21 января 1944.
1 В качестве утешения в моих непростых переживаниях и чтобы заставить меня позабыть о людской злобе, мой Иисус дарует мне это сладостное созерцание.
Я вижу роскошнейшее помещение. В центре висит богатый многолампадный светильник, он полностью зажжен. На стенах – прекрасные ковры, скамьи инкрустированы и облицованы слоновой костью и драгоценными металлами, и мебель тоже очень красива.
В середине – огромный квадратный стол, составленный из четырех столов. Стол, понятно, таким образом подготовлен для многих гостей (для всех мужчин), застелен прекрасными скатертями и уставлен дорогой посудой. На нем драгоценные амфоры и чаши, а вокруг него – множество снующих слуг, подносящих блюда и разливающих вина. В центре этого квадрата никого нет[a]. Вижу очень красивый пол, в котором отражается свет масляного светильника. С внешних сторон квадрата, наоборот, много скамей для возлежания, все они заняты пирующими.
Я как будто бы нахожусь в полутемном закутке в глубине зала, возле распахнутой наружу двери, которая, в то же время, прикрыта тяжелой портьерой или шпалерой, свисающей с притолоки.
На дальней стороне от двери – хозяин дома с самыми важными гостями. Это престарелый мужчина, одетый в просторную белую тунику, перехваченную в талии расшитым поясом. На самой одежде: на вороте, по краю рукавов и подола тоже есть накладная вышивка, что-то вроде расшитых лент или галунов, если вам угодно их так называть. Однако лицо этого старичка мне не нравится. Выражение у него недоброе, холодное, надменное и алчное.
С противоположной стороны, напротив него, располагается мой Иисус. Я вижу Его сбоку, пожалуй, почти что сзади, со спины. На Нем Его обычное белое одеяние, сандалии. Его, как всегда, длинные волосы разделены спереди на пробор.
Замечу, что как Он, так и все остальные сотрапезники возлежат на этих ложах-скамьях не так, как я думала, то есть перпендикулярно к столу, а параллельно. В видении о браке в Кане я не придала большого значения этой детали: я видела, что они трапезничали, опираясь на левый локоть, но мне казалось, что они располагались не столь горизонтально, может быть, потому что лежанки были не такие роскошные и гораздо короче. Эти – настоящие ложа, напоминающие современные турецкие диваны.
Рядом с Иисусом Иоанн, и поскольку Иисус (как и все) опирается на левый локоть, получается, что Иоанн втиснут между столом и телом своего Господа, и его локоть на уровне поясницы Учителя, так что, не создавая помех Его трапезе, это позволяет при желании доверительно прислониться к Его груди.
Из женщин нет никого. Все разговаривают, а хозяин дома то и дело обращается к Иисусу с напускной благосклонностью и явной снисходительностью. Ясно, что он желает продемонстрировать и Ему, и всем присутствующим, что оказал Ему большую честь, пригласив в свой богатый дом Его, бедного пророка, которого считают немного экзальтированным… Вижу, что Иисус отвечает с учтивостью, миролюбиво. Улыбается Своей тонкой улыбкой тем, кто Его вопрошает, и лучезарной улыбкой – Иоанну, если тот к Нему обращается или просто на Него смотрит.
2 Вижу, как богатый полог, закрывающий дверной проем, приподнимается, и входит молодая женщина: очень красивая, богато одетая и изысканно причесанная. Ее исключительно пышная светлая шевелюра образует у нее на голове настоящее украшение из искусно переплетенных прядей. Кажется, что на ней золотой рельефный шлем, настолько объемные и великолепные у нее волосы. Одежда на ней, если сравнить ее с той, какую я все время видела на Деве Марии, мне показалась бы слишком сложной и эксцентричной. Застежки на плечах, украшения для удерживания сборок поверх груди, золотые цепочки, очерчивающие саму грудь, пояс с накладками из золота и драгоценных камней… Вызывающая одежда, подчеркивающая контуры ее прекрасного тела. На голове покрывало, такое легкое, что… ничего не покрывает. Дополнение к ее причудам, вот и все. На ногах очень дорогие сандалии из красной кожи с золотыми пряжками и ремешками, переплетенными на лодыжке.
Все, кроме Иисуса, оборачиваются, чтобы на нее посмотреть. Иоанн мгновение глядит на нее, а затем поворачивается к Иисусу. Остальные вперились в нее откровенно плотоядными взглядами. Но женщина совершенно на них не смотрит и не обращает внимания ни на шушуканье, вызванное ее появлением, ни на подмигивания со стороны всех присутствующих, кроме Иисуса и Его ученика. Иисус делает вид, что ничего не заметил, и продолжает говорить, завершая начатый с хозяином дома разговор.
Женщина идет в сторону Иисуса и преклоняет колени у ног Учителя. Ставит на пол маленький сосуд в форме сильно выпуклой амфоры, снимает с головы покрывало, расстегивая большую драгоценную булавку, что удерживала его на волосах, снимает со своих пальцев кольца и кладет все это на скамью-ложе возле ног Иисуса, а потом берет своими руками Его ступни, сначала правую, затем левую, и развязывает на них сандалии, кладет их на пол, а после, разражаясь рыданиями, начинает целовать эти ступни, прижимаясь к ним лбом и гладя, и слезы льются ручьем, который, блестя в пламени светильника, оставляет полосы на коже этих обожаемых ступней.
3 Иисус медленно и едва заметно поворачивает голову, и взгляд Его темно-синих глаз на миг останавливается на ее склоненной голове. Взгляд, отпускающий грехи. Затем Он снова переводит его в середину комнаты, оставляя ее свободной в проявлении чувств.
Но другие ведут себя не так. Они посмеиваются между собой, перемигиваются, ехидно ухмыляются. А фарисей на мгновение садится, чтобы лучше видеть, и взгляд его – алчный, раздосадованный и насмешливый одновременно. Алчный по отношению к женщине. Это явно чувствуется. Раздосадованный, оттого что она вошла так непринужденно, и это могло бы навести других на мысль, что эта женщина… частая гостья в его доме. И насмешливый по отношению к Иисусу…
Но женщина ни на что не обращает внимания. Она продолжает плакать: безостановочно и бесшумно. Только крупные слезы и редкие всхлипывания. Затем она распускает волосы, вынимая из них золотые шпильки, которые поддерживали ее сложную прическу, и также кладет эти шпильки рядом со своими кольцами и булавкой. Ее золотистые локоны расплетаются, падая на плечи. Она берет их обеими руками, переносит вперед и начинает протирать ими мокрые ступни Иисуса, пока не вытирает их досуха. Потом погружает пальцы в маленький сосуд и извлекает оттуда желтоватую и очень душистую мазь. Смешанный аромат лилии и туберозы распространяется по всему помещению. Женщина берет мазь не скупясь, намазывает ее, растирает, и все продолжает целовать и гладить.
Иисус время от времени бросает на нее взгляд, в котором столько любви и милости! Иоанн, удивленно обернувшись на звук рыданий, не может отвести глаз от Иисуса и женщины и попеременно смотрит то на Него, то на нее. Лицо фарисея хмурится все сильнее.
4 Тут я слышу знаменитые Евангельские слова[b], и они сказаны таким тоном и сопровождаются таким взглядом, что это заставляет злобного старика опустить голову.
И слышу слова, которыми женщине отпускаются грехи. Сама же она удаляется, оставив у ног Иисуса свои драгоценности и обернув голову покрывалом так, чтобы получше закрепить свои распущенные волосы. Иисус, говоря ей: «Иди с миром», кладет ладонь на ее склоненную голову, всего на мгновение, но нежнейшим образом.
5 Теперь Иисус говорит мне:
«Тем, что заставило опустить голову фарисея и его товарищей и что не приведено в Евангелии, были слова, которые Мой дух с помощью Моего взгляда метнул в эту черствую и алчную душу и которыми пригвоздил ее. Мой ответ был гораздо пространнее того, что было сказано, поскольку ничто из человеческих мыслей не было от Меня скрыто. И он понял эту Мою невысказанную речь, которая содержала еще больший упрек, нежели Мои слова.
Я сказал ему: „Не надо. Не пытайся клеветническими измышлениями оправдаться перед самим собой. Во Мне нет твоей похотливости. Эта женщина пришла не по чувственному влечению. Я не такой, как ты и тебе подобные. Она пришла ко Мне потому, что Мой взгляд и Мое слово, услышанное чисто случайно, озарили ее душу, в которой похоть водворила свою тьму. И еще потому пришла, что хочет победить в себе чувственность, но понимает, бедное создание, что одной ей это никогда бы не удалось. Она любит во Мне Мой дух, ничего, кроме духа, в котором чувствует сверхъестественную доброту. После того многочисленного зла, которое она от всех вас получила, от вас, что злоупотребляли ее слабостью ради ваших пороков, а потом отплачивали ей бичом презрения, она пришла ко Мне, ибо почувствовала, что нашла Добро, Радость и Покой, какие безуспешно искала в роскоши этого мира. Исцелись от своей душевной проказы, лицемерный фарисей, и научись правильно разбираться в вещах. Отложи свою умственную гордость и плотскую похоть. Эти виды проказы гораздо отвратительнее, чем ваша телесная проказа. От этой последней вас может исцелить Мое прикосновение, ведь из-за нее вы взываете ко Мне, но от духовной проказы – нет, так как от нее вы не желаете исцеляться, поскольку она вас устраивает. А эта женщина пожелала. Вот Я и очистил ее, вот Я и освободил ее от ее рабских цепей. Грешница умерла. Она там, в тех украшениях, что она стесняется Мне преподнести, дабы Я освятил их и использовал на собственные нужды и нужды Моих учеников, и на неимущих, которым Я помогаю из чужих излишков, поскольку Я, Владыка вселенной, став Спасителем человечества, не обладаю теперь ничем. Она там, в тех фимиамах, нанесенных на Мои ступни, что, как и ее волосы, снизошли до этой части тела, которой ты не счел нужным дать освежиться водой из твоего колодца, при том что Я проделал такой путь, чтобы прийти и принести свет: в том числе и тебе. Грешница умерла. А Мария возродилась и через свою сильную скорбь, через свою честную любовь снова стала прекрасной, как скромная девочка. Она омылась своими слезами. Истинно говорю тебе, о фарисей, что Я не делаю различия между тем, кто любит Меня в своей непорочной юности, и ею, что любит Меня с искренним сокрушением возрожденного к Благодати сердца, и как на него, чистого, так и на нее, кающуюся, возлагаю бремя понимать Мои намерения, как никто другой, и миссию воздать Моему Телу последние почести и первые приветствия (не считая особое приветствие Моей Матери), когда Я воскресну“.
Вот все то, что Я хотел сказать фарисею Своим взглядом. 6 Но твое внимание Я обращу еще и на другое, к твоей радости и к радости многих.
В Вифании Мария повторила этот поступок, запечатлевший зарю ее искупления. Бывают личные поступки, которые повторяются, и в них обнаруживается индивидуальная манера личности. Характерные поступки. Однако, как и должно было быть, в Вифании этот ее жест благоговейного почитания был не таким униженным и более доверительным. С той зари своего искупления Мария прошла большой путь. Большой. Любовь, как стремительный порыв ветра, понесла ее вверх и вперед. Любовь воспламенила ее, словно всесожжение, попалив ее нечистую плоть и утвердив в ней господство очищенного духа. И Мария, изменившаяся в своем воскресшем достоинстве женщины, как переменилась и в одежде, теперь простой, как у Моей Матери, в прическе, во взгляде, в поведении, в речи, новая, оказывает Мне почесть, совершая тот же поступок, но уже по-новому. Берет последний из своих сосудов с ароматным составом, сбереженный для Меня, и помазывает Мне ноги – без слез, и в ее глазах видна радость от любви и от уверенности в прощении и спасении, – и голову. Теперь Мария спокойно может коснуться Моей головы и умастить ее. Раскаяние и любовь очистили ее пламенем серафимов, и сама она – серафим.
7 Скажи это себе, о Мария, Мой маленький „голосок“, скажи это душам. Давай скажи это тем душам, что не осмеливаются ко Мне подойти, оттого что чувствуют себя виновными. Многое, многое, многое прощается тому, кто сильно любит. Тому, кто сильно любит Меня. Вы себе не представляете, бедные души, как вас любит Спаситель! Не бойтесь Меня. Подойдите. Доверчиво, дерзновенно. Я открою вам Свое Сердце и объятья.
Запомните навсегда: Я не делаю различия между тем, кто любит Меня в своей целомудренной чистоте, и тем, кто любит Меня с искренним сокрушением возрожденного к Благодати сердца. Я – Спаситель. Запомните это навсегда.
Ступай с миром. Благословляю тебя».
22 января 1944.
8 Весь день сегодня я размышляла над вчерашним вечерним поучением Иисуса и над тем, что видела и поняла, хотя это и не было высказано.
Тем временем, пользуясь случаем, скажу Вам[c], что разговоры сотрапезников из того, что я поняла, то есть того, что было обращено непосредственно к Иисусу, касались повседневных предметов: римлян, Закона, которому те противостоят, а потом и миссии Иисуса в качестве Учителя некой новой школы. Но за кажущимся благоволением было понятно, что их вопросы были лукавыми и коварными и задавались с целью сбить Его с толку. Дело нелегкое, поскольку Иисус несколькими словами давал правильный и исчерпывающий ответ на каждую реплику.
Например, на вопрос, в какой конкретно школе или течении Он стал новым учителем, Он просто ответил: «В школе Бога. Именно Ему Я следую в Его святом Законе, и именно с Ним Я считаюсь, делая так, чтобы к этим малым (и с любовью поглядел на Иоанна, а через Иоанна – на всех правых сердцем) он пришел восстановленным во всей своей сути: таким, каким он был в тот день, когда Господь Бог провозгласил его на Синае. Я вновь привожу людей к Божьему Свету».
На другой, относительно того, чтó Он думает о злоупотреблениях Цезаря, который сделался правителем Палестины, отвечал: «Цезарь таков, каков он есть, потому что так хочет Бог. Вспомни пророка Исайю. Разве он по божественному вдохновению не называет Ассирию „жезлом“ Его гнева? Палкой, что наказывает народ Божий, который слишком удалился от Бога, и для которого лицемерие стало и одеждой его, и духом? И разве не говорит, что после того, как Бог использует ее для наказания, он сломает ее, потому что она будет злоупотреблять своими обязанностями, став слишком горделивой и жестокой?»[d]
Вот эти два ответа больше всего меня поразили.
9 Потом, уже вечером, мой Иисус с улыбкой говорит мне:
«Мне надо было бы назвать тебя так же, как Даниила. Ты жена желаний, и ты Мне дорога, поскольку так стремишься к своему Богу. Я мог бы продолжить и сказать тебе то, что было сказано Даниилу Моим ангелом: „Не бойся, ибо с первого дня, как ты приложил свое сердце к пониманию и болезнованию перед Богом, твои молитвы были услышаны, в ответ на них Я и пришел“[e]. Но сейчас говорит не ангел. С тобой говорю Я: Иисус.
Я всегда прихожу, о Мария, когда кто-то „прилагает свое сердце к пониманию“. Я не жестокий и не суровый Бог. Я живое Милосердие. И быстрее мысли прихожу к тому, кто ко Мне обращается. 10 К бедной Марии из Магдалы, так погрязшей в своем грехе, Я тоже пришел быстро, Своим духом, как только почувствовал, что в ней пробуждается стремление к пониманию. Пониманию света Божьего и пониманию своего нахождения во тьме. И Я сделался для нее Светом.
В тот день Я говорил ко многим, но в действительности говорил для нее одной. Видел только ее, что приблизилась, повинуясь порыву души, которая восстала против плоти, державшей ее в подчинении. Видел только ее: с ее несчастным страдальческим лицом, с ее принужденной улыбкой, которая под маской уверенности и обманчивого веселья, бросавшего вызов миру и самой себе, скрывала обильные внутренние слезы. Видел только ее, запутавшуюся в колючих зарослях гораздо сильнее, нежели потерянная овечка из притчи, ее, утонувшую в отвращении к собственной жизни, которое вышло на поверхность, как те глубинные волны, что поднимают воду со дна.
Я не произнес великих речей и не коснулся предметов, прямо относящихся к ней, широко известной грешнице, чтобы не унизить ее и не вынудить бежать, устыдиться или подойти ко Мне. Я оставил ее в покое. И позволил Моему слову и Моему взгляду проникнуть в нее и стать закваской, которая претворяла бы тот минутный порыв в ее славное будущее святой женщины. Я выражался словами одной из нежнейших притч: лучом света и добра, направленным прямо на нее. 11 А в тот вечер, ступая на порог дома богатого гордеца, в котором Мое слово, убитое фарисейской гордыней, не могло претвориться в будущую славу, Я уже знал, что она придет, долго-долго проплакав в своем пристанище порока, и что в свете этих слез ее будущее уже решено.
Увидев, как она вошла, мужчины, сжигаемые похотью, начали испытывать влечение в плоти и подозрения в мыслях. Все ее вожделели, кроме двоих „чистых“ на этом пиру: Меня и Иоанна. Все решили, что она пришла вследствие одного из тех бездумных капризов, которые, как настоящая бесовская одержимость, ввергали ее во внезапные похождения. Но Сатана был уже побежден. И все, видя, что она не обращает на них внимания, с завистью подумали, что она пришла из-за Меня. Человек всегда бесчестит даже самые чистые вещи, когда он только человек из плоти и крови. Лишь чистые видят правильно, поскольку в них нет греха, приводящего ум в расстройство.
12 Но тот факт, что человек чего-то не понимает, не должен нас пугать, Мария. Бог понимает. И этого достаточно для Неба. Слава, приходящая от людей, ни на грамм не увеличит той славы, что предназначена избранным в Раю. Всегда помни об этом.
О добрых делах бедной Марии из Магдалы все время судили превратно. Вот о ее злых поступках так не судили, потому что это были лакомые куски чувственности, предлагаемые ненасытному голоду сластолюбцев. Ее порицали и превратно толковали в Капернауме, в доме фарисея, порицали и упрекали и в Вифании, в ее собственном доме. Однако Иоанн, произнося важное слово, дает ключ к этому последнему порицанию: „Иуда… потому что был вор “[f]. Я скажу: „Фарисей и его друзья – потому что были сластолюбцами “. Вот видишь? Чувственная жадность и жадность к деньгам поднимают свой голос, критикуя добрый поступок. Добрые люди не критикуют. Никогда. Они понимают.
Но повторю: критика мира сего не имеет значения. Имеет значение суждение Бога».
[a] Стол составлен таким образом:
[b] Лк. 7:40–50.
[c] По поводу следующих далее уточнений МВ прибавляет, обращаясь к отцу Мильорини: необязательно. Я бы удалила. Аналогичное примечание в конце главы 227.
[d] Ис. 10:5–16.
[e] Дан. 10:12. Строкой выше (10:11) пророк Даниил назван: мужем желаний [стремлений], что можно перевести и как «желанный», тот кто дорог Богу.
[f] Ин. 12:4–6.