В надгробной проповеди при отпевании Главы Российского Императорского Дома Великого Князя Владимира Кирилловича в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга 29 апреля 1992 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, в частности, отметил: «Характерно, что во время Второй мировой войны, находясь во Франции, Владимир Кириллович установил связь с немецкими офицерами, оппозиционно настроенными к фашистскому режиму, и благодаря этому деятельно помогал советским военнопленным. В 1944 году последовали его арест и депортация в Германию»[1].
О патриотизме Российского Императорского Дома в изгнании, в целом, и о несостоятельности появившихся в недавнее время клеветнических измышлений и ложных интерпретаций позиции Государя Владимира Кирилловича в годы Великой Отечественной войны написаны исследования, основанные на комплексе исторических источников[2]. Остановимся лишь на наиболее важных моментах.
Главы династии, начиная с Императора Кирилла Владимировича, были твёрдо убеждены, что освобождение России от богоборчества и тоталитаризма может произойти только силами самого народа, а ни в коем случае не в результате иностранного вмешательства.
Государь Кирилл Владимирович, начиная своё служение в качестве Блюстителя Престола, в своём обращении к Красной и Белой армиям заявил: «Нет двух Русских армий! Имеется по обе стороны рубежа Российского единая Русская Армия, беззаветно преданная России, её вековым устоям, её исконным целям. Она спасёт нашу многострадальную Родину»[3].
Эти идеи в среде русской диаспоры принимались далеко не всеми. Многие эмигранты желали добиться реванша путём организации иностранной интервенции. Но позиция Кирилла Владимировича оставалась неизменной, и он подтвердил её в совершенно недвусмысленной форме: «Среди русских людей вновь распространяются слухи о готовящемся вооружённом проникновении в Россию остатков добровольческих военных организаций при поддержке некоторых иностранных государств. Сим объявляю всем моим верноподданным, что, предоставляя каждому поступать по своей совести в законном стремлении к восстановлению на родине нарушенного права и порядка, я ни в коем случае не могу стать на точку зрения тех вождей, которые сочли бы возможным поддаться искушению воевать со своими соотечественниками, опираясь на иностранные штыки, – как бы ещё ни заблуждались в данное время русские народные массы[4].
|
|
Государь предсказывал возможные последствия позиции интервенционистов: «Под лозунгом борьбы с большевиками вожди эти принесут нашему Отечеству порабощение его самобытности, расхищение его природных богатств, а может быть, и отторжение ещё новых областей и оттеснение от выходов к морям»[5]. Вмешательство во внутренние дела России со стороны её геополитических противников он считал не помощью, а препятствием и потенциальной угрозой: «Всякое несвоевременное вмешательство в работу по спасению России и восстановлению в ней исторического правового строя только помешает Мне в выполнении Моего долга перед Родиной, отдалит заветный час её освобождения и будет ей стоить новых кровавых жертв, бедствий и губительного разочарования, а также углубит взаимную ненависть»[6].
Кирилл Владимирович умел отделять негативную оценку коммунистического режима от понимания объективных национальных интересов, и приветствовал успехи, порождённые народным трудом и энтузиазмом: «Я от всего сердца желаю успеха в творчестве окрепшему и познавшему любовь к Родине русскому человеку. (…) Я приветствую нарождение новой жизни как зарю величия Моей Родины и будущего счастья человечества. Каждый успех в строительстве есть победа Русского народа. Допустимо ли ему мешать в достижении полного торжества? Каждый русский человек должен всеми силами помогать возрождению могущества своего Отечества. Особенно важно это сознавать нам, выкинутым за пределы России. Только помогая воссозданию русской мощи мы опять сольёмся со своим народом и вернёмся на родную землю (выделено мной – А.З.). Мои взоры всецело обращены к будущему. Я чувствую лихорадочное стремление Русского народа к обновлению. Я горжусь его жизнеспособностью и жаждой творчества и глубоко страдаю, видя, какие муки ему приходится терпеть в борьбе за лучшее будущее. Но близится час торжества, и недалёк тот день, когда весь мир преклонится перед величием свободной России»[7].
|
|
В ноябре 1932 года Кирилл Владимирович издал послание к бойцам Красных армии и флота: «(…) Ваша мощь – залог целости и нерушимости Русского государства. Став вооружённой силой России, будучи неотъемлемой частью её народа, вы приняли на себя наследие многовековой славы Российских Армии и Флота, которые всегда стояли на страже Отечества и служили залогом международного мира. Ничто преходящее, наносное не может изменить сущности вашего воинского служения. Вы уже осознали себя защитниками родной Земли. Придёт время, когда это сознание решит судьбу России. В настоящем вы должны готовить себя к будущему. России нужны сильные армия и флот. Они нужны ей для обороны её границ и необходимы для освобождения от гнёта коммунизма. Ваш долг усилять мощь Армии и Флота, возвышать их дух, закалять дисциплину, упорно трудиться над их техническим совершенствованием. (…) Я – преемник Царей и Императоров, строивших Русскую Державу с помощью героических Российских Армии и Флота и утвердивших её на шестой части земли, находившийся долгие годы в тесном единении с Русским воинством, говорю вам, что лишь верным служением Отечеству вы вернёте себе право на тысячелетнюю нашу историю. Верю, что вы – воины возрождающейся России – будете достойны своего Отечества и надёжной опорой народной Империи. Наш общий долг – в служении Родине, и мы выполним его до конца. Я заявляю, как некогда заявлял мой предок Император Пётр Великий[8]: ведайте, что Мне жизнь не дорога, жила бы РОССИЯ во славе и благоденствии для благосостояния вашего»[9].
|
|
В своём последнем программном Обращении от 11/24 марта 1938 года Кирилл Владимирович повторил убеждённость в необходимости обеспечения обороноспособности Родины, несмотря на продолжающееся правление коммунистического режима: «В настоящее время, когда весь мир охвачен лихорадочными вооружениями, одной из главных забот должно быть усиление военной мощи России. Я не могу не отдать должного усилиям Русских военных, благодаря которым на суше, на море и, особенно, в воздухе, крепнет вооружённая сила России. Воскрешение воинского духа и овладение современной военной техникой останутся заслугой военачальников, на которых поднялась преступная рука безумной власти[10]. Военное могущество нынешней России послужило гарантией неприкосновенности нашей земли. Вооружённые силы России, ещё подвластные обречённой диктатуре, создавались на исконных воинских основах. Они составляют среду, в которой Я вижу преемницу прежней военной силы России. Интернационалистические теории, программы и лозунги не смогли поколебать в этой среде любовь к Отечеству и народную гордость. Она – неотъемлемая и лучшая часть Русского народа, наследница многовековой славы Российских Армии и Флота, которые стояли неизменно на страже Отечества и служили залогом международного мира. Судьба нашей страны в руках этой воинской среды»[11].
Забегая вперёд, отметим, что уже во время II Мировой войны на первом листе этого обращения своего скончавшегося отца новый Глава династии Великий Князь Владимир Кириллович поставил надпись: «Основы, изложенные в настоящем акте Моего Отца от 24 Марта 1938 года, полностью отражают и Мои взгляды на будущее устроение Государства Российского. Владимир. S[ain]t Briac, 18-I-[19]40.» (выделено мной – А.З.).
Император Кирилл скончался 12 октября 1938 года. 21-летний Великий Князь Владимир Кириллович унаследовал права и обязанности Главы династии. Вокруг него объединилась большая часть русской эмиграции, в том числе и многие из тех организации, которые ранее под разными предлогами уклонялись от поддержки Российского Императорского Дома.
Угроза новой Мировой войны в это время становилась всё более явственной. Нацистский III Рейх активно осуществлял свои агрессивные намерения. Ещё в марте 1938 г. произошёл аншлюс Австрии. В конце сентября в Мюнхене западные демократии отдали на растерзание А. Гитлеру Чехословакию.
Молодой Великий Князь находился в весьма сложном положении. Ему предстояло завершить процесс образования и выработать свою линию действий. Его соотечественники проживали в разных странах, и он должен был думать о каждом своём шаге, чтобы не поставить никого под удар.
В непосредственном окружении Государя находились люди разных взглядов и политических ориентаций. Выслушав их мнения, он принял решение продолжить обучение в Великобритании. Там он слушал лекции в Лондонском университете. Но помимо этого, желая приобрести технические знания и лично познать условия жизни рабочих, Владимир Кириллович при помощи своей тёти Инфанты Беатрисы Испанской и при поддержке Короля Великобритании Георга VI в марте 1939 года устроился на шарикоподшипниковый завод в Стенфорде. По примеру своего великого предка Петра I, также инкогнито изучавшим за границей ремёсла и жизнь трудового народа, он стал рабочим и принял ту же фамилию «Михайлов».
Владимир Кириллович снимал небольшую комнату у одной рабочей семьи, ежедневно вставал в 6 часов утра, завтракал и на велосипеде ехал к 7-30 на завод. Там он трудился до полудня, в обеденный перерыв возвращался домой, подкреплял силы и немного отдыхал, а к 13-00 возвращался на завод и работал до 17-00. С окружавшими его тружениками Великий Князь быстро подружился.
Периодически он брал небольшой отпуск и приезжал на континент, чтобы участвовать в разных мероприятиях, организуемых русскими организациями, и в торжествах родственных династий.
В очередной раз Государь приехал в родной дом «Кер Аргонид» в г. Сен-Бриак 7 августа 1939 года. Там его застало известие о подписании «пакта Молотова – Риббентропа» 23 августа. В предчувствии совсем скорого начала новой войны, Владимир Кириллович согласился с мнением руководителя своей канцелярии[12] контр-адмирала Г.К. Графа и решил остаться во Франции, чтобы не оказаться отрезанным от европейского континента в случае возможного вооружённого конфликта. Он направил директору завода телеграмму с извещением, что вынужден задержаться на некоторое время. Но вернуться на стенфордский завод ему было уже не суждено.
1 сентября 1939 года германские войска вторглись в Польшу. Великобритания и Франция объявили III Рейху войну.
Франция потерпела поражение. 10 июля 1940 года пал Париж. Новое французское правительство маршала Ф. Петэна, сформированное 16 июля, заключило перемирие с нацистской Германией 22 июля. В тот же день в Сен-Бриаке появились части германской армии.
Оккупационные власти отнеслись к Великому Князю крайне холодно, не только не делая каких бы то ни было жестов вежливости, но напротив, нарочито подчёркивая, что им безразличен его статус, и они никак не выделяют его из общей массы. Государю пришлось разделить с населением Бретани все тяготы – нехватку питания, холод, вызванный крайним дефицитом дров и угля, различные административные ограничения и постоянный надзор. Лишь спустя некоторое время, по мере появления на Изумрудном Берегу немецких офицеров из аристократической среды, не разделявших нацистскую идеологию, стало возможно решение некоторых вопросов в менее жёстком режиме.
В течение Второй Мировой войны Великому Князю оказывал поддержку племянник Альфреда Нобеля Э.Л. Нобель, благодаря которому Владимир Кириллович мог посещать время от времени Париж. Будучи шведским подданным, Э. Нобель в условиях оккупации сохранил свой достаток и ферму под Дьепом, обеспечивавшую наличие продуктов. Он по мере сил помогал и Государю.
11 июня 1941 года Великий Князь Владимир Кириллович в очередной раз вернулся из Парижа в Сен-Бриак. 22 июня по миру разнеслась весть о нападении Германии на СССР. В тот же день нацистами был арестован давний сотрудник Императорской Семьи контр-адмирал Г.К. Граф. Затем его выпустили на один день благодаря хлопотам жены и самого Владимира Кирилловича, но тут же снова арестовали и отправили в лагерь интернированных под Компьеном. Секретарем Государя стал помощник Г.К. Графа полковник Д.Л. Сенявин – потомок славного морского рода, давшего России нескольких выдающихся адмиралов и государственных деятелей.
Д.Л. Сенявин ранее был представителем Императора Кирилла Владимировича в Абиссинии (Эфиопии). Он принадлежал к партии «германофилов», то есть той части русской эмиграции, которая считала Германию союзницей в деле борьбы с коммунизмом. Именно он принёс Великому Князю известие о начале нацистской агрессии.
Новый секретарь, а также ряд других эмигрантских деятелей, в частности авторитетный церковно-общественный деятель князь А.Н. Волконский, настаивали, чтобы Глава династии издал обращение в поддержку Германии.
Но Великий Князь понимал, что лозунг «крестового похода против большевизма» является лишь декларацией, а на деле прикрывает захватнические планы в отношении его Родины.
В своих воспоминаниях он написал: «Из нас, русских, мало кто заблуждался на счёт Гитлера, прочитав его сочинение "Майн Кампф". Мы вполне могли отдать себе отчёт, куда его идеи могут завести. Там он совершенно открыто высказывал свои соображения относительно России, которая, по его теории, являлась страной и нацией "унтерменшен", как он нас именовал, то есть низшего уровня. На её территории была бы возможна экспансия для "герендфельтен", высшей нации, каковой он считал себя и своих немцев. Так что мы этой экспансии могли рано или поздно ожидать, и нам скорее непонятен был "недосмотр" со стороны людей, которые склонны были его поддерживать.
Впрочем, внутри самой Германии многим было вначале непонятно, к чему он может прийти. Он имел несомненный талант как оратор и как политик, а экономическое положение в стране тогда было трудным, и его охотно поддержали, потому что многим он представлялся человеком, который может помочь выйти Германии из тяжёлого экономического и социального кризиса, наступившего после Первой мировой войны. А те, кто поддерживал Гитлера за пределами страны, видели в нём и его политике определённую возможность противопоставить какую-то реальную форму общественного устройства коммунизму, национального социализма – интернациональному.
Теперь, когда говорят о национальном социализме или фашизме как о чём-то крайне правом, "экстрем-друат", как говорят здесь во Франции, это вызывает у меня, как минимум, улыбку, если не смех, потому что вся эта теория вовсе не была чем-то правым, консервативным в нормальном понимании. И первым такую политическую систему крайнего социализма, который был бы национальным, а не интернациональным, выдвинул Гитлер. И в этом, я думаю, заключался оптимизм по отношению к нему в первое время и поддержка идеи национального социализма в противовес интернациональному»[13].
В то же время, полностью уклониться от выражения своей позиции в отношении принципиально новой фазы Мировой войны, затронувшей его Отечество, Владимир Кириллович не мог. Не мог он игнорировать и то обстоятельство, что от содержания и тональности его заявления зависит не только его собственная судьба, но и судьбы тысяч верных ему людей, проживающих в странах, уже оккупированных Германией.
26 июня 1941 года Великий Князь подписал краткое Обращение: «В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение двадцати четырёх лет, Я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей Родины с призывом: способствовать по мере сил и возможностей свержению большевистской власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма»[14].
Это обращение, разосланное Д.Л. Сенявиным главам государств и ряду русских организаций в зарубежье, ныне нередко ставится в укор Великому Князю. Некоторые демагогически называют его «коллаборационистским». Однако при объективном рассмотрении очевидно, что Владимир Кириллович, оставаясь убеждённым противником коммунизма, сумел избежать навязываемой ему поддержки германской агрессии.
В обращении констатируется факт начала войны и содержится призыв способствовать освобождению Отечества от богоборческой большевистской власти (к чему Великий Князь призывал неизменно, в том числе и тогда, когда СССР заключил с III Рейхом договор о дружбе и границах 28 сентября 1939 года, когда состоялся совместный парад Вермахта и Красной армии в Брест-Литовске, И.В. Сталин провозглашал тост за А. Гитлера, а В.М. Молотов передавал фюреру поздравления в связи с взятием немцами Парижа), но нет ни слова о поддержке завоевания родной земли или о ином пособничестве оккупантам.
Следует подчеркнуть, что сами нацисты прекрасно поняли истинный смысл обращения Главы Российского Императорского Дома и строжайше запретили его впредь распространять под угрозой интернирования Великого Князя. Об этом красноречиво свидетельствует телеграмма министра иностранных дел Германии И. фон Риббентропа германскому послу в Париже Отто Абецу:
«Имперский министр иностранных дел посольству в Париже. Телеграмма. Сверхсрочно. № 607 от 5 июля из спецпоезда. № 3554 из Министерства иностранных дел
Спецпоезд, 5 июля 1941 г., 20:00. Получено в Берлине 5 июля, 20:30. Отправлено 6 июля
Лично послу.
Российский Великий Князь Владимир прислал фюреру из Сен-Бриака (St.Briac) составленное им обращение, адресованное всем русским, с сопроводительным письмом. В обращении всех русских призывают к сотрудничеству в освобождении их родины от большевизма.
Прошу немедленно вызвать Великого Князя и сообщить ему следующее:
1. Имперскому правительству известно о его обращении. Характер этого обращения таков, что оно поможет советскому правительству и затруднит борьбу Вермахта, поскольку даёт большевистским правителям возможность утверждать в своей пропаганде, что России угрожает возвращение старого царского феодализма, а это усилит волю Красной Армии к сопротивлению.
2. Мы хотели бы узнать от Великого Князя, что он успел сделать со своим обращением, а именно куда он его направил и опубликовал ли его где-либо.
3. Имперское правительство требует, чтобы он воздержался от любого распространения обращения, равно как и от любых подобных шагов и любой политической деятельности, и чтобы он дал вам твёрдое заверение на этот счёт.
4. Если же он не выполнит указанное требование, Имперское правительство, к сожалению, будет вынуждено интернировать его.
Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы с этого момента вся деятельность Великого Князя находилась под тщательным наблюдением германских органов безопасности, особенно его личные контакты и переписка, и чтобы полученная информация по данному вопросу немедленно докладывалась Вам. Любое распространение или обсуждение его обращения во французской прессе в той или иной форме должны быть абсолютно исключены.
Пожалуйста, сообщите телеграфом о Вашей беседе с Великим Князем (ничего не найдено – прим. публикатора). В дальнейшем прошу Вас регулярно сообщать мне сведения и соображения относительно Великого Князя. Риббентроп»[15].
Резкая реакция нацистского руководства на обращение Великого Князя, в котором, всё-таки, не было и ничего явно антигерманского, становится понятной при знании некоторых дополнительных фактов.
Фраза о возможности большевистской пропаганды, "что России угрожает возвращение старого царского феодализма", звучит крайне нелепо и неубедительно, выглядит "высосанной из пальца". То, что сами нацисты готовили нашему народу; то, что они начали неприкрыто осуществлять на практике с самого начала своего вторжения, было несравнимо хуже любых самых тёмных и печальных сторон феодализма, и этой политики истребления и порабощения не могла ни опровергнуть, ни даже прикрыть ничья пропаганда.
Истинная причина негативной реакции вождей III Рейха заключалась в том, что им уже ранее было известно о категорической неприемлемости для Великого Князя Владимира Кирилловича выполнять роль марионетки иностранной державы и участника расчленения своей страны.
Ещё в 1938 году министр иностранных дел III Рейха Иоахим фон Риббентроп затрагивал данную тему с прогерманским министром иностранных дел Франции Жоржем Бонне. Тогда же с целью зондажа была устроена провокационная «утечка информации», что в Германии якобы планируется встреча А. Гитлера с Великим Князем Владимиром Кирилловичем[16], и что ему будет предложен «трон» независимой Украины после предполагаемого завоевания и расчленения СССР. Левая французская журналистка Женевьева Табуи опубликовала статью под сенсационным заголовком: «Великий Князь Владимир ожидается в Берлине. Господин Гитлер, кажется, хочет его сделать Фюрером независимой Украины»[17]. Владимир Кириллович немедленно опроверг эти ложные слухи и официально заявил, что никогда не поддержит никакие планы отторжения от России её территорий. Сохранилась видеозапись выступления Великого Князя по-французски, в которой он говорит: «Я был удивлен увидеть своё имя связанным с вопросом переговоров с Германией по вопросу Украины. Моё прошлое пребывание в Германии имело полностью частный характер. Я не встречался с Канцлером Гитлером и не имел политических бесед с властями Рейха»[18].
Как свидетельствуют материалы дела № 451 «WLADIMIR CYRILLOVITCH DE RUSSIE, GRAND DUC (1937—1940)», находящегося в фонде надзиравшей за жизнью и деятельностью Императорской Семьи французской спецслужбы – Главного управления национальной безопасности («Сюрте Насьональ»)[19], Владимир Кириллович «всеми силами старается не стать инструментом в чужих руках… Немцы предлагали ему украинский трон под протекторатом Германии, но Великий Князь категорически отверг эту идею, заявив, что он будет либо Императором Всероссийским, либо простым смертным. Легитимисты в своём большинстве придерживаются такой же политики выжидания и не хотят себя ни с кем связывать»[20].
Великий Князь находился под жёстким контролем оккупационной администрации. Некоторые внешние приличия соблюдались, но любой мало-мальски неосторожный шаг мог привести к репрессиям. Тем не менее, когда Владимиру Кирилловичу стало известно, что поблизости в лагерях содержатся пленные из СССР, он немедленно предпринял усилия для облегчения их положении.
Сам Великий Князь вспоминает об этом так: «В самый разгар войны я вдруг узнал, что в Сен-Бриаке содержатся русские пленные, частью на материке, а частью на прибрежных английских островах, оккупированных немцами, и что положение их довольно трудное. Другие военнопленные получали через Красный Крест помощь от своих правительств, посылки и письма из дома, а русским помощи было ждать неоткуда. Известно, какое отношение было к ним в России, всех их априори считали предателями, перебежавшими на сторону врага, так что можно себе представить, в каком бедственном положении оказались эти несчастные люди.
Поскольку у меня был контакт с несколькими офицерами, мне с их помощью удалось немного помочь им. Когда я поднял этот вопрос, они проверили, и, насколько мне известно, положение наших пленных немного облегчилось.
Они работали, главным образом, на строительстве укреплений. Тех, которые были на островах, я никогда не видел, а с некоторыми из работавших на материке потом несколько раз встречался, и мы разговаривали, они рассказывали мне про свою жизнь. Очень большой помощи, конечно, оказать им было невозможно, но даже то немногое, что удалось сделать, было для них светлым моментом в их печальном положении, когда они узнали, что хотя бы кто-то заинтересовался ими»[21].
Это повествование должно быть дополнено существенными сведениями из переписки Д.Л. Сенявина и некоторых других документов, сохранившихся в архиве Российского Императорского Дома.
Когда Великий Князь летом 1943 года узнал, что в немецких лагерях в Сен-Мало и на о-ве Джерси трудятся советские пленные, он сразу стал искать возможность им помочь. В частности, он озаботился сооружением походной церкви на о. Джерси. Помимо духовного окормления, это создавало возможность передавать через священника, получавшего периодически разрешение на приезд и отправление церковных служб, материальную помощь и питание.
О том, что наличие церкви облегчает возможности посещений, Великий Князь знал на собственном опыте, так как ещё осенью 1941 года, получив благословение митрополита Серафима (Лукьянова), оборудовал у себя в бывшем «караульном помещении» домовую церковь во имя преп. Серафима Саровского и приглашал для совершения богослужений из Парижа протоиерея Иоанна Григор-Клочко.
В письме от 29 июля 1943 года председателю Объединения Лейб-гвардии Гусарского полка генерал-майору Дмитрию Феодоровичу Левшину, организатору дежурств по охране Великого Князя, Д.Л. Сенявин сообщает, что Государь «считает необходимым и долг[ом] русских эмигрантов как можно скорее дать возможность духовного и морального развития и удовлетворения бывшим подсоветским русским людям, работающим на острове в исключительно тяжёлых условиях»[22]. «Великий Князь просит Вас держать его в курсе оборудования церкви и помощи русским на острове Джерсей, - продолжает Д.Л. Сенявин, - сообщив имена русских патриотов, жертвенно пришедших навстречу столь необходимому русскому делу».
Протоиерею Иоанну Григор-Клочко, приглашённому в Сен-Бриак к дню рождения Великого Князя – 30 августа 1943 года, Д.Л. Сенявин сообщил: «Великий Князь попросит Вас отслужить две церковные службы в С[ен]-Мало – одну службу в госпитале, а другую службу в лагере, где находятся русские. На это разрешение[23] будет дано. На этих днях Великому Князю обещали улучшить их положение, что безусловно будет сделано. Было бы очень хорошо, если бы Вы повидали Ген[ерала] Левшина и совместно с ним и другими отзывчивыми людьми что-либо собрали для этих несчастных людей, в виде какой-нибудь старенькой одежды, русских книжонок и подарков. Скажите об этом и М.С. Расловлеву[24]. К сожалению, мало времени, но, думаю, кое-что собрать всё-таки успеете. Там есть детишки по 12-15 лет. Великий Князь очень об них беспокоится и всячески желает и старается облегчить их тяжёлое существование»[25].
Русские эмигранты в Париже, сами испытывающие нужду и лишения, откликнулись на просьбу Великого Князя. Он, естественно, также приобретал то, что мог достать для заключённых соотечественников, и, кроме того, передавал деньги на обеспечение их нужд и переводил о. Иоанну по 1000 франков на приезды и доставки благотворительных грузов.
В середине августа Государь пригласил к себе на обед несколько высокопоставленных немецких военных из Ренна и Сен-Мало, и в беседе после обеда поставил перед ними вопрос об «улучшении положения и питания русским гражданским и военным пленным, работающим на острове Джерсей и в Сен-Мало, а особенно больным». Офицеры дали Великому Князю слово сделать всё от них зависящее и сдержали его.
17 августа по поручению Владимира Кирилловича Д.Л. Сенявин посетил госпиталь в окрестностях Сен-Мало (в Ротенёф), где лежали больные советские рабочие. Большинство их было с Украины («из Малороссии», как писал Д.Л. Сенявин). Среди них находились подростки 12-16 лет. «Я говорил с каждым больным, - пишет Д.Л. Сенявин. – Их положение, действительно, очень тяжёлое. Ведь русским пленным рабочим ничего не платят, и их одежда, бельё и обувь – обрывки и лохмотья. Кормят плохо и мало – они голодные. Во многих случаях виноваты люди, коим поручен продовольственный вопрос и которым Тодовские власти[26] доверяют и почти никогда не контролируют. Между такими людьми есть и французы. Но жулики и сволочь была, есть и будет среди людей любой национальности. Хотя уже несколько месяцев тому назад отношение к русским несчастным рабочим изменилось к лучшему, и их теперь не бьют, но ещё далеко до человеческого отношения»[27].
Д.Л. Сенявин по поручению Великого Князя передал каждому больному советскому заключенному по 100 франков и оставил общие средства в госпитале на улучшение питания, особенно больным туберкулёзом.
Небольшое количество детских книг из библиотеки Императорской Семьи было с радостью востребовано малолетними узниками, и Д.Л. Сенявин просил всех знакомых присылать такие издания на русском языке, наряду с продовольствием и сладкими гостинцами для детей.
Доктор госпиталя, француз[28], женатый на уроженке Ковно[29], немного говорящей по-русски (вероятно, немке или полячке), произвёл на Д.Л. Сенявина благоприятное впечатление. Этот врач сообщил, что в госпитале уже умерло 20 русских, и интересовался, есть ли в Париже русский Красный Крест, чтобы получить вспоможение больным и сообщить фамилии умерших. К сожалению, в тех условиях полагаться можно было лишь на частную инициативу отдельных благотворителей, хотя Великим Князем высказывалось пожелание создать специальную благотворительную организацию для помощи советским пленным.
Протоиерей Иоанн Григор-Клочко приехал в Сен-Бриак 26 августа 1943 года и пробыл до 31 августа. Службу для заключенных в Сен-Мало он совершил в воскресенье, 29 августа, так как это был единственный день, когда они освобождались от работ. Содействие в сборе средств и доставке вещей оказывали генерал Д.Ф. Левшин, князь В.Д. Голицын[30], Л.И. Любимова[31] и др.
В помощи советским пленным участвовала мадемуазель Песнель, сотрудница Французского Красного Креста, проживавшая в Ротенёф и часто навещавшая больных в госпитале. Её имя тоже заслуживает благодарной памяти. Великий Князь передавал ей свои пожертвования, будучи уверенным, что она, безусловно, честно потратит их на нужды своих русских подопечных.
В общей сложности советских заключённых в Сен-Мало было около 300. Д.Л. Сенявин посетил лагерь вместе с о. Иоанном.
В середине сентября он констатировал некоторые результаты усилий и хлопот: «Благодаря просьбам Великого Князя отношение к русским гражданским и военным пленным, работающим в С[ен]-Мало, изменилось к лучшему. Особенно же радикально изменилось отношение к больным в госпитале. Их стали прилично и достаточно кормить, а иногда балуют виноградом и другими фруктами. В субботу я снова их навещу. Надо отдать справедливость, властьимущие сдержали своё обещание. Тоже произошло и на острове Джерсей, как мне передали побывавшие там русские»[32].
В октябре 1943 года мадемуазель Песнель сообщила, что госпиталь в Ротенёф закрывается. Туберкулёзных больных перевели в казармы Конкорд в городок Сен-Серван. Остальных больных распределили по другим госпиталям Сен-Мало. Несмотря на это рассредоточение мадемуазель Песнель продолжала исполнять свою благородную миссию.
Состоялось и несколько встреч с соотечественниками в Сен-Мало и самого Великого Князя. Эти встречи не афишировались по многим причинам, следуя принципу «Не навреди». Официально Государя всегда представлял Д.Л. Сенявин. Но Владимир Кириллович также имел возможность лично увидеться с советскими заключенными и узнать о их жизни в СССР и в плену.
В марте 1944 года Великого Князя посетил комендант крепости Сен-Мало полковник вермахта Андреас фон Аулок. Как оказалось, он в молодости был представлен бабушке Владимира Кирилловича Великой Княгине Марии Александровне, ставшей после замужества Герцогиней Эдинбургской, а потом Герцогиней Саксен-Кобург-Готской. Сохранив симпатию к русским, фон Аулок счёл своим долгом по секрету предупредить государя, что германские власти намерены депортировать его из Сен-Бриака. Благодаря этому предупреждению Владимир Кириллович смог заранее подготовиться к переезду в Париж, где ему предоставил квартиру Э. Нобель на авеню Р. Пуанкаре, 4.
Великий Князь прибыл в столицу Франции в первых числах апреля, но вскоре германский посол О. Абец потребовал от него покинуть Париж. Владимир Кириллович выехал в г. Виттель. Там его ждало новое требование – направиться в Германию.
Это уже становилось угрожающим. «Правда, - пишет в мемуарах Великий Князь, - у меня спросили, где я предпочёл бы остановиться в Германии. И я, естественно, ответил, что хотел бы остановиться у своей старшей сестры Марии, которая была замужем за Принцем Лейнингенским. Я прожил у неё несколько месяцев, в конце 1944-го – начале 1945 года. Я так никогда и не узнал, почему меня тогда, в июле 1944 года, перед высадкой союзного десанта, решили удалить с побережья. Думаю, что это было результатом того, что я совершенно открыто говорил с военными и высказывал всё, что думал, – но ведь они и сами всё понимали и в прямом смысле рвали на себе волосы, потому что любой военный, даже просто солдат, не мог не видеть, что их кампания идёт к абсолютной катастрофе. Мне также неизвестна дальнейшая судьба моих знакомых офицеров. Это решение увезти меня определённо шло по политической линии, а не военной, и я до сих пор теряюсь в догадках, потому что потом всё очень быстро рухнуло, и после Нюрнбергского процесса уже некого было спросить»[33].
Весной 1945 года, когда нацистский государственный аппарат фактически развалился, Великий Князь пожелал выехать в Швейцарию. Он отправился туда на автомобиле через Австрию, сопровождаемый секретарем Д.Л. Сенявиным. В приграничном городке Фельдкирх Владимир Кириллович задержался и размышлял о возвращении во Францию. В Фельдкирх вступили французские части генерала Ф. Леклерка графа де Отклока (следует отметить, что генерал Ф. Леклерк отличался особой беспощадностью к коллаборационистам. Например, 8 мая 1945 года в Бад-Рейхенгалле по его приказу были без суда расстреляны 12 французских добровольцев из дивизии СС "Шарлемань", в числе коих был и русский эмигрант Сергей Кротов).
Документы для Великого Князя были уже оформлены, он собирался направиться в Париж, а потом в Сен-Бриак, но возникли новые обстоятельства.
Государь так описывает эту ситуацию: «Я тогда собирался вернуться во Францию и даже получил все бумаги, в том числе разрешение на переезд с машиной, которая была у меня. И вот командир другой уже части, сменившей первую, тоже полковник, попросил разрешения переговорить со мной наедине. "Мне как французу, - сказал он, - очень больно говорить это, но я вам не советовал бы ехать сейчас во Францию, потому что положение наше, политическое и внутреннее, очень неспокойно, повсюду беспорядки, и я просто боюсь за вашу безопасность. Советую Вам поехать пока в Швейцарию, если сможете»[34].
Из-за чьих-то враждебных действий власти Швейцарии и Лихтенштейна без объяснения причин отказали Великому Князю и сопровождавшим его сугубо гражданским лицам в визах, хотя в те же дни и в том же месте Лихтенштейн пропустил на свою территорию в немецкой форме и с оружием в руках коллаборационистскую «Первую русскую национальную армия» под командованием А. Хольмстона-Смысловского.
Государь находился в весьма опасном положении, так как если бы его задержали сотрудники советских спецслужб, он бы, несомненно, подвергся политическим репрессиям и, скорее всего, погиб. Такая участь постигла множество не только антикоммунистически настроенных русских, но и активных участников Сопротивления нацизму, занимавших просоветские позиции.
Однако при помощи своей тёти Инфанты Беатрисы и при содействии министра графа де Байлена, представлявшего Испанию в Швейцарии, он получил испанскую визу и транзитную визу через Швейцарию. Первое время он жил в г. Сен-Лукар, потом переехал в Мадрид, где познакомился со своей будущей супругой Великой Княгиней Леонидой Георгиевной. В дальнейшем, уже после заключения брака в 1948 году, Императорская Семья проживала частично в Мадриде, а частично во Франции – в Париже и Сен-Бриаке. Разумеется, никогда никаких обвинений в «коллаборационизме» Великому Князю никто не предъявлял, а, напротив, к нему относились с глубоким уважением и Президенты Франции, и другие официальные лица, и общественность.