«Sun» 1st article (August 25, 1835)
'" ВЕЛИЧАЙШИЕ АСТРОНОМИЧЕСКИЕ ОТКРЫТИЯ ПРОИЗВЕДЕННЫЕ В САМОЕ НЕДАВНЕЕ ВРЕМЯ СЭРОМ ДЖОНОМ ГЕРШЕЛЕМ, ДОКТОРОМ ПРАВА, ЧЛЕНОМ КОРОЛЕВСКОГО АСТРОНОМИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА И Т.Д. ПРЕБЫВАЮЩИМ НА МЫСЕ ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ. [На основании материалов, изложенных Эдинбургским Джорнел оф Сайенс]."' ~ автор Ричард Адамс Локк
Вторник, 25 августа 1835 г., утренний выпуск.
В этом несколько необычном дополнении к нашей газете нам выпало счастье уведомить британскую, а вместе с ней и всю читающую публику, принадлежащую к цивилизованному миру, о недавних астрономических открытиях, достойных стать нетленным памятником нашему времени и навсегда увековечить славу и достижения нынешнего времени в благодарной памяти потомков. По утверждению поэта, звёзды небесные есть не что иное как наследственные регалии, подаренные человеку как властелину, благодаря своему интеллекту возвысившемуся над животным миром. Отныне же человечество по праву может с куда большим основанием взирать на Зодиак, почитая его законной наградой своему умственному превосходству.
Невозможно и далее писать о величайшем астрономическом открытии, являющемся предметом этой статьи, не испытывая ощущения величайшего благоговения, достойного служить наградой тем, чей проницательный ум сумеет, быть может, приподнять завесу над нашим собственным будущим состоянием.
Неумомимым законом природы прикованные к планете, служащей нам домом, люди, «затерянные в необъятности Вселенной», неожиданно для себя стали обладателями поразительных и пугающих, едва ли не сверхъествественных сил, в то время как перед нашим любопытным взором открываются таинственные создания Творца. Едва ли не крамольным кажется то, что переступив через невозможность космического перемещения, предел которому положен нам Господней волей, человек в гордыне своей и упоении собственным могуществом выходит за рамки отпущенного ему природой и требует для себя знакомства с ранее скрытой от него жизнью разумных существ в иных мирах.
Мы убеждены в том, что в момент, когда обессмертивший свое имя философ, которому человечество обязано невероятными сведениями, отныне получившими широчайшую огласку, впервые закончил настройку своего нового инструмента, потрясающего воображение огромностью и мощью, что уже во многом заранее оправдывало возлагавшиеся на него надежды, он несколько часов помедлил, прежде чем начать наблюдение, приготовляя свой ум к будущим открытиям, каковые, без сомнения, в будущем должны были стать источником удивления и восторга для миллиардов собратьев и обеспечить немеркнущую славу его имени, которому отныне суждено было навеки занять подобающее ему место, с полным правом на то разделив славу, выпавшую на долю его достойнейшего отца.
Итак, он немного помедлил! С того часа, когда прародители, впервые распахнув глаза, ошеломлены были величием голубого свода небес, простёршегося над их головой, не было для человеческого знания достижений столь выдающихся и вызвавших столь неподдельный интерес, как то, о чём рассказал наш уважаемый корреспондент, и в то время как его работа, в которой досконально будет изложена суть его открытий, готовится в скором времени выйти из печати и быть предоставленной вниманию широкой публики, нам остается лишь увериться в том, что работа эта по праву будет объявлена одним из величайших и важнейших достижений в истории цивилизованного мира.
Итак, он помедлил! Ему первому и единственному выпало стать свидетелем интригующих тайн, с начала времен и до сего момента скрытых от глаз людей. Он готовился увенчать себя диадемой знания, навсегда обеспечившей бы ему первенство среди всех собратьев, как живших в прежние времена, так и ныне здравствующих. Он помедлил некоторое время и наконец сорвал печать с ларца, заключавшего в себе тайну.
Чтобы удовлетворить естественное любопытство, мне следует немедленно пояснить, что посредством огромного телескопа, работающего по неизвестному ранее принципу, Гершель-младший, ведя наблюдения из своей обсерватории, расположенной в Южном полушарии, совершил навероятнейшие открытия касательно всех планет, входящих в нашу Солнечную систему; в малейших подробностях разглядел лунную поверхность, причём разрешение его телескопа позволяло видеть имеющиеся там объекты словно бы глядя невооруженным глазом на всё, находящееся на земле на расстоянии сотни ярдов; таким образом окончательно разрешил спор касательно обитаемости нашего спутника, включая вопрос о природе существ, его населяющих; утвердил новую кометную теорию; а также разрешил или во многом уточнил решения почти всех наиважнейших проблем, стоящих перед математической астрономией.
Нашей столь ранней и исчерпывающей осведомленности касательно изложенных фактов мы в полной мере обязаны доброй дружбе одного из нас с доктором Эндрю Грантом, учеником Гершеля-старшего и уже в течение нескольких лет неразлучным и преданным помощником его сына. Будучи бессменным секретарём вышеназванного учёного в его обсерватори на Мысе Доброй Надежды, неустанно отдававшим все свои силы в деле постройки и эксплуатации указанного телескопа, доктор Грант в интересах всего человеческого общества получил позволение поделиться с нами информацией о полученном знании, исчерпывающий отчет о котором доктор Гершель в свою очередь предоставил Королевскому Астрономическому обществу. Действительно, по сообщениям нашего корреспондента, объёмные документы, ныне являющиеся предметом пристального внимания и исследования со стороны специально созданной в составе этого учреждения комиссии, отличаются от предоставленного нам объёмного рассказа всего лишь мелкими деталями и наличием математических выкладок.
Соизволением же по старой дружбе поделиться с нами этими бесценными сведениями, а нам воспользоваться ими, мы вместе с доктором Грантом в полной мере обязаны душевной щедрости доктора Гершеля, который, будучи выше любых мелочных и меркантильных соображений, сделал столь широкий жест, оказав таким образом честь и уважение своему коллеге в деле научного поиска. Литографии лунных животных и иных объектов, а также фаз движения нескольких планет, которые приведены будут в нашей газете, являются точными копиями зарисовок, выполненных Гербертом Хоумом, эсквайром, прибывшим в лабораторию на мысе Доброй Надежды в качестве сопровождающего вместе с последней серией мощнейших телескопов-рефлекторов из Лондона, а также полностью взявшим на себя ответственность за наблюдение за их установкой, а в дальнейшем запечатлевшим на бумаге безусловные доказательства успешности их применения. Литографии, изображающие кольца Юпитера, представляют из себя уменьшенную копию зарисовок д-ра Гершеля, выполненных в английской системе измерения, и являются результатом его последних наблюдений указанной планеты. Сегмент внутреннего кольца Сатурна представляет собой фрагмент большой зарисовки, выполненной доктором Грантом.
Мы начнем наш рассказ с приложения документов, рассказывающих об устройстве и истории появления инструмента, с помощью которого и были сделаны эти поразительные открытия. Описание это необходимо также, чтобы удостоверить правдивость того, что последует далее.
ТЕЛЕСКОП ГЕРШЕЛЯ-МЛАДШЕГО
Общеизвестно, что большой телескоп-рефлектор ныне покойного Гершеля-старшего представлял из себя линзу четырех футов в диаметре и сорокафутовую зрительную трубу, таким способом увеличая объекты в шесть тысяч раз, притом, что эта мощь частью своей теряла при рассмотрении ближайших к нам астрономических объектов, виной тому недостаток освещенности этих объектов, от чего не спасало даже громадное увеличение, так что картинка, получаемая в телескопе, расплывалась, становясь слабой и неясной, это же в свою очередь понуждало использовать для расмотрения указанных объектов всего лишь треть или даже четвёртую часть всех имеющихся возможностей. Соответственно, увеличение, применявшееся при рассмотрении Луны и планет, с помощью которого и были сделаны самые неожиданные из открытий, колебалось в пределах между 220, 460, 750 и, наконец, 900 степенями, в то время как при наблюдении двойных и тройных неподвижных звёзд и куда более удаленных туманностей он чаще мог использовать полную мощь своего инструмента. Неумолимый закон оптики, согласно которому яркость изображения падает в прямой зависимости от увеличения, казалось, ставит непредолимую границу возможностям с его помощью получать новые знания о нашей Солнечной системе. Однако следует заметить, что за несколько лет до смерти этого почтеннейшего астронома он всё же посчитал разумным начать сооружение серии параболических и сферических рефлекторов улучшенного качества, которые, объединив всё лучшее, бывшее уже в Грегорианских и Ньютоновских инструментах, включили в себя также любопытные достижения Долланда в области ахроматических линз, что позволило в немалой мере обойти казавшееся неразрешимым затруднение. Его планы на будущее, как можно понять, включали, в частности, глубинные исследования в области оптики, и предполагали использование величайших по изобретательности механических ухищрений; но постоянное ухудшение здоровья и наконец смерть не позволили ему довести до конца намеченные опыты.
Его сын, ныне здравствующий сэр Джон Гершель, буквально выросший в атмосфере астрономических исследований и посему превратившийся в астронома-экспериментатора с детских лет, столь глубоко был убеждён в значимости этой теории, что настоял на том, чтобы любой ценой осуществить её практическое испытание. Два года спустя после смерти отца он полностью собрал свой новый инструмент и практически с полной точностью приспособил его к старому телескопу. Он же выяснил, что шеститысячекратное увеличение, применённое при наблюдении Луны, что составляло ранее самую трудноразрешимую задачу, при условии применения новых рефлекторов давало фокальную картинку удивительной ясности/четкости, лишенную ахроматической расплывчатости и освещённую со всей полнотой, каковую можно было получить от этого источника с помощью телескопной линзы.
Увеличение точности видения, какового удалось таким образом добиться, удостоверяется тем, что расстояние до Луны оказалось зрительно уменьшено разрешением телескопа от реально существующих 240 000 миль до 40 с помощью 6 тысячекратного увеличения и видимого приближения планеты к глазу наблюдателя. Так, хорошо известно, что это расстояние составляет предел видимости невооруженным глазом для объектов, находящихся на земной поверхности, вне зависимости от степени подъёма. Покатость земной поверхности мешает даже при самом остром зрении, вне зависимости от высоты точки, на которой находится наблюдатель, видеть более удаленные объекты, более того, в самом общем случае, объекты, видимые с подобного расстояния сами по себе находятся на возвышениях, таких, например, как горные хребты. При том следует отдавать себе отчет, что эти сорок миль, зрительно отделявших наблюдателя от лунной поверхности, позволяли разглядеть находящиеся там объекты с той же степенью отчётливости, как то случилось бы на Земле для предметов столь же отдалённых.
И всё же Гершелю-старшему удалось продемонстрировать, что при тысячекратном увеличении на повехности нашего спутника удаётся разглядеть объекты, минимальный диаметр которых составляет 122 ярда. Соответственно, если бы удалось задействовать всю мощь ноавейших рефлекторов, позднее построенных его сыном, как то следовало из математических расчетов, разглядеть удалось бы объекты диаметром от 22 ярдов и более, при том, что в любом случае, они выглядели бы размытыми и бесформенными пятнами, каковыми кажутся и земные объекты при попытке разглядеть невооруженным глазом все находящееся от наблюдателя на расстоянии 40 миль. И несмотря на то, что покатость земной поверхности не создавала никаких сложностей при рассмотрении астрономических объектов, мы склонны полагать, что сэр Джон Гершель отнюдь не собирался использовать при их рассмотрении всю невероятную мощь своего телескопа.
Недостаточность освещения пытались компенсировать, используя и накапливая её, при том, что согласно законам оптики, она обратно пропорциональна размерам планеты, казавшейся огромной и великолепной в поле зрения телескопа, в результате чего удалось подтвердить некоторые из ранее сделанных наблюдений и опровергнуть другие. Существование на Луне вулканов, ранее объявленное его отцом, а также Шретером из Берлина, а также изменения, произошедшие с вулканом в Море Кризисов, или же Светящемся Озере, которые довелось наблюдать последнему, были тщательно исследованы и зарисованы, впрочем, как и многие иные свидетельства интенсивной вулканической активности, также были проведены дополнительные измерения, позволившие скорректировать сведения о высоте лунных гор, ранее поражавшие своей непропорциональностью, в то время как многократно описанные конические холмы, окружающие огромные круглые долины, и находящиеся внутри круга грандиозные центральные пики также прекрасно просматривались в поле зрения телескопа. Формация, которую профессор Фраунгофер, на основании бедной и неполной информации, достаточно неосмотрительно окрестил лунными крепостями, оказалась всего лишь трубчатым образованием на склоне любопытного вида пирамидальной горы; линия, столь же неосмотрительно объявленная пересечением дорог и каналов, оказалась скоплением образований на гряде холмов поразительно правильного расположения; формация, которую Шретер поспешил объявить большим городом по соседству с Холмами Мариуса, как то выяснилось, представляла собой долину около тысячи ярдов в диаметре, заполненную обломками горной породы, разбросанными самым неожиданным образом.
Итак, общая география планеты и самые общие начертания её мысов, континентов, гор, океанов и островов подверглись исследованию и изучению куда более пристальному и точному, чем то было возможно для любого из прежних наблюдателей; причём в глаза бросилась ошеломляющая разница, отделяющая эти структуры от образований, известных нам на Земле. Самые подробные карты спутника, опубликованные в настоящий момент времени, обязаны своим существованием именно этим исследованиям, при том, что ни профессиональные астрономы, ни широкая публика не смели надеяться, что вслед за тем последуют ещё более грандиозные открытия. Невероятная мощь величайшего в мире телескопа оказалась использована весьма счастливо, при том, что как то казалось, не было уже ни малейшей надежды на то, что когда-либо удастся построить новый телескоп, превсосходящий описанный или же что этот гипотетический новый телескоп сможет принести ещё более невероятные открытия. Неумолимые законы природы и предел, положенный человеческому совершенству, казалось, ставили окончательную точку любому дальнейшему совершенствованию науки наблюдения при помощи телескопа, будь то касательно планет, или их спутников, наличествующих в Солнечной системе. Казалось, что единственным способом тому будет отыскать способ заставить Солнце изливать куда более мощные потоки света на эти астрономические тела, таким образом, что отражение от них также увеличится во много раз, к вящему удовольствию для любопытствующего человечества, и в самом деле, что ещё можно было предложить в качестве решения задачи? Телескопы сами по себе не рождают света, более того, они не в состоянии даже передать, не искажая, свет, им сообщённый.
Сыну Гершеля, таким образом, оставалось смириться с печальным фактом, что ничего большего человеческая изобретательность в деле построения астрономических инструментов вкупе со всеми усилиями его прославленных предшественников и его собственными достигнуть уже не в состоянии. Гюйгенс, Фонтана, Грегори, Ньютон, Хардли, Бэрд, Шорт, Долланд, Гершель и многие другие специалисты по практической оптике использовали все бывшие в их распоряжении материалы и исчерпали все возможности их применения для построения телескопов-рефлекторов или изготовления линз, они же добились максимума при использовании всех известных законов оптики, открытых и исследованных человеческим знанием. При построении своего последнего, поражающего своей мощью телескопа, сэр Джон Гершель использовал самые совершенные виды амальгам, каковые только удалось получить на нынешней стадии развития химии металлов; ему же довелось наблюдать, как дополнительно увеличивается в руках искусного мастера их отражательная способность, загораясь при этом надеждой куда более трепетной, чем когда-либо юноша замечал в глазах своей возлюбленной; и вот ему наконец показалось, что все возможности продинуться дальше исчерпаны раз и навсегда. Ему, пожалуй, могла бы доставить удовольствие мысль, что будь у него возможность оседлать пушечное ядро и, повинуясь ярости пороховых газов, лететь на нём в течение как минимум нескольких миллионов лет, и то ему не удалось бы получить лучшую возможность для наблюдения далёких звёзд, каковую в течение нескольких минут предоставлял взгляд в новый телескоп, и если бы даже ему удалось развить головокружительную даже для железной дороги скорость в пятьдесят миль в час и поддерживать её в течение целого года, и то ему не удалось бы оказаться в более благоприятных условиях для наблюдения нежного светила ночи.
При том оставался неотвеченным и так же мучительным, как и ранее, вопрос – исходил ли этот свет из лесной чащи или пустыни, лишенной растительности, или из синих глубин океана, катящего свои волны, или из одинокой башни; в то время как устремляли взгляд в небеса обретающиеся на покинутом поле битвы, как то смотрели вверх странники, полные любви и надежды или же наоборот – отчаяния и опустошения, прокладывавшие себе путь по холмам и долинам Земли, начиная с эпохи неписаной истории и вплоть до нынешней, тщательно описанной вплоть до самых крохотных мелочей, интригующий вопрос, не была ли населена эта планета, известная сынам человеческим начиная от Эдема и вплоть до современного Эдинбурга, существами, напоминающими нас самих по разуму и любопытству, полагался могущим получить свой ответ лишь из соображений внешнего сходства, или набившей оскомину традиции, восходящей к отшельнику, чьи строгие правила, усвоенные с младенческого возраста, воспрещали собирать хворост в субботу.
Пределы возможностей исследования планет, в том числе Луны, казались раз и навсегда определёнными и незыблемыми, так что в течение нескольких лет никто не питал надежд их преодолеть. И всё же около трех лет назад в устной беседе с сэром Дэвидом Брюстером касательно высказанных последним в статье об оптике, опубликованной в Эдинбургской энциклопедии (см. стр. 644), нескольких неожиданных и оригинальных предположений/предложений касательно возможности улучшения ньютоновских рефлекторов, сэр Джон Гершель посетовал о том, что исчезла простота старых астрономических инструментов, не имевших труб, лизна которых крепилась на высокий шест и приближала изображение на 150 или даже 200 футов. Доктор Брюстер с готовностью согласился, что в наличии трубы нет необходимости, при условии, что полученное изображение проецировалось бы в тёмную камеру, откуда передавалось на рефлекторы. Сэр Джон тогда же заметил, что даже если огромный телескоп отца, одна труба которого весила около 3 тыс. фунтов, при том, что она была изготовлена из легчайших из известных на тот момент материалов, при всей своей тяжести двигался достаточно легко и надёжно, освободить линзу от тяжести трубы представлялось достаточно резонным. Оба согласились с этим и разговор далее зашел о древнем необоримом до того времени противнике – слабости света, недостаточной для мощных увеличительных инструментов.
Помолчав в течение нескольких минут и обдумав сказанное, сэр Джон несмело спросил, не удастся ли передать дополнительный свет от искусственного источника фокальному изображению объекта! Сэр Дэвид, несколько ошеломленный неожиданным предположением, некоторое время медлил, и, наконец, всё ещё колеблясь, заговорил о преломлении световых лучей и углах падения. Далее, уверившись в правильности идеи, сэр Джон сослался на пример ньютоновского рефлектора, в котором преломление световых лучей корректировалось с помощью второго зеркала, а угол падения восстанавливался с помощью третьего. «И наконец, - продолжал он, — почему не может световой микроскоп, взять к примеру его водородную разновидность, использоваться для улучшения резкости, или, уж если на то пошло, даже для зрительного увеличения видимой проекции?» Сэр Дэвид в приливе озарения вскочил со стула, и подпрыгнув едва ли не до половины высоты комнаты, выкрикнул «Ты - тот человек!» И далее оба учёных, перебивая друг друга, заговорили о том, что доказательством тому служит прохождение лучей в водородном микроскопе сквозь каплю воды, причем плавающая в последней личинка комара или иной объект, невидимый невооружённым глазом, становится виден со всей отчётливостью и, более того, зрительно увеличивается до нескольких футов. Подобным же образом свет от искусственного источника, пропущенный даже через самое размытое изображение, полученное телескопом, будет его урезонивать(?) (т.е. добавит дополнительную резкость, если позволено будет ради столь необычного повода произвести на свет новое слово), причём даже самая слабо различимая деталь будет зрительно увеличена. Единственным видимым затруднением оставался принимающий прибор для фокального изображения, который сможет передать его без искажения на поверхность, которая в свою очередь будет рассматриваться наблюдателем под усиливающим светом микроскопических рефлекторов. В ходе множества разнообразных экспериментов, поставленных в течение нескольких следующих недель, оба ученых пришли к согласному мнению, что посредством чистейшего предметного стекла (каковое им довелось увидеть, как то следует из их собственных слов, в витрине ювелирного магазина мсье Дезанжа на Хай-стрит, бывшего ранее придворным ювелиром при дворе его величества Карла X, ныне лишённого престола) им удастся добиться наилучшего возможного результата. Оно в точности подходило к телескопу, увеличивавшему в 100 раз, и микроскопу, дававшему увеличение приблизительно втрое большее.
Наконец-то сэр Джон Гершель смог использовать в полную силу всю невероятную мощь своего телескопа. Само по себе разрешение рефлектора, построенного его отцом, смогло видимо приблизить поверхность любимой планеты до 40 миль, он же решился ещё увеличить разрешение. Деньги, двигатель науки и нерв войны, оставались единственным препяствием, и при том, что получить их бывает куда сложнее, чем Сизифу закончить свой труд, ему удалось преодолеть и это затруднение. При полной поддержке такого блестящего специалиста по оптике, как Дэвид Брюстер, он изложил свой план на заседании Королевского Астрономического Общества, специально обратив на то внимание его королевского высочества, герцога Сассекского, щедрого покровителя наук и искусств. Специальная комиссия, выделенная из состава общества для исследования этого предположения, дала немедленный и самый благоприятный ответ, а председатель её, бывший президентом Королевского общества, лично поручился внести пожертвование в 10 тыс. фунтов стерлингов, как частное вложение в осуществление столь важной цели. Обещание своё он сдержал без дальнейших проволочек, в то время как Его Величество, уведомлённый, что приблизительная цена нового инструмента составит 70 тыс. фунтов стерлингов, не без наивности поинтересовался, сможет ли столь дорогая штука служить улучшению навигации? Получив в ответ уверения, что обязательно послужит, моряцкий король обещал предоставить карт-бланш в деле обеспечивания нового проекта нужными для того средствами.
Сэр Джон Гершель также составил необходимые чертежи и расчеты для изготовления линзы в двадцать четыре фута в диаметре, что в шесть раз превосходило линзу, имевшуюся в распоряжении его почтенного отца. Для того, чтобы изготовить столь солидного размера и веса линзу, он избрал стекольную мастерскую мессеров Хартли и Гранта (брата нашего бесценного друга д-ра Гранта) в Думбартоне. Избранный для того материал представлял собой амальгаму из двух частей серебра высшей пробы и одной – флинтгласа, использование которого для изготовления сложных ахроматических линз и составило открытие Долланда. Вскоре посредством тщательных экспериментальных проверок удалось установить, что амальгама вслед за разделенными линзами Ньютона, полностью устраняла все ранее существовавшие неудобства как то происходившие из преломления световых лучей так и наступавшим обесцвечиванием изображения. Пять металлических печей тщательно отобранных среди имеющихся в распоряжении мануфактуры, обеспечивавших плавку стекла практически идеальной однородности, одним большим передатчиком совместно присоединены были к плавильной форме, и наконец 3 января 1833 г. осуществлена была первая плавка. После охлаждения, длившегося в течение восьми дней, форму открыли, при чем выяснилось, что стекло было прорезано в центре трещиной до 18 дюймов глубиной. Несмотря на первую неудачу, с большими предосторожностями 27 числа того же месяца отлита была новая линза, которая будучи вынута из формы, в первую неделю февраля, оказалась практически безупречной, за исключением двух небольших трещин, оказавшихся столь близко к краю, что их без сомнения закрыло бы медное кольцо, которое в любом случае полагалось для удержания линзы.
Вес этой огромной линзы составли 14,826 футов или же около семи тонн после окончательной полировки, его же предполагаемое увеличение полагалось равным 42 000. С достаточной долей вероятности можно было предположить, что этой мощи хватит, чтобы разглядить лунные объекты размером от 18 дюймов и более в диаметре, резкость их изображения следовало корректировать пропускания света через фокальное изображение. Стоит однако заметить, что Гершель-младший связывал свои надежды не столько с возможностями управления светом через водородный микроскоп, через поле которого предполагалось пропускать фокальное изображение объектов, полученных с помощью этой линзы, но почти что неограниченную способность своего инструмента служить дополнительным увеличивающим устройством, во много раз превосходившим и оставлявшем далеко позади в этом качестве лучшие увеличители, имевшиеся в то время у телескопов-рефлекторов.
Он рассчитывал столь непоколебимо на преимущества, достигнутые столь великолепным соединением двух приборов, что во всеуслышание заявлял, будто сможет в конечном итоге изучить даже лунную энтомологию, обнаружься там насекомые. Удостоверившись в том, что изготовление огромной линзы благополучно завершено, она же невредимо доставлена в столицу, он озаботился созданием подходящего для его цели микроскопа, и поддерживающего механического оборудования для горизонтального и вертикального перемещения всей конструкции. Его предложения неизменно скрупулезно проработанные даже в третьестепенных мелочах, в дальнейшем осуществлялись легко и быстро. Он ждал теперь только наступления заранее оговоренного времени, когда плинировалось доставить великолепный инструмент к месту его предназначения.
«Sun» 5th article (August 29, 1835)
Суббота, 29 августа 1835 г., утренний выпуск.
На поверхности Луны, если вести ее наблюдения во время широтной либрации, даже при помощи телескопа с достаточно малой разрешающей способностью, четко различаются очертания трех океанов достаточно значительных как объемом так и протяженностью береговой линии, и дополнительно к тому семь крупных водоемов, которые с достаточной на то уверенностью можно назвать морями. Что же касается меньших из них, открытых благодаря иструментах более высокого качества, и обычно называемых озерами, количество их столь огромно, что никто еще не предпринял попытки назвать их точное число. Действительно, подобная работа немного бы уступила попытке сосчитать количество округлых цирков, в изобилии возвышающихся на лунной поверхности как то над сушей, так и над водной гладью. Крупнейший из трех океанов занимает собой значительную часть лунного полушария, расположенного между северной орбитальной плоскостью планеты и западной частью плоскости экватора, простираясь, впрочем, от последней далеко на Юг. По длине западной своей границе, он столь близко подходит к границе лунной сферы, что во многих местах цепочки ярко-освещенных солнцем гор особенно резко бросаются в глаза в сопоставлении с затененными и потому кажущимися особенно темными глубокие океанские впадины, при том что острова, полуострова, мысы и тысячи иных географических образований, имена которым мы не в силах подыскать ввиду бедности наших познаний в этой области, смело выдавались вперед, словно наслаждаясь своим горделивым одиночеством и затеряннностью в бесконечных и неоглядных просторах этого великолепного вида океана.
Один из самых примечательных мысов этого типа, имени которого, как я полагаю, еще нет на лунных картах, начинается с островного района, которому прежние астрономы дали имя Коперник, как мы вскоре сумели убедиться буквально кишел многочисленными достопримечательностями чисто природного происхождения. Действительно, этот мыс уникален во многих отношениях. Его северная оконечность напоминает по форме императорскую корону, увенчанную на конце пышным бантом, узел которого образует гряда холмов, уходящих вниз к самому его основанию. По обе стороны от этого узла располагаются два озера, каждое в восемьдесят миль ширины, между обоими, отделенное от них вышеназванной цепочкой холмов располагается третье, большее по объему чем оба они взятые вместе, формой своей представляющее почти идеальный квадрат. За этим последним располагается озеро неправильной формы, отделенное от него еще одной цепочкой холмов, а вслед за этим последним еще два узких озера, ориентированных в меридиональном направлении на север от собственно материка. Таким образом, в основании своем этот гористый мыс выдается в океан на 396 миль, неся на себе шесть достаточно больших по объему озер, скрытых между его гористыми ребрами. Великолепно выполненная лунная карта Бланта с идеальной точностью воспроизводит это грандиозное творение природы, так что читатель к своему полному удовлетворению сможет сопоставить данное мною описание с изображением, которое в ней найдет.
Сразу за этим следует расположенное здесь же в океане на редкость замечательное образование, которое представляет собой неожиданно яркий и блестящий круглый цирк огромный как по высоте так и по длине внешней окружности, отстоящий на 330 миль на востоко-юго-восток, известный под именем Аристарха (№ 12), и отмеченный на вышеназванной карте как крупная гора с глубокой полостью расположенной в центре. Эта полость, как ныне так и в прежние времена представляет собой вулканическое жерло, могущее поспорить разрушительностью вызванных им извержений с Везувием и Этной в самые грозные времени их активности. При том, что состояние атмосферы отнюдь не способствовало тщательным наблюдениям, мы все же без труда сумели разглядеть светящиеся осколки на площади более шестидесяти миль от собственно горы, таким образом, если у нас еще оставались бы сомнения касательно мощи лунных вулканов, их способность рассеивать обломки на таком значительном расстоянии от кратера, в противодействие лунному тяготению, с необходимостью заставившего бы их упасть неподалеку, и многочисленность массивных аэролитов, разбросанных по всей поверхности, центром которой являлся Аристарх и которая попадала в поле зрения наших приборов, вынудила бы нас раз и навсегда распрощаться с подобным скепсисом. Несмотря на то, что гора эта находится в 300 милях от берега, она не является островом в собственном смысле слова, т.к. с материковой линией ее соединяют четыре горные цепи, расходящиеся во все стороны от этого общего центра.
Следующий по величине океан лежит к западу от меридиональной линии, разделенный экватором почти что посередине, причем протяженность его с с Севера на Юг составляет около 900 миль. В каталоге он обозначен буквой С и прихотливым именем Моря Спокойствия. Можно сказать, что он представляет собой не единый водоем, но скорее два крупных моря, соединенных по линии экватора проливом шириной не более 100 миль. На водной поверхности можно разглядеть всего лишь три крупных циркообразных острова, расположенных вдали от его берегов, также следует заметить, что у северной границы его находятся несколько поражающих воображение вулканов, при том, что один из самых грандиозных находится в 120 милях от вышеупомянутого Моря Нектара.
Едва ли не соприкасаясь с этим вторым океаном и отделенный от него лишь беспорядочной материковой и островной линиями, находится третий океан, обозначенный буквой D, и известный под именем Моря Спокойствия. Его форма напоминает правильный квадрат, длиной и шириной равно составляющий около 330 миль. Впрочем ему присуща достаточно необычная и замечательная особенность как то идеально ровная гряда холмов, шириной не более 5 миль, составляющая прямую линию, протянувшуюся от южного к северному побережью и рассекающая его строго посередине. Эта линия является единственной в своем роде, ничего даже отдаленно напоминающее это образование не существует ни на земной ни на лунной поверхности. Эта горная цепь столь идеально правильна и ровна, что отражающийся от нее солнечный свет позволяет разглядеть ее даже в телескоп относительно малой мощи, но сам характер этого образования столь необычен, что мы не смогли устоять против искушения на время оставив общий обзор местности, которому ранее собирались посвятить свое время, и полностью сосредоточиться на том, чтобы рассмотреть ее во всех деталях. Наша линза Gx приблизила ее на минимальное расстояние около 800 ярдов, и ширина горной цепи, составляющая четыре или пять миль целиком заполнила собой экран. Ничто увиденное ранее не сумело потрясти нас до такой степени, желаете – верьте, желаете – нет, но гора эта была от вершины до самого основания представляла собой один огромный кристалл, гребень ее по всей длине, составлявшей около 340 миль представлял собой острую грань твердого кварца, беском своим не уступавший дербиширскому шпату, едва лишь добытому и поднятому из шахты, причем на гладкой поверхности не было почти ни единой трещины! Что за невероятную власть наш в тринадцать раз больший шар возымел над своим спутником, в то время как тот представлял собой лишь эмбрион в утробе времени, пассивно подчиняющийся прихотям химической эволюции! Увиденное показалось нам удивительным и чудесным, ибо все существующее в этом далеком от нас мире, кажущееся нам невероятным по причине собственного незнания и невежества, которому надлежит смениться предвкушением новых открытий и благоговейной верой в бесконечное всемогущество Создателя.
Темная водная поверхность к Югу от первого из океанов ранее полагалась второстепенным водоемом, нам же удалось выяснить, что речь идет об одном из огромнейших морей, окруженном сушей со всех сторон, переполенным островами и мысами куда более многочисленными чем то изображено на какой-либо из выпущенных до настоящего времени лунных карт. Один из этих мысов начинается неподалеку от Питатуса (№ 19), и тянется в виде очень тонкой извилистой линии вплоть до Буллиалдуса (№ 22), представляющего собой округлое его завершение, располагающееся в 264 милях от основания. Он представляет собой еще одну горную цепь и морской вулкан, почти что потухший, мирно уснувший на подстилке из им же выброшенного пепла, при том что Пиктатус, обретающийся в начале резко очерченного мыса на южном берегу, извергается во всей своей мощи, утопая в языках пламени. Атмосфера в это время полностью очистилась от водяного пара и мы установив увеличители, направили их на яркий круг холмов, толпившихся по соседству с западной оконечностью огнедышащей горы. Холмы эти были сложены из снежно-белого мрамора, или быть может, полупрозрачных кристаллических структур, с точностью определить это не представлялось возможным, их цепь опоясывала соб<