Смертельные воды
Мы сидели в рулевой рубке Хабаккука – странного маленького буксирного судна, которое каждый день перевозит пассажиров с пароходов Нью-Йорка на юг, вдоль побережья Гондураса; из Трухильо в Венесуэле в лагуну Каратаски. Мы были болтливой странной группой. Потрёпанные промоутеры бок о бок с позитивными молодыми природоведами (ботаники из Оланчито и энтомологи из Джемелтеки) и уставшими разочарованными топографами с плато. Воздух был наполнен нездоровым голубым дымом от фантастических трубок, который образовал странные ореолы поверх голов пожилых людей. Никто не хотел замарать репутацию, и разговор был радушный и непринуждённый.
Один из ветеранов стоял в центре кабины и бил кулаками по маленькому деревянному столу. Его лицо было цвета зрелого зерна, и время от времени он кивал своему товарищу. Однако тот не обращал внимания на эти приветствия. Лицо товарища было закрыто; он лежал на полу в продолговатой коробке 6 футов длиной. Ни слова жалобы не доносилось оттуда; всё же когда ветеран бросал взгляд на закрытую крышку, слёзы жалости быстро текли по его щекам и увлажняли рыжую бороду. Он признался, что слёзы были явно сентиментальные, от души.
Все остальные в кабине игнорировали существование мужчины в коробке – возможно намеренно. В основном популярность человека зависит от его позиции. Позиция мужчины в коробке не была милой, так как он был мёртв уже четыре дня. Ветеран с трудом выдавил свирепые слова в перерыве между зловещим кашлем.
- Друзья! Вы должны понять моё смущение. Я знаю, что я не оратор, и я не могу вас заставить понять определённые вещи. Я могу объяснить, но вы никогда не поймёте. Таких, как он, миллионы, и за ним пришли. Они напали на меня, когда я оборонялся. Было трудно видеть, как он поник и почернел. Кожа на его лице высохла – он не мог говорить. Он не сказал мне последнего слова. Это очень трудно – особенно когда это твой преданный друг. И всё же его упрямство было абсурдным. Он многое на себя навлекал. Я его предупреждал. Я говорил: «У человека должен быть покладистый характер. Вы должны быть осторожны. Вы должны веселить его. Нехорошо провоцировать человека без морали, без стандартов, без вкуса. » Существенной была бы маленькая деталь, небольшой компромисс – однако Бирне не хватало чувства юмора. Он закончил ужасно. Он умер на ногах, ужасные вещи навредили ему, он даже не кричал – только рыдал.
|
|
Ветеран с упрёком посмотрел на коробку в шесть футов и потолок.
- Я не обвиняю вас в том, что вы думаете, что я странно себя веду – но как вы объясните это? А это?
Он закрутил рукав и показал щуплую загорелую руку.
Мы подались вперёд и окружили его. Мы горели желанием и были радостны, а сонный индеец в углу провёл пальцами по хрупкой чёрной бороде и хихикнул.
Рука ветерана была покрыта маленькими жёлтыми шрамами. Очевидно, кожу постоянно кололи каким-то инструментом, вроде булавки. Каждый шрам был окружён миниатюрным ореолом яркой ткани.
- Кто-нибудь из присутствующих может объяснить это? – он спросил.
Он забарабанил по загорелой коже. Это был усталый, нервный, маленький мужчина с угасшими голубыми глазами и бровями, которые изгибались над носом в виде арки. У него была интересная привычка – поджимать уголки губ во время разговора.
|
|
Один молодой человек торжественно отвёл его в сторону и что-то прошептал ему на ухо. Мужчина с проколотой рукой рассмеялся.
- Хорошо! – сказал он.
Молодой человек закрыл глаза и задрожал. Он с трудом мог говорить.
- Ты... Ты не можешь быть живым! Один укус фатальный, а у тебя... у тебя их двенадцать.
- Точно!
Человек со шрамами поджал губы и посмотрел пронзительно на всех нас. Лица некоторых вытянулись и побледнели, но у большинства молодых людей было удивлённое выражение лица.
- Вы знаете, что кулебра де сангрэ более точная, чем табоба; более беспощадная, чем гремучая змея и более злобная, чем кораллы. Меня десять раз кусали кулебры; пять раз – гремучие змеи и трижды – наш невинный маленький друг, боба.
- Я с трудом понимаю эти факты, когда изучаю раны, так как каждая змея наносит совершенно различные раны. Почему я ещё жив? Друзья! Вы должны мне поверить – я не знаю. Возможно, яды нейтрализовали друг друга. Возможно, яд кулебры дэ сангрэ является антидотом к яду гремучей змеи или наоборот. Достаточно того, что я здесь стою и разговариваю с вами. Достаточно того, что я нахожу в себе силы молодости, хотя моё сердце мёртво.
Его последний комментарий казался мелодраматичным и ненужным, и мы внезапно поняли, что ветеран не был артистом. Ему не хватало чувства драматичной ценности. Мы устало отвернулись и активно выпускали пар из длинных трубок. Трудно забыть такие маленькие дефекты техники.
Ветеран, казалось, понял наш упрёк. Но он продолжал, и его голос был тихим и приглушённым – было трудно следить за поворотами его сбивчивого рассказа. Я отчётливо помню, что сначала он нам наскучил; говорил долго о вещах, которые нас не интересовали, но внезапно его голос стал смелым, как хриплая ошибка любителя играть на альте. Мы сели ближе к нему.
|
|
- Я напомню: мы были одни в центре этого озера; в радиусе десяти миль не было ни одной человеческой души – только огромные чёрные дикари. Конечно, это было рискованное мероприятие, но Бирне захотелось тотчас же приступить к химическому анализу воды, над нашим источником.
- Он был энтузиастом. Я не стремился выставлять эмоции напоказ в присутствии этого человека –я стремился подавить блеск в глазах Бирне. Энтузиазм скрещивается с яростью, и я видел, что он был решительно озадачен. Бирне встал и начал нести бред. Я пытался заставить его сесть. От подавленного волнения его голос перешёл к крику.
- Это самые лучшие водные пространства в Гондурасе. В них есть везение – это означает...
Я оборвал его холодным, укоризненным взглядом, который, должно быть, обидел его. Он вздрогнул под этим взглядом и сел. Я был достаточно уравновешенным и избегал ненужного энтузиазма.
- Ну, мы вдвоём проделали путь из Нью-Йорка ради того, чтобы сидеть на солнце в центре чёрного миазматического озера, и исследовать воду, которая шокировала бы профессионального мусорщика. Но Бирне был крайне проницателен, с мерзкими деловыми манерами, и он знал, что ценность воды не соответствует её вкусу. Он с осторожностью указал, что когда бы ни брали воду из центра озера, прямо над колодцем, её можно налить в бутылки и продать под милыми ярлыками без малейшего риска. Я восхищался прозорливостью Бирне, но мне не понравилось, как каннибал перед нами смотрел на небо. Я не хочу сказать, что это был действительно каннибал или что-то чудовищное или ненормальное – просто я не доверял его чертовским манерам.
Он сидел сгорбившись, руки на коленях, и глаза смотрели прямо на берег. По талию он был нагим, и его тёмная масляная кожа блестела от пота. В стойкости этого животного тела было что-то впечатляющее. Мне не нравились чёрные хрустящие волосы на груди и руках. Верхняя часть тела была в татуировках.
- Я хотел бы, чтобы вы понимали весь ужас этого человека. Я не мог смотреть на него без неминуемой дрожи и чувствовал, что никогда не смогу постичь мрачные глубины его отвратительной души. Я знал, что у него была душа, но меня выворачивало при мысли об общении с ним. И всё же с торжеством я осознал, что душа монстра была захоронена где-то далеко и едва ли появится при малейшей провокации. Мы не звали его вперёд; мы действовали разумно и отчётливо.
- Но у Бирне не было никакого такта. Его не обучали лести и вежливому использованию рационального общества. Он вбил себе в голову, что воду нужно пробовать. Сам он пробовал неохотно, а я не переносил никакую воду из источника. У Бирне возникла навязчивая идея о том, что вода содержала гнойный яд, и он был готов мгновенно разрешить все сомнения.
- Бирне зачерпнул полную чашку отвратительной воды и поднёс её к носу. Потом дал её мне. Я был в ужасе – вода была жёлтого цвета и была полна простейших животных. На лице Бирне вспыхнул стыд, а меня охватила духовная вина.
- Мы не можем поместить эту воду в бутылки. Это было бы непорядочно, это было бы...
- Мы можем разлить эту воду в бутылки. Людям нравятся такие вещи. Запах будет отличной рекламной карточкой. Кто слышит о медицинской воде из источника без излишнего запаха? Это наш плюс. Вы не думаете, что запах крайне необходим?
- Но...
- Никаких но... Нам повезло с этой водой. Нужно только узнать её на вкус.
Он рассмеялся и показал на слугу. Я покачал головой. Но что можно поделать, если человек решительно настроен на что-нибудь? И почему я должен защищать дикаря? Я просто сел и смотрел, как Бирне протянул слуге чашку. Слуга сел неподвижно и прямо; в его тёмные глаза закралось удивлённое выражение лица. Он сосредоточенно посмотрел на Бирне, чашку, а потом – на небо. Мускулы на его лице начали сжиматься – ужасно. Мне это не понравилось, и я кивнул Бирне, чтобы он убрал чашку.
Однако Бирне хотел, чтобы слуга выпил эту воду. Настойчивость северного человека в экваториальных широтах удивляет. Я всегда избегал этой позы, но Бирне не хотел упускать этой ситуации.
Он буквально раздваивал дикаря глазами и делал это без всякой снисходительности.
- Я не собираюсь сидеть здесь и держать эту чашку! Я хочу, чтобы ты попробовал воду и сказал мне, что думаешь о ней. Скажи мне, какова вода на вкус; какие у тебя ощущения; кружится ли у тебя голова. Тебе нужно просто описать свои чувства. Я не хочу давить на тебя, но ты не можешь сидеть здесь и отказываться принимать участие в этом... эксперименте!
Слуга отвёл взгляд от неба и презрительно посмотрел в лицо Бирне.
- Нет. Я не хочу эту воду. Я вышел не для того, чтобы пить воду.
- Возможно, ты никогда не видел столкновение двух разных, в расовом отношении, желаний. (примитивные и без юмора) Между Бирне и тем чёрным пострелёнком было молчаливое соревнование, и лицо последнего становилось более зловещим и враждебным. Я наблюдал, как сжимаются мускулы, и сужаются глаза – и мне стало жаль Бирне.
Но я не представлял мощи воли Бирне. Он психологически преобладал над дикарём. Тот не трусил, но можно было видеть, что он понимал, что сражается с судьбой.
Он знал, что ему придётся выпить воду; этот факт был решён, когда Бирне впервые протянул ему чашку, и его бунт был чистым возмущением против жестокости Бирне, который заставлял его выпить эту воду. Я никогда не забуду то, как он схватил чашку и осушил её. Было больно видеть, как его зубы стучали и глаза округлились, когда вода проскользнула между опухшими губами. Начались спазмы, и я мог различить бархатную игру мятежных мускул на вспотевшем торсе. Потом он вернул чашку, не говоря ни слова, и начал снова смотреть в небо.
Бирне подождал минуту и потом начал задавать вопросы слуге – очень нетактично. Но Бирне вообразил, что его духовное превосходство непоколебимо. Я мог бы указать ему на это – но после драки кулаками не машут. Я видел Бирне, всего в вопросах, со сверкающими глазами и вспыхнувшими щеками.
- Я заставил тебя выпить воду, потому что я хотел знать. Это очень важно. Ты когда-нибудь пробовал тухлое яйцо? Какое оно на вкус? У него солёный привкус? Ты обжигался, когда глотал его?
Слуга сидел неподвижно и отказался отвечать. Никто не понимал его психологию. Я чувствовал, что порочность природы вошла в этого бесстыдника, и я умолял Бирне сбавить обороты. Однако Бирне стоял на своём, и в конце концов... это произошло!
Слуга стоял в лодке и кричал. Вы не можете себе представить неземное влечение и бешеные крики, вылетающие из пасти гориллы. Я сидел, смотрел и слушал. Я стал слабым, как паук на ходулях. В тот момент я не чувствовал ничего, кроме испуга. Так же я вовлекался в отчаянный способ; но не судьба, а феномен каннибальной истерики охватывал меня. Мне захотелось встать, закричать громче, чем дикарь; унизить и пристыдить его в тишине.
Когда крики эхом раздались по озеру, я подумал, что слуга перевернёт каноэ. Он стоял на корме и раскачивал каноэ из стороны в сторону, и с каждым раскачиванием в корабль попадало больше воды. Один крик следовал за другим в безумной последовательности. Каждый крик становился всё более зловещим, неестественным, и я обнаружил, что тело дьявола натянулось как электрический провод.
Потом Бирне начал дёргать слугу за плечи в безумии и пытался заставить его сесть. Было ужасно видеть, как они борются и качаются на корме, и я даже начал сочувствовать слуге. Бирне яростно повис, и я внезапно осознал, что он бьёт своего соперника по спине и рукам.
- Садись или ты потопишь нас! Ради бога! Создать такой шум – а всё так банально.
Каноэ быстро наполнялось водой и могло перевернуться в любой момент. Я не собирался плавать по этому шумному отстойнику и несдержанно посмотрел на Бирне. Бедный! Если бы я знал, я был бы более толерантен. Бирне заслужил порицание, но он плохо кончил.
Чёрный дьявол внезапно сел и посмотрел на небо. Весь мятеж покинул его. На его противном лице было добродушное выражение лица, как у энтузиаста. Он посмотрел милосердно и похлопал Бирне по плечу. Такая фамильярность шокировала меня, и я видел, что она раздражала Бирне. Голос слуги был на удивление спокойным.
- Я ничего не имел в виду. Просто погода. Мне понравилась вода. Я не вижу причины, почему бы не поместить воду в бутылки и не продавать. Это хорошая вода. Я удивляюсь, почему никто не думает об этом. Люди здесь глупые.
Бирне посмотрел на меня робко. У дикаря был ум и вкус; его английский был безупречный, а манеры – как у джентльмена. Он вёл себя диковинно, и мы не доверяли ему. Однако тактика Бирне была грубой и заслуживала упрёка.
Бирне признал свою ошибку. Он немного поворчал, примирительно, и попросил слугу грести к берегу с таким добродушием. Он положил руку на бок и опустил её в воду. Я зажёг сигарету и наблюдал за тем, как клубится зелёный прилив позади нас. Спустя некоторое время я услышал первые оскорбления.
Я пытался предупредить Бирне, но внезапно он отдёрнул руку с криком.
- Что-то укусило меня! –он сказал.
Я представил, как слуга нахмурился и наклонился ниже над вёслами.
- Посмотри на воду, - я ответил.
Бирне опустил глаза довольно неохотно. Потом он побледнел.
- Змеи – водяные змеи! Боже мой! Водяные змеи!
Он повторял это снова и снова.
-Водяные змеи. Их тысячи! Водяные змеи!
- Они безопасные. Но я никогда не видел ничего подобного.
И в самом деле я был шокирован. Представьте себе, что из влажных глубин без всякой причины поднимается миллион ужасных маленьких розовых речных рыб. Они плавали вокруг лодки, шипели и вытягивали ужасные языки. Я наклонился над лодкой и посмотрел на зелёную воду. Река была полна мириадами качающихся розовых тел. Эти тела изменчиво извивались и заставляли воду пениться и клубиться. Потом я увидел, что некоторые свили кольцо вокруг каноэ и тянули его вниз. Инстинктивно я чувствовал, что чёрный дьявол должен что-то сделать.
Такое пренебрежение было неприемлемо. Я стоял в лодке и покачивался. Слуга опустил сонные глаза и широко ухмыльнулся. Но я видел, что он направляется прямо к берегу. Змеи вились вокруг лодки и нападали на ноги Бирне, а их шипение приносило мне боль. Но я знал этот вид – безвредный и вычурный. Всё же мысль о том, чтобы взять змей за хвост и выбросить за борт, была мне противна. Шумные вещи пугали Бирне. Он визжал от боли, от злобных маленьких укусов и ругался несдержанно. Когда я уверил его, что змеи безобидны, он посмотрел на меня с упрёком и продолжил давить их каблуками сапог. Он перемалывал их отвратительные головы в мякоть, и кровь полилась из их крошечных ртов и заполнила лодку. Но ещё очень много змей было по бокам; у Бирне руки были заняты. А слуга яростно грёб к берегу и ничего не говорил. Он только улыбался, и я хотел задушить его за это. Но я не стал его обижать, так как его методы возмездия неприятны.
В конце концов, мы добрались до берега. Бирне выпрыгнул с криком и преодолел несколько футов чёрной маслянистой грязи. Потом он повернулся и посмотрел на воду. Вся гладь была покрыта розовыми телами. Эти тела колесили и переплетались на поверхности волн. Когда огненный солнечный свет упал на них, они напомнили маслянистых, страшных червей, которые кипят в огромной бочке.
Я кое-как выбрался и присоединился к Бирне. Мы были в ярости, когда увидели, что слуга направляется к противоположному берегу. Бирне был расстроен и обезумел. Он уверял меня, что змеи были ядовитыми.
- Не будь дураком! – я сказал. –Водяные змеи здесь не ядовитые. Если бы у тебя был разум...
- Но почему они напали на меня? Они подползли ко мне и укусили. Зачем они это сделали? Это потомки Сатаны. Этот слуга околдовал их. Он их вызвал, и они пришли.
Я знал, что у Бирне развивается мономания и пытался отвлечь его.
- Тебе нечего бояться. Если бы мы имели дело с гремучими змеями или кулебра де сангрэ, а то водяные змеи! Ерунда!
Потом я увидел, что слуга стоит в каноэ, машет руками и кричит. Я повернулся и посмотрел на вершину холма позади нас. Это был одинокий холм; он возвышался дико и бледно перед нами; на вершине была целая армия скользких существ – я не мог описать их подробно.
Я не хотел, чтобы Бирне поворачивался. Я пытался заинтересовать его озером, чёрным дьяволом, который стоит в каноэ и кричит. Я указал ему на то, что слуга делает что-то нелепое; хлопнул его звучно по спине, и мы поздравили друг друга с нашим превосходством.
Но, в конце концов, я вынужден был столкнуться с ними – существами, которые наползали на нас с мрачной серой вершины холма. Я повернулся и посмотрел на тёмно-голубое небо и большие облака, которые катились над вершиной. Затем мои глаза опустились ниже, и я снова увидел их. Эти существа медленно подползали к нам, и их было не избежать.
Я спокойно взял Бирне за руку, повернул его и молча показал. В глазах у меня были слёзы, а в ногах и руках – странная тяжесть. Но Бирне воспринял это как джентльмен. Он даже не выразил удивления, хотя я предполагал, что его душа смертельно изранена, а он болен до смерти. Я увидел, как стыд и чудовищный страх смотрят на меня из налитых кровью глаз Бирне. Я ему посочувствовал, но знал, что нам делать.
Над холмом опускался туман; голубые вуали сделали воду великолепной и спрятали каноэ и жестикулирующего дикаря. Я бы с удовольствием присел у воды и заснул, но нужно было что-то делать. Рядом с водой мы нашли блестящую жёлтую заросль кустарников и крепкой растительности – мы сделали крепкие кнуты. А армия рептилий продолжала наступать, и они наполнили меня чувством безграничной печали, жалости и сожаления к Бирне.
Мы стояли неподвижно и ждали. Масса слизких существ скатилась по холму, добралась до ровного скалистого берега озера и назойливо направилась к нам. Мы закричали, когда посчитали, сколько было гремучих змей, кулебр и боб. Но когда мы увидели других змей, мы не кричали, мы не могли говорить и были несчастливы.
Друзья! Вы не поверите, как мы были несчастны. Здесь были угольные рептилии с зелёными плоскими головами и стеклянными глазами; легионы рогатых ящериц с пузырчатыми чёрными языками и маленькие ядовитые жабы, которые нервно прыгали и издавали странные звуки горлом. Мы знали, что они смертоносны, и их не избежать.
Но нам пришлось столкнуться с ними лицом к лицу, и Бирне дрался с истинным благородством. Возможности были подавлены. Я увидел, что он упал, тяжело дышал, испытывал удушье и был уничтожен. Существа подползли к его ногам, укусили его в спину, бока и лицо. Его лицо почернело на моих глазах. Его губы скорчились, а глаза блестели, и кожа на лице сморщилась и высохла.
Я отгонял их от него клюшкой. Я делал плоскими многочисленные круглые головы и округлял головы, которые были плоскими; выдавливал малиновые шарики из дрожащей желатиновой ткани.
Друзья! Они наконец-то ушли и оставили его. Голубая тишина холмов казалась непонятной при данных обстоятельствах, но я был благодарен прохладным, тихим и глубоким теням. Я сел с миром в душе и ждал. Я посмотрел на крошечные уколы на руках и улыбнулся – я был счастлив.
Но, друзья, я не умер. Осознание того, что я не умер, удивило меня. Спустя несколько часов я мог всё понимать, а потом сделал удивительную вещь. Я взял твёрдо обеими руками бороду и выдернул пучок волос. Боль отрезвила меня.
Я два дня бродил с телом. Это был приличный поступок. Я ждал в Трухильо, пока оформят гроб – я лично наблюдал за его конструкцией. Я хотел, чтобы всё было сделано как следует, величественно. Я мало о чём сожалел – но моя душа мертва!
В глазах ветерана была безграничная жалость. Его голос стал хриплым, и он перестал говорить. Мы заметили, что он слегка задрожал, натянул воротник и вышел через дверь в ночь, полную звёзд. Мы прижали лица к окну и увидели, как он стоит перед рейкой; дождь и лунный свет блестят на его бороде, а солёные брызги бьют о закалённое трудностями лицо.