонкий, перекрученный, полурасплавленный с виду кусок металла, а когда убрал ладонь от лица, то принялся обеими руками крутить перед собой эту металлическую штуковину. Его пистолет и куртка лежали на заднем сиденье.
— Я связалась с военными, — сказала Тайнс. — Конец тревоги. Ждем их здесь. Корабль уже в пути.
Она забралась на заднее сиденье за Салом.
— Мы бы ни за что не сумели спасти ее, Тайн, — сказал он ей, а потом повернулся к Фассину, севшему на переднее сиденье рядом с ним. — Фас, ни за что бы не спасли. Мы бы только сами погибли.
— Трос нашел? — спросил Фассин.
Ему внезапно представилось, как он выхватывает этот кусок металла из рук Сала и тычет ему в глаз.
Сал покачал головой. Вид у него был пришибленный.
— Упал на коленку, — сказал он. — Наверно, связки растянул. Еле доковылял. Думал, может, мне удастся протаранить флаером эти висячие лохмотья и пробиться к той треугольной дыре, но эта висячая дрянь оказалась прочнее, чем я думал. Вот выбрался сюда, думал, попытаюсь выйти на связь. — Искореженный кусок металла вертелся в его руках.
— Что это у тебя? — чуть погодя спросил Фассин.
Сал посмотрел на железяку и пожал плечами.
— С корабля. Нашел там.
Тайнс дотянулась до Сала, вывернула кусок металла из его руки и забросила подальше в пустыню.
Пока не появился суборбитальный корабль Навархии, они сидели молча. Когда Тайнс отправилась навстречу военным, Сал вылез из флаера и, хромая, пошел за железякой.
Удаление с уничтожением
Я родился на водяной луне. Некоторые, особенно ее обитатели, называли ее планетой, но, поскольку она в диаметре чуть больше двухсот километров, название «луна» представляется более точным. Эта луна целиком состояла из воды; я хочу сказать, что она представляла собой шар, лишенный не только суши, но и твердых пород внутри, просто сфера, не имеющая прочной сердцевины, состоящая из воды вплоть до самого своего ядра.
Будь луна размером побольше, у нее было бы ледяное ядро, потому что вода, хотя и считается несжимаемой, на самом деле все же может сжиматься и при очень высоком давлении становится льдом. (Если вы живете на планете, где лед плавает на поверхности воды, это покажется вам необычным и даже противоречащим законам природы, но именно так дело и обстоит.) Луна была слишком невелика, чтобы образовалось ледяное ядро, а потому, если ты достаточно жизнестоек и давление воды тебе нипочем, то можешь погрузиться на глубину — вес водного столба над тобой будет возрастать вплоть до самого центра луны.
А там случаются странные вещи.
Потому что здесь, в самом центре водяного шара, сила тяжести, казалось, отсутствует. Ну да, колоссальное давление со всех сторон, но ты становишься фактически невесомым (на поверхности планеты, луны, водной или нет, тебя всегда притягивает к центру, но если ты в центре, то притяжение действует равномерно со всех сторон), и давление вокруг тебя поэтому не так уж и велико, как ты себе представлял, учитывая всю эту массу воды, из которой состоит луна.
Это было, конечно…
Я родился на водяной луне. Некоторые люди, в особенности ее обитатели, называли ее планетой, но, поскольку она в диаметре чуть больше…
Здесь капитан замолчал, прокрутил часть остального текста, потом остановился, чтобы прочесть строку «А там случаются странные вещи». Он промотал еще, остановился снова: «Я родился на водяной луне. Некоторые люди, в особенности ее…»
И все в таком роде? — спросил он своего третьего помощника.
Вроде бы все одно и то же, господин капитан. Похоже, здесь раз за разом повторяются одни и те же несколько сотен слов. От двенадцати до семнадцати раз. Это все, что осталось от ее памяти. Даже базовая операционная система и набор инструкций были стерты другими записями. Типичная методика этой мерзости, известная как удаление с уничтожением.
И не остается следов от того, что было прежде?
Нет, следы остаются, но это повторяющиеся отрывки. Техники предполагают, что это всего лишь последняя из множества записей, которые сменяли друг друга. Когда машина осознает, что неизбежно будет захвачена или уничтожена, то не оставляет никаких следов от своей исходной памяти.
Именно так.
Капитан воэнов нажал клавишу, проматывая текст до конца. Экран замер на несколько мгновений, потом на нем появилось: «Я родился…»
Это самая последняя часть памяти?
Так точно.
На лице капитана появилось выражение, в котором другой воэн узнал бы улыбку; его спинные колючки шевельнулись и тут же снова замерли.
Это было проверено, третий? Никакого другого содержания, никаких скрытых посланий?
Проверяется, господин капитан. Общий объем данных превосходит возможности памяти нашего корабля, и потому их обрабатывают блоками. То, что вы здесь видите, это фактически модель.
Сколько времени потребуется для завершения?
Еще минут двадцать.
Найдены ли другие средства, способные обрабатывать значительные объемы информации?
Нет. Конструкт в основном соответствовал своему внешнему виду — голова кометы. Искусственная мерзость хоронилась в ядре. Сенсорный и двигательный блоки отдельно размещены на поверхности и собраны, можно сказать, с миру по нитке. Технические параметры проверены полностью.
Исходный язык, использованный в повторяющемся отрывке?
Как на экране — старый стандартный.
Происхождение цитируемого отрывка?
Неизвестно. Предварительный лингвистический анализ с девятнадцатипроцентной вероятностью указывает на квейап как на возможный источник.
Квейапы, большинство которых входило в Меркаторию (капитан прежде служил на военном корабле вместе с офицером-квейапом), были метавидом, представителей которого обычно называли дирижаблями — небольшие или средних размеров шарообразные существа, воздухоплавающие и перерабатывающие кислород. Повторяющийся пассаж, заполнивший память машины, явно был написан от лица водного жителя. Но случается, подумал капитан, что пишут и не от своего лица. Он сам в начальном колледже сочинял стихи от имени Кульмины, пока не осознал, что это подпадает под статью, признался в содеянном и понес соответствующее наказание. Это отбило у него охоту к сочинительству.
Безупречные в целом характеристики капитана за период обучения заметно портила лишь коррекционная фаза, потребовавшаяся для того, чтобы довести до должного уровня его эмпатический коэффициент. Этот изъян позднее объяснили результатом подавления всякой эмпатии после того невольного проступка и наказания. Тем не менее он дослужился до капитана, что невозможно без некоторой эмпатической тонкости, способности предвосхищать чувства твоего экипажа и экипажа противника.
Он смотрел на полурасплавленные останки захваченного конструкта — черного, с щербатой поверхностью, замаскированного под ядро кометы, диаметром приблизительно восемьсот метров, который потерял почти четверть своей структуры. Покореженный, он лежал в нескольких километрах от них, в эпицентре облака темноватых обломков, и излучал остатки тепла, выделившегося при его частичном разрушении.
Эта картинка освещалась включенным на малую мощность одним из внешних излучателей и была четкой и ясной, насколько это вообще возможно, поскольку никаких преград между ними не было — даже прозрачного материала корпуса, атмосферы или другой среды. Капитан смотрел прямо с мостика — открытого гнезда среди массивного, но изящного плетения балок на поверхности корабля. На судне, к счастью, не было представителей других видов — одни воэны, поэтому весь корабль был открыт вакууму. Во время недавних боевых действий они, конечно же, находились глубоко в чреве корабля, в командном отсеке, надежно защищенные слоями брони и корпусом, их органы восприятия были прикрыты экранами, но (когда обломки признали безопасными) капитан, третий помощник и двое любимчиков капитана из рядовых вышли наружу, чтобы лучше оценить положение их поверженного врага.
Капитан оглянулся, словно рассчитывая увидеть настоящее ядро кометы, проплывающее мимо. Он сориентировался и включил увеличение, после чего смог разобрать огни, обозначающие силовые установки двух других его кораблей, которым по завершении столкновения было приказано вернуться во внутреннюю систему, — две тусклые, немигающие голубоватые звездочки. Кроме этого, в зоне видимости был корабль под ними да обломки на расстоянии двух километров.
Нехорошо здесь умирать, подумал капитан, холодно и одиноко. Логически оправданное место для укрытия мерзкой машины, но явно неподходящее для любого живого (или кажущегося живым) существа, выросшего в другой атмосфере, — оно выберет для своих последних мгновений другой пейзаж.
Он вернул экран третьему помощнику и снова обратил свои главные глаза на остатки конструктора. Его задняя сигнальная выемка и комплекс вторых глаз по-прежнему были направлены на подчиненного; капитан передал приказание:
Что ж, половина нашей миссии завершена. Ложимся на обратный курс к базе, а когда завершится полная обработка содержимого памяти мерзкой машины, взорвите на ней заряд антивещества, чтобы не осталось ничего крупнее элементарных частиц.
Будет выполнено, господин капитан.
Можете идти.
* * *
Корабль ровно, но довольно резко ускорялся, производя отдаленный гул. У Фассина под правым локтем была маленькая подушечка, воспринимавшая мышечные движения и таким образом регулировавшая экран перед ним (а теперь уже казалось — над ним, поскольку кресло изменило угол наклона и его стал поддерживать противоперегрузочный костюм); он смог увидеть Пирринтипити, когда корабль развернулся, уходя от Наскерона, и направился в глубь системы — к солнцу и следующей планете, Сепекте, более или менее походившей на Землю.
На экране тропическая столица Глантина выглядела как приподнятое мерцающее пятно, отделанное там и здесь темно-зелеными островками и погруженное в бледно-зеленое море. Странно, но я уже ностальгирую по Пирри, подумал он. У него все равно не было ни малейшего шанса выйти за пределы городского порта, но он полагал, что маршрут будет обычным — переход с суборбитального корабля на трубопоезд, потом где-то в глубине огромного ствола под названием Эквабашня нужно дождаться подъемника, добраться на нем до орбитального порта, а там уже пересесть на космический корабль. Направляться в космос прямо из Осеннего дома — это казалось ему неправильным и странным образом волновало душу.
Путь до Сепекте в зависимости от взаиморасположения планет обычно занимал от пяти до семи дней при стандартном ускорении в одно «же». Корабли были большими и удобными: вы могли гулять в свое удовольствие, заходить в рестораны, бары, экраны и спортивные залы. А на лайнерах покрупнее имелись даже бассейны. Минуты невесомости в середине пути были поводом для веселья и озорства (а нередко для поспешных и крайне неудовлетворительных совокуплений). Глантинцам не очень нравились путешествия при двойной перегрузке, но, прибыв на Сепекте, они все равно ее испытывали, так что полет был чем-то вроде тренировки.
Экран показывал Фассину, что перегрузка возрастает до трех, четырех, а потом пяти и более «же». Противоперегрузочный костюм Фассина подстроился под его дыхание, мягко помогая наполнять легкие воздухом без излишних усилий с его стороны.
— Я, пожалуй, вздремну, — сказала первый офицер Дикогра. — Или вы хотите поболтать?
— Вздремните, — сказал он. — Я сам думаю, не поспать ли немного.
— Отлично. Система все равно будет мониторить нашу жизнедеятельность. Ну, тогда до скорого.
— Приятных сновидений.
Фассин видел, как с экрана исчез Глантин. А за ним поначалу открылась не космическая ночь и не пенистые всплески звездных туманностей, а широкий, освещенный солнцем лик Наскерона, безумный вихрящийся танец газов цвета некой сказочной пустыни, однако состоящий из движения гигантских лент, словно противоположно направленные потоки жидкости кружились по поверхности планеты диаметром сто пятьдесят тысяч километров, гиганта, на который можно сбросить тысячу Глантинов, или Сепекте, или Земель, а ему хоть бы хны. То была не такая уж малая автономная система в системе Юлюбиса, огромный мир, который, с человеческой точки зрения, был настолько далек от понятия «дом», насколько можно представить, но тем не менее именно там Фассин уже провел большую часть своей необычной, аритмичной жизни, а потому, невзирая на свою непомерную величину, безумные магнитные и радиационные перепады, экстремальные температуры, убийственное давление, непригодную для дыхания атмосферу и опасных, непредсказуемо эксцентричных жителей, для Фассина и его коллег-наблюдателей Наскерон был чем-то вроде дома.
Фассин смотрел, пока и Наскерон не стал уменьшаться; Глантин превратился в точку, плавающую над огромным бледно-желтым в полоску ликом, потом вокруг появились более яркие звезды, а потом Фассин выключил экран и заснул.
Он проснулся. Прошло четыре часа. Нагрузки не изменились, гул корабля по-прежнему доносился откуда-то издалека. Больше спать Фассину не хотелось, и потому он, перейдя в медленное время, задумался.
Все в системе Юлюбиса знали, куда их отбросило уничтожение портала: когда эта весть доходила до вас, вы тут же понимали, что по меньшей мере две с половиной сотни лет вам придется провести у Юлюбиса. Для большей части жителей, даже подавляющего большинства (девяносто девять процентов из них были люди), которому никогда не представится шанс выйти за пределы системы, это имело очень серьезное значение. Это означало, что остаток жизни им суждено провести здесь. О мечтах и надеждах побывать в других частях галактики нужно было забыть.
Для других это означало, что их близкие в других уголках галактики, на другом конце погибшего портала, больше никогда их не увидят. Двести четырнадцать лет до Зенерре — почти два века пути для света, а значит, ровно столько же для послания или сигнала, отправленного оттуда к Юлюбису; возможно, три века, до того как червоточину восстановят, даже если инженеры сразу же вылетят на специальном корабле вместе с порталом.