Текст конспекта построен так же, как и исходная книга (КИШ) - в виде ризомы - лишь таким образом удается избежать профанации. Стиль также (согласно ДГ) должен соответствовать содержанию.
Как бы подсказывает, что само по себе дело освобождения через постижение теории происходит крайне несвободным образом, поскольку прежде, чем это освобождение достичь, приходится пройти инициацию дизъюнкциями, телами без органов, потоками, срезами и прочими понятиями, которыми ДГ (Делез, Гваттари) в КИШ оперируют. Текст КИШ не воспринимается современниками серьезно. До сих пор он находится в странном шутовском, трикстерском статусе, в котором простота заявления, простота извещения желающей машины вместо субъекта каждый раз опровергается невозможностью усвоить очень частные, разбросанные по тексту предсказания, которые ДГ в этой работе сделали..
Сам по себе этот текст как будто бы изображает то, о чем повествует, точнее, он разумеется, не изображает, потому что в этом тексте ДГ выступают против принципа презентации, то есть против любого изображения, против метафизики копии и изображения как таковой. И в этом смысле сам текст является одной из деталей желающей машины, сам по себе он прикреплен, провешен к лозунгу, который ДГ проводят, и сам по себе текст не содержит целостности.
Это не слишком помогает делу, так как, как правило, само по себе декларация ризомы ни к чему не ведет. Именно этого ДГ больше всего опасались. Тогда, когда речь заходит о ризоме, как о некотором количестве состыкованных, независящих друг от друга частей, которые способны в качестве цепочек прорастать в разные стороны, создавать новую сингулярность, некоторые новые события, не останавливаться на этих событиях, длиться дальше, прорастать в нечто иное, встречаться так, чтобы не узнавать факта первичной встречи. Поэтому, по сути, они и никогда не встречаются еще раз. Это вот и беспокоило Делеза больше всего. В некотором смысле КИШ предстает в комичном, даже, скорее, в трагикомичном положении, поскольку из этой книги всегда извлекается центральная идея – идея, связанная с тем, что единства не существует, что необходимо отдавать себе отчет в существовании так называемой желающей машины, точнее огромного количества желающих машин, как стыкующихся друг с другом коннекций. И когда этот тезис заявляется, когда его революционный смысл оказывается исчерпан, а он исчерпывается в такого рода полемике слишком быстро, очевидно, что желающая машина, как набор невзаимосвязанных коннекций, противостоит учению о субъекте, учению о полном теле, об организме. И когда сам по себе этот запал полемики становится исчерпан, возникает некоторая неясность в отношении того, что делать дальше.
|