Государство, по природе власти, всегда действует с позиции господства и ожидает, что любой отклик на его действия приходит с позиции подчинения.
18 июня 1927 года Совнарком СССР утвердил новый Устав Академии наук, первый советский. Отныне руководителей Академии, хотя и выбранных Общим собранием, должны были утверждать в Совнаркоме. Предусматривалось и лишение званий академиков, если их деятельность признавалась вредной для СССР.
Случались тем не менее неувязки с подчинением.
1929 год — особый год в истории Академии наук СССР. К этому моменту процесс идеологизации, огосударствления и большевизации Академии достиг крайнего напряжения. «Приручение» Академии наук вступило в завершающую стадию. Выборы новых академиков, «чистка кадров», репрессии против ученых, коренная перестройка Академии наук… 12 января 1929 года состоялись выборы большой группы ученых-коммунистов в академики и трое ученых из кандидатов-коммунистов не получили при голосовании на Общем собрании нужного количества голосов
13 февраля состоялись повторные выборы, в которых участвовали и ранее избранные академики-коммунисты, и с учетом их голосов трое прежде проваленных все же стали академиками. 25 февраля академик-коммунист Н.И. Бухарин в записке «Ориентация в вопросах Академии наук для нас самих» написал: «…План может и должен идти не помимо, а через теперешнюю Академию наук, которая должна быть радикально реформирована, переделана, перестроена, что возможно лишь путем длительной и систематической работы, т.е. лишь в «конечном счете». В этом смысле задача по отношению к Академии наук состоит не во взрыве этого учреждения, а в длительной его переделке».
Для государства важно было добиться подчинения, для этого требовалось в первую очередь сменить руководство Академии и академических учреждений. ОГПУ фабриковало дела, ученых арестовывали по делам «Промпартии», «славистов», «золотому делу» и особенно по «заговору монархистов» или «академическому делу» и др.
Летом 1929 года Центральная контрольная комиссия ВКП(б) начала проверку аппарата Академии наук. Комиссия принимала решения об увольнении с работы многих сотрудников «по политическим и деловым качествам». Увольнение коснулось не только технических сотрудников аппарата, но и ученых, в том числе крупных специалистов в различных областях естественных и гуманитарных наук. В декабре 1929 года комиссией из 960 штатных сотрудников Академии наук были уволены 128, из 836 сверхштатных — 520.
Волна репрессий конца 30-х годов затронула многих ученых: кто-то был арестован, находился в заключении, кто-то пережил аресты близких родственников, цензурные запреты, изгнание с работы, шельмование в прессе, лишение права выезда за границу и т.д. Часть репрессированных ученых погибла в лагерях и ссылках, на судьбе тех, кто выжил, это время оставило неизгладимый след.
«Мы разгоним к чертовой матери Академию наук»
Академия наук регулярно подвергалась критике со стороны властей. Так, в мае 1959 года Н.С. Хрущев на заседании Президиума ЦК КПСС обвинил Академию в том, что она «разрослась чрезмерно», стала «плохо управляемой». Он предложил разделить АН СССР на несколько академий, провести изменения в структуре Академии, а также планировал передачу в ведение совнархозов ряда институтов. В конце апреля 1961 года в разговоре с президентом АН СССР академиком А.Н. Несмеяновым Хрущев заявил, что Академию наук вообще нужно закрыть. В ответ на это Несмеянов сказал: «Ну что же, Петр Великий открыл Академию, а Вы ее закроете». Дерзость в разговорах с властью, всегда присущая Академии, стоила ему поста президента Академии. Именно смелость возражать по любым вопросам и возмущала Хрущева. Так, в июле 1961 года, когда на совещании в Кремле академик А.Д. Сахаров выступил против планов властей возобновить ядерные испытания, Хрущев отреагировал весьма резко: «От техники он (Сахаров) переходит к политике. Тут он лезет не в свое дело. Можно быть хорошим ученым и ничего не понимать в политических делах… Так что предоставьте нам, волей-неволей специалистам в этом деле, делать политику, а вы делайте и испытывайте свои бомбы, тут мы мешать вам не будем, даже поможем».
11 апреля 1963 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по улучшению деятельности Академии наук СССР и академий союзных республик», за которым последовало существенное сокращение штатов Академии. В течение двух лет в Академии наук сократили половину институтов в основном инженерного профиля (92), в которых работала треть всех сотрудников Академии.
11 июля 1964 года на Пленуме ЦК КПСС у Хрущева вырвалось: «Мы разгоним к чертовой матери Академию наук». Кстати, мотивировал он это мыслью, с удивительным постоянством возникавшей в разные исторические периоды, вновь ставшей востребованной почти через полвека в наши дни и потому воспроизведенной почти (за исключением обратного порядка «буржуазный — социалистический») дословно: «Это нужно было для буржуазного государства… Сейчас, в социалистических условиях, это изжило себя, это придаток и проявляет он себя довольно плохо».
У ученых, да и просто у современников идея Хрущева вызвала по меньшей мере удивление, так как именно в период его правления были достигнуты высокие результаты именно в научной сфере: полет Ю.А. Гагарина и другие космические достижения, создание ракетно-ядерного щита. Но руководство страны требовало от научного сообщества, и в первую очередь от Академии наук, получения быстрых результатов в деле создания «коммунистического общества».
На заседании Президиума ЦК КПСС 13 октября 1964 года и на последовавшем за ним октябрьском пленуме, где Хрущева освободили от всех должностей, ему припомнили и попытку ликвидировать АН СССР. М.А. Суслов заявил, что для членов Президиума ЦК полной неожиданностью оказалась речь Хрущева, «в которой содержались грубые политические ошибки. Достаточно вспомнить его угрозу разогнать Академию наук». Н.С. Хрущев вынужден был признать: «Что касается ликвидации Академии наук СССР, то признаю, что допустил в отношении нее ошибку. За что извиняюсь».
У Хрущева нередко эмоции трансформировались сразу в политические решения, но он все же понимал, какой мощнейший ресурс представляет собой Академия: «У кого наука — у того будущее». В основе конфликтов с Академией в этот период лежали другие причины. Советский Союз сумел создать мощнейшую систему получения новых знаний, быстро дававшую практический выход в оборонной промышленности и опиравшуюся на гибкую, отработанную на протяжении веков внутреннюю организацию Академии наук. Но именно государственное руководство перестало справляться с эффективным управлением всем научно-производственным комплексом, а реформы проводились без понимания основных принципов организации науки, что, в конце концов, привело к бездарному разбазариванию научно-технического потенциала СССР. Причиной стало то, что партийно-государственный аппарат оказался по уровню своей собственной сложности много беднее и слабее весьма развитого объекта, которым он пытался управлять, что вошло в противоречие с одним из основополагающих законов кибернетики — законом необходимого разнообразия Эшби: для эффективного управления необходимо, чтобы управляющая система была сложнее (разнообразнее, умнее) системы управляемой.
Превратить Академию наук в послушную машину так и не удалось.
* * *
Получая на Общем собрании РАН Большую Ломоносовскую медаль 2 июня 1999 года, А.И. Солженицын сказал: «…В самом начале того пути Петр Первый задумал и создал Академию как мозговой центр России на долгое будущее — сегодняшний политический режим, в годы сложнейших, упускаемых государственных задач, самоуверенно не прибегает к широкому спектру научных экспертиз Академии по труднейшим проблемам. Те решаются беглыми кабинетными совещаниями череды быстро переменчивых и потому безответственных лиц».
Российская академия наук, один из символов страны, на протяжении всей своей истории демонстрирует поразительную стабильность при любых политических и социальных катаклизмах и удерживает рекорд долгожительства среди государственных учреждений. Форма организации научной деятельности и управления ею, принятая в Академии, оказалась на редкость удачной и устойчивой, особенно в контексте изменчивости социально-политического устройства России. Когда физики обнаруживают, что при преобразованиях нечто сохраняется («инвариант»), они понимают, что близки к открытию фундаментальной закономерности. Может быть, именно во внутренней силе Академии, ее способности к адаптации — гнуться, но не ломаться под самым жестким давлением власти, в ее самоорганизованности, наконец, в основной ее исследовательской функции, и кроется наша так и не сформулированная национальная идея — глубокое, фундаментальное, экспериментальное и с теориями достаточно безумными, чтобы оказаться верными, познание мира? Как было написано в проекте первого Положения об учреждении Академии наук 1724 году, «российскому народу не только в великую пользу, но и во славу»!
Юрий БАТУРИН,
член-корреспондент РАН,
директор Института истории естествознания
и техники им. С.И. Вавилова РАН