Библия и античные авторы
Вплоть до середины XIX в. важнейшим источником сведений о Вавилоне и Ассирии были Библия и свидетельства античных авторов. Древнегреческие и римские писатели и историки многое наблюдали лично, о многом были осведомлены благодаря хорошим, но ныне утерянным источникам. Свидетельства античных авторов в значительной своей части подтверждаются расшифрованными впоследствии памятниками древневосточной письменности.
В ряде случаев, однако, античные авторы в результате чрезмерного доверия к устной традиции допускали ошибки. Они не были также знакомы с письменностью восточных народов. Поэтому их повествования о Вавилонии и Ассирии необходимо, когда для этого представляется возможность, сопоставлять с клинописными документами, найденными при раскопках.
О Шумере и Аккаде, так же как о раннем Вавилоне времен Хаммурапи, ни Библия, ни аптичные авторы ничего или почти ничего не сообщали.
Хаммурапи, как предполагают, упомянут в 14-й главе Бытия, где его имя звучит как Амрафел. О нем говорится лишь как о союзнике эламского царя во время похода последнего в район Мертвого моря.
О шумерах исследователи вообще узнали только во второй половине XIX в., причем на первых порах, после открытия шумерских надписей, вюзник спор о том, существовал ли на самом деле народ, которому принадлежат эти произведения, или данные тексты написаны на искусственном языке, созданном для зашифровки священных записей. Подобную точку зрения отстаивал крупный французский семитолог Ж. Галеви, теория которого была [15] опровергнута другим французским востоковедом — Ю. Оппертом. В настоящее время в реальности существования шумерского народа никто не сомневается.
Некоторые сведения библейская и античная традиция дает о поздней Ассирии (IX—VII вв. до н.э.) и о Нововавилонском (Халдейском)1) царстве (VII—VI вв. до н.э.).
Греческие историки сообщали о Вавилоне очень немного. Около 450 г. до н.э. Вавилонии, принадлежавшей тогда персам, побывал греческий историк Геродот. Во время своего путешествия он беседовал с местными жителями, записывал их обычаи, предания и легенды. Геродот подробно рассказал о Вавилоне того времени, о его храмах, дворцах и каналах.
Полтора века спустя после Геродота вавилонский жрец Берос (IV—III вв. до н.э.) написал по-гречески большое сочинение о Вавилоне. В нем он рассказал историю Вавилона и Ассирии и изложил много легенд о царях и основные мифы. Пользовался он для своего сочинения записями вавилонских ученых и жрецов, сделанными клинообразными письменами на глиняных дощечках и на стенах дворцов и храмов. Геродот видел эти клинообразные записи, но не мог ими воспользоваться, так как не знал ни аккадского языка, ни клинописи. Поэтому сочинение Бероса было более содержательно и ценно, чем краткие заметки Геродота. К сожалению, оно почти целиком погибло, и до нас дошло только несколько отрывков из этой книги. Исчезли, казалось, навеки и все письменные памятники, из которых можно было бы узнать судьбу этих древних государств. О Вавилоне и об Ассирии у европейцев складывалось понятие почти исключительно на основании тех сведений, которые содержали библейские рассказы.
Между тем составлявшим библейские книги иудеям Вавилония и Ассирия внушали суеверный страх. Пристрастие и уязвленное самолюбие не позволяли им отнестись к своим победителям объективно. Они не находили достаточно сильных выражений для изображения жестокости и кровожадности своих врагов. У иудеев не могло быть и мысли о том, что эти «бичи Израиля» — высококультурные народы. Вавилон иудеи называли «великой блудницей» царя Навуходоносора. Плохая репутация Навуходоносора в глазах последующих поколений, очевидно, во многом объясняется тем, что в свое время почти единственным источником сведений о его деятельности была Библия, на страницах которой он выступает прежде всего как жестокий покоритель Иудеи, разрушитель Иерусалима и виновник «вавилонского пленения» иудеев. Подобную репутацию потом бывает очень трудно восстановить. Это и случилось с Навуходоносором и особенно с царями Ассирии. Разумеется, они не были кроткими агнцами и, подобно всем древневосточным правителям, не останавливались перед любой жестокостью, если признавали ее целесообразной и необходимой. [16]
Памятники письменности
В начале XVII в. ореолом славы в Европе было окружено имя неаполитанского купца и языковеда Пьетро дела Валле. Он много путешествовал в далекие экзотические страны: посетил Константинополь, Иерусалим и Каир, исходил всю Месопотамию и Сирию, добрался до Ирана.
В XVII в. такое путешествие было делом очень трудным и опасным: это многие месяцы изнурительного пути через степи и пустыни, горы и болота на спине верблюда. Зной и мороз, голод и жажда, грязь, болезни. На дорогах грабили разбойники. Бродя среди развалин дворца Дария I в Персеполе, Пьетро заметил на кирпичах какие-то странные значки. Сначала ему показалось, что это отпечатки когтей птиц, которые когда-то, очень давно, прыгали по сырой кладке. Но, приглядевшись, он обратил внимание на то, что значки эти складываются из ряда горизонтальных и вертикальных черточек. Все черточки имели форму клиньев вследствие того, что неизвестный художник надавливал палочкой на влажную глину. Пьетро дела Валле понял, что это какие-то надписи, и скопировал их.
В октябре 1621 г. ученому миру был представлен образец странных письмен, который Пьетро дела Валле отправил своему другу в Неаполь.
В своих письмах Пьетро дела Валле допускал, что в скопированной им надписи «одна буква, быть может, имеет значение целого слова, чего я, однако, теперь не вполне могу понять. Были ли то отдельные буквы или же целые слова, я не знаю; во всяком случае, я списал, как мог, пять из них, которые я чаще всего видел в указанных надписях». Пьетро дела Валле сообщал также, что насчитал 100 отдельных знаков. Каждый из них, по его предположению, обозначал целое слово. Он высказал догадку, что клинопись следует читать слева направо, потому что острия горизонтальных клиньев были направлены в правую сторону.
Итальянский путешественник вряд ли понимал, какую сокровищницу представляют собой горизонтальные и вертикальные черточки, какие ценные сведения о цивилизациях шумеров, вавилонян, ассирийцев и других народов Ближнего Востока они содержат. Заслуга его в том, что он первым привез в Европу образцы клинописи и вопреки мнению многих ученых увидел в черточках древнейшие письмена, а не затейливый орнамент. Вот почему его имя навсегда сохранилось в истории археологии.
Почти через 150 лет после Пьетро дела Валле путешествие в Месопотамию совершил датчанин Карстен Нибур (1733—1815). По поручению датского короля Фридриха V он в 1761 г. отправился в научную экспедицию на Ближний Восток. Однако на кончилась она трагически: не прошло и года, как все ее участники погибли от истощения и инфекционных заболеваний. В живых остался только Нибур. Он один провел всю работу, которая возлагалась [17] на целую экспедицию. Книга Нибура «Описание путешествия в Аравию и окружающие страны» (1774—1778), представляющая собой добросовестное описание края, людей и найденных следов древних цивилизаций, долгое время оставалась единственным источником знаний о Ближнем Востоке.
Нибур попытался расшифровать клинообразное письмо. Однако ему не удалось выполнить эту задачу. Он смог лишь установить, что надписи писались при помощи трех систем письменности и наиболее простая из них состоит из 42 алфавитных знаков.
Первым, кто добился успеха в дешифровке клинописи, был учитель греческого и латинского языков геттингентского лицея Георг Фридрих Гротефенд (1775—1853).
В 1802 г. в его руки попал текст из Персеполя, над расшифровкой которого безуспешно бились многие ученые. Загадочные клинообразные значки заинтриговали Гротефенда. Приступив к работе, он заметил, что персепольская надпись делится на три колонки. Гротефенд предположил, что она сделана на трех языках. Он знал историю древнеперсидского государства; ему было известно, что в 539 г. до н.э. Кир захватил Вавилон. А так как надпись исходит из Персеполя, то отсюда следует, что одна из трех колонок наверняка содержит текст на древнеперсидском языке. Но какая?
Гротефенд рассуждал следующим образом: персидский язык — язык народа-победителя; логично поэтому предположить, что он занимает центральное место. Таким является, по-видимому, средняя колонка. А боковые? Возможно, они содержат перевод на языки двух самых многочисленных побежденных народов.
Приняв эту простую и одновременно гениальную гипотезу, Гротефенд пригляделся пристальнее к клинообразным знакам средней колонки. Неожиданно он заметил очень характерную деталь, за которую и ухватился. В тексте дважды повторялась одна и та же группа или комбинация знаков, отделенная косым клином и предположительно обозначающая целое слово. Гротефенд допустил, что текст сообщает о какой-то династической преемственности в персидском царском доме и что обе идентичные комбинации знаков могут обозначать царский титул.
Исходя из предположений, сделанных еще его предшественниками, что косой клин является разделительным знаком и в алфавитной персепольской надписи одна группа знаков обозначает титул царя, Гротефенд выдвинул гипотезу, согласно которой вся надпись в целом содержит титулатуру двух персидских царей. Он начал рыться в текстах древних историков и наткнулся на нужные имена.
Таким образом, стало ясно, что персы использовали клинопись для своего письма.
Благодаря целой серии остроумных догадок Гротефенд сумел прочесть в надписи имена двух персидских царей из династии Ахеменидов — Ксеркса и Дария.
Однако дело обстояло не так просто, как казалось. Ключ к загадке Гротефенд искал в тексте «Авесты» — священном писании [18] иранцев, язык которого довольно близок древнеперсидскому. После безуспешных попыток несколько ученых так и не смогли добиться какого-либо результата — один Гротефенд правильно разобрал девять слоговых знаков древнеперсидской клинописи и тем самым положил начало дешифровке клинообразных надписей. Ее правильность подтвердилась впоследствии разбором четырехъязычной надписи, в которой имя Ксеркса было три раза начертано клинописью, а четвертый — египетскими иероглифами.
Гротефенд добился успеха в сентябре 1802 г. Спустя 34 года, в 1836 г., норвежец X. Лассен, француз Э. Бюрнуф и англичанин Г. Роулинсон окочательно дешифровали древнеиранскую клинопись.
Генри Кресвик Роулинсон (1810—1895) совершал путешествие на английском парусном судне из Великобритании в Индию. Во время рейса он сумел понравиться губернатору Бомбея. Тот предложил Генри вступить в военный отряд Ост-Индской компании. Роулинсон согласился и в 1826 г., 16 лет от роду, перешел на службу компании. Вскоре Роулинсон получил офицерские эполеты, а в 1833 г. он уже становится майором и занимает должность инструктора иранской армии.
Через шесть лет английское правительство назначает Роулинсона политическим агентом в Афганистане. В последующие годы он — консул в Багдаде, член британского парламента и, наконец, посол в Тегеране. Его блестящая карьера объяснялась тем, что он был опытным английским разведчиком. В руках Роулинсона сосредоточились многие нити политических интриг в странах Ближнего и Среднего Востока.
Вместе с тем он был талантливым исследователем клинообразного письма. Ничего не зная об изысканиях Гротефенда, он не только прочел, руководствуясь подобным же методом, имена ранее упомянутых персидских властелинов, но и расшифровал несколько других знаков древнеперсидской клинописи. Когда позднее Роулинсон ознакомился с работой Гротефенда, он пришел к выводу, что его собственные исследования дали гораздо большие результаты.
Роулинсон взял для дешифровки самую большую трехъязычную (на древнеперсидском, эламском и вавилоно-ассирийском) персидскую надпись. Она находилась на Бехистунской скале (среди Верных хребтов Загра), в 20 км к юго-востоку от Керманшаха. Этот грандиозный барельеф знали десятки поколений людей, населяющих страны Ближнего и Среднего Востока. У подножия Бехиштунской скалы проходила когда-то дорога в Вавилон; теперь это оживленный торговый путь, связывающий Керманшах с Багдадом.
С незапамятных времен тянулись по этой дороге торговые караваны, брели одинокие путешественники. Загадочные фигуры, высеченные в скале, наполняли суеверным страхом путников и местных жителей. Бехистунская скала поднимается почти отвесно над равниной и достигает 1000 м высоты. До отметки примерно 100 м от основания скала отполирована, и на этой гладкой поверхности [19] вырезаны надпись и рельефный рисунок. Он изображает царя Дария, попирающего ногами повершенного в прах врага; перед Дарием стоят девять бунтовщиков со связанными сзади руками. Надпись эта давно волновала воображение ученых, но к ней почти невозможно было добраться. Роулинсон заинтересовался ею, когда служил в качестве английского военного инструктора в персидской армии.
Чтобы достичь надписи и скопировать ее, он использовал выступ скалы, к которому удалось прикрепить длинную веревку. До наиболее отдаленной части текста сам Роулинсон дотянуться не мог. Он нанял сильного и ловкого курдского мальчика, который обвязался веревкой и, совершив акробатический прыжок, зацепился за более далекий выступ. Затем забил клин в еле заметную трещину и закрепил здесь новую веревку. После этого смельчак, подтягиваясь по веревке, стал накладывать на надпись листы влажного картона и снимать таким образом оттиски. Чудом избежав смерти, он выполнил для Роулинсона точную копию клинописного текста.
Роулинсон принялся за дешифровку этой копии.2)
Роулинсон предположил, что знаки должны обозначать не слова, а буквы. Он должен был отыскать в древнеперсидской части надписи собственные имена, соответствующие именам, сообщенным Геродотом, и поставить под знаки соответствующее алфавитное значение. Так как собственных имен в надписи было очень много, Роулинсон надеялся определить значение большей части алфавитных знаков. Главная трудность заключалась в том, как найти в древнеперсидской части надписи собственные имена. Гротефенд и другие ученые к тому времени уже обнаружили отличительный клинообразный знак, детерминатив, который всегда ставился перед собственными именами; между словами, как уже отмечалось, помещался особый разделительный знак. Такие детерминативы помогли Роулинсону найти собственные имена.
Разгадав персидскую часть Бехистунской надписи, знаки которой в основном были силлабическими, Роулинсон приступил к дешифровке вавилоно-ассирийской части. Это оказалось чрезвычайно трудной задачей.
Во-первых, здесь было более 500 самых разнообразных знаков. Во-вторых, эта часть надписи сильно пострадала от времени, многие знаки стерлись. Роулинсон сделал предположение, что часть знаков должна обозначать целые слова или понятия, т.е. эти знаки представляют собой не буквы или слоги, а идеограммы. И действительно, он нашел идеограммы, обозначающие слова: «царь», «народ», «страна», «бог» и др. Но как их произносить?
Решить эту задачу помогли памятники письменности, найденные в древнейшей в мире крупной библиотеке, принадлежавшей ассирийскому царю Ашшурбанапалу. Здесь содержалось много учебных пособий, по которым учились вавилонскому чтению и [20] письму ассирийцы. На некоторых из таких табличек оказались объяснения идеограмм: в левом ряду, как у нас в словарях, стояли знаки, обозначающие идеограммы, а в правом — их транскрипция. Этими пособиями и воспользовался Роулинсон. Когда удалось воспроизвести первые вавилонские слова, стало ясно, что между вавилонским и древнееврейским языком, который был хорошо известен ученым, имеется определенное сходство.
В 1851 г. Роулинсон выпустил книгу, в которой дал перевод и объяснение вавилонской части Бехистунской надписи. Вслед за Роулинсоном за дешифровку вавилонских надписей принялись и другие ученые. Путь был теперь открыт; сотни новых табличек, найденных в Месопотамии, дали массу материала, и скоро было точно определено значение всех знаков клинообразного письма. Письмо оказалось очень сложным и запутанным; помимо большого числа знаков, оно было трудно еще и тем, что многие из них имели по нескольку значений; иными словами, они употреблялись и в качестве идеограмм, и в качестве слоговых и звуковых знаков. Для облегчения работы постепенно составлялись таблицы знаков с объяснением всех их значений.
Таблички библиотеки Ашшурбанапала помогли позднее прочитать шумерские надписи3) сначала из этой библиотеки, а потом и те, которые были найдены в развалинах шумерских городов. Очевидно, клинопись возникла именно у шумеров, а затем была у них заимствована вавилонянами, которые ее, в свою очередь, передали ассирийцам.
Дешифровкой ассиро-вавилонского письма одновременно с Роулинсоном занимались несколько ученых. Однако все еще оставались сомнения относительно правильности дешифровки.
Чтобы убедиться в ее достоверности, в сентябре 1857 г. был устроен своеобразный экзамен. В Лондоне в это время оказались четыре крупнейших специалиста по клинописи: ирландец Эдвард Хинкс, англичане Генри Роулинсон и Фокс Тальбот, известный как один из пионеров фотографии, и, наконец, Юлиус Опперт. В запечатанных конвертах всем им было вручено по копии только что найденной надписи ассирийского царя Тиглатпаласара I. Они должны были перевести длинный текст, не общаясь друг с другом.
Роулинсон, Тальбот, Хинкс и Опперт расшифровали текст каждый порознь, согласно своему собственному методу, и перевод отослали в запечатанных конвертах специально созданной для этой цели комиссии.
Все переводы оказались почти идентичными. Отныне не оставалось сомнений — дешифровку труднейшего ассиро-вавилонского письма следовало считать пройденным этапом. В 1857 г. упомянутые переводы были опубликованы в печати под названием «Надпись царя Ассирии Тиглатпаласара, переведенная Роулинсоном, Тальботом, Хинксом и Оппертом». Таким образом, трехъязычность бехистунского текста стала той волшебной палочкой, которая [21] отворила нам ворота в древнейшие цивилизации Шумера, Вавилонии и Ассирии, расширяя познания человечества.
В течение всего лишь нескольких лет объединенными усилиями многих ученых удалось добиться огромных успехов, появились даже первые грамматики ассирийского языка. И, подобно тому как открытие Ф. Шампольона считается началом египтологии, успешно сданный в 1857 г. «экзамен» признается началом новой науки — ассириологии.
Видное место среди ученых-ассириологов занял англичанин Джордж Смит (1840—1876). Сын рабочего, он с 14 лет стал трудиться в гравировальной мастерской. Талантливый мальчик быстро овладел сложным искусством гравера, стал вырезать на металле трудные и затейливые надписи. После работы Смит ходил в Британский музей посмотреть на удивительных крылатых быков.
Он стал самостоятельно изучать клинопись. Вскоре рабочий-самоучка научился читать ассирийские письмена. Для воспроизведения документов, найденных в руинах ассирийских городов, Британскому музею требовался опытный гравер. На металлических досках надо было вырезать клинописные знаки ассирийских и шумерских документов. Смит взялся за эту работу. Вскоре он был переведен на должность научного сотрудника.
Дни и ночи проводил бывший рабочий в музее, упорно изучая документы из библиотеки Ашшурбанапала. А когда ему исполнилось 27 лет, он сумел прочесть важный документ — историю царствования Ашшурбанапала. Таблички, переведенные и опубликованные Смитом, рассказали о войнах, которые вел ассирийский царь, о том, как он собирал свою библиотеку, об истории его царствования.
В 1872 г. научный мир был потрясен открытием Смита, который среди глиняных книг библиотеки Ашшурбанапала обнаружил обломок таблички с преданием о всемирном потопе.
После этого Смит направился в Ниневию во главе археологической экспедиции, где нашел недостающую часть предания. Неожиданная смерть Смита стала тяжелой утратой для ассириологии.
Исследования второй половины XIX в. и начала XX в., посвященные разработке многих частных вопросов, превратили ассириологию в полноценную область филологии, в самостоятельную науку.
В начале нашего века немецкий филолог Фридрих Делич добивается того, что Германия становится центром изучения клинописи. Ученики Делича перенесли свою деятельность и в Новый Свет: много ассириологов и шумерологов работают в США. «Отцом русской ассириологии» стал замечательный ученый М. В. Никольский. Его продолжатели — В. С. Голенищев, Б. А. Тураев, В. В. Струве, В. К. Шилейко и другие — воспитали плеяду талантливых исследователей, положивших начало советской школе ассириологии. [22]
Памятники материальной культуры
Культура дописьменного иериода вскрывается благодаря тщательному изучению вещественных памятников: орудий труда, жилищ, домашней утвари, произведений древнейших художников и т. д. Зачастую они говорят красноречивее, чем древнейшие надписи. Эти памятники относятся к эпохе неолита и отчасти энеолита и охватывают около четырех тысячелетий.
Памятники неолита и энеолита знакомят нас со стадией первобытного, доклассового общества на территории, которая позднее стала называться Ассирией. Историческое развитие Северной Месопотамии началось раньше, чем южной части страны, которая в неолитический период почти сплошь была покрыта болотами. Известный археолог Г. Чайльд утверждает, что именно Ассирия наряду с Египтом, Палестиной и Индией была колыбелью земледелия и скотоводства.
Еще задолго до образования ассирийского государства предгорья Загрса, бассейн рек Большой и Малый Заб и берега р. Хабур, впадающей в Евфрат, были заселены многочисленными племенами.
Древнейшее поселение на территории будущей Ассирии было обнаружено в Иракском Курдистане. Оно относится к концу мезолита (среднекаменного века) и самому началу неолита (докерамического века) и датируется примерно VI тысячелетием до н.э. Создатели этой культуры уже перешли из пещер в каменные жилища (сохранились остатки полов и стен, сложенных из камней). Они срезали дикорастущие злаки серпами с кремневыми лезвиями и растирали зерна на ручных зернотерках. Приступили они также к одомашниванию коз и овец. Это означало, что первые шаги, знаменующие переход к земледелию и скотоводству, уже были сделаны.
Более высокую стадию развития мы находим в неолитическом поселении Калат-Джармо (около Керкука к востоку от Тигра), которое относится к первой половие V тысячелетия до н.э. Здесь уже наблюдается широкое развитие земледелия (основные культуры — ячмень и двузернянка4)).
Костей домашних животных (коз, овец, свиней) сохранилось гораздо больше, чем останков диких зверей. В городище Калат-Джармо найдены руины прямоугольных (в плане) домов из утрамбованной глины, а также водосборники, представлявшие собой ямы, обмазанные глиной, которую обжигали, разводя здесь костры. Отсюда было уже недалеко и до изобретения керамики.
Здесь же раскопаны первые памятники изобразительного искусства (женские глиняные статуэтки).
В середине V тысячелетия до н.э. были уже заселены не только предгорья, но и значительная часть равнины. На правом берегу Тигра, в районе Хассупа (у места впадения Большого Заба), возникло значительное поселение, обитатели которого разводили мелкий [23] и крупный рогатый скот. Грубые глиняные сосуды для зерна и каменные мотыги свидетельствуют о развитии земледелия. Известное значение сохранила еще охота (на газелей, онагров и других животных). Основным орудием охотников была праща, причем в качестве снарядов использовались глиняные шарики. Установились уже торговые отношения с районом Армянского нагорья, откуда поставлялся обсидиан, и с Сирией.
В 1971—1972 гг. памятники хассунской культуры были обнаружены советской археологической экспедицией под руководством Р.М. Мунчаева в долине р. Синджар (городище Ярым-Тепе I), где найдены многокомнатные дома из глиняных блоков, обмазанных штукатуркой.
Значительный подъем хозяйства и культуры отмечается в конце V тысячелетия и особенно в IV тысячелетии до н.э. Хотя преобладающими оставались каменпые орудия, уже стала применяться (правда, еще в скромных масштабах) медь. Из этого металла изготовлялись сперва украшения (например, бусы), а затем и орудия труда. Так, близ Ниневии, например, был обнаружен медный топор. Поскольку медь ценилась очень высоко, сломанные орудия не выбрасывались (как это делалось с каменными), а шли в переплавку. Этим и объясняется немногочисленность находок медных орудий.
Главные поселения этой энеолитической культуры в Северной Месопотамии находились на месте будущей столицы Ассирии, Ниневии, и в соседних пунктах Арпачийе и Тепе-Гавре, а в Северо-Западной Месопотамии — у современного Тель-Халафа (отсюда название культуры— «халафская»).
К этому времени уже относятся поселения городского типа. В Арпачийе, например, раскопаны каменные мостовые. Здания воздвигались из глины на каменных фундаментах. Особенно замечательны круглые строения с купольными перекрытиями (возможно, закрома для зерна).
Характерными памятниками этой эпохи являются керамические изделия. Глиняные сосуды лепили от руки, придавая им самую разнообразную форму. Один сосуд не был похож на другой. Многие из них покрывала многоцветная роспись. Наиболее распространенными орнаментами были: розетка, мальтийский крест, стилизованная голова быка. Сосуды эти изготовлялись в расчете на широкий сбыт. О художественном творчестве кроме росписи сосудов свидетельствуют также резные печати с изображением охотничьих собак, оленей и т. п.
К концу IV тысячелетия до н.э. появился гончарный круг, что привело к стандартизации и упрощению гончарного производства.
Для истории древнего Двуречья характерны безжалостные нашествия, разрушения, массовая гибель людей. Разорению, а иногда даже полному исчезновению многолюдных и цветущих городов способствовал с древних времен сложившийся в Месопотамии обычай сжигать захваченные селения, а жителей уводить в плен. [24] Вот почему уже более двух тысяч лет почти все легендарные города Двуречья остались лежать в развалинах.
В средневековье Месопотамия пережила период нового подъема. В Багдад из Дамаска был теперь перенесен главный центр ислама.
Позднее страну захватили турки-сельджуки. Они создали огромную империю, но внешне мало что изменилось на этой земле. Сеть каналов сохранилась, несмотря на войны, и земля продолжала давать богатые урожаи. И только варварские походы монголов во главе с Хулагу и Тимуром превратили страпу в пепелище. Была разрушена система каналов, земля без воды высохла и потрескалась под палящими лучами солнца. Некогда цветущий край стал пустыней.
После этого на многие века люди забыли о существовании древней Месопотамии. Иногда сюда прибывали любознательные путешественники из Европы. Именно они рассказывали о таинственных холмах, возвышающихся среди безмолвной равнины.
Следует учесть то чрезвычайно важное обстоятельство, что дворцы и храмы Вавилонии и Ассирии строились не из огромных каменных глыб, как в древнем Египте, а из кирпича. Естественно, таким сооружением время наносит гораздо больше вреда.
Стены огромных дворцов и храмов обычно возводились из необожженного кирпича; лишь наружная и внутренняя облицовка — из обожженного. Чтобы сохранить постройки от сырости, их возводили на высоких площадках, сложенных из кирпичей. Несмотря на это, дворцы и храмы через определенное время разрушались, и каждое новое сооружение, построенное на месте старого, поднималось все выше и выше. Когда город подвергался разрушению, от него оставалась только огромная груда мусора; ветер засыпал ее пылью и песком, и таким образом образовывались те холмы, под которыми были погребены памятники исчезнувшей великой цивилизации.
Тайна холмов Ассирии и Вавилона волновала ученых. Но чтобы раскрыть ее, надо было приложить много труда и средств.
Первым европейцем, который решил начать здесь раскопки, был Клавдий Джеймс Рич (1796—1821), консул Ост-Индской компании в Багдаде.
В 1820 г., возвращаясь из путешествия по Месопотамии, 24-летний Рич заехал в Мосул. Здесь он пробыл четыре месяца. Рич измерил и описал несколько крупнейших холмов. Местные жители, с которыми он часто встречался, сообщили Ричу, что в одном из холмов были найдены фигурки людей и зверей. Но он решил начать раскопки не только там, где указали арабы, но и на двух других соседних холмах. Ричу сопутствовал успех. Он находил кирпичи, покрытые клинообразными письменами, обломки глиняных сосудов и другие предметы. Однако работу продолжить не удалось: археологу не хватило ни средств, ни сил, ни умения. Вскоре он умер. После его смерти все найденное Ричем передано в Британский [25] музей. Скромная коллекция положила начало огромному Халдейско-ассирийскому отделу. Как раз к этому времени европейскими учеными был найден ключ к чтению клинописи.
После смерти Рича на исследованные им холмы никто более не обратил внимания. И только в 40-х годах XIX в. перед изумленной Европой приподнялась завеса над неведомым дотоле миром. Курганы стали раскрывать свои тайны.
Огромная заслуга в этом принадлежит врачу и натуралисту Полю Эмилю Ботта (1802—1870). Несколько лет Ботта жил в Египте, путешествовал по странам Азии, проявляя большой интерес к курганам Месопотамии, о которых много слышал от парижских ученых, изучающих Восток.
В 1842 г. французское правительство назначило его консулом в Мосуле. Здесь на холме Куюнджик, близ Мосула, Ботта начал археологические раскопки. Первый год не принес больших результатов. Кроме кирпичей, покрытых клинописью, да обломков каменных плит, найти ничего не удалось. Среди населения распространились слухи о том, что Ботта ищет клад. С удивлением наблюдали арабские крестьяне, как бережно обращается французский консул с глиняными черепками.
— Неужели этот хлам чего-нибудь стоит? — обратился к нему один крестьянин. — У нас в деревне таких черепков сколько угодно.
— А как называется эта деревня? — спросил Ботта.
— Хорсабад, — ответил араб.
От Мосула до Хорсабада всего 14 км. И Ботта решил перенести туда раскопки.
Уже через неделю ему улыбнулось счастье. Рабочие откопали богато украшенные массивные стены, многочисленные барельефы, огромные каменные изваяния чудовищ с человеческими головами и туловищами крылатых быков.
Открытие Ботта произвело ошеломляющее впечатление на европейский научный мир. Оказалось, что ассирийцы были не только жестокими завоевателями, но и искусными мастерами; они умели строить великолепные дворцы и храмы, создавать прекрасные статуи и барельефы. То, о чем раньше знали только из Библии и от античных историков, стало явью.
Рельефные украшения хорсабадского дворца были выполнены с большим мастерством. Поражали воображение скульптуры из известняка у входа во дворец древнего владыки. Гигантские статуи изображали крылатых чудовищ с туловищем быка или льва и головой бородатого мужчины.
Древние мастера высекали удивительные скульптуры из каменных монолитов. Некоторые исполины достигали высоты трехэтажного дома. Глаза гигантов из цветных камней смотрели на мир, словно фигуры были живыми существами, пробудившимися от тысячелетнего сна.
В течение 1843—1846 гг. Ботта раскопал грандиозный комплекс [26] дворцовых зданий, дворов, церемониальных зало», коридором, комнат, где когда-то располагался гарем, и остатки величественной башни, напоминающей ступенчатую пирамиду. Позднее археологи установили, что здесь находился город, построенный ассирийским царем Саргоном II (VIII в. до н.э.), —Дур-Шаррукин.
Ботта не был знаком с методом консервации памятников древности. Раскопки он вел примитивным способом, не обращая внимания на то, что ломы и лопаты рабочих зачастую уничтожали мелкие предметы, нередко представляющие большую ценность для науки. Алебастровые скульптуры, добытые из земли, рассыпались в прах под палящим солнцем. На помощь Ботта Париж прислал известного французского художника Эжена Фландена, который стал делать на картоне зарисовки гибнущих археологических находок. Благодаря этой совместной работе вышел в свет ценный пятитомный труд «Monuments de Ninivé, découverts et décrits par Botta» («Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта»).
Ботта решил отослать несколько изваяний в Париж. Но как это сделать? Ведь самый маленький из крылатых исполинов весил 8 т. Ботта нашел выход: статуи распилили на куски.
Мучителен был путь под палящим солнцем. Часть находок измученные люди бросали но дороге. Статую крылатого быка, которую Ботта не захотел пилить, пришлось оставить недалеко от места раскопок, и крестьяне пережгли ее на известь. Прекрасное творение ассирийских мастеров погибло. Часть находок рабочие погрузили на плоты из бамбука с укрепленными под ними надувными бурдюками, намереваясь спустить их вниз по Тигру. Однако река образовала здесь бурный и глубокий горный поток с большим количеством водоворотов и порогов. Плот перевернулся, и бесценный груз утонул. Остальные находки прибыли к берегам Персидского залива. Военный корабль отвез их во Францию. В Париже каменных исполинов склеили. Статуи мужчин с длинными кудрявыми бородами и крылатых быков с человеческими головами заняли почетное место в залах Лувра. Здесь побывали бесчисленные толпы восхищенных парижан и туристов из разных стран.
Благодаря Ботта Европа своими глазами увидела замечательные шедевры художников Ассирии. Ботта был уверен, что он обнаружил развалины дворца древней Ниневии. Но когда надписи, найденные в хорсабадском дворце, были прочитаны, выяснилось, что он ошибся.
Настоящую Ниневию и другую столицу ассирийских царей — Калах открыл вскоре после Ботта англичанин Остин Генри Лэйярд (1817—1894).
В начале XVIII столетия во Франции появился сборник увлекательнейших сказок, которые, как говорила легенда, были некогда рассказаны султану Шахриару его женой, мудрой Шехеразадой. Это был французский перевод широко известного на Востоке собрания «Тысячи и одной ночи». С французского языка сказки [27] перевели на многие другие. Перед европейским читателем предстал удивительный и неведомый ему мир.
Зачитывался сказками и молодой английский адвокат Остин Генри Лэйярд. Чарующий мир, описанный Шехеразадой, настолько захватил его воображение, что адвокат решил отправиться в путешествие по местам, где обитали герои сказок. Вечерами, после окончания работы в лондонской адвокатской конторе, Лэйярд серьезно готовился к путешествию: учился пользоваться компасом, составлять географические карты, изучал методы борьбы с тропическими болезнями, старался познать тайны арабского и персидского языков.
Позднее, уже будучи видным ученым и крупным дипломатом, Лэйярд писал, что сказкам Шехеразады следует приписать «ту любовь к путешествиям и приключениям, которая позволила открыть руины Ниневии».
Лэйярд отправляется в путешествие по Малой Азии и Сирии и в апреле 1840 г. после многих приключений добирается до Мосула. Здесь его увлекли открытия Ботта.
В ноябре 1845 г. Лэйярд вновь на Востоке. Неподалеку от Мосула его внимание привлек огромный холм Нимруд. В Библии Нимруд — мифический царь, смелый зверолов, а его сын Ассур — основатель ассирийского царства и строитель Ниневии. Местные жители рассказывали Лэйярду много легенд о грозном Нимруде. В одной из них повествовалось, как самонадеянный великан высмеял посланца Аллаха. Разгневанный бог подверг Нимруда страшной каре. В голову насмешника проник комар и, пожирая мозг, причинял великану невыносимые мучения. Четыреста лет мучился Нимруд от страшной боли. Согласно местным преданиям, великан и был похоронен в холме, названном его именем.
Под наблюдением Лэйярда рабочие-арабы начали раскопки. В первый же день пришла удача — были обнаружены помещения, стены которых украшали резные плиты.
Каждый день раскопок открывал новые памятники древнего города. Однажды, когда Лэйярд подъезжал к Ним