| *** Он покинет разбитый Ковчег, Примет на руки младшего сына И пойдет, позабыв про ночлег, Через топи, камыш и трясину. Повинуясь бродяжьей судьбе, Человечества древний предтеча Всю тяжелую ношу себе Водрузит на усталые плечи. Будет рядом тихонько жена Ковылять, опираясь о посох. Им отныне не будет нужна Суета в повседневных вопросах. Эти двое на голой земле С малым выводком раннего детства Вместо тысяч, погрязших во зле, Получили планету в наследство. Им так много еще предстоит Возвести в этой крошечной жизни На руинах своих Атлантид, На костях затонувшей Отчизны. Комья глины в остывшей золе, Друг на друга ложась постепенно, Приютят их сегодня во мгле Обновленной потопом Вселенной. С их нехитрой постройки потом Все на свете завертится снова – Непомерно тяжелым трудом В сопряжении дела и слова. А сейчас он несет на плечах Целый мир – этот жалкий остаток! – И нехитрую снедь, и очаг, И шатер из линялых заплаток. Тихо дремлет на левой руке Младший сын, убаюканный всеми, Но клокочет на детском виске В сизой жилке грядущее время!.. | *** He will leave the old shattered Arc, Take his youngest son in his hands; And he’ll venture into the dark Through the rush and the miry lands. To his vagabond destiny’s order, The great ancestor of humankind Will accept this unbearable burden On his shoulders, worn-out and tired. There beside him, his prudent wife Stumbles silently, leans on her cane. From now on, they’ve delivered their life From all things down-to-earth and mundane. Just these two, on the barren ground, With their young and not numerous breed. Not for thousands whom evil dragged down – Planet Earth is for them to succeed. Plans they have to fulfil are so grand – For a life too brief and too scanty – On the bones of their sunken land, On the vestiges of their Atlantis. In the ashes, some lumps of clay Stacking up slowly, forming a hut That becomes their shelter today In the World renewed by the flood. And this artless building shall later Be the starting point for the world – Starting with unbearable labor In conjunction of action and word. But for now, he puts on his back All the Universe – merely its drop! Their crude hearth and home in a sack And some feeding, just to stay up. Gently sleeping, lulled on the way, Is his youngest on his left arm. But his temple is crossed by a vein, And its pulse is the future to come!… |
| *** Ангел в белом, ангел в черном В лапках слабеньких несут Хлеб и воду заключенным, Пережившим Страшный суд. На дверях гремят засовы, По решеткам вьется плющ. За стеной летают совы Из ближайших райских кущ. Пахнет плесенью и гарью, Пахнет Господом Самим… Так и тянет плюнуть в харю Надзирателям своим! | *** White-clad angel, black-clad angel Carry in their feeble hands Bread and water for the inmates As the Day of Judgement ends. Drawbars clattering, doors clapping, Bars are covered thick with vines. Somewhere, the owl’s wings are clapping – Coming straight from paradise. Prison reeks of mold and ashes, Reeks of maybe God himself… Wish you’d spit into the faces Of the jailers of your cell! |
| *** Ни друзей, ни любимой, ни Бога – Только Родина в мутном окне Да кривая – в ухабах – дорога, Что навек предназначена мне. Я с рождения был обреченным Со слепцами скитаться во мгле, Притворяясь то белым, то черным На изменчивой этой земле. Были дни: от похмелья к запою Я петлял по знакомой тропе, Но всегда оставался собою, Даже если терялся в толпе. Мне не выпало лишней отваги И на черные дни – ни гроша... На линованной белой бумаге Запеклась и осталась душа. | *** With no friends, no God and no lover – Just my homeland behind the dim glass And this bumpy road over and over, And I know it will endlessly last. Since my birth, I was surely condemned To be stumbling around with the blind, And to play white or dark to no end In this land that is so undefined. From a hangover to drinking bout, Paving windy roads that I knew – But, no matter how lost in the crowd, To myself, I’d always stay true. Not too valiant, this heart of mine, Not a coin for the rainy day… On a paper, between the lines, It’s my soul that’s parched there to stay. |
| Просьба Напиши мне рябиновой кистью Воспаленный осенний закат, Где понурые желтые листья На краю горизонта дрожат. Напиши наступление ночи. Напиши угасание дня. И с деревьев летящие клочья. И бредущего в сумрак меня. Напиши это низкое небо, Обреченность его и печаль. И окошко далекое, где бы Путеводно горела свеча. Напиши, чтоб навеки застыло В голом поле сухое жнивье, Тополя и родные могилы, Бесприютность и горе мое. Только так напиши, чтобы снова Не тянуло в пустые поля, Чтобы каждую фразу и слово Подтвердила ночная земля, Чтобы все вековечные боли Показались не так уж больны, Если есть это темное поле И кромешная ночь тишины… | A Plead Paint for me with an ashberry brush This bright feverish autumn decline. When the yellow leaves languidly blush, Thrilling at the horizon line. Paint the daylight tenderly dying, And the night overcoming the day, And the frazzles of leaves swiftly flying, And my silhouette wandering away. Paint the sadness and the despair Of the sky’s ever-heavy dome. And a faraway window out there With a candle that beacons me home. Paint it all, make it freeze, make it stay – Withered grass in the empty plain; Of my homeland, the poplars and graves, And my homelessness, and my pain. But I beg you, please paint it in ways That would make me homesick for those fields, To resound every word, every phrase In the night; to resound what I feel, So that all of my griefs without end Would be lessened, and I’d be less ill, While I see this dimly-lit land And this pitch-black eternal still. |
| *** Неспокойно сегодня. Но, как ни крути, Подоплека тоски не ясна. Содрогается маятник сердца в груди И лишает последнего сна. Можно долго во мраке смотреть в зеркала Или в окна слепые, но нет – Не отыщешь того, что судьба забрала За каких-нибудь несколько лет. А начнешь углубляться куда-то туда, Где и вовсе затерты следы, Тут уже не составит большого труда Довести эту ночь до беды. На окно запотевшее нервно дыша, Ты уверишься только в одном: До немыслимой бездны способна душа Доходить между явью и сном. И пока за окном не забрезжит рассвет, Как на стекла: дыши, не дыши – Не окончится этот мучительный бред На подмостках усталой души. | *** It’s a turbulent day. But there’s no way to guess The real cause of it, lying too deep. And the pendulum swings – that’s the heart in my chest, As it takes the last bits of my sleep. You can endlessly glare in the mirror and wait – Blinded windows can do the same, too – But you cannot return what was taken by fate All too fast – in a year, maybe two. And, if you plunge too deep into your troubled mind Where the worn out, forgotten old paths are – Then, surprisingly fast, you are going to find That this night has become a disaster. As your highly-strung breath covers glass with thin mist, There’ll be just one conclusion to make: That your soul can descend to the deepest abyss On the verge between sleep and awake. So, until morning comes with the first ray of sun, Breathe or not, but this glass remains blind – Just the same, all this craziness will not move on From the stage of your tortured mind. |
| *** Нет ничего страшнее человека, Который глуп, обижен, одержим. Когда таких – до черта, то у века Предельно строгим должен быть режим. Вот и живет людей нормальных горстка В одной тюрьме с сошедшими с ума: То войны, то террор, то продразверстка... То зной, то холод... То пожар, то тьма... Дают понять моральные калеки: Кто в мире почитаем, кто – гоним. И дело здесь не в падшем человеке, А в тех, кто вытворяет это с ним. Есть бесы, оскопляющие души Невинных, перепуганных детей – Потоком лжи, запугиванья, чуши, Растленных и губительных идей. Они одни ответственны за то, что Стяжающему счастье и покой – Невыносимо, горестно и тошно – Жить на планете мерзостной такой. Враждуют люди, государства, расы, Страдая от потерь и от утрат. Запуганные толпы биомассы Не ведают, что сослепу творят. Они ведомы дьявольскою кастой На пышущие смертью миражи. Есть тайный принцип: разделяй и властвуй! – Первейший принцип мерзости и лжи. Один за всех у нас кругом в ответе, Иначе всех казнят за одного. Порука круговая на планете Недоброе справляет торжество! Здесь ложью ложь подносится на блюде: Кнут – для закуски. Пряник – для битья... Повсюду лишь обманутые люди, Погрязшие в трясине бытия. Они когда-то сделались рабами – Не ведая доподлинно о том, Своими безнадежными горбами Посильно строя этот адский дом. И все идет накатанной дорогой, Где – как решили воры и рвачи – Богатого и знатного – не трогай, А бедного и слабого – топчи!.. Запомните! Запомните, потомки! – Ведут цивилизацию на дно Ростовщики, садисты и подонки С кровавыми лжецами заодно... | *** There’s nothing worse than foolish vengeful men Resentful and obsessed with settling score. The age must take a stricter regimen When those appear among us more and more. The few that are still adequate and good Survive with madmen in one prison cell: Those fight and terrorize and ration food… It’s hot then cold, it’s dark then burning hell… These morally impaired give their command On whom to disregard and whom to praise. And it is not about the fall of man Within this play – it is the one who plays. These devils that castrate the faultless minds Of children, innocent and terrified – With lies and nonsense just to make us blind, To fill with false ideas and vilify. It is their fault those seeking happiness, Those seeking only simple calm and grace Are horrified, disgusted and depressed To live their life in this atrocious place. It’s total war of people, lands and races, It’s grief and loss unending, everywhere, For the intimidated biomasses That bring more terror, simply unaware. They’re led by cast of devilish warmongers To the illusions flaming with demise. A secret principle – divide and conquer! – Is in the base of filthiness and lies. The law of one-for-all is only there to Condemn instead of dying all-for-one. A global and nefarious omerta Is celebrating now, for it has won! And now, deceit is coated with deceit, We’re beat with carrots. Then we’re fed with sticks… Misguided ones are everywhere to see – Led into mires of life with evil tricks. They all became enslaved so long ago, Which none of them had even known at all. They desperately hunch now as they go To spend their power on this devil’s hall. And things are going on the way they were, Along the rules of frauds and butchers which Say you can trample on the weak and poor, But never lay your finger on the rich!... So don’t forget, successors, don’t forget! – The cause of human nation’s close demise: The sadists and the misers are the threat, Along with those who spew out bloody lies. |
| *** Три ветра метут по пустыне. И в каждом из них – силуэт, Спешащий за блеском святыни, Чей в небе скрывается свет. Три ветра. Три вихря. Три сына Затерянных в прошлом эпох. Под ними – песок да трясина. Под ними – колючки да мох. Они день и ночь без оглядки Спешат на таинственный свет. В их вое – псалмы да колядки. За ними – искрящийся след. Они появляются разом В сочельника позднего час. В их шаге читается разум, Такой же, как в каждом из нас. Три ветра, подобно химере, Покуда на свете темно, – Спешат к неизвестной пещере, Где чуду свершится дано. Туда, где овечье дыханье И затхлого хлева пары, – Спешат совершить волхованье, Качая во чреве дары. В них – золото, ладан и мирра. В них – света небесного хор. Три ветра. Три странника мира – Гаспар, Бальтазар, Мельхиор. | *** Three winds are traversing the desert, In each one, a silhouette hides – It follows the glimpse of the sacred, Whose shining is cast from the skies. Three whirlwinds, three cyclones, three sons, Astray in the eons of past. Beneath, ground is sandy and sunk, Beneath are but moss and dry grass. One whole day and night, they shall carry Their duty to follow the star. They walk as they howl psalms and carols, The trace that they leave hides a spark. Together they come, and one sees them Arriving at night on the Eve, Their step showing that kind of wisdom That everyone gets to receive. Three winds, like a triplex chimera – In hurry, they enter the cave In dark of the night; they know here is The place where the miracle came. And, in musty air of the shed That smells of sheep’s humid breathing. The Magi are going ahead With presents that they carry with them. They carry gold, incense and myrrh, They carry the heavenly praises. The three winds, three wanderers are here – Named Caspar, Melchior and Balthazar. |
Перевод Маргариты Борисовой