III5 1. Каковы логические (формальные) и эпистемо-
логические (содержательные) требования, предъявляе-
мые к научному определению?
2. Допустимы ли в определениях гетерогенные по со-
держанию признаки?
3. Какую роль играют в процессе научного познания
законы науки, научные определения и описания или кон-
статация единичных данных, ситуаций и событий? В ча-
стности, поскольку приведенные в примерах Hi—Ну,
а также Ид утверждения и определения обладают боль-
шей или меньшей общностью, т. е. относятся не к инди-
видам в рамках данного рассмотрения, а к множествам,
разумно спросить: возможно ли вообще научное знание
об индивидах, в том числе законы, определения, относя-»
щиеся исключительно к индивидуальным и неповтори-
мым объектам?
В связи с последним вопросом интересно рассмотреть
примеры Ню. Они заимствованы из весьма поучительной
книги М. Блока «Апология истории». Монашеские орде-
на, даты смерти основателей и имена упразднивших их
пап настолько поразительно совпадают, что дают повод
не только для вопроса о вероятности совпадения или
повторения индивидуальных исторических событий, но и о
наличии пресловутой исторической уникальности вооб-
ще. Стоит напомнить, что вопрос об уникальности исто-
рических событий и участвующих в них личностей был
тем межевым камнем, который, по мнению Риккерта,
разграничивал исторические и естественнонаучные дис-
циплины. Не развивая эту мысль далее, можно указать
еще одну возможную группу вопросов.
1Пб 1. В каких сферах познавательной деятельности,
в каких отраслях науки и на каком основании мы можем
говорить об уникальности, полной или частичной неповто-
римости изучаемых объектов или процессов?
2. В каких формах знаний, в каких познавательных
структурах, с помощью каких познавательных действий
(операций и процедур) фиксируется, вырабатывается и
4?
формулируется знание об индивидуально неразличимых
и различимых объектах?
Проблемы и вопросы, поставленные в группе приме-
ров IIIi—Hie, называемые в дальнейшем просто группой
«III», сформулированы лишь на основе примеров, содер-
жащихся в группе «II». Число их можно было бы значи-
тельно увеличить, даже не выходя за пределы этой по-
следней. Однако и тех, которые приведены, достаточно,
чтобы показать некоторые существенные отличия фило-
софских проблем от собственно научных и попытаться,
хотя бы в самом предварительном виде, указать способы
возникновения тех и других. При этом следует помнить,
что разграничение везде носит условный характер и де-
маркационная линия между ними не может быть прове-
дена раз и навсегда.
Проблемы, задачи и вопросы (не будем пока разгра-
ничивать эти три понятия), которые обсуждают и пыта-
ются решать ученые, очень различны по своему характе-
ру и происхождению. То обстоятельство, что те или иные
вопросы ставит, обсуждает и решает физик, биолог, ми-
нералог, математик или историк, еще не может служить
основанием, чтобы рассматривать их как физические,
биологические и т. п, Если мы в первом приближении
согласимся с тем, что физика изучает физические объек-
ты (допустим на некоторое время полное единство в по-
нимании таких объектов), а собственно физическими
средствами изучения являются эксперимент, наблюдение,
измерение и вычисление, а также формулирование (как
правило, в математической форме) теоретических зако-
нов и эмпирических результатов, то можем ли мы утвер-
ждать, что все вопросы, возникающие в ходе физического
исследования, относятся к системе физических знаний и
являются физическими по своей природе?
Обратимся к проблеме IIIi. Она формулируется в виде
ряда связанных и вытекающих друг из друга вопросов.
Бесспорно, что установление уравнений из 112 и Из осу-
ществляется чисто физическими процедурами, предпола-
гающими наблюдение, эксперимент, измерение и, нако-
нец, подыскание или построение релевантной алгебраиче-
ской формулы. Известно также, что эксперименты,
приведшие к выведению формулы Кулона, были прове-
дены независимо от астрономических наблюдений и ма-
тематических выкладок и вычислений Ньютона. Знания,
полученные в результате соответствующих исследований,
можно с полной уверенностью назвать физическими или
собственно научными, формулируемыми на языке физики.
Однако, как только физик, заметивший формальное
сходство двух законов, задает вопросы, обозначенные
через IIIi, положение меняется. Алгебраические уравне-
ния, формулирующие физические законы, не являются,
строго говоря, объектами физики. Их нельзя изучать с
помощью приборов и измерять посредством каких-либо
шкал. С первого взгляда, так сказать при первом предъ-
явлении, эти вопросы кажутся чисто математическими.
Это впечатление справедливо лишь до тех пор, пока срав-
ниваются формальные структуры обоих законов. Но при
переходе к пунктам 1 и 2 из группы IIIi сразу обнаружи-
вается содержание, которое в строгом смысле слова не
является ни математическим, ни физическим и в то же
время не может быть от них отделено, поскольку оно
порождено именно сравнением математических структур
и при этом структур с физическим содержанием.
В самом деле, задать вопросы 1 и 2 из IIIi — значит
в первую очередь спросить о совпадении знания и мате-
риальной действительности. Знаком ли наш физик с
основным вопросом философии, не так уж важно в дан-
ном случае. Несомненно лишь, что ответ на вопрос 1 из
IIIi подразумевает выяснение чисто философского отно-
шения между объективными и познавательными структу-
рами. Это отношение не может быть полностью и одно-
значно изучено средствами физики.
Ответ на вопрос 2 из IIIi на первый взгляд может
быть получен без всякого обращения к философии, без
использования даже латентных философских предпосы-
лок. Воспользуемся примером Р. Фейнмана13, сравни-
вавшего силы электростатического и гравитационного
взаимодействия двух электронов, расположенных на рас-
стоянии г. Поскольку величина массы и заряда электро-
нов известна, несложные вычисления показывают, что
тяготение относится к электрическому отталкиванию, как
единица к числу с 42 нулями. Такой гигантский разрыв
' значений делает попытку формулирования обобщающего
закона и соответствующей ему единой теории на сегод-
няшний день весьма сомнительной. Тем не менее задача
создания единой физической теории для целого ряда раз-
делов физики, представляющих в настоящее время отно-
" См. Фейнман Р. Характер физических законов. М., 1968, с. 31,
44
сительно разобщенные фрагменты физических знаний,
остается в силе, а сама постановка такой цели происте-
кает не столько из природы физических исследований,
сколько из определенных философских установок и
убеждений, хотя последние часто не осознаются или даже
полностью отвергаются 14.
Здесь особенно важно понять, что философские по
своему смыслу и содержанию проблемы не навязываются
извне, а возникают «внутри» специального исследования,
генерируются им. Часто это обстоятельство затемняется
процессиональной формулировкой вопроса. Достаточно,
впрочем, подвергнуть некоторые из таких вопросов более
тщательному анализу или несколько видоизменить их
формулировки, чтобы предыдущее утверждение стало
очевидным. На первый взгляд вопросы 3 и 4 из IIIi про-
изводят впечатление чисто физических. Однако в них
присутствует скрытое философское содержание, посколь-
ку их решение требует не только вычислений, формаль-
ных преобразований формул, их интерпретаций и сопо-
ставления с результатами измерений, но и исследования
таких понятий, как «структура», «соответствие», «обоб-
щение», «изоморфизм», «проверка», «подтверждение»
и т. п. Анализ же понятий, хотя и осуществляется зача-
стую физиками, все же является не собственно физиче-
ской, а скорее логико-эпистемологической задачей, без
решения которой физика часто не может существенно
продвинуться вперед.
Важность логико-эпистемологического исследования
понятий, его связь и отличие от физического исследова-
ния релевантных этим понятиям величин демонстрирует
проблема Шз. Термин «масса», фигурирующий в приме-
рах Hi и На, в действительности маскирует два различных
понятия. Одно из них в формулировке второго закона
классической динамики определяется через отношение
силы к ускорению. Это так называемая инерционная
масса. С одной стороны, ее определение предполагает
уточнение другого понятия — «сила», фигурирующего в
определении тщ/— (символа читается «равно
_________ а
14 Осознание философских предпосылок и установок конкретных
естественнонаучных теорий, как правило, неотъемлемый признак дея-
тельности ученых, создающих принципиально новые теории. В под-
тверждение этого достаточно напомнить философски ориентирован-
ные работы А. Эйнштейна, И. Бора, В. Гейзенберга, С. И. Вавилова,
Д. Бомма, В. И. Вернадского и др.
йо определению»). С другой стороны, понятие «гравита-
ционная масса», фигурирующее в формулировке закона
всемирного тяготения, не предполагает, по крайней мере
в первоначальной формулировке, использования понятия
механической силы, связанной с близкодействием. Поэто-
му совместное решение двух уравнений требует проведе-
ния определенного логико-эпистемологического анализа
понятий инерционной и гравитационной масс. Установле-
ние возможности их эпистемологического отождествле-
ния, т. е. обнаружения того, что они могут иметь иден-
тичное значение и совпадать или пересекаться в некото-
рых эмпирических ситуациях, может дать логическое
обоснование для объединения формул из Hi и Hz в одной
системе уравнений.
Наряду с логико-эпистемологическим анализом необ-
ходимо осуществить физическое исследование значения
величин инерционной и гравитационной масс для тел в
идентичных условиях. Расхождение, а тем более значи-
тельный разрыв значений гравитационных и электроста-
тических сил даже не столь большого порядка, как в вы-
шеприведенном примере, могло бы подкрепить или опро-
вергнуть выводы логико-эпистемологического анализа 15.
Таким образом, исследования смысла и значения на-
учных понятий, их генезиса, возникновения и развития,
бесспорно, относящиеся к компетенции философии или
уже—к эпистемологии, могут составлять неотъемлемую
часть физического исследования и оказывать на него
влияние. Можно поэтому сказать, что первое не только
вырастает из второго, но и как бы вплетается в него, на-
ходится с ним в своего рода симбиозе. Вместе с тем по-
добные исследования смысла и значения научных поня-
тий принципиально важны для решения задач философии
и истории науки. Я сошлюсь для иллюстрации на кунов-
ский анализ понятия «масса» в релятивистской и клас-
сической механике. На основании его Кун сделал вывод
о полной некуммулятивности физических теорий и не-
совместимости соответствующих парадигм. Хотя я не
согласен с этим выводом Куна, здесь важно другое: что
15 Эксперименты подобного рода проводились венгерским физи-
ком Этвешем, рядом американских и советских физиков, в частности
в МГУ. До сих пор экспериментальных различий в значениях грави-
тационных и инерционных масс в соответствующих условиях не об-
наружено.
философский, эпистемологический анализ понятий со-
ставляет одну из типичных проблем философии науки,
возникающих в ходе специальных исследовании
Совсем другой тип познавательных проблем зафикси-
рован в Шз. По существу в этом случае речь идет о спо-
собах возникновения, принятия и включения в систему
научных знаний некоторых фундаментальных принципов.
Уже в самом пункте Шз был зафиксирован ряд имею-
щихся между ними различий, и теперь остается лишь
пояснить, в какой мере проблемы, связанные с принципом
Маха и вторым началом термодинамики, являются фило-
софскими и в какой—научными.
Следует помнить, что интерес науки к своим основа-
ниям, фундаментальным принципам и допущениям яв-
ляется показателем ее известной зрелости. Он продикто-
ван не количественным ростом и накоплением научных
знаний, а внутренними потребностями ее развития. В са-
мом деле, если тот или иной принцип, начало, фундамен-
тальная гипотеза или закон окажутся шаткими, ненадеж-
ными, внутренне противоречивыми и т. п., то все возве-
денное на их основании здание рухнет или окажется
состоящим из малозначительных или ложных утвержде-
ний. Поэтому, установив, что второе начало термодина-
мики представляет собой эмпирическое обобщение, физик
вправе спросить: в какой мере вообще можно полагаться
на подобные обобщения?
Если вопросы: как происходят тепловые процессы в
природе; как передается энергия от одного тела к друго-
му; является ли переход из одного термодинамического
состояния в другое обратимым или нет, можно считать
физическими, т. е. собственно научными, то вопрос, на
каком основании мы принимаем второе начало термоди-
намики, необходимо признать эпистемологическим, ибо
он адресован не объективной реальности, а нашей позна-
вательной деятельности. Также эпистемологическим яв-
ляется вопрос о том, на каком основании мы принимаем
принцип Маха. Этот принцип, остающийся и поныне не
более чем гипотезой, служит для объяснения ряда на-
блюдаемых эффектов. Вместе с тем принятие этого прин-
16 Р Аккерман в книге «Философия науки» (Ackermann R. Philo-
sophy of Science. An introduction. New York, 1970) считает критику
научных понятий центральной и определяющей задачей этой фило-
софской дисциплины.
ципа противоречит эмпирически установленному фак-
ту—признанию скорости света (в вакууме) константой
и притом наибольшей из эмпирически зафиксированных
скоростей, инвариантной всем инерциальным системам
отсчета. Поэтому мы вынуждены с самого начала решить
несколько чисто философских и эпистемологических за-
дач: должны ли мы принимать гипотезы, противоречащие
эмпирическим фактам; чем следует жертвовать в первую
очередь, если противоречие не удается устранить, и т. п.17
В этом отношении сравниваемые принципы весьма
различны: принцип Маха с самого начала вводится при
наличии фактического противоречия с фактом конеч-
ности предельных скоростей распространения действия;
второе же начало термодинамики до сих пор не вступало
в конфликт с эмпирическими данными. Тем не менее не
только в физике, но и в других науках часто приходится
соглашаться с тем, что паллиативное объяснение лучше,
чем ничего. Эта позиция также дает повод для философ-
ского обсуждения, ибо физика стремится дать объясне-
ние физическим феноменам; философия же призвана
исследовать, каким должно быть объяснение и каковы
требования, предъявляемые к его содержательным и
формальным характеристикам.
Снова обращаясь к проблемам группы «III», легко
заметить, что характер вопросов, содержащихся в III4,
фиксирует наше внимание на сходстве и различии мате-
матических и естественнонаучных знаний. Ни физика,
ни математика сами по себе не изучают какие-либо зна-
ния, не сравнивают их между собой. Это удел эпистемо-
логии, и поскольку в данном случае речь идет о сравнении
различных типов научных знаний, мы имеем дело с ти-
пичной проблематикой философии науки. Философским
проблемам математики, особенно основаниям математи-
ки, посвящена обширная литература, и я не буду их
специально затрагивать в этой главе. Важно лишь отме-
тить, что поставленные в IIIi вопросы касаются познава-
тельного статуса математических знаний в системе науки
вообще и естествознания в частности.
17 Планк выразил довольно четко позицию многих крупных фи-
зиков, сказав по этому поводу: «...для настоящего теоретика ничто
не может быть интереснее, чем такой факт, который находится в
прямом противоречии с общепризнанной теорией: ведь здесь, собст-
венно, начинается его работа» (Планк М. Единство физической кар-
тины мира. Сборник статен. М., 1966, с. 73).
Подобного рода вопросы возникают в ситуациях, свя-
занных с применением математики в механике, астроно-
мии, физике и т. п. Такое применение, с одной стороны,
накладывает определенные ограничения и предъявляет
особые требования к естественнонаучным знаниям, с дру-
гой—стимулирует их развитие. Процесс математизации
науки, насчитывающий двухтысячелетнюю историю,
вступил сейчас в новую фазу и предъявляет особые тре-
бования к образованию и подготовке специалистов. Он
оказывает заметное влияние и на технический и общест-
венный прогресс, поэтому намеченные в III4 позиции име-
ют широкий, хотя и завуалированный социокультурный
смысл. В то же время они содержат важные логико-эпи-
стемологические аспекты. Если истинность естественно-
научных утверждений в конечном счете устанавливается
экспериментом и наблюдением, то истинность математи-
ческих утверждений, содержащихся, например, в Ив и Ид,
устанавливается иным путем: в первом случае с помощью
вычислений по определенным правилам, во втором—ме-
тодом дедуктивного доказательства. Эти математические
процедуры и операции, как известно, широко применяют-
ся и в математизированном естествознании, однако до
сих пор не существует однозначного и бесспорного пони-
мания, как и почему это возможно.
В отличие от проблем IIIi—Шз проблема III4 не яв-
ляется имманентной одному лишь математическому или
физическому исследованию. Эю, если угодно, «междис-
циплинарная» проблема, но, что еще важнее, подобного
рода проблемы вносятся в науку «извне», они возникают
не как результат ее внутреннего развития, а «предъявля-
ются» ей как следствие философского анализа тех или
иных специальных познавательных процедур.
Переходя, наконец, к проблемам IIIg и IIIe, можно без
труда установить, что относящиеся к ним вопросы весьма
разнородны по содержанию и происхождению. Одни из
них как бы предлагаются данной научной дисциплине со
стороны философской системы, существующей и разви-
вающейся вне этой последней, другие порождаются теми
или иными обстоятельствами внутри самой науки. Хотя
поводом для формулирования вопросов, относящихся к
Ills и Шб, могут служить отдельные научные определения
или описания, а также сравнения с другими «единицами»
знаний, например с законами, предполагаемые ответы
могут обладать высокой степенью общности. Они по
4 Ракитов А. И.
существу относятся не к конкретным «единицам» знания,
а к их системам и в силу этого обладают явно выражен-
ным философским характером. Такие ответы некоторым
образом стимулируют и регулируют социокультурную и
эпистемологическую оценку тех или иных видов научного
знания. Известное предпочтение, оказываемое различны-
ми профессиональными группами ученых то теоретиче-
ской, то эмпирической ориентации, в известной степени
зависит именно от этих ответов. Нечего и говорить, что
результат обсуждения философских проблем науки во
многом предопределяется не только чисто научными про-
цедурами и знаниями, инициирующими эти проблемы, но
и философской позицией, которая в явной или скрытой
форме присутствует в любом обсуждении.
Остается подвести некоторые итоги. Прежде всего
следует указать на два критерия относительного разгра-
ничения научного и философского знания. Эти критерии,
как и многие другие, не являются жесткими, дающими
во всех случаях однозначные, раз и навсегда определен-
ные решения. Впрочем, так обстоит и со многими другими
философскими критериями, ибо они рассчитаны на при-
менение в ситуациях чрезвычайно высокой сложности.
В связи с этим уместно напомнить замечание Ленина о
том, что критерий практики является достаточно опреде-
ленным, чтобы отделить идеализм от материализма, и в
то же время настолько неопределенным и гибким, чтобы
не дать нашему знанию окостенеть, застыть 18.
Один из этих критериев можно было бы назвать линг-
вологическим. Он основан на разграничениях языков фи-
лософии и науки или, лучше сказать, специальных наук.
Этот критерий может быть применен лишь к отдельным
фрагментам или единицам знания, обычно выступающим
в форме отдельных высказываний. Его сущность заклю-
чается в том, что к классу собственно научных знаний
относятся знания, сформулированные в предложениях,
содержащих лишь термины из словаря данной науки.
Соответственно к собственно философским знаниям отно-
сятся знания, сформулированные в предложениях, вклю-
чающих в себя термины из словаря философии. В обоих
случаях имеется в виду, что как собственно научные, так
и собственно философские термины обозначают объекты,
свойства и отношения, обсуждаемые, рассматриваемые
18 См, Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 146,
или исследуемые в данной сфере научного или философ-
ского познания. Введение лингвологического критерия
важно потому, что язык, по выражению Маркса и Энгель-
са, является подлинной действительностью мысли 19.
Анализ научных текстов не всегда позволяет про-
вести резкую грань между собственно философскими и
научными знаниями еще и потому, что пока не составле-
ны (и вряд ли когда-нибудь будут составлены) раз и
навсегда «утвержденные» словари языков науки и фило-
софии. Однако в качестве принципиального ориентира,
допускающего некоторую неопределенность, такой крите-
рий, безусловно, полезен. С его помощью мы можем счи-
тать, что предложения, в том числе вопросительные, за-
частую формулирующие проблемы того или иного типа,
относятся к философии науки, если включенные в них
термины заимствованы как из языка науки, так и из язы-
ка философии. При этом основные термины языка науки
обозначают объекты, процессы, ситуации или методы,
относящиеся к специальной отрасли научного познания,
а философские термины (понятия, категории) фикси-
руют некоторые общие свойства и отношения, общие
познавательные или онтологические характеристики.
Как нетрудно заметить, лингвологпческий критерий
хорошо «работает» на примерах групп «I», «II», «III».
Правда, эти примеры специально подобраны, но и в тех
случаях, где применение этого критерия сопровождается
трудностями, оно может оказаться весьма полезным
приемом, так как ориентирует на рациональную логико-
лингвистическую реконструкцию отдельных высказыва-
ний или фрагментов знаний.
Другой критерий, к которому мы не раз будем обра-
щаться в дальнейшем, можно было бы назвать опера-
циональным. Он по существу представляет собой специа-
лизированный вариант критерия практики, являющегося
фундаментальным принципом гносеологии диалектиче-
ского материализма. Так как научные знания суть про-
дукты особой познавательной деятельности, они реали-
зуются в специальной знаковой форме. Таким образом,
разграничение проблем науки, философии вообще и фи-
лософии науки в частности связано с разграничением
соответствующих этим видам знания способов познава-
тельной деятельности.
19 См. Маркс К; Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 29.
4*
Хотя в главе 4 специально обсуждается природа И
структура научного исследования, здесь следует отме-
тить некоторые специфические моменты. Относится ли
такое исследование к физике, химии, биологии, минера-
логии, геологии, географии, астрономии, психологии или
к истории, оно всегда имеет дело с объектами матери-
ального мира как объективными предметами исследова-
ния. Средствами их изучения предполагаются чувствен-
ные наблюдения, эксперимент, описание и измерение,
т. е. процедуры, никогда не встречающиеся в собственно
философских исследованиях.
Вместе с тем перед любой наукой время от времени
возникают задачи оценить и понять результаты собствен-
ных исследований, осмыслить их познавательную значи-
мость. Эти задачи являются эпистсмологическими и ме-
тодологическими, т. е. относящимися к философии науки.
Они решаются средствами философского анализа в рам-
ках теоретического мышления. Разграничение видов
познавательной деятельности, рассматриваемой как сред-
ство и критерий философского и научного познания,
с этой точки зрения чрезвычайно существенно.
Возвращаясь к классификации философских проблем
науки, данной в предыдущем параграфе, легко заметить,
что наше внимание было сосредоточено на исследовании
того, как возникают или как генерируются философские
проблемы науки самим научным знанием, его содержа-
нием. Это не случайно. Анализ генезиса подобных фило-
софских проблем науки показывает, что философские
знания не только не отделимы от научных, но часто обра-
зуют необходимое условие их дальнейшего развития.
Однако решение относительно узких философских про-
блем науки зависит от общих философских установок
ученых, от их философской ориентации. Это еще раз
подтверждает ошибочность тезиса аналитической фило-
софии, и прежде всего логического эмпиризма, будто
беспредпосылочность и «отбрасывание метафизики» яв-
ляются спецификой философии науки.
Охарактеризовав некоторые механизмы генерирова-
ния философских проблем науки, мы может теперь
перейти к анализу других более общих проблем, в част-
ности связанных с пониманием науки как целого. Для
этого необходимо рассмотреть ряд вопросов, относя-
щихся к выбору концептуального аппарата для пред-
стоящего обсуждения.
Глава 2
СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД
К ИССЛЕДОВАНИЮ НАУКИ
Системный подход в его современном виде является по
существу детищем XX в. Было бы, впрочем, неверно
думать, что до начала нашего столетия наука и филосо-
фия не сталкивались и не изучали различные системы.
Хорошо известно, что астрономия в течение многих ве-
ков изучала солнечную планетарную систему, а также
различные системы звезд. Математика всегда интересо-
валась системами различных чисел, а для биологии
классификация и систематизация живых организмов
стали одной из наиболее важных задач уже во времена
античности. Философское осмысление и анализ системы
обнаруживаются в трудах Бэкона, Кондильяка, Гегеля,
Милля и многих других выдающихся мыслителей Нового
времени.
Системный подход в его современном понимании^
представляет собой некоторую особую методологическую
(в широком смысле) установку, регулирующую направ-
ление тех или иных философских и специально научных
исследований, выбор соответствуюшиу пб^ркт^н, a ^^v-
же теоретических и экспериментальных средств для их
изучения. При этом ваЭкТГО- подчеркнуть следующее. Те
илтшные сложные объекты, т. е. объекты, состоящие из
большого числа элементов или групп элементов, рас-
сматривались в рамках большинства классических наук,
таких, как астрономия, физика, химия, биология, гео-
графия, гражданская история, лингвистика и т. д. От
того, что такие объекты называли (или не называли)
системами, существо дела не менялось.
Характерным для классического понимания систем
или сложных системных объектов было глубокое убеж-
дение в том, что свойства, основные черты, законы
развития и функционирования таких объектов однознач-
ны или по крайней мере в высокой степени детермини-
руются свойствами образующих их элементов. С этой
точки зрения последовательное описание соответствую-
щих элементов и их свойств рассматривалось в конечном
счете как эквивалент описания системного объекта (сис-
темы) в целом. Подобный подход к изучению сложных
объектов в эпоху торжества классического механисти-
ческого естествознания был не только оправдан, но и
казался единственно возможным. При решении целого
ряда задач он продемонстрировал свою эвристическую
эффективность. Подход этот, сводящий по существу
свойства целого к свойствам элементов, можно назвать
редукционистским. В рамках этого подхода и соответ-
ствующей ему методологической установки европейская
наука развивалась достаточно успешно вплоть до нача-
ла, а в некоторых отраслях и до середины XX в.
Необходимость решить ряд задач совершенно нового
типа, задач, связанных с синтезом, организацией и управ-
лением сложных технических и социотехнических си-
стем, а также задач, ориентированных на изучение функ-
ционирования и развития сверхсложных биологических
и социальных объектов, привела к пониманию ограни-
ченности редукционистского подхода. Противоположный
ему подход получил название системного. В отчетливой
форме он сформулирован в новой методологической
установке, что целое (система) не только не детерми-
нируется однозначно совокупностью его элементов или
их групп и не сводится к ним, но, напротив, последние
детерминируются целым и лишь в его рамках получают
свое функциональное объяснение и оправдание. За по-
следние полвека достоинства и преимущества системно-
го подхода столь многократно обсуждались и получили
такое широкое подтверждение и признание, что здесь
излишне приводить дополнительные аргументы в его
пользу. Что действительно необходимо сделать, так это
ответить на два вопроса: каково отношение системного
подхода к философии и каковы условия и предпосылки
его применения к исследованию науки, и в частности
ее философских проблем.