нежиласьикряхтелаподсолнечнымилучамиимыльнойводой, давноейужне
былотакхорошо, иВадимуАфанасьевичудавнотакхорошонебыло. Ему
всегдабыловобщем-тонеплохо, всегдабылоорганизованноировно, нотак
хорошо, каксейчас, емунебыло, пожалуй, сдетства.
ВернулсяоткумыстарикМоченкин, стоялвсторонехмурый, строго
наблюдал. Трудносказать, почемуоннеотправилсявКоряжскрейсовым
автобусом. Можетбыть, изсоображенийэкономии, ведьонрешилзаплатить
Телескоповузавсехудожестванебольшепятнадцати.копеек, аможетбыть,
ион, такжекакдругиепассажиры, чувствовалужекакую-товнутреннюю
связьсэтойполуторкой, счумазымбаламутомТелескоповым, сраспроклятой
бочкотарой, такойнервнойинежной.
ИринаВалентиновнатемвременемсервировалавпалисадникезавтрак,
яйцаикартошку, аверныйеедругШустиковГлебрезалогурцы.
- Прошукстолу, товарищи! - пригласиласчастливымголосомИрина
Валентиновна, ивсеселизавтракать, неисключая, разумеется, истарика
Моченкина, которыйхотьиподзаправилсяукумы, ноупуститьлишнийслучай
пожироватьнадармовщинку, конечноже, немог. Сушкусвоюонопятьвынули
положилнастолближеклоктю.
Путешественникиужекончализавтрак, когдасулицыиз-заштакетника
прилетелмилыйголосок:
- Приятноговамаппетита, гражданехорошие!
Зазаборомстояламиловиднаястарушкавплюшевомаккуратномжакете, с
сундучком, узелкомисачком, какимидетиловятбабочек.
- Здравствуйте, - сказалаонаинизкопоклонилась, - Невыли,
граждане, бочкотарувКоряжсктранспортируете?
- Мы, бабка! - гаркнулВолодя. - Атебечегодонашейбочкотары?
- Аяквамвпопутчицыпрошусь, милок. Ктоувасстаршойвкоманде?
Путешественникивеселопереглянулись: ониинезнали, чтоони
"команда".
СтарикМоченкинкрякнулбыло, стряхнулкрошкиспестрядинового
пиджака, приосанился, ноШустиковГлеб, подмигнувсвоейподруге, сказал:
- Унас, мамаша, начальстватутнет. Мы, мамаша, простолюдиразных
взглядовиразныхпрофессий, добровольнообъединилисьнапочвелюбвии
уважениякнашейбочкотаре, Авыкудаследуете, пожилаялюбезнаямамаша?
- Вкомандировку, сыночек, едувгородХвеодосию. Институтменя
направляетвкрымскуюстепьдляотловафотоплексируса.
- Этожука, чтоль, рогатого, бабка? - крикнулВолодя,
- Его, сынок. Оченьтрудныйондляотлова, этотбатюшка
фотоплексирус, вотменяинаправляют.
Оказалось, чтоСтепанидаЕфимовна (такзвалистарушку) вотужепять
летявляетсялаборантомодногомосковскогонаучногоинститутаиполучает
отинститутаежемесячнуюзарплатусорокцелковыхплюспремиальные.
- Ядляних, батенькимои, кузнецовловлюполевых, стрекоз, бабочек,
личиноквсяких, аособливоуважаюттутовогошелкопряда, - напевно
рассказывалаона. - Оченьонимноюдовольныеипотомупосылаютвкрымскую
степьдляотловафотоплексируса, жукарогатого, неуловимого, анауке
нужного.
- Тытолькоподумай, Глеб, - сказалаИринаВалентиновна. - Такая
обыкновенная, скромнаябабушка, аслужитнауке! Давайимыпосвятимсебя
науке, Глеб, отдадимейсебядоконца, безостатка...
ИринаВалентиновнасдержаннозапылала, чуть-чутьзадрожалаот
вдохновения, иГлебобнялеезаплечи.
- Хорошаяидея, Иринка, имывоплотимеевжизнь.
- Все-такиэтостранно, Володя, - зашепталВадимАфанасьевич
Телескопову. - Вызаметили, чтоониужеперешлинаты? Поистине, темпы
космические. Ипотомэтастарушка... Неужелионадействительнобудет
ловитьфотоплексируса? Какстраненмир...
- Аничегостранного, Вадим, - сказалВолодя. - Глебсучилкойвчера
вберезовуюрощуходили. Абабкажукапоймает, будьспок. Уменяглаз
наметенный, изловитбабкафотоплексируса.
СтарикМоченкинмолчал, потрясенныйиуязвленныйрассказомСтепаниды
Ефимовны. Какжеэтотакполучается, други-товарищи? Онем, окрупном
специалистепоинсектам, отдавшемстольколетборьбесколорадскимжуком,
ограмотном, политическиподкованномчеловеке, дажеиневспомнилив
научноминституте, абабкаСтепанида, которойтольколебедуполоть,
пожалуйте - лаборант. Неберегуткадры, разбазариваютценнуюкадру,
материальнонезаинтересовывают, душатинициативу. Допляшутсягубители
народнойкопейки!
- Залезайте, ребята, поехали! - закричалВолодя. - Залезайиты,
бабка, - сказалонСтепанидеЕфимовне, - дабудьпоосторожнейснашей
бочкотарой.
- Ай, батеньки, абочкотара-тоуваскакаявальяжная, симпатичнаяда
благолепная, - запелаСтепанидаЕфимовна, - нучистокупчихакакая, чисто
явсихасытая, авесела-а-я-то, тятеньки...
Всетутжеполюбилистарушку-лаборантазаеетакоеотношениек
бочкотаре, дажестарикМоченкиннеожиданнодлясебясмягчился.
Залезливсевсвоиячейки, тронулись, поплылипогорбатымулицам
городаМышкин.
- Сейчаснаплощадьзаедем, ВанькуКулаченкоподцепим, - сказал
Володя.
НониВаниКулаченко, ниаэроплананаплощадинеоказалось. Ужепарил
пилотКулаченковголубомнебе, ужепарилнасвоейнадежноймашинес
солнечнымилюбовнымибликаминанесущихплоскостях. Выходит, починилуже
Ванясвоювернуюмашинуисноваполетелнанейудобрятьматушку-планету.
Уженавыездеизгородапутешественникиувиделипикирующийпрямона
нихбиплан. ТочносманеврировалнаэтотразпилотКулаченкоиточнобросил
прямовячейкуИриныВалентиновныбукетнебесныходуванчиков.
- Выбросьнемедленно! - приказалейШустиковГлебиподнялкнебу
глаза, похожиенаспареннуюзенитнуюустановку.
"Эх, - подумалон, - жаль, непоговорилясэтимлетуномна
отвлеченныелитературныетемы!"
КтомужезаметилГлеб, чтовродеколбаситсязанимиподороге
распроклятаяРомантика, аможет, этобылапростопыль. Оченьон
заволновалсявдругзасвоюлюбовь, тряхнулвнутреннимжелезом,
сгруппировался.
- Выбросилаилинет?
- Даой, Глеб! - досадливовоскликнулаИринаВалентиновна. - Давно
ужевыбросила.
Насамомделеонаспряталаодиннебесныйодуванчиквукромномместе
даещеипосылалаукрадкойвзорывследулетевшему, превратившемусяужеи
точкусамолету, вдохновлялаегомотор. Какаяженщинанеоставитусебя
памятиотакомволнующемэпизодевеежизни?
Итак, онисновапоехаливдольтихихполейишуршащихрощ. Володя
Телескоповгналсильно, надорогунеглядел, сворачивалнаразвилкахс
ходу, особеннонезадумываясьоправильностинаправления, сосалледенцы,
тягалуВадимаАфанасьевичаизкарманатабачок "Кепстен", крутилцигарки,
рассказывалдругу-попутчикубайкиизсвоейувлекательнойжизни,
- ВтолетоВадюхаяассистентомработалвкинокартинеВечнопылающий
юго-западзаконнаякинокартинаиззаграничнойжизниприехалиозероголубое
горыбелыемамароднаязаводстоитшампанскоекачаетнаэкспортаппетитный
запахвсебухиепосудницывстоловкенеповеришьпоютрваньвсякая
шампанскимполуфабрикатомпрохлаждаетсявзялисВовикомДьяченкокителяиз
реквизитаментелиголовныеуборыотвалилипо-французскиразговариваем
гули-мулииутромвсредузначитБушканецНинаНиколаевнатурнуламеняиз
экспедицииВовикатоварищескийсудоправдалаядегустаторомназавод
устроилсяонижекомнеиходилибобикиаявхудожественной
самодеятельностидухбродяжныйтывсережерванулглавбухплакал
честноусталятамВадик.
ВадимжеАфанасьевич, ничемууженеудивляясь, посасывалсвою
трубочку, вэлегическомнастроениипоглядывалнаполя, нарощи, послушивал
скриплюбезнойсвоейбочкотарыидажеслованесказалсвоемудругу, когда
заметил, чтопроскочилиониповоротнаКоряжск.
СтарикМоченкинтожесамое - разнежился, накапливаяаргументацию,
ослабвсвоейячейке, вкушаяноздрямимилыйсердцуслабыйзапахогуречного
рассолапополамспивом, илишьиногда, спохватываясь, злилсебя, - авот
пойдувоблеобес, какхва-ачу, дакак, - нотутжеопятьрасслаблялся.
СтепанидаЕфимовнавсвоейячейкеустроиласьдомовито, постелилашаль
исейчасдремалаподрозовымфлажкомсвоегосачка, дремаламирно, уютно,
лишьвременамивужасевскакивая, выпучиваяголубыеглазки: "Окстись,
окстись, проклятущий!" - мелкокрестиласьидрожала.
- Тычего, мамаша, паникуешь? - сердитоприкрикнулнанееразок
ШустиковГлеб.
- Игрецаувидела, милок. Игрецпривиделся, извините, - смутилась
СтепанидаЕфимовнаизатухла, какмышка.
Таконииехаливячейкахбочкотары, каждыйвсвоей.
Однаждынакосогореуобочиныдорогипутешественникиувиделистаричка
споднятымпальцем, Палецбылогромен, извилистикоряв, каксучок. Володя
притормозил, посмотрелнастаричкаизкабины.
Старичокслабостонал,
- Тычего, дедуля, стонаешь? - спросилВолодя.
- Давишькакпалец-тораздуло, - ответилстаричок. - Десятьден
назадсобираюя, добрыелюди, груздявбору, иподвернисьтутгад
темно-зеленый, Ентотгадменевпалециклюнул, зашипелиушел. Десятьден
несплю...
- Ну, дед, поелтыгруздей! - вдругдикозахохоталВолодяТелескопов,
какбудтоничегосмешнееэтойисториивжизнинеслыхал. - Порубалты,
дедуля, груздей! Вкусныегрузди-тобылиилинеочень? Ну, братцы,
умора-дедгруздейзахотел!
- Чтоэтосвами, Володя? - сухоспросилВадимАфанасьевич. - Чтоэто
вытакразвеселились? Неожидаляотвастакого.
Володяпоперхнулсясмехомипокраснел,
- Всамомделе, чегоэтояржу, какишак? Извините, дедушка, мой
глупыйсмех, вамлечитьсянадо, починятьвашпальчик. Пол-литраводкивам
надовыпить, папаша, илиграммсемьсот.
- Ничего, терпениеещеесть, - простоналстаричок.
- Аты, мил-человек, кирпичавозьмитолченого, - запелаСтепанида
Ефимовна, - узварупшеничного, лебедыдатабаку. Пятаквозьмимедныйда
всепрокипяти, Покажиэтоткиселекмесяцумолодому, акаккочетвтретий
раззарегочет, такпальчиксвойиспущай...
- Ничего, терпениеещеесть, - стоналстаричок.
- Какиепредрассудки, СтепанидаЕфимовна, аещенаучныйлаборант! -
язвительнопрошипелстарикМоченкин. - Тывотчто, земляк, ведисвоюрану
наВТЭК, получишьпервуюгруппуинвалидности, сразутебеполегчает.
- Ничего, терпениеесть, - тянулсвоестаричок. - Ещеестьтерпенье,
людидобрые.
- Апо-моему, лучшеесредство - свинойжир! - воскликнулаИрина
Валентиновна, - ТуземцыКилиманджаро, когдаихкусаетядовитыйпитон,
всегдазакалываютжирнуюсвинью, - блеснулаонасвоимипознаниями.
- Ничего, ничего, ещепокудатерпеньенелопнуло, - заголосилвдруг
старичокнавысокойноте.
- Анпутировагьнадопальчик, ой-ей-ей, - участливопосоветовал
ШустиковГлеб. - Человекпожилойибезпальцакак-нибудьдотянет.
- Авотэтомысляхорошая, - вдругсовершенночеткосказалстаричоки
быстропосмотрелнасвойужасныйпалец, какнасовершеннопостороннего
человека.
- Дачтовы, товарищи! - выскочилвдругнапервыйпланВадим
Афанасьевич, - Чтозанелепыесоветы? Вближайшейамбулаториисделают
товарищупродольныйразрезиантибиотики, антибиотики!
- Правильно! - заоралВолодя. - Спасатьнадоэтотпалец! Такпальцами
бросатьсябудем - пробросаемся! Полезай-ка, дед, вбочкотару!
- Даничего, ничего, терпение-тоуменяещеесть, - сновазаканючил
укушенныйгадомдед, новсетутвозмущеннозагалдели, аШустиковГлеб, еще
секундуназадпредлагавшийсвоебоевоерешение, спрыгнулназемлю, поднял
легонькогостранникаипосадилеговсвободнуюячейку, показавтемсамым,
чтонаампутацииненастаивает.
- Опять, значит, крюкдадим, - притворновозмутилсястарик
Моченкин,
- Какиеужтуткрюки, ИванАлександрович! - махнулрукойВадим
Афанасьевич, исэтимиегословамиВолодяТелескоповударилпогазам,
врубилтретьюскоростьиполезнакосогор, апотомзапылилпобоковушкек
беленькимдомикамзерносовхоза.
- Яизвиняюсь, земляк, - полюбопытствовалстарикМоченкин, косым
глазомощупываястонущегоровесника, - вы, можносказать, простотак
прогуливалисьсвашимпальцемиликуда-нибудьконкретноследовали?
- Ксестрицеяшел, гражданехорошие, вгородТуапсе, - простонал
старичок.
- Куда? - изумилсяШустиковГлеб, сразувспомнивстольдалекийотсюда
пахучийюжныйпорт, чернуюночьисветящиесяостроватанкеровнавнешнем
рейде.
- ВТуапсеяиду, умныймальчик, ксвоейединственнойсестрице.
Проститьсяхочуснейпередсмертью.
- Вотхарактер, Ирина, обративнимание. ВедьэтожеСцевола, -
обратилсяГлебксвоейподруге.
- Скажи, Глеб, атысмогбы, какСцевола, сжечьвсе, чемупоклонялся,
ипоклонитьсявсему, чтосжигал? - спросилаИрина.
Потрясенныйэтимвопросом, Глебзакашлялся, АстарикМоченкинтем
временемужевострилсвойкарандашвобластныеинстанции.
ПроектстарикаМоченкина
поликвидациитемно-зеленойзмеи
Ужемноголетрайонныеорганизацииразвертываютуспешнуюборьбупо
ликвидациитемно-зеленогоуродливогоявления, свившегосебеуютноезмеиное
гнездовнашихлесах.
Однако, нарядусдостигнутымуспехоммногиетоварищисовсемне
чухаютсяокромяпустыхслов.
Стендовнигденету.
Надоразвернутьповсеместнонагляднуюагитациюпротивпресмыкающихся
животных, кусающихнимпальцы, вооружитьнаселениелитературойподанному
вопросуипачечаньяучредитьрайонногоинспекторапо - змеесокладом 18
рублей 75 копеекисвыдачеймолока.
Впросьбепрошунеотказать.
МоченкинИ. А., бывшийинспекторпоколорадскомужуку, пока
свободный.
Воттаконииехали. ТелескоповсДрожжининымвкабине, авсе
остальныевячейкахбочкотары, каждыйвсвоей.
Однаждыониприехаливзерносовхозитамсдалитерпеливогостаричкав
амбулаторию.
Вамбулаториистаричокрасшумелся, требовалампутации, ноего
накачалиантибиотиками, ивскорепалецвыздоровел. Конечноже, нашум
сбежалсявесьзерносовхозивчислепрочих "единственнаясестрица",
котораявовсеневТуапсепроживала, аименновэтомзерносовхозе, откуда
исамстаричокбылродом. Что-тотутнапуталтерпеливыйстаричок, Должно
быть, отболи.
Однаждыонизаночеваливполе, Полебылодикоесвыгнутойспиной, и
онисиделинаэтойспинеуогня, подзвездами, какназакругленииЗемли.
Пахлопожухлойтравой, цветами, дымом, звезднымрассолом. Стрекотали
ночныекузнецы.
- Стрекочут, родные, - ласковопропелаСтепанидаЕфимовна. -
Стрекочьте, стрекочьте, покузнецам-тояквартальныйпланужевыполнила.
Теперичамнебыпобатюшкефотоплексирусудатьпоказатель, вотбылабыя
бабадовольная,
Личикоеепошлолучиками, голубенькиеглазкизалукавились, ручка
мелко-мелко - ох, грехинашитяжкие - перекрестилазевающийротик, и
старушказаснула,
- Сейчасопятьигрецаувидитмамаша, - предположилГлеб.
- Ай! Ай! Ай! - воснепрокричаластарушка. - Окстись, проклятущий,
окстись!
- Хотелосьбымнеувидетьэтогоееигреца, - сказалВадим
Афанасьевич. - Интересно, каковон, этоттакназываемыйигрец?
- Оноченноприятный, - сказалаСтепанидаЕфимовна, сразуже
проснувшись. - Шляпочкакрасненька, сапогмодельный, пузиккругленький,
оченноинтересный.
- Такпочемужевыего, бабушка, боитесь? - наивноудивиласьИрина
Валентиновна.
- Дакакжеегонебояться, матушкамоя, голубушка-красавица, -
ахнуластарушка. - Анукакщекотатьначнетдакакзапляшет, дазенками
огневымикакзаиграет! Ой, лихойон, этотигрец, нехороший...
- Перестраиватьсявамнадо, Мамаша, - строгосказалШустиковГлеб. -
Перестраиватьсясамымрешительнымобразом.
- Всамомделе, бабка, - сказалТелескопов, - загадайсебеиувидишь,
какхорошийчеловек...
-...идетпоросе, - сказаливдругвсехоромивздрогнули, смущенно
переглянулись.
- Лыцарь? - всплеснуларукамидогадливаястарушка.
- Данет, простоДруг, готовыйприйтинапомощь, - сказалВадим
Афанасьевич. - Ну, скажем, простойпахарьсциркулем...
- Во-во, - кивнулВолодька, - такойкорешвлайковыхперчатках...
- Юридический, полномочный, - жалобнозатянулстарикМоченкин.
- Уполномоченный? - ахнуластарушка. - Окстись, окстись! Мойигрец
тожеуполномоченный.
- Данет, мамаша, какаявынепонятливая, - досадливосказалГлеб, -
простокрасивыйлицомиодеждойивнутреннесобранный, которомудофеньки
всетурусынаколесах...
- Имужественный! - воскликнулаИринаВалентиновна. - Героичный, как
Сцевола...
- Поняла, голубчики, поняла! - залучилась, залукавиласьСтепанида
Ефимовна. - Блаженныйчеловекидетпоросе, айкакхорошо!
Тутжеонаизаснуласоткрытымртом.
- Запрограммироваласьмамаша, - захохоталбылоШустиковГлеб, но
смущенноосекся. Ивсебылисильносмущены, негляделидругнадруга, ибо
раскрыласьобщаятайнаихсновидений.
Бликикостратрепеталинаихсмущенныхлицах, принужденноемолчание
затягивалось, сгущалось, какголовнаяболь, нотутнежноскрипнулавосне
укутаннаяплаткамииодеяламибочкотара, ивсесразужезабылисвой
конфуз, успокоились.
ШустиковГлебпредложилИринеВалентиновне "побродить, помятьв
степяхбагряныхлебеды", ионицеремонноудалились,
Огромныесполохиосвещалинамгновениябескрайнююхолмистуюравнинуи
удаляющиесяфигурыморякаипедагога, истарикМоченкинвдругподумал:
"Красиваялюбовьукрашаетнашужистьпередовоймолодежью", - подумал, и
ужаснулся, идлядушевногосвоегоспокойствиясделалочереднуюпометкуо
низкомаморальномуровне.
ВадимАфанасьевичиВолодькалежалирядомнаспинах, покуривали,
пускалидымвзвездноенебо.
- Какиемымаленькие, Вадик, - вдругсказалТелескопов, - икомумы
нужнывэтойвселенной, а? Ведьвнейжевсесдвигается, грохочет,
варится, веяонахимиейсвоейзанята, амыейдофеньки.
- Идеякосмическогоодиночества? Этимзанятомногоумов, - проговорил
ВадимАфанасьевичивспомнилсвоегосоперника-викария, знаменитого
кузнечникаизГельвеции.
- Ачегоонаварит, чегосдвигаетичтожебудетвконцеконцов, даи
чтотакое "аконцеконцов"? Честно, Вадик, мандражменяпробирает, когда
думаюобэтом "вконцеконцов", страшнозасебя, вытьхочетсяот
непонятного, страшнозавсех, укогоруки-ногиичерепушканаплечах.
Сквозанутькуда-тохочетсясовсемиконцами, зашабашитьсразу, без
дураков. Ведьнебыложеменяинебудет, изачемявзялся?
- Человекостаетсяжитьвсвоихделах, - глухопроговорилВадим
Афанасьевичвпикувикарию.
- ИдедМоченкин, ибабкеСтепанида, ия, богодулнесчастный? Вкаких
жеэтоделахостаемсямыжить? - продолжалВолодя. - Вотраньше
несознательныемассызнали; бог, рай, ад, черт-ижилиподэтимзаконом.
Такведьэтогоженету, налюбойлекциитебескажут. Верно? Выходит, я
весьухожу, растворяюськнулю, асейчасостаюсьбезвсякихподробностей,
просто, какожидающий, так? Илинет? БылунасвУсть-Касимовскомкарьере
ЮркаЗвонков. Однотолькознал - трешкустрельнутьдоаванса, азамотает,
такходитименинником, дакдевкамвобщежитиезалезть, билиегобабы
каждыйвечер, ой, смех. ОднаждыстреланаЮркуупала, повезлимыегона
кладбище, явмедныетарелкибил. Обернусь, лежитЮрка, важный, строгий,
какбудточто-тознает, никогдаяраньшетакоголицаунегоневидел.
Прихожувамбулаторий, спрашиваюуСеменаБорисовича; отчегоуЮркилицо
такоебыло? Аонговорит, мускулатураразглаживаетсяупокойников, оттого
итакоелицо. Понятновам, Телескопов? Это-томнепонятно, промускулатуру
этопонятно...
- Человекостаетсявлюбви, - глухопроговорилВадимАфанасьевич.
Володязамолчал, тишинутеперьнарушаллишьтресккострадалегкое,
сквозьсои, поскрипываниебочкотары.
- Ятебяпонял, Вадюха! - вдругвскричалВолодя. - Гделюбовь, тами
человек, агденелюбовь, тамэтасамаяхимия-химия-всямордехасиняя.
Верно? Так? Ипотомуищутлюдилюбви, икуролесят, идурят, авкаждомона
есть, хотьнемного, хотьнадонышке. Верно? Нет? Так?
- Незнаю, Володя, вкаждомли, незнаю, незнаю, - совсемужееле
слышнопроговорилВадимАфанасьевич.
- Аукогонет, тактамтолькохимия. Химия, физика, ибезостатка...
Так? Правильно?
- Спи, Володя, - сказалВадимАфанасьевич,
- Аяужесплю, - сказалВолодяитутжезахрапел.
ВадимАфанасьевичдолгоещележалсоткрытымиглазами, смотрелна
сполохи, озаряющиймирныеполя, думалохрапящемрядомдруге, оего
откровениях, вспоминалосвоейлюбимой (чтогрехатаить, ионпорой
вскакивалсрединочивхолодномпоту) работе, заглушавшейподобныемысли,
думалоГлебеиИринеВалентиновне, оСтепанидеЕфимовнеистарике
Моченкине, опилотеВанеКулаченко, отерпеливомстаричке, опапеимаме,
овсемирнознаменитомвикарии, прыгающемпоразнымстранам, ошеломляющем
интеллектуальнуюэлитукаждыйразновымисногсшибательнымито
католическими, тобуддийскими, тодионистическимиконцепциямии
возвращающемсявсякийразвкантонГельвецию, чтобыподготовитьочередную
интеллектуальнуюбурю - что-тоонготовитсейчасблаженной, бесштанной,
ничегонеподозревающейХалигалии?
Сэтимимыслями, сэтимбеспокойствомВадимАфанасьевичиуснул.
Вотдалениинаполынномхолме, словноцарицаВосточногоГиндукуша,
почивалаподматросскимбушлатомИринаВалентиновна. Весьмирлежалуее
ног, ивэтоммиребегалпокустамееверныйГлеб, шугалкозуРомантику.
Онагугукалавкустах, шурша, юлилавкюветах, выпьювылаизближнего
болота, иГлебвконецизмучился, когдавдругвсезатихло, замерло; на
землюлегобманчивыйпокой, иГлебнапружинился, ожидаяновогоподвоха.
Иточно... вскорепослышалосьтихоежужжаниеиподорогесилуэтамина
прозрачныхКолесахмедленнопроехалитурусы.
Вотвампожалуйста - расскажешь, неповерят. Глебсиганулчерез
кювет, напрягся, приготовилсякактивномусопротивлению, Иточно-турусы
возвращались, Описавкольцовокругполынногохолма, вокругбезмятежно
спящейцарицыВосточногоГиндукуша, онимедленнокатилипрямонаГлеба,
четверотурусов - молчаливыеночныесоглядатаи.
Вдрожащемсветесполохамелькнулпередморякомобликвожака -
детскийчистыйлоб, настырныеглазенкиишироченные, прямоскажем,
атлетическиеплечи,
Почтинераздумывая, сжуткимстепнымкрикомГлеббросилсявперед.
Что-тотутразыгралось, что-тозамелькало, что-тозаверещало... в
результатевоенныйморякпоймалвсехчетырех.
- Ха, - сказалГлебиподумалсовершенноотчетливо: "Вотведь
расскажешь, неповерят".
Онтряхнултурусов-онибылигладкие.
- Ну, - сказалонвеликодушно, - можносказать, влопались, товарищи
турусынаколесах?
- Отпустинас, дяденькаГлеб, - пискнулкто-тоизтурусов.
Глеботудивлениятутжевсехотпустилиещебольшеудивился;. перед
нимстояличетверошкольниковизродногорайцентра.
- Этоещечтотакое? - растерялсямолодойморяк.
- Велопробег "Знаешьлитысвойкрай", - глухимдрожащимбасом
ответилодинизшкольников.
- ДяденькаГлеб, давынасзнаете, - запищалдругой, - яКоля
Тютюшкин, этоФедяЖилкин, этоЮраМамочкин, аэтоБоряКурочкин. Оннас
всехиподбил. Прибежал, какчумной, организовалгеографическийкружок.
Знаешьлиты, говорит, свойкрай? Вперед, говорит, впогонюзаэтой...
- Закем, закемвпогоню? - вкрадчивоспросилГлебинавсякий
случайвзялБорюКурочкиназаудивительноплотнуюруку.
- Заромантикой, незнаете, чтоли, - буркнулудивительный
семиклассникипоказалсвободнойрукойкуда-товдаль.
Очереднойсполохозарилпространство, иГлебувиделпылящуювдали
полнотелуюРомантикунадамскомвелосипеде.
- Это-депохорошее, ребята, - повеселев, сказалон. - Хорошееи
полезное. Пустьсопутствуетвамсчастьетрудныхдорог.
Итутонокончательноотпустилшкольниковисовершенноспокойный, в
преотличнейшемнастроенииподнялсянаполынныйхолмксвоейцарице.
Третий сон педагога Ирины Валентиновны Селезневой
Житьспокойно, житьбеспечно, ввихретанцамчатьсявечно. Вечно! Ой,
Глеб, полтакойскользкий) Ой, Глеб, гдежеты?
Ирочка, познакомьтесь, - этомойДруг, преподавательфизикиГенрих
АнатольевичДопекайло.
ГенрихАнатольевич, совсемещенестарый, скользянасатирических
копытцах, подлеталввихревальса - узнаете, Селезнева?
Наодномплечеунегокатод, надругом - анод. Ну, какэтопонять
моейбеднойголовушке?
Скакойстати, скажите, любезнаябабушка, квадраткатетовгипотенузы
равенрегиональнойконференцииаграрныхстранвсистемеатомногопула? Еще
одинмчится, набираяскорость, - чемпионмираДиегоМоментальный, вруках
букетэкзаменационныхбилетов. Ахда, моесоло!
Впятнадцатомбилетикепятеркаилюбовь, вшестнадцатомбилетике
расквасишьносиквкровь, всемнадцатомбилетикекопченойкилькихвост, а
вэтомвотбилетикевопроссовсемнепрост.
Кругомвальсироваличемпионымира, мужчиныиженщины,
преподаватели-экзаменаторыприставучие. Ждалиюрисконсультаизоблсобеса -
ондолженбылподвестичерту.
Ивотвлетел, раскинувруки, скользявпружинистомнаклоне,
огненно-рыжийстаричок. Всерасступились, истаричок, сужаякруги,
рявкнул:
- Подготовилизаявлениеобувольненииссохранениемсодержания?
Повсюдубыллед, гладкийлед, раскрашенныйпричудливыморнаментом, и
толькогде-товнеобозримойдалишелпокоролевскиммокрымлугамХороший
Человек. Шелон, сморкаясьикашляя, азанимнацепочкеплелисьмраморные
львятамалмаламеньше.
Третий сон военного моряка Шустикова Глеба
Утромобратилвниманиенанекотороеотставаниемускулюсдельтоидеус.
Немедленнопринялмеры.
Итак, стоювозлекойки - даюнагрузкумускулюсдельтоидеус. Ребята
занимаютсякточем, каждыйсвоимделом - ктотрицепсом, ктобицепсом, кто
квадрицепсом. СеваАнтоновмускулюсглютеускачает - егоможнопонять.
ВходитлюбимыймичманРейнвольфКозьмаЕпистратович. Вольно! Вольно!
Сегодняманнаякаша, финальноесоревнованиепоперетягиваниюканатовс
подводниками. Всемдвойноемасло, двойноемясо, тройнойкомпот.
Апончикибудут, товарищмичман? Смирно! Ивотсхватились. Прямо
передомнойнадулсяжиламинеуловимознакомыйподводник. Умелоборетсяза
победу, вызываетзаконноеуважение, хорошуюзависть,
Врезультатеневероятныйслучайвисториифлотасовременботика
Петра - ничья! Канатлопнул. Вседовольны.
Яличнодоволенивполномпарадепривсехзначкахгуляюпотенистым
аллеям. Подходитнеуловимознакомыйподводник.
- Послушай, друг, естьпредложениепознакомиться.
- Мы, кажется, немногознакомы.
- Аядумал, неузнали, - улыбаетсяподводник.
- ТелескоповВолодя?
- Холодно, холодно, - улыбаетсяон.
- Дрожжинин, чтоли? - спрашиваюя.
- Тепло, тепло, - смеетсяон.
Пристальновглядываюсь.
- Иринка, ты?
- Почтиугадали, нонесовсем. Мояфамилия - Сцевола.
- А, этовы? - воскликнуля. - Однакоручки-тоувасобецелы.
Выходит-миф, треп, легенда?
- Обижаешь, - говоритСцевола. - Подумаешь, большоедело - ручку
сжечь.
ТутжеСцеволачиркаетзажигалкой, ифланелканарукавеначинает
пылать.
Поднимаетгорящуюруку, каколимпийскийфакел, ибежитпотемной
аллее.
- Але, Глеб, делай, какя!
Поджечьрукубылоделомоднойсекунды. БегузаСцеволой. Руканад
головойтрещит. Горитхорошо.
Сцеволаныряетвчерныйтуннельчик. Я - заним. Кромешнаямгла, лишь
кое-гдемелькаютоскаленныерожиимпериалистов. Набегусуюимгорящую
рукувагрессивныехавальники. Воют. Выбегаюизтуннеля - чисто, тихо,
пустынно. Порадионеуловимознакомыйголос:
- Готовлитыпосвятитьсебянауке, молодой, красивыйГлеб, отдатьей
себядоконца, безостатка?
Гляжу-лежитНаука, жалобнопоскрипывает, покряхтывает, тоненьким,
нежныминервнымголосомчто-топоет. Какие-тодобрыелюдиукуталиее
брезентом, клетчатымиодеялами. Ору:
- Готов!
Натевам, пожалуйста, - изкомнатысмехавыходитЛженаукаогромного
роста. Напоминаеткакую-тоХунтуизкакой-тожаркойстраны. Воднойруке
кнут, вдругой - консервырыбныеибутылка "Горногодубняка". Знаеммыэту
политику!
Автоматическивключаюштурмовуюподготовку. Подхожупоближе,
обращаюсьпо-заграничному:
- Разрешитеприкурить?
Лженаукапялитбесстыдныезенкинамоюгорящуюруку. Размахивается
кнутом. Этомызнаем, Носкомботинкавголень - внадкостницу! Тутже -
прямойударвнос - ослепить! Двумякрюкамидобиваюрасползающегося
колосса. Лженаукаиспаряется.
Хлынултропическийливень - ядовитый. Кашляюисморкаюсь. Гаснетмоя
рука. Бегупокомнатесмеха - вовсехзеркалахкрасивый, номокрый.
Абсолютнонесмешно. Пробиваюфанернуюстенкуивижу...
...залугами, заморями, засинимигорамивстаетсолнце, ипрямоот
солнышкаидеткомнелюбимаявшелковойполумаске. ИдетпоросеХороший
Человек.
Третий сон Владимира Телескопова
Бываютвжизниогорченья - вместохлебаешьпеченье, Яслышалгде-то
краемуха, чтоедетВаняПопельнуха. Придетбезвсякихвыкрутасов
наездник-мастерЭсТарасов.
Глазабымоинапроклятыйипподромнесмотрели, однакосмотрят.
Тащусь, позорник, ввосьмидесятикопеечнуюкассу. Вхожувзалу - ипочему
этотактихо? Тихо, каквпустойцеркви. Ичтохарактерно, все, толкаясь,
смотрятнавходящегоВолодюТелескопова. Иятожесмотрюнанего, будтов
зеркало, чтохарактерно.
Чтохарактерно, идетВолодявпустотевесьбелый, какспохмелья, И
чтохарактерно, онидетпрямокАндрюше.
Андрюшастоитуколонны. Чтохарактерно, онтожебелый, какчайник,
- Андрюша, естьвариантотБотаникииБудь-Быстрой. Входишь
полтинником?
Андрюша-смурнягапугливоозираетсяи, чтохарактерно, шевелитгубами.