Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
ПРОЛОГ (Я РАЗНЫЙ...)
Я разный - я натруженный и праздный.
Я целе- и нецелесообразный.
Я весь несовместимый, неудобный, застенчивый и наглый,
злой и добрый.
Я так люблю, чтоб все перемежалось!
И столько всякого во мне перемешалось
от запада и до востока,
от зависти и до восторга!
Я знаю - вы мне скажете: "Где цельность?"
О, в этом всем огромная есть ценность!
Я вам необходим.
Я доверху завален, как сеном молодым машина грузовая.
Лечу сквозь голоса, сквозь ветки, свет и щебет,
и - бабочки в глаза,
и - сено прет сквозь щели!
Да здравствуют движение и жаркость,
и жадность, торжествующая жадность!
Границы мне мешают...
Мне неловко не знать Буэнос-Айреса, Нью-Йорка.
Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,
со всеми говорить - пускай на ломаном.
Мальчишкой, на автобусе повисшим,
Хочу проехать утренним Парижем!
Хочу искусства разного, как я!
Пусть мне искусство не дает житья
и обступает пусть со всех сторон...
Да я и так искусством осажден.
Я в самом разном сам собой увиден.
Мне близки и Есенин, и Уитмен,
и Мусоргским охваченная сцена,
и девственные линии Гогена.
Мне нравится и на коньках кататься,
и, черкая пером, не спать ночей.
Мне нравится в лицо врагу смеяться
и женщину нести через ручей.
Вгрызаюсь в книги и дрова таскаю,
грущу, чего-то смутного ищу,
и алыми морозными кусками
арбуза августовского хрущу.
Пою и пью, не думая о смерти,
раскинув руки, падаю в траву,
и если я умру на белом свете,
то я умру от счастья, что живу
Валерий Брюсов.
"Буря с берега"
Перекидываемые, опрокидываемые,
Разозлились, разбесились белоусые угри.
Вниз отбрасываемые, кверху вскидываемые,
Расплетались и сплетались от зари и до зари.
Змеи вздрагивающие, змеи взвизгивающие,
Что за пляску, что за сказку вы затеяли во мгле?
Мглами взвихриваемыми путь забрызгивающие,
Вы закрыли, заслонили все фарватеры к земле.
Тьмами всасывающими опоясываемые,
Заметались, затерялись в океане корабли,
С неудерживаемостью перебрасываемые,
Водозмеи, огнезмеи их в пучину завлекли.
Чем обманываете вы? Не стремительностями ли
Изгибаний, извиванийдлинновытянутых тел?
И заласкиваетевы не медлительностями ли
Ласк пьянящих, уводящих в неизведанный предел?
Гомер. Отрывок из «Илиады»
Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына,
Гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам,
Много сильных душ героев пославший к Аиду,
Их же самих на съеденье отдавший добычею жадным
Птицам окрестным и псам. Это делалось, волею Зевса,
С самых тех пор, как впервые, поссорясь, расстались враждебно
Сын Атрея, владыка мужей, и Пелидмногосветлый.
Кто ж из бессмертных богов возбудил эту ссору меж ними?
Сын Лето и Зевса. Царем раздраженный, наслал он
Злую болезнь на ахейскую рать. Погибали народы
Из‑за того, что Хриса‑жреца Атрид обесчестил.
Тот к кораблям быстролетным ахейцев пришел, чтоб из плена
Вызволить дочь, за нее заплативши бесчисленный выкуп.
Шел, на жезле золотом повязку неся Аполлона,
И обратился с горячей мольбою к собранью ахейцев,
Больше всего же – к обоим Атридам, строителям ратей:
"Дети Атрея и пышнопоножные мужи ахейцы!
Дай вам бессмертные боги, живущие в домах Олимпа,
Город приамов разрушить и всем воротиться в отчизну!
Вы же мне милую дочь отпустите и выкуп примите,
Зевсова сына почтивши, далеко разящего Феба".
Все изъявили ахейцы согласие криком всеобщим
Честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп.
Лишь Агамемнону было не по сердцу это решенье;
Нехорошо жреца он прогнал, приказавши сурово:
"Чтобы тебя никогда я, старик, не видал пред судами!
Нечего здесь тебе медлить, не смей и вперед появляться!
Или тебе не помогут ни жезл твой, ни божья повязка.
Не отпущу я ее! Состарится дочь твоя в рабстве,
В Аргосе, в нашем дому, от тебя, от отчизны далеко,
Ткацкий станок обходя и постель разделяя со мною.
Прочь уходи и меня не гневи, чтобы целым вернуться.
Дж.Толкиен
Первая песня Тома Бомбадила
Дол – гол, стар – мир, солнышко сияет.
Гол – ствол, пар – сыр, лучиком играет.
Том – Бом, Бомбадил к дому поспевает!
Старый бор, чащи взгляд, древний и могучий,
Ветра спор, веток ряд заслоняет тучи.
Наступает пора с солнышком прощаться,
Золотинке с утра меня не дождаться.
Мочи нет, больше ждать, Бомбадила Тома.
Меркнет свет, отдыхать скоро буду дома.
Ей кувшинок несу, милой Золотинке,
Для неё я в лесу стаптывал ботинки.
Гомон лета – веселей, птиц тепло разбудит,
До рассвета соловей песню петь нам будет.
Эй, дубрава, поспевай – расступайся споро!
Путь‑дорогу уступай. Ночь наступит скоро.
Ветерок не спеши ночью веселиться.
В этот срок в камыши ты лети резвиться.
Иосиф Бродский — Стихи о принятии мира: Стих (*****)
Все это было, было.
Все это нас палило.
Все это лило, било,
вздергивало и мотало,
и отнимало силы,
и волокло в могилу,
и втаскивало на пьедесталы,
а потом низвергало,
а потом забывало,
на поиски разных истин,
чтобы начисто заблудиться
в жидких кустах амбиций,
в дикой грязи простраций,
ассоциаций концепций
и – среди просто эмоций.
Но мы научились драться
и научились греться
у спрятавшегося солнца
и до земли добраться
без лоцманов, без лоций,
но – главное – не повторяться.
Нам нравится постоянство.
Нам нравятся складки жира
на шее у нашей мамы,
а также наша квартира,
которая маловата
для обитателей храма.
Нам нравится распускаться.
Нам нравится колоситься.
Нам нравится шорох ситца
и грохот протуберанца,
и, в общем, планета наша,
похожа на новобранца,
потеющего на марше.
Дом, который построил Джек (можно половину первую или вторую)
Вот дом,
Который построил Джек.
А это пшеница,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,Который построил Джек.
А это весёлая птица-синица,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,Который построил Джек.
Вот кот,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,Который построил Джек.
Вот пёс без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
А это корова безрогая,
Лягнувшая старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,Который построил Джек.
А это старушка, седая и строгая,
Которая доит корову безрогую,
Лягнувшую старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,Который построил Джек.
А это ленивый и толстый пастух,
Который бранится с коровницей строгою,
Которая доит корову безрогую,
Лягнувшую старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,Который построил Джек.
Вот два петуха,
Которые будят того пастуха,
Который бранится с коровницей строгою,
Которая доит корову безрогую,
Лягнувшую старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,Который построил Джек.
НАВЕРНОЕ, ФИЛОСОФИЯ
Я разобью на атомы грехи,
Чтоб разлетелись беды - по крупицам,
Но если души у людей глухи -
Я загляну в скукоженные лица
И разобью на атомы грехи.
И полетят осколками слова
По всей земле и возвратятся эхом,
И если ветер душу не сломал,
Рабом не буду жалкого успеха -
Пусть улетят осколками слова.
Да возвратится разум и покой
И канут в Лету низменные страсти,
Я осеню дрожащею рукой
Крупицы слов. И кто их угораздил
Не возвратить мне разум и покой?
Но есть у масок жалкий аргумент:
Смеясь в лицо - скрывать свою личину.
Хоть у личины постулатов нет,
Она отыщет скользкую причину -
Навешать маскам жалкий аргумент.