В 1515 году тридцатисемилетний каноник фромборкского капитула Николай Торуньский, по фамилии Коперник, большой любитель и знаток астрономии, разослал друзьям небольшое сочинение, названное «Комментарий», или «Краткое объяснение». В трактате действительно очень кратко, хотя и весьма решительно, излагался взгляд почтенного церковнослужителя на строение мира. Вот что он писал:
«1. Не существует единого центра для всех небесных орбит и сфер.
2. Центр Земли является не центром мира, а лишь центром тяжести и лунной орбиты.
3. Все орбиты окружают Солнце, которое поэтому находится в середине всех них, так что центр мира расположен около Солнца.
4. Отношение расстояний Солнца и Земли к высоте небесного свода меньше, чем отношение радиуса Земли к расстоянию ее от Солнца, так что по сравнению с высотой небесного свода оно совершенно не ощутимо.
5. То, что нам представляется движениями на небесном своде, возникает из-за движения не его самого, а Земли; следовательно, Земля со своими ближайшими элементами вращается суточным движением между полюсами, сохраняющими свое неизменное направление в пространстве, тогда как небесный свод и последнее небо неподвижны.
6. То, что кажется нам движением относительно Солнца, обусловлено движением не его самого, а Земли и ее сферы, с которой мы обращаемся вокруг Солнца точно так же, как любая другая планета; таким образом, Земля совершает несколько движений.
7. То, что проявляется как прямое попятное движение планет, происходит не из-за движения их самих, а Земли; следовательно, одно только движение Земли позволяет оценить много различных явлений».
Но кто таков был человек, осмелившийся в дымные годы инквизиторских костров излагать основы новой, непохожей на освященные каноны Птолемея, системы мира? К сожалению, история не относится к разряду точных наук. Голландский астроном Антони Паннекук пишет, что Николай Коперник происходил из среды немецких колонистов, с XIV века селившихся по берегам Вислы и основавших город Торн. Однако польские рецензенты его книги уверяют, что это вздор. Не было никаких ни колонистов, ни городов, основанных немцами. Торн — исконный польский град Торунь, а Коперник, смешно и спорить, — польский ученый. Вряд ли стоит углубляться в эти противоречия. Тем более что существует и такая запись:
|
|
«Дед его жил в Чехии и был человек достаточный, но, соблазненный выгодами, которые в то время представляла жизнь в польских городах, он оставил родину и переселился в Краков, где записался в число граждан».
Что, если на основании этих строк чехи также начнут писать имя Коперника между двумя Янами (Гусом и Желиевским) и Петром Хельчицким? Утешимся тем, что у всех нас в конце концов была одна прабабушка Ева, и перейдем к фактам менее спорным.
Итак, 19 февраля 1473 года в городе Торне (Торуне) в семье спорных Коперников родился сын, которого нарекли Николаем. Отец его, по неполным данным, был довольно преуспевающим булочником. Мать принадлежала к старинной польской фамилии и являлась сестрой эрмеландского епископа — духовного начальника над целым княжеством. Как рос и развивался Коперник — неизвестно. Вряд ли его детство сильно отличалось от детства других мальчишек. А его прилежание и рассудительность, о которых пишут историки, вполне можно отнести к дежурным чертам характера, которыми всегда наделяют прославленных людей. В десять лет Николай лишился отца и попал на воспитание в епископский дворец. А через семь лет, окончив начальное образование, был записан в число студентов Краковского университета под именем Николая Торуньского. Закончив университет, молодой доктор медицины едет в Италию, где слушает лекции выдающихся профессоров. И в 1499 году добивается двух лавровых венков: философии и медицины. Коперник еще из Кракова вывез большую привязанность к математике и особенно астрономии. За время учебы он так преуспел в обеих дисциплинах, что в том же 1499 году, двадцати шести лет от роду, занял кафедру математики в Римском университете. Массу времени посвящает молодой профессор изучению взглядов древних на строение мира. И с каждым днем растет его недовольство принятой чрезвычайно сложной и неточной системой, изложенной в «Альмагесте».
|
|
Однако обстановка в Риме мало способствовала углубленным занятиям. Папа Александр VI только что сжег на костре останки Савонаролы и теперь весьма активно подавлял свободомыслие. Рассудив, что в отечестве обрести спокойное существование легче, Коперник возвращается в Варшаву. Он мог бы с успехом заняться медициной: врачи и в средние века пользовались примерно таким же успехом, как в наше время. Мог он получить и кафедру математики в Краковском университете. Однако отказался и от того и от другого. Он предпочел всему спокойствие и уединение. Дядя-епископ, желая иметь при себе не только врача, но и племянника, обеспечивает его местом каноника в маленьком городке Фрауенбурге, входящем в его владения. В те времена место каноника было пределом мечтаний любого человека, желавшего посвятить себя науке. Этот сан католических священников, совершающих службу обычно в больших соборах, давал высокое положение в обществе, приличные средства к существованию и… вдоволь свободного времени.
|
|
Что же касается Фрауенбурга, то ныне называется он Фромборком; и те, кто был там, рассказывают о сохранившихся остатках крепостной стены, окружавшей некогда фрауенбургский собор, о башне, в которой тридцать лет прожил Николай Коперник.
Здесь были и его жилье и обсерватория. Посещающие историческое место туристы благоговейно вздыхают, в душе благодаря небо за то, что родились на четыре столетия позже. Чертовски неуютное было время!
Итак, в тридцать лет Николай Коперник стал шестнадцатым каноником Эрмеландского (Вармийского) капитула. Но судьба жестоко посмеялась над молодым ученым, жаждущим покоя и уединения. Ему пришлось воевать и заниматься политикой, строить укрепления и думать над реформами.
Внимательный исследователь «жития Коперника» найдет немало интересного в хрониках Фрауенбурга пятивековой давности. Он встретит рассказы об искусном враче — Николае Торуньском, неутомимом пользователе бедных, о блестящем администраторе капитула — отце Николае, выигравшем судебное дело у разбойничьего Тевтонского ордена. Наконец, наш гипотетический исследователь найдет немало материалов, повествующих о Копернике как о мудром политике, авторе денежной реформы на Грудзонском сейме, о Копернике — организаторе обороны Фрауенбурга против очередных козней тевтонцев. Вся жизнь великого основателя гелиоцентрической системы проходила в непрерывной борьбе с полумонахами-разбойниками из ордена. Рыцари, раздраженные неуступчивостью каноника, распускали про него всевозможные сплетни, нанимали странствующих комедиантов и скоморохов и заставляли их высмеивать Коперника в своих фарсах. И чем больше паясничал комедиант в роли мечтателя-астронома, тем большим смехом и рукоплесканиями отвечала толпа. Друзья каноника предлагали принять самые крутые меры против пасквилянтов, но Коперник отвечал: «Я никогда не искал рукоплесканий толпы, я изучал то, что для нее никогда не будет предметом уважения и одобрения, и никогда не занимался вещами, которые она одобряет».
Кроме наблюдений и связанных с ними размышлений, он умудрился снискать лестные отзывы современников как переводчик на латинский язык сборника назидательных произведений византийца Феофилакта Симокатты.
Коперник был удивительно разносторонним человеком, высокообразованным, доброжелательным и… крайне осторожным. Его «Комментарий», навеянный, как он сам не раз утверждал, мнениями античных авторов, не принес ему ни особой славы, но зато и никакой хулы и обвинений. Коперник разослал очень небольшое количество экземпляров знакомым астрономам, придирчиво выбирая среди них тех, кто наверняка не повернет его работу во вред автору. Придя к твердому мнению о гелиоцентризме, он все последующее время отдавал численным расчетам орбит на основании наблюдений и составлению таблиц. Добиться большей точности, чем Птолемей, — вот в чем должна была заключаться победа новой системы.
В 1542 году, то ли почувствовав близость неизбежного конца (почтенному канонику было уже шестьдесят девять лет), то ли уступая похвалам, расточаемым всеми (к старости люди становятся менее критичны не только к окружающим), кто знал его труды, Коперник поручает едва ли не единственному своему ученику, по прозванию Реётик, издать давно подготовленную рукопись. Волнуясь, выводит старческая рука на титульном листе заглавие «Шесть книг об обращениях ». И в мае 1543 года первые экземпляры книг с гравюрами на меди уже вышли из-под печатного пресса (можно только удивляться оперативности средневековых издателей).
Рукопись была издана в Нюрнберге, центре книгоиздания средневековой Европы, и скоро была доставлена в захолустный Фрауенбург. «Скоро», но, увы, поздно. Каноник Эрмеландской епархии Николай Коперник из Торна лежал на смертном одре…
Впрочем, так ли это худо? Восхваляемый всеми при жизни, он умер, не успев пережить ни равнодушия, с каким вначале встретили его работу, ни гонений, начавшихся через полвека.
Теория Коперника нокаутировала геоцентрическую систему Птолемея. Она не просто сбила — она стерла ее с лица Земли, оставив лишь как достояние истории. Хотя, может быть, и против желания самого автора. Коперник умел, не теряя уважения к «Великим», впитывать дух нового метода, когда буква теории уже устарела. Многие ли, называющие себя мыслителями и философами, могут похвастаться такой способностью?
Но совершенно естественно, что у нашего вдумчивого читателя уже давно на кончике языка вертится вопрос: как могло случиться, что, зная тридцать лет о еретических взглядах своего каноника, святая церковь не разглядела их взрывоопасности? Как могли видные служители церкви — кардиналы и епископы — побуждать Коперника публиковать свою работу? Как, наконец, мог сам папа Павел III, которому Коперник смиренно посвятил свой труд, благосклонно принять его? Здесь тоже, конечно, причин много, и мы сумеем назвать только некоторые из них.
Прежде всего Копернику повезло. Он жил и умер раньше, чем кончилось Возрождение. Эта удивительная эпоха за два с половиной столетия дала человечеству больше, чем десять предшествующих веков. (В каждом, даже самом мрачном, времени бывают светлые окна, сквозь которые история человечества озаряется лучами прогресса.)
Так, если до XIV–XV веков основное мировоззрение в Европе носило аскетический, мрачно-религиозный характер, рассматривая мир как «юдоль плача и печали», то в эпоху Возрождения эти взгляды оказались чуждыми новому классу поднимающейся буржуазии, классу более демократическому, чем аристократия. Появляются тенденции ликвидировать духовный гнет и контроль церкви над человеком. Ученые и философы начинают критиковать авторитеты, разрушать догмы, возведенные средневековой схоластикой. Сейчас даже не верится, что лишь в это время появляются первые произведения, проникнутые гуманизмом, стихи, воспевающие красоту и богатство духовных сил человека. Крепнет мысль, что цель жизни — счастье, которого можно добиться не тупым соблюдением обветшавших правил, предписанных средневековой моралью, не аристократизмом происхождения, а сочетанием занятий наукой и гражданской деятельностью, личными заслугами, смелостью и живостью мысли. Этот процесс всеобщей гуманизации захватил и многих деятелей католической церкви. В религии назревал раскол.
Другую причину либерального сначала отношения церкви к взглядам Коперника можно усмотреть в самом характере его сочинения. Коперник был сыном своей эпохи. Это сказалось не только в посвящении трактата папе. В тексте он неоднократно подчеркивает, что его работа лишь уточнение «Великого построения» Птолемея, простое математическое руководство к решению практических задач астрономии и составлению таблиц. «Не знающий математики пусть не входит», — пишет он. Автор новой системы прекрасно понимал, какие трудности встретит его учение, став известным широкому кругу людей. И потому он стремился всячески смягчить удар, апеллируя к хорошо известным авторитетам древних.
И действительно, понадобилось много времени и крови, чтобы гелиоцентрическая система с движущейся Землей получила всеобщее признание. При этом основные возражения делились на две категории: теологические и физические. Первые основывались на противоречии нового взгляда букве библии и особого внимания не заслуживают. Вторые опирались на авторитет Аристотеля и не могли связать повседневный опыт с движением Земли. Сначала даже сторонники нового учения видели в нем не более чем остроумное допущение, ни в коей мере не соответствовавшее истине. «Помните, — говорили они, — у Птолемея: суточное движение светил можно объяснить как вращением всего мира относительно неподвижной Земли, так и вращением Земли в центре сферы неподвижных звезд. Обе точки зрения геометрически эквивалентны. Разве не о том же самом говорит Коперник? Он просто рассматривает существующий мир с других… геометрически эквивалентных… позиций». Этому заблуждению немало способствовало и то, что первому изданию труда Коперника было предпослано анонимное предисловие: «К читателю о гипотезах настоящего сочинения». В предисловии говорилось, что теория, изложенная в труде, просто помогает более точным вычислениям и не может приниматься за истину. Только через шестьдесят с лишним лет другой астроном, Иоганн Кеплер, установил, что предисловие не более чем медвежья услуга, оказанная автору лютеранским пастором Осиандром, который по просьбе Ретика наблюдал за печатанием трактата.
Несмотря на все ошибки, несмотря на то, что таблицы, вычисленные Коперником, мало чем превосходили таблицы, рассчитанные старым птолемеевским методом, издание его сочинения стало величайшим событием в истории науки. Энгельс пишет: «Коперник бросил — хотя и робко и, так сказать, лишь на смертном одре — вызов церковному авторитету в вопросах природы. Отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии».
Непоправимый урон нанесла коперниковская система и астрологии. Ведь если планеты и сама Земля с точностью выверенного часового механизма безостановочно кружатся вокруг Солнца, то какая корысть от этого может быть людям? Впрочем, к таким мыслям надо было еще прийти. В истории не найти упоминания об отношении самого Коперника к астрологии. Однако трудно предположить, что, изучая в Италии астрономию, будущий каноник не познакомился с дочерней «наукой». А относительно того, верил ли он в нее? Отказаться от веры в предсказание судьбы — значило отказаться от существовавшего мировоззрения. Коперник же оставался сыном своей эпохи.