22 июля 1945[a].
1 Иисус в компании Зелота прекрасным летним утром подходит к саду Лазаря. Рассвет еще не закончился, и все вокруг блистает свежестью.
Слуга-садовник, поспешивший встретить Учителя, указывает Тому на краешек белого одеяния, что исчезает за изгородью, и говорит: «Лазарь со свитками идет к жасминовой перголе: читать. Сейчас его позову».
«Не надо, Я схожу сам».
Иисус проворно идет по тропинке, окаймляемой цветущими изгородями. Травка с краю живой изгороди приглушает звук шагов, и Иисус старается ступать именно на нее, чтобы появиться перед Лазарем внезапно.
И застает его стоящим (свитки лежат на мраморном столе) и молящимся в голос: «Не разочаруй меня, Господь. Эту нить надежды, что зародилась у меня в сердце, – Ты укрепи ее. Дай мне то, что я просил у Тебя со слезами десятки тысяч раз. То, что я просил у Тебя своими делами, своим прощением, всем своим существом. Дай мне это в обмен на мою жизнь. Дай мне это во имя Твоего Иисуса, обещавшего мне этот покой. Разве может Он лгать? Неужели я должен считать, что Его обещание было только словами? Что Его могущество меньше той бездны греха, какой является моя сестра? Скажи мне, Господь, и я смирюсь ради любви к Тебе…»
«Да, Я скажу тебе это!» – говорит Иисус.
Лазарь резко оборачивается и вскрикивает: «О! мой Господь! Когда же Ты пришел?» – и наклоняется поцеловать одежды Иисуса.
«Несколько мгновений назад».
«Один?»
«Вместе с Симоном Зелотом. Но сюда, где был ты, Я пришел один. Знаю, что ты должен Мне сказать какую-то важную вещь. Так скажи Мне ее».
«Нет. Сначала ответь на те вопросы, что я задаю Богу. Мои слова будут зависеть от Твоего ответа».
«Скажи Мне ее, скажи, эту твою важную вещь. Ты можешь ее сказать…» – и Иисус улыбается, призывно раскрывая объятья.
«Боже всевышний! Так это правда? Значит Ты знаешь, что это правда?!» – и Лазарь устремляется в объятья Иисуса, чтобы поведать свою важную вещь.
2 «Мария вызвала Марфу в Магдалу. И Марфа отправилась с тревогой, опасаясь какой-нибудь серьезной беды… А я остался тут один, с теми же опасениями. Но Марфа через сопровождавшего ее слугу прислала мне письмо, которое наполнило меня надеждой. Взгляни: оно у меня здесь, на сердце. Я держу его там, потому что оно мне дороже сокровищ. В нем немного слов, но я то и дело их перечитываю, дабы удостовериться, что они действительно были написаны. Гляди… – и Лазарь вынимает из своей одежды маленький свиток, перевязанный фиолетовой ленточкой, и разворачивает его. – Видишь? Прочти, прочти. Вслух. Прочтенное Тобой, оно представится мне еще более неоспоримым».
«Лазарь, брат мой. Мир тебе и благословение. Я добралась быстро и хорошо. И мое сердце больше не колотится от опасения новых напастей, потому что я увидела Марию, нашу Марию, здоровой и… сказать ли тебе? – и не такой взбудораженной на вид, как прежде. Она плакала у меня на груди. Долго плакала… А потом, ночью, в комнате, куда она меня отвела, задавала мне массу вопросов об Учителе. Пока не более того. Но я, не только слыша ее слова, но и видя лицо Марии, скажу, что в моем сердце зародилась надежда. Молись, брат. О! если б это было так! Я пока останусь, так как чувствую, что она нуждается в моем присутствии, словно чтобы защититься от искушения. И чтобы научиться… Чему? Тому, что мы уже знаем. Беспредельной доброте Иисуса. Я рассказала ей о той женщине, пришедшей в Вифанию… Вижу, как она думает, думает и думает… Тут нужен бы Иисус. Молись. Надейся. Господь да пребудет с тобой». Иисус снова скручивает свиток и возвращает его.
«Учитель…»
«Я пойду. У тебя есть возможность предупредить Марфу, чтобы она пришла Мне навстречу в Капернаум самое большее через пятнадцать дней?»
«Это возможно, Господь. А я?»
«Ты останешься здесь. Марфу Я тоже перенаправлю сюда».
«Зачем?»
«Затем, что искуплениям присуща глубокая стыдливость. А ничто так не позорит, как взгляд родителя или брата. Я тоже тебе скажу: молись, молись и молись».
Лазарь плачет на груди Иисуса… После, придя в себя, он снова рассказывает о своем волнении, своем унынии… «Уже почти год, как я надеюсь… и отчаиваюсь… Как долго длится воскресение!..» – восклицает он.
3 Иисус дает ему выговориться… пока Лазарь не осознает, что пренебрегает своим долгом гостеприимства и не поднимается, чтобы вести Иисуса в дом. По пути туда они проходят возле густой изгороди из цветущего жасмина, над звездообразными цветками которого жужжат золотистые пчелы.
«А! забыл Тебе сказать… Тот старый патриарх, которого Ты ко мне отправил, вернулся на лоно Авраама. Максимин нашел его сидящим здесь, прислонившимся головой к этой изгороди, словно бы он уснул возле ульев, о которых заботился, как о жилищах, наполненных золотыми детьми. Так он называл пчел. Казалось, он понимал их, а они его. И на патриархе, почившем в мире и доброй совести, когда Максимин его обнаружил, был драгоценный саван из их крошечных золотых тел. Все пчелы уселись на своего друга. Слугам пришлось немало потрудиться, чтобы оторвать их от него. Он был таким добрым, что, наверное, пах медом… Таким честным, что, наверное, был для пчел словно незапятнанный цветок… Это меня опечалило. Мне бы хотелось, чтобы он еще долго находился в моем доме. Он был праведник…»
«Не оплакивай его. Он в покое, и из своего покоя молится за тебя, сделавшего сладкими его последние дни. Где он похоронен?»
«В глубине сада, опять-таки рядом со своими ульями. Идем, я Тебя туда отведу…»
И они идут через небольшие заросли лавровишни в сторону ульев, откуда доносится трудолюбивое гудение…
[a] День памяти равноапостольной Марии Магдалины.