- Чего-о?
- Тыдумаешь, Володя, мынанихставим? Они, кобылы, ставятнинас.
Включилизвук. Аплодисменты. Хохот. Заигралоркестрсорокшестого
отделениямилиции.
Андрюшагордовскинулголову, бьеткопытом. Ятожебьюкопытом,
похрапываю. Подошли, взнуздали, вывелинакруг. Настроениеотличное - надо
осваиватьновуюспециальность.
Уменянаездниксимпатичныйкирюха. УАндрюши-маленький, каксверчок,
серенькийи, чтохарактерно, вочках - видно, издуховенства. Гонг, пошли,
щелкнуларезина.
Идемголовавголову. Промелькнулароднаяконюшня, гдекогда-тов
жеребячьемвозрастечиталхрестоматию. Вотмояконюшня, вотмойдом
родной, воткачуясанкиспшеннойкашей. Отстолбакстолбуидемголовав
голову. Андрюшавесьвмыле, веселый,
Атрибуныприближаются, всебелые, трепещут, Эге, датамсплошь
ангелы. Хлопаюткрыльями, свистят.
Финиш, гонг, амысАндрюшейжмемдальше, Наездникипопадали, амы
чешем-улюлю!
Видим, подтюльпаномСерафимаИгнатьевнасСильвиейпьютчайикушают
тефтель.
- Присоединяйтесь, ребятишки!
Оченьхочетсяприсоединиться, ноневозможно. Бежимпоболоту, ноги
вязнут. Впередивспучилось, завоняло-всплылаогромнаяХимия, разевает
беззубыйрот, хлопаетрыжимиглазами, приглашаетвислымиушами,
ОседлалАндрюшу - проскочили.
Бежимпорельсам. Позадистук, свист, жаркоедыхание-Физикадогоняет.
Андрюшаседлаетменя - уходим.
Устали - ажкровьизноса. Ложимся - беритенас, тепленьких,
сопротивлениеокончено.
Вокругтравка, кузнецыстригут, пахнетромашкой. Андрюшаподнял
шнобель-эге, говорит, посмотри, Володька!
Гляжу - идетпоросеХорошийЧеловек, шеф-поварсдвумятарелкамиухи
изчастика.
Третий сон Вадима Афанасьевича
Нанейтральнойпочвесошлисьдлярешениякардинальныхвопросовтри
рыцаря-скотопромышленникСиракузерсизАргентины, ученыйвикарийиз
кантонаГельвециииВадимАфанасьевичДрожжининсАрбата.
Нанейтральнойпочверослисиниеизолотыенадеждыичаяния. В
серединестоялтреугольныйстол. Настолебутылка "Горногодубняка", бычки
втомате. ВместоскатертикартаХалигалии.
- Чтокасаетсяменя, - говоритСиракузерс, - тояотсвоихпривычек
неотступлюсь - всегдаянаводнялслаборазвитыестраныисейчаснаводню.
- ВыопираетесьнаХунту, сеньорСиракузерс, - дрожащимотвозмущения
голосомговорюя.
Сиракузерсзахрюкал, захихикал, закрутилбычьейшеейвпритворном
смущении.
- Естьгрех, инойразопираюсь.
Аббат, падлатакаяпозорная, тожескабрезноулыбнулся.
- Ну, авы-то, вы, ученыйчеловек, - обращаюсьякнему, - чтовы
готовитемоейстране? Знаетеливы, сколькотамвчерародилосьдетейикак
окрестилимладенцев?
Проклятыйрасстригатутжечитаетпобумажке.
- Девятьособмужскогорода, семьженского. Девочкивсебез
исключениянареченыАзалиями, пятьмальчиковДиего, четвероВадимамив
вашучесть. Каквидите, Диеговырвалсявперед, Задыхаюсь!
Задыхаюсьотярости, клокочуоттоски.
- Новам-токакоедоэтогодело? Ведьвамженаэтоплевать!
Онулыбается.
- Совершенноверно. Другмой, выопоздали. СкороХалигалияпроснется
отспячки, онастанетэпицентромновойинтеллектуальнойбури. Рождаетсяна
светновыйфилософскийфеномен - халигалитет.
- Всобственномсокуилисоспециями? - деловитопоинтересовался
Сиракузерс.
- Соспециями, коллега, соспециями, - хихикнулвикарий.
Явстаю.
- Шкуры! Позорники! Даявассейчаспонесуоднойлевой!
Обавскочили - врукахфинки.
- Комне! Напомощь! Володя! ГлебИванович! ДедушкаМоченкин!
Былатишина. Нейтральнаяпочва, покачиваясь, несласьвокеане
народныхслез.
- КаждомусвояХалигалия, амнемоя! - завизжалвикарийирубанул
финкойпокарте.
- Амнемоя! - взревелСиракузерситожемахнулножом.
- Агдежемоя?! - закричалВадимАфанасьевич.
- Аваша, вонона, извольтеполюбоваться.
Япосмотрелиувиделсвоюдорогую, плывущуюпотихойлазурнойводе.
Мягкоотсвечивалинасолнцееекоричневыещечки. Онаплыла, тихонько
поскрипывая, напеваячто-тонеясноеинежное, накрытаямоимшотландским
пледом, ватникомВолоди, носовымплаткомстарикаМоченкина.
- ЭтодействительномояХалигалия! - прошепталя, - Другоймнеине
надо!
Бросаюсь, плыву. Неоглядываясь, вижу: Сиракузерссвикариемхлещут
"Горныйдубняк". Подплываюксвоейлюбимой, целуювщеки, берунабуксир.
Плывемдолго, тихопоем.
Наконец, видим: идетнавстречуХорошийЧеловек, квалифицированный
бондарьсновымиобручами.
Третий сон старика Моченкина
ИвотувиделонсвоюХарактеристику. Шлаонапосередьполя, вопила
низкимголосом:
-...в-труде-прилежен-в-быту-морален...
АмысФефеловымАндрономЛукичомприятельскигуляем, щупаемколосья,
- Тымне, братИванАлександрович, представьсвоюХарактеристику, -
мигаетправымглазомАндронЛукич, - аятебезаэтоузюмувыпишу
шашнадцатькило.
- Авотона, мояХарактеристика, АндронЛукич, извольте
познакомиться,
Фефеловстрогимглазомсмотритнаподходящую, аявесьдрожу - ой, не
пондравится!
- ЭтовотиестьтвояХарактеристика?
- Онаиесть, АндронЛукич. Необессудьте.
- Нда-а...
Хотьбыгубыподмазала, проклятущая, ужнеговорюпроперманенту.
Идет, подоломметет, душураздирает:
-...политически-грамотен-с-казенным - имуществом-щщапетилен...
- Нда, ИванАлександрович, признаться, яразочарован. Ядумал, твоя
Характеристика - девкамолодая, ядреная, аэта - какбуряк-прошлогод.
- Ой, привередничаете, АндронЛукич! Ой, недооцениваете...
Говорюэтоябасом, асамдрожуажник, какфитюляодинокая. Узюму
хочется.
- Ну, даладно, - смирилсяАндронЛукич - какая-никакая, авсежтаки
баба.
Присел, набычился, рявкнул, дакакпобежитвсемтеломнамою
Характеристику.
- Ай-я-яй! - закричалаХарактеристикаинаутек, дурьлупоглазая.
Бежиткреке, азаейАндронЛукиччаститногами, гудит
паровозом-люблю-ю-у-у! Нуияпобег - перехвачуглупуюбабу!
- Нет! - кричитХарактеристика, - Никогдаэтогонебудет! Ужлучшев
воду!
Ибухсобрывавречку! Вынырнула, выпучилазенки, взвыла:
-...с-товарищами-по-работе-принципиален!!! Икамнемкодну.
СтоитФефеловАндронЛукичотвлеченный, перетираетврукеколосок.
- Пшеницанонеудалась, ИванАлександрович, авотсузюмомперебой.
Ипошелонотменегордыйигрустный, и, конечно, по-человеческиего
можнопонять, номнеотэтогонелегче,
Ипервыйразвжизнигорючимислезамизаплакалбывшийинспектор
Моченкин, икого-томнесталожалко-толисебя, толиузюм, толи
Характеристику.
Кудыжтеперьмнедеваться, начтонадеяться? Сколькосидел, не
знаю,,. Протерглаза-натойсторонестоитвроснойтравеХорошийЧеловек,
молодая, ядренаяХарактеристика.
Сон внештатного лаборанта Степаниды Ефимовны
Выли, тетеньки, гуселифильдиперсовые! Ойли, батеньки, лук
репчатый, морквасахарная,,, Ути, люти, цып-цып-цып...
Ой, схватилменезаподолигрецмолоденькай, пузатенькай. Ой, закосу
ухватил, косудевичью,
- Пустимине, игрец, наМуравьинуюгору!
- Непущщу!
- Пустимине, игрец, воСтрекозийлес!
- Непущщу!
- Дакудыжтыминетянешь, вкакоеигралищеокаянное?
- Ох, бабушка-красавочка, лаборантвнештатный, совсемвыбезпонятия!
Закручутебя, бабулька, булька, яйки, млеко, бутербротер, танцем-шманцем
огневым, заграмоничным! Будешьпышкемолодой, дорогойгроссмуттер! Вуаля!
Заигралигрец, взбилкопытамимодельными, телесамизадрожалсочными,
тычетпальцемкостяныммнепотемечку, щакотит-жизнихочетлишитьай-тю-тю!
- Окстись, окстись, проклятущий!
Неокщается. Кружитминепоботвекартофельнойтанцаминенашенскими.
Ой, влесумуравапахучая, ох, дурманная... Дакудыжтымине, кудыж
тымине, кудыжтымине... бубулички...
Гляжу, укостразаселмойигрецбрюнетистый, глазохальный, пузик
красненькай.
- Ану-ка, бабка-красавка-плутовка, варимнесуп! Мойхотельпокушать
зюпнедриттенахтигаль. Варимнесуп, данаваристый!
- Суп?
- Суп!
- Суп?
- Суп!
- Суп?
- Суп!
- А, батеньки! Нахтигаль, моитятеньки, по-нашемусоловушка, а
по-ихнему, такибудетнахтигаль, датолькоочарованный. Ой, бредуя, баба
грешная, помуравушке, выковыриваюяйцапеченые, щавельщиплю, укроп
дергаю, горькимислезамизаливаюся, прощеваюсьсбочкотароюлюбезною, с
вами, свами, моиголубиполуночные.
Гутень, фисонь, мотьвакупоросная!
Атемень-тотьмущая, тятеньки, будтовмиренетэлектричества! А
сзади-токочеткычет, сычхрючет, игрецрегочет.
Инадоть: туттишинапришлаблагодатная, гульгульная, илампаданад
жнивьемповисламасляная. Инадоть-вижу: потраверосистой, тятеньки,
БлаженныйЛыцарьвыступает, научный, вдумчивый, азаручкуонведет, мои
матушки, какдитятюон.ведетжукарогатого, возжеланногожука
фотоплексируса-батюшку.
Второеписьмо
ВолодиТелескоповадругуСиме
МногоуважаемаяСерафимаИгнатьевна, здравствуйте!
Делопреждевсего. СообщаюВам, чтовашабочкотаравцелостии
сохранности, чегоиВамжелает.
Сима, помнишьСочитеднииночисвященнойклятвывдохновенныеслова
взволнованноходилипокомнатеичто-торезкоевлицобросалимнеаяс
тобойсильнозаскучалхотярейсомоченьдоволенвыговорилинампора
расстатьсяястрашенвгневе.
Перерасходабензинанету, потомучтоедемнанулеужкоторыйдень, и
этоконечноноваторскийпочин, самудивляюсь.
ВозможноВыдумаете, СерафимаИгнатьевна, чтояВаснеправильно
информирую, асамнапятнадцатьсутокзагремел, такэтосВашейстороны
большаяошибка.
Батемоемупритараньколбасыспинойдомашней 1 (один) кгзаналичный
расчет.
Симка, хочешьчестно? Незнаюкогдасвидимся, потомучтоедемнекуда
хотим, акудабочкотаранашамилаяхочет. Поняла?
Спасиботебезалюбовьипитание.
Возможноещенезабытый
ТелескоповВладимир.
ПисьмоВладимираТелескопова
СильвииЧестертон
ЗдравствуйтемногоуважаемаяСильвия, фамилиинепомню.
СлыхалотобщихзнакомыхоВашемвступленииворганизацию "Девичья
честь". ГорячоВаспоздравляю, аГутикуРоземблюмупередайте, чторяшкуя
емувсежтакиначищу.
Сильвия, помнишьтуволшебнуююжнуюночь, когдамы... Замнемдля
ясности. Помнишьилинет?
Теперьрасскажутебеосвоихуспехах. Работаюначальником
автоколонны. Заработнаяплатаскромная - полторытыщи, нохватает. Много
читаю. Прочел: "ДетикапитанаГранта" ЖюльВерна, журнал "3нание-сила" N7
заэтотгод, "Сборник. гималайскихсказок", оченьинтересно,
Сейчасвыполняюобщественноепоручение. Хочешьзнатькакое? Много
будешьзнать, скоросостаришься! Впрочем, могутебедовериться -
сопровождаюбочкотару, незнаюкакпо-вашему, по-халигалийски. Онауменя
оченьнервнаяиеслибытыеезнала, Сильвочка, токонечнобыполюбила.
ДаздравствуетДружбамолодеживсехстраниоттенковкожи. Регулярно
сообщайосвоихуспехахвучебеиспорте. Чточитаешь?
Твой, можетбыть, помнишь, ВолодяТелескопов (Спутник).
ОбаэтиписьмаВолодяотслюнявилкарандашомнаразорваннойпачке
"Беломора", Сименакарте, Сильвии - наизнанке. Впыльномлучесолнца
сиделон, грустнохлюпаяносом, надеревяннойскамейке, изрезанной
неприличнымивыражениями, вкамерепредварительногозаключения
Гусятинскогоотделениямилиции. Аделобылотак...
ОднаждыониприбыливгородокГусятин, гденабугрепередстаринным
гостинымдворомстоялвеличественныйаттракцион "Полетвневедомое".
Володяостановилгрузовиквозлеаттракционаипредложилпассажирам
провестиостатокдняиночьвлюбопытномгородеГусятине,
Всеохотносогласилисьивылезлиизячеек. Каждыйзанялсясвоим
делом. СтарикМоченкинпошелвместнуюполиклиникусдаватьжелудочныйсок,
посколькусправочкавоВТЭКобегоужасномжелудочномсокекуда-то
затерялась, ШустиковГлебсИринойВалентиновнойотправилисьнапоиски
библиотеки-читальни, Надобылонемногопоштудироватьлитературку, слегка
повыситьуровень, вырастинадсобой. ЧтокасаетсяСтепанидыЕфимовны, то
она, увидевнезаборевозлеклубаафишукинокартины "Бэла" инаэтойафише
Печорина, ахнулаотнестерпимоголюбопытстваинемедленнокупиласебе
билет. Что-тонеуловимознакомое, близкоепочудилосьейвоблике
розовощекогомолодогоофицерасмаленькимиусиками, ВолодяжеТелескопов
неотрывалвзглядаотдиковинногоаттракциона, похожегонагигантскую
зловещуюскульптурупоп-арта.
- Вадик! Нуты! Ну, дали! Во, этоштука! Айдакататься!
- Ах, чтоты, Володя, - поморщилсяВадимАфанасьевич, - совсемяне
хочукататьсянаэтомагрегате.
- ИлитымнеДруг, илиятебепортянка. Кататься - кровьизноса,
красилсяпоследнийвечер! - заоралВолодька.
ВадимАфанасьевичобреченноювздохнул.
- Откудаутебя, Володя, такойинфантилизм?
- Дачтоты, Вадик, никакогоинфантилизма, клянусьчестью! - Володя
приложилрукукгруди, выпучилсянаВадимаАфанасьевича, дыхнул. - Видишь?
Ниводномглазу. Клянусьчестью, невзялниграмма! Веришьилинет? Друг
тымнеилинет?
ВадимАфанасьевичмахнулрукой.
- Ну, хорошо-хорошо...
Ониподошликподножиюаттракциона, ржавыестальныеногикоторого
поднималисьиззарослейкрапивы, лебедыилопухов - видно, нетакужчасто
наслаждалисьгусятинцы "Полетомвневедомое". Разбудиликакого-то
охламона, спавшегоподкустомбузины.
- Включаймашину, дитяприроды! - приказалемуВолодя.
- Токунетинебудет, - привычноответилохламон.
ВадимАфанасьевичоблегченновздохнул. Володясверкнулгневными
очами, закусилгубу, рванулнасебярубильник. Аттракционнеохотно
заскрипел, медленнозадвигалоськакое-токолесо,
- Чудеса! - вялоудивилсяохламон. - Сродувамтокунебыло, асейчас
скрипит. Пожалте, граждане, занимайтеместасогласнокупленнымбилетам.
Пятак - трикруга.
Друзьяуселисьвкабины, Охламоннажалкакие-токнопкииотбежалот
аттракционанабезопасноерасстояние. Началисьвзрывы. Навыжженной
солнцемплощадиГусятинасобралосьдесяткадвалюбопытныхжителей,
пять-шестьбродячихкоз.
Наконец - метнуло, прижало, оглушило, медленно, сбольшимразмахом
сталораскручивать.
ВадимАфанасьевичсосжатымизубами, готовыйковсему, плылнад
гусятинскимидомами, надгостинымдвором. Где-то, счастливогогоча, плыл
попересекающейсяорбитеВолодяТелескопов, изредкапопадалвполезрения.
Кругистановилисьвсебыстрее, мелькализвездыипланеты - пышнотелая
потрескавшаясяВенера, синеносыймужланМарс, Сатурнскольцомидругие,
безымянные, хвостатые, уродливые.
- Остановитемашину! - крикнулВадимАфанасьевич, чувствуя
головокружение. - Хватит! Мынедети!
Площадьбылапуста. Любопытныеужеразошлись. Охламонатоженебыло
видно. Лишьодинокаякозапялиласьещенагудящий, скрежещущийаттракцион
данеподалекунаскамеечкедвакрепкотелыхгражданина, выставивзады,
игралившахматы.
- Какходишь, дура? - орал, проносясьнадшахматистами, Володя. - Бей
слономе-восемь! Игратьнеумеешь!
- Володя, мнескучно! - крикнулВадимАфанасьевич. - Гдеэтот
служитель? Пустьостановит.
- Чтоты, Вадик! - завопилВолодька. - Яемупятеркудал! Онсейчасв
чайнойсидит!
ВадимАфанасьевичпотерялсознаниеитак, безсознания, прямой,
бледный, струбкойвзубах, кружилнадсоннымГусятином.
Вечерело. Солнце, долговисевшеенадколокольней, наконец, ухнулоза
реку. Оживилисьулицы. Прошлостадо. Протарахтелимотоциклы.
ВозвращалисьвгородусталыеШустиковГлебсИринойВалентиновной,
ТакиненашлионизавесьденьГусятинскойбиблиотеки-читальни.
СтарикМоченкиншумелвгусятинскойполиклинике.
- Вашемужелудочномусокуверитьнельзя! - кричалон, потрясая
бланком, накоторомвместопрежнихужасающихданныхтеперьстоялалишь
скучная "норма".
СтепанидаЕфимовнапотретьемуразусмотрелакинокартину "Бэла",
вглядываласьврумяноелицо, вигривыеглазкимолодогоофицера, шептала;
- Нет, нетот. Федот, данетот. Ой, нетот, батюшки!
ВадимАфанасьевичочнулся. Наднимкружилизвезды, ужене
гусятинские, анастоящие.
"Какэтопохоженаобыкновенноезвездноенебо! - подумалВадим
Афанасьевич. - Явсегдадумал, чтозатойстрашнойграньювсебудетсовсем
иначе, никакихзвездиничего, чтобыло, однаковот - звезды, ивот,
однако, трубка".
ВзвездномнебенадВадимомАфанасьевичемпронеслосьчто-тодикое,
косматое, гаркнуло:
- Вадик, накатался.
Встрепенувшись, ВадимАфанасьевичувиделуносящегосяпоорбите
Телескопова. Володястоялвсвоейкабине, размахиваязнакомойбутылкойс
размочалившейсязатычкой.
"Илиясноваздесь, илионужетам, тоестьздесь, аянетам, а
здесь, всмыслетам, амывдвоемтамосмыслездесь, анетам, тоестьне
здесь", - сложноподумалВадимАфанасьевичидогадалсянаконецглянуть
вниз,
Неподалекуотстальнойногиаттракционаонувиделгрузовичок, авнем
любезнуюсвою, слегкаобиженную, удрученнуюстраннымодиночеством
бочкотару.
"Ура! - подумалВадимАфанасьевич, - Разоназдесь, значит, ия
здесь, анетам, тоесть... ну, даладно", - исердцеегосжалосьот
обыкновенногоземноговолнения,
- Вадим, накатался? - неожиданноснизузаоралТелескопов. - Айдав
шахматыиграть! Эй, вырубаймотор, дитяприроды!
Охламон, теперьужвстрогомвечернемкостюме, причесанныйнакосой
пробор, стоялвнизу.
- Сбросьтерублики, ещепокатаю! - крикнулон.
- Слышишь, Вадим? - крикнулВолодька. - Какиебудутпредложения?
- Пожалуй, насегодняхватит! - собраввсесилы, крикнулВадим
Афанасьевич.
Аттракцион, испустивчудовищный, скрежещущийвой, подобныйсмертному
крикупоследнегоназемлеящера, остановился, теперьуженавсегда.
ВадимАфанасьевич, прижатыйкполукабины, сновапотерялсознание, но
наэтотразненадолго. Очнувшись, онвышелизаттракциона, почистился,
закурилтрубочку, закинулголову...
О, веснабезконцаибезкрая, безконцаибезкраямечта...
Аведь, еслибынебыловсегоэтогоужаса, этогострашного
аттракциона, янеощутилбывновьстакойостротойпрелестьжизни, ее
вечнуювесну...
Изашагалкгрузовику. Бочкотара, когдаонподошелиположилейруку
набочок, взволнованнозакурлыкала.
ВолодяТелескоповтемвременемнакосыхногахнаправилсяк
шахматистам, которыхнабралосьналавочкенеменеедесятка.
- Фишеры! - кричалон. - Петросяны! Тиграны! Игратьнеумеете! В
миттельшпиленибум-бум, вэндшпиле, каккурывнавозе! Ясверху-товсе
видел! Неимеетеправавмудруюигруиграть!
Онпошелвдольлавки, смахиваяфигурывпыль, Шахматистывскакивалии
махалируками, апеллируякстаршему, хитроватомуплотномумужчинев
полосатойпижамеизеленойвелюровойшляпе, из-подкоторойсвисалагазета
"Известия", защищаязатылокишеюотсолнца, мухипрочихвредныхвлияний,
- ВикторИльич, чтожеэтополучается?! - кричалишахматисты. -
Приходят, сбрасываютфигуры, оскорбляютименами, чтоприкажетеделать?
- Надоподчиниться, - негромкосказалшахматистаммужчинавпижамеи
жестомпригласилВолодюкдоске.
- Эге, дядя, ты, видать, сыгратьсомнойхочешь! - захохоталВолодя.
- Неошиблись, молодойчеловек, - проговорилчеловеквпижаме, ив
голосеегоотдаленнопрозвучалиинтонациичеловеканепростого, авласть
имущего.
Володяпривсейсвоеймалохольностиинтонациюэтузнакомуювсе-таки
уловил, что-тоунеговнутриекнуло, но, храбрясьипетушась, аглавное,
твердоверявсвойнедюжинныйшахматныйталант (ведьсколькочетвертинок
быловыиграноприпомощидревнеймудройигры!), онсказал, садяськдоске:
- Десятьходовдаювам, дорогойтоварищ, анабольшеетыне
рассчитывай.
Идвинулвпередзаветнуюпешечку.
Пижама, подперевголовуруками, погрузиласьвважноераздумье. Кружок
шахматистов, вихляясь, какчуткийподхалимскийорганизм, захихикал.
- Ужоемужгентелем... ВикторИльич... помордасам, помордасам...
Заманитьего, ВикторИльич, враму, апотомдуплетомвашимотхлобыстать...
ВГусятине, надосказать, быласвояособаяшахматнаятеория.
- Гетьотсюда, мелкота! - рявкнулВолодянаболельщиков. - Отвались,
когдамастераиграют.
- Хулиганьекакое - игратьнедаютнамсвами! - сказалонпижаме.
ОнтожеподхалимничалпередВикторомИльичем, чувствуя, чтопопалв
какую-тонехорошуюисторию, однакособлазнбылвышеегосил, превыше
всякойосторожности, иневиннымипальцами, мирнопосвистывая, Володя
соорудилВикторуИльичутакназываемый "детскиймат".
Онподнялужеферзядлязавершающегоудара, каквдругзаметилна
мясистойлапеВиктораИльичасинюютатуировкуСИМАПОМ...
Конецнадписибылскрытпижамнымрукавом. "Сима! Таккакаяжееще
Сима, еслинемоя? Данеужтоэторыло, носпуговицей, Серафимумоюлобзал?
Да, может, этоБородкинВикторИльич? Даух!" - керосинной, мазутной,
нефтянойгорючейревностьюобожглоВолодькинывнутренности.
- Маттебе, дядя! - рявкнулонивыпучилсянапротивника, приблизивк
немугорячеелицо.
ВикторИльич, тяжеловорочаямозгами, оценивалситуацию - кудаж
податькороля, податьбылонекуда. Хорошобысъестькоролеву, данечем. В
рамувзять? Жгентелемпротянуть? Невыйдет, Нетудостаточныхоснований.
Ивдругонувиделнарукеобидчика, нахудосочнойзауряднойруке
синиебуковкиСИМАПОМНИДРУ... остальноескрывалосьчутьлинепод
мышкой.
"Серафима, неужелисэтимнедоноскомтызабылаобомне? Да, может,
этоиестьтотсамыйТелескопов, обидчик, обидчикшахматистоввсехвремен
инародов, блуждающийхулиган, текучаярабочаясила?" - ВикторИльич
выгнулшею, носикегозапылал, какстоп-сигналмилицейскоймашины.
- Телескопов? - снапоромспросилОН,
- Бородкин? - стакимженапоромспросилВолодя.
- Пройдемте, - сказалБородкинивстал,
- Авынеприисполнении, - захохоталВолодя, - аво-вторых, ваммат,
ив-третьих, вывпижаме.
- Мат?
- Мат!
- Мат?
- Мат!
- Авыуверены?
ВикторИльичизвлекиз-подпижамысвисток, залилсякрасочными,
вдохновеннымируладами, вкоторыхтрепеталавсяегооскорбленнаядуша.
"Бежать, бежать", - думалВолодя, ноникакнемогсдвинутьсясместа,
тожесвисталвдвапальца. Важноемубылосказатьпоследнееслововспоре
сВикторомИльичем, нужнабыламоральнаяпобеда.
Дождался - выросиз-подземлистаршийбратмладшийлейтенантБородкин
вполнойформеиприисполнении.
- Жгентелемего, жгентелем, товарищиБородкины! - радостнозаблеяли
болельщики. - Врамуегопосадитьидвойнымдуплетом...
Видимо, сейчасонивкладываливэтишахматныетерминыужекакой-то
другойсмысл.
ВоттакВолодяТелескоповпопалнаночьглядявневолю. Провелиего
подбелырукимимопотрясенногоВадимаАфанасьевича, мимовскрикнувшей
болезненнобочкотары, посадиливКПЗ, принеслигороховогосупа, борща,
лапши, паровыхбитков, тушенойгусятины, киселю; замкнули.
ВсюночьВолодякушал, курил, пел, вспоминалподробностижизни,
плакалгорючимислезами, сморкался, негодовал, кутруначалписатьписьма.
ВсюночьспорилимежсобойбратьяБородкины. Младшийбратлистал
Уголовныйкодекс, выискивалдляВолодисамыестрашныестатьиинаказания.
Старший, укоторогодушевныераны, связанныесСерафимойИгнатьевной, за
давностьюлетужезатянулись, смягчалгорячегобратца, предлагал
административноерешение,
- Побреемего, Витек, поднуль, дадимметлунапятнадцатьсуток,
авось, Симкапоймет, накоготебяпроменяла,
ПриэтихсловахстаршогобратаотбросилВикторИльичУголовный
кодекс, упалничкомнаоттоманку, горькозарыдал.
- Хотелзабыться, - горячобормоталон, - уехал, погрузилсяв
шахматы, невспоминал... появляетсяэтотнедоносок, укравший... Сима...
любовь,,, моя... - скрежеталзубами,
Надолиговорить, вкакомволнениипровелиночьВолодиныпопутчикии
друзья? Никтоизнихнесомкнулглаз. Всюночьобсуждалисьразличные
вариантыспасения.
ИринаВалентиновна, сгордозакинутойголовой, сразвевающимися
волосами, изъявилаготовностьличнопоговоритьоВолодесбратьями
Бородкиными, лично, непосредственно, тет-а-тет, шершеляфам. Впоследние
днионатвердоповерила, наконец, всилуивластьсвоейкрасоты.
- Нетуж, Иринка, лучшеясампотолкуюсбратанами, - категорически
пресекееблагородныйпорывШустиковГлеб, - поговорюснимивчастном
порядке, иделуконец.
- Нет-нет, друзья! - пылковоскликнулВадимАфанасьевич. - Яподамв
гусятинскийнарсудофициальноезаявление. Яуверен... мы... наше
учреждение... всяобщественность... возьмемВолодюнапоруки. Если
понадобится, яусыновлюего!
СэтимисловамиВадимАфанасьевичзакашлялся, затянулсятрубочкой,
выпустилдымовуюзавесу, чтобыскрытьзанейсвоиувлажнившиесяглаза.
СтепанидаЕфимовнаполночиметаласьврастерянностипоплощади,
ловиламотыльков, причитала, потомпобежалакгусятинскойтоварке,
лаборантуЛенинградскогонаучногоинститута, принеслаотнеечерного
петуха, разложилакарты, приняласьгадать, ахаяислезясь; временами
развязываламешок, пританцовывая, показывалачерногопетухамолодойлуне,
что-тобормотала.
СтарикМоченкинвсюночьписалнаВолодюТелескоповаположительную
характеристику. Тяжкоемубыло, муторно, непривычно. Хочешьнаписать
"политическиграмотен", арукасамапишет "безграмотен". Хочешьнаписать
"морален", арукапишет "аморален".
Ивсю-тоночьжалобнопоскрипывала, напевалачто-тососкрытой
страстью, смольбой, снадеждойлюбезнаяихбочкотара.
УтромГлебподогналмашинупрямоподокнаКПЗ, накрыльцекоторойуже
стоялимладшийлейтенантБородкинсосвязкойключейистаршийсержант
БородкинстомикомУголовногокодексаподмышкой.
Володякэтомувременизакончилперепискусподругамисердцаитеперь
пелдраматическимтенорком:
ЭтапнаСевер, срокиогромные...
Когониспросишь, увсехуказ,
Взгляни, взглянивлицомоесуровое.
Взгляни, бытьможет, впоследнийраз!
СтепанидаЕфимовнаперекрестилась.
ИринаВалентиновнасглубокимвздохомсжаларукуГлеба.
- Глеб, этопохоженаариюКаварадосси. Милый, освободинашего
дорогогоВолодю, ведьэтоблагодаряемумыстобойтакхорошоузналидруг
друга!
Глебшагнулвперед.
- Але, друзья, кончайтеэтотцирк. Володя-парень, конечно,
несобранный, но, вобщем, свой, здоровый, участниквеликихстроек, а
выпитьможеткаждый, этодляваснесекрет,
- Больноумныестали, - пробормоталстаршийсержант.
- Авыктобудете, гражданин? - спросилмладшийлейтенант. -
Родственникизадержанногоилисослуживцы?
- Мыпредставителиобщественности. Вотмоидокументы.
БратьяБородкиныселескрытымудивлениемосмотрелисухопарого
джентльмена, почтичтоиностранцаповнешнемувиду, иснеменьшим
удивлениемознакомилисьсцелымворохомголубыхикрасныхпредъявленных
книжечек.
- Больноумныестали, - повторилБородкин-младший.
ВпередвыскочилстарикМоченкин, хищнооскалился, задрожал
пестрядиновойтатью, направилнабратьевБородкиныхкостянойперст,
завизжал:
- Авыещеответитезапревышениепрерогатив, полномочий, за
семейственностьотношенийиродственныесвязи!
БратьяБородкинынемногоперепугались, новиду, конечно, неподали
подзащитойвсемиуважаемыхмундиров.
- Больноумныестали! - испуганнорявкнулБородкин-младший,
- Гутень, фисонь, мотьвакупоросная! - гугукнулаСтепанидаЕфимовнаи
показалавдругбратьямчерногопетуха, главного, поеемнению, Володиного
спасителя.
ВыступилавпередвсявблескесвоихнезабываемыхсокровищИрина
ВалентиновнаСелезнева.
- Послушайте, товарищи, давайтеговоритьсерьезно. Вотяженщина, а
вымужчины...
МладшийБородкинвыронилУголовныйкодекс. Старший, крепкокрякнув,
взялсебявруки.
- Вы, гражданка, оченьточнозаметилинасчетсерьезностиситуации.
ЗадержанныйвнетрезвомвидеТелескоповВладимирсорвалшахматныйтурнир
напервенствонашегопаркакультуры. Чтоэтотакое, спрашивается?
Отвечается: поменьшеймерезлостноехулиганство. Некоторыетоварищи
рекомендуютуголовноеделозавестинаТелескопова, ачемэтодлянего
пахнет? Номы,
товарищ-очень-красивая-гражданка-к-сожалению-не-знаю-как-величать- в-
надежде-на-будущее-с-голубыми-глазами, мынезвери, агуманистыидадим
Телескоповуадминистративнуюмерувоздействия. Пятнадцатьсутокметлой
помашетибудетнасвободе.
Младшийлейтенантобъяснилэтолично, персональноИринеВалентиновне,
приблизившиськнейиокругляяглаза, иона, польщеннаярокотаниемего
голоса, важновыслушалаегосвоейзолотистойголовкой, нокогдаБородкин
кончил, зарешеткойвозниклобледное, какуграфаМонтекристо, лицо
Володи.
- Погибя, братцы, погиб! - взвылВолодя. - Ничегодляменянет
страшнеепятнадцатисуток! Лучшеужсроклепите, чемпятнадцатьсуток!
РазлюбитменяСимка, еслинапятнадцатьсутокзагремлю, аСимка, братцы,
последнийостроввмоейжизни!
ПослеэтоговоплядушинакрыльцеКПЗивокругвозниклостранное,