ГЛАВА II. Первые опыты введения гражданского брака.




Церковными воззрениями, как общекатолическими, так и

национально-французскими, была подготовлена удобная почва для

учреждения гражданского брака. Непосредственными же причинами, которые вызвали это учреждение, были: во-первых, образование множества религиозных направлений и сект со времени реформации, и во-вторых философия «естественного права». Эти причины во Франции действовали не менее, чем в других европейских странах, и, однако первые опыты введения гражданского брака были сделаны не во Франции, где в большей

степени была подготовлена почва для него, а в Голландии и в Англии. Уже позднее, как бы приняв к сведению эти чужестранные опыты, Франция стала задавать тон другим государствам своим законодательством о гражданском браке.

Во второй половине XVI в. в голландских штатах господствующим

вероисповеданием оказалось реформатское, так как большинство

населения последовало учению Кальвина. Но вместе с реформатскою церковью возникло и множество других сект, и кроме того часть населения оставалась верною римско-католической Церкви, которая, по освобождении Нидерландов от испанского ига, из притеснительницы сделалась жертвою притеснения. Пока католицизм господствовал, католическое духовенство не дозволяло духовенству других религиозных

партий благословлять браки христиан, принадлежащих к этим партиям. Когда кальвинизм сделался господствующим вероисповеданием,духовенство реформатское стало действовать нисколько не лучшекатолического. Таким образом, все так называемые диссиденты, т. е.последователивсехразнообразных

сект, уклоняющихся от господствующей и единственно признанной религии, в том числе и все католики, обязаны были являться для благословения своих браков к реформатским священникам, по реформатскому церковному обряду.

Можно себе представить, насколько трудно было примириться с

подобным порядком вещей: в XVI в. не было не только того

индифферентизма, который можно наблюдать в наше время, но и той взаимной терпимости, которая бы давала возможность мирного

совместного сожительства, при всем различии религиозных верований. Религиозные партии стояли лицом к лицу на военном положении, со всею искренностью религиозной страсти и со всем пылом религиозной вражды, – разве можно было, при таких обстоятельствах, рассчитывать на то, что лютеранин, католик, анабаптист, гуссит, последователь Социна, будут являться к реформатскому пастору для благословения своих браков? Положим даже, что государственная власть отрешилась бы от той нетерпимости, которая внушалась ей духовенством господствующего вероисповедания, и дозволила бы всем сектантам заключать браки у своих духовных лиц, по их религиозным обрядам. Но и в таком случае затруднения не устранялись бы. Религиозные общества возникали и видоизменялись, не представляя собою какой-либо определенной, неподвижной величины. Многие из них не имели твердой организации, не

имели постоянных духовно-должностных лиц, на которых государство могло бы рассчитывать, как на гарантию правильного заключения браков. Правительство голландское имело достаточно здравого смысла, чтобы понять очень простую истину, которая, несмотря на ее простоту, другими европейскими правительствами понята была лишь гораздо позднее, что разность в религиозных верованиях, очевидно, не мешает людям желать жениться и замуж выходить. Не дать же этим людям возможности вступать в законные браки значило поставить ребром весь общественный

порядок. Чем гарантировать в таком случай всегда желательную для государства крепость отношений мужчины и женщины, считающих себя в данный момент мужем и женой, если эти люди не нашли для себя возможным прибегнуть к той форме брака, которая, в глазах государства, есть единственно законная форма, или если она оказалась невозможною даже при желании их, напр., если реформатский пастор просто-напросто отказывался венчать «еретиков»? Каким способом охранить интересы детей, придать правильный вид порядку наследования и опеки и проч.? Такова была крайняя необходимость, очевидная нужда, в которой

находилось государственное правительство. Оно нашло выход из этой крайней нужды введением гражданского брака для всех тех лиц, которым нет возможности вступить в законный брак другим способом, т. е., которые или сами не пожелают идти венчаться к духовному лицу другой религии, или встретят в этом духовном лице отказ обвенчать их. В таких случаях дозволено являться к государственному чиновнику и перед ним заявлять согласие на вступление в брак, которое тут же и записывается в официальную метрическую книгу. Этого порядок введен был в 1580 г. в

двух штатах и в 1656 г. распространен на все Нидерланды. Гражданский брак, введенный в Нидерландах и после вводившийся в других государствах на этих же самых основаниях, принято в немецкой науке называть: «Nothcivilehe», т. е. вынужденным крайнею необходимостью гражданским браком.

Другой ранний опыт введения гражданского брака был сделан в Англии, в эпоху революции. Закон, изданный при Кромвеле в 1653 г., был совершенно неожиданным и неподготовленным явлением в европейской истории. Он совсем устранил духовенство от участия в заключении браков. Брак должен заключаться таким образом, что сначала жених и невеста должны записаться в реестры гражданского состояния, ведение которых возложено на особого гражданского чиновника, а затем, в сопровождении двух или трех достоверных свидетелей, явиться к мирному судье округа и заявить перед ним о своем взаимном согласии на брак, без всякой другой церемонии, кроме соединения правых рук, даже без употребления колец, как имеющих католическое и языческое происхождение. Мирный судья, выслушав согласие, объявляет брак заключенным. Вероятными мотивами к изданию этого закона, совершенно устранявшего духовенство от всякого участия в заключении браков, были: ненависть индепендентов ко всякой государственной церкви, и в особенности к англиканской, приверженной к королю, и преследование пуританского идеала очищения церкви от всяких мирских примесей, от всякого вторжения в мирские дела, с возвращением к простоте и благочестию апостольских времен. Кромвелевский закон не стяжал себе популярности в массе населения. Остряки смеялись над наступлением золотого века, когда присуждение к петле, т. е. к виселице, и скрепление брачных уз рассматриваются как вещи, близко родственные между собою, ибо и там и тут действуете один и тот же судья. С реставрацией Стюартов, закон Кромвеля был отменен, или даже, как некоторые говорят, был просто-напросто забыт, без законодательной отмены, оставшись вне исторической связи с предшествовавшею и последующею историей английской гражданской жизни. Во Франции до XVIII в. не замечается ничего подобного благоразумным мерам, принятым в Нидерландах. С тех пор, как реформаторские учения проникли во Францию последователи их должны были выдержать ряд преследований со стороны церкви и государства. Браки их подвергались то большим, то меньшим стеснениям, напр., не говоря о том, что легальность брака условливалась благословением католического священника, брачные дела их были отданы в заведывание католических духовных судов, которые действовали на основании своего канонического права. С отменой Нантского эдикта в 1685 г., всем протестантским пасторам было предписано немедленно оставить Францию. Вследствие этого, заключение браков с участием протестантского духовенства, практиковавшееся до сих пор в широких размерах, несмотря на все запрещения, должно было стать невозможным. Несмотря, однако, на предписание правительства, множество протестантского духовенства осталось и укрывалось во Франции. В лесах, в пещерах, в глубоких пропастях совершало оно богослужение, собирая сюда членов гонимой церкви. Сюда же являлись и желавшие вступить в брак, получали от своего священника благословение и начинали жить как супруги, не заботясь о гражданских последствиях и о наказаниях, так как суды не придавали этим бракам ровно никакого значения. Католическому духовенству не могли быть неизвестны эти бесчисленные «mariages du desert» – так называемы были эти браки; но и католическое духовенство начало чувствовать некоторые сомнения совести. Допускать «еретиков» к церковному священнодействию, преподавать таинство людям неверующим, не желающим, внутренне осмеивающим это таинство, должно было казаться добросовестному священнослужителю профанацией святыни. Вследствие этого, многие католические священники отказывали протестантам в венчании, а это вело лишь к увеличению числа «пустынных браков». Бывали и такие казусы, когда сердце человеческое не слушалось религиозной вражды, когда гугенотка отдавала свое сердце католику, когда протестант решался соединить свою судьбу с судьбой девицы из католической семьи. Эти «смешанные браки » сопряжены были едва ли не с большими еще затруднениями. Тут не только католическое духовенство вооружалось против вступления в брак с «еретиками», с явною опасностью для спасения души; тут и протестантское духовенство готово было действовать всеми силами против подобных браков. Нужда нередко делала людей изобретательными. Жених и невеста, предвидя отказ местного католического священника обвенчать их, тем не менее шли к нему, пригласив с собою нотариуса, и когда священник на их просьбу обвенчать отвечал отказом, они заявляли, что все-таки согласны вступить в супружество, так что это заявление слышали и священник, и нотариус, – тем самым желали придать браку легальный характер. Людовик XIV запретил совершенно и смешанные браки, и всякое участие нотариусов в легализировании брака. Крайне стесненное положение французских протестантов заставило их обратить внимание на то, что во Франции уже издавна брак, как таинство, отличался от брака, как договора. Для них самое лучшее было доказывать, что король есть полный хозяин, без всякого вмешательства церкви, устанавливать законные условия и законную форму для брачных договоров своих подданных, какого бы они ни были вероисповедания. Протестанты действительно с жаром и отстаивали в литературе идею брачного договора и королевские права относительно этого договора. Таков напр. Memoire sur les mariages des protestans, появившийся в Париже в 1755 г. Автор мемуара, следя исторически за судьбой протестантов во Франции, желал доказать, что, во время действия Нантского эдикта, протестантам дозволено было вступать в браки перед их духовными лицами; но потом неожиданно сделал отсюда не тот вывод, что духовенству протестантскому и на будущее время должно быть предоставлено право венчать, а тот, что браки должны заключаться перед гражданским чиновником. Королевский закон в этом смысле действительно и был издан Людовиком XVI в 1787 г. Законом введен для протестантов так называемый факультативный гражданский брак, т. е. как возможная форма заключения брака для желающих. Именно протестантам предоставлено на выбор вступать в браки или перед государственно-должностным лицом – местным судьей в его помещении, или перед католическим священником в помещении этого последнего, посредством объявления взаимного согласия жениха и невесты, после чего судья или священник объявляет их супругами по закону и регистрирует событие брака, т. е. записывает его в установленную брачную книгу. Таким образом, протестантам французским была дана возможность вступать в законные браки, обходя католическое духовенство, причем, однако, за протестантским духовенством не было признано право совершения бракосочетания с законными последствиями. Король Людовик XVI запоздал с своим законом о факультативном гражданском браке для протестантов. Протестанты французские были не единственные люди, имевшие интерес развивать идею брака, как гражданского договора. Уже начиналась великая французская революция. Давно во Франции чувствовалось влияние «естественного права», давно слышались рассуждения о непосредственно-природных, «естественных правах» каждого человека; давно некоторые грезили «естественным состоянием», которое когда-то существовало, и к которому нужно вернуться. В этом естественном состоянии все человеческие отношения возникают только путем договора. Какое дело до разных «исторических случайностей», до того, что и как делалось в разные времена у разных народов, – нужно смотреть на то, как по разуму должно быть. А по разуму все основывается на договоре и все происходить из договора. Договорились между собою люди образовать государство, – и стало государство; согласились перенести все права на одно лицо и подчиниться ему, – и явилась государственная власть. Эта власть государственная или гражданская, основанная на договоре равных между собою людей, есть власть всюду проникающая: она действует везде и во всем, она устанавливает даже догматы гражданской религии для подданных, она определяет условия и форму для всех актов, имеющих значение в жизни гражданской, тем более для брака, который и сам по себе есть не что иное, как договор, свободною волею создаваемый и свободною волею разрушаемый. Апостол «естественного права» во Франции, Ж. Ж. Руссо в весьма решительных выражениях высказался на счет брака и семьи. Брак, говорил он, есть контракт гражданский и имеет последствия гражданские, без которых невозможно существование самого общества. И если предположить, что духовенство будет стремиться присвоить себе одному право на совершение этого акта, как это и бывает во всякой интолерантной религии, то не обратится ли в этом случае авторитет главы Государства в пустое слово, и не окажутся ли подданными его лишь те, кого духовенство соблаговолить ему дать? Будучи хозяином над браком, допуская или не допуская к его заключению, смотря потому, какую религию исповедуют желающие вступить в брак лица, духовенство будет в конце концов распоряжаться и наследствами, и должностями, и гражданами, и самим государством. Что касается семьи, то, по учению Руссо, общество семейное есть самое древнее и самое естественное из всех обществ. Дети остаются привязанными к отцу, пока нуждаются в его охране, но тотчас, как эта потребность прекращается, естественная связь разрывается. Дети, освобожденные от повиновения отцу, отец, освобожденный от забот о детях – все равно получают независимость. И если связь продолжается, то она не натуральная, и самая связь поддерживается только соглашением, договором, который каждым членом может быть нарушен по соображениям его индивидуального интереса. В своей личной жизни Руссо не раз был поставлен в такое положение, где он к себе самому мог применить свои принципы. Применение его принципов о семье к его собственным детям не отличается последовательностью и не внушает уважения к философу. Не дожидаясь того времени, когда дети достигли бы такого возраста, в котором они не нуждались бы уже в родительских попечениях, как бы это следовало по теории Руссо, философ отправлял их в воспитательный дом, сберегая все сокровища своей сентиментальности для цветов и для барашков. Применение принципов Руссо о браке к его собственному браку также не отличалось последовательностью, впрочем, не столько по его вине, сколько по вине его сожительницы. Знаменитый брак Руссо был заключен через 25 лет после его фактического начала. Брачная церемония, по словам Руссо, совершилась во всей простой и во всей истинности природы. В одной из комнат своей квартиры, в присутствии двух свидетелей, держа за руку г-жу Рену, Руссо произнес речь о той дружбе, которая соединяла их в течение 25 лет, и о принятом ими решении сделать этот союз нерасторжимым. Затем он спросил свою сожительницу, разделяет ли она его чувства? Когда она ответила: да, – Руссо, продолжая держать ее руку в своей руке, снова произнес речь, в которой изобразил обязанности супружества, с ссылкой на некоторые события своей жизни. Потом, подняв глаза к небу, Руссо, по свидетельству очевидца, бывшего при этом событии, начал говорить языком столь возвышенным, что невозможно было и следить за ним, – так эта речь и осталась неизвестною для потомства. Успокоившись, он попросил находившихся при этом лиц быть свидетелями тех клятв, которые он давал своей жене. Ровно через год, почти день в день, после этой церемонии, мадам Руссо оставила своего супруга. Философ протестовал: по его мнению, нужно было, чтобы по крайней мере состоялось обоюдное согласие на счет условий развода, – тогда все-таки развод совершился бы в силу договора, как в силу договора же совершился брак. Но протест Руссо остался бесплодным. Главными деятелями французской революции оказались ученики Ж. Ж. Руссо. И могли ли они удовольствоваться тем факультативным гражданским браком, который введен был законом 1787 г.? Гражданский брак должен быть достоянием каждого французского гражданина. Государственная, а не какая-либо другая власть должна установить условия заключения брачного договора, и указать условия для расторжения этого договора, ибо, как говорили, что создала воля, волею же может быть и разрушено. Национальное собрание было уже предрасположено к этому образу мыслей, когда священник церкви св. Сульпиция в Париже, в сообразность, как он говорил, каноническим правилам, а на самом деле, как о нем говорили, с большими придирками, отказал в венчании артисту французского театра, сделавшемуся потом европейскою знаменитостью под именем трагика Тальмы. Тальма написал письмо в национальное собрание, и письмо возбудило здесь бурю. Национальным собранием затем письмо это было передано в так называемый «церковный комитет»; тогда был составлен первый законопроект о гражданском браке. Этот законопроект перешел в конституцию 3 сентября 1791 г., 7-й артикул которой гласил, что закон рассматривает брак, только как контракт гражданский. Прежде таинство и контракт различали, теперь таинство просто игнорируется. В тоже время внесен был на обсуждение национального собрания и подробный законопроект о форме заключения брака. Когда обсуждался этот законопроект, один из депутатов предложил: соорудить отечеству каменный алтарь, начертать на нем декларацию прав человека и гражданина перед этим алтарем производить все акты, важные для гражданского и политического положения граждан. Оратор рекомендовал и каждому гражданину являться перед этим алтарем во все важные эпохи его жизни, здесь приобретать себе имя супруга и надежду получить имя отца. По другому предложению временем для заключения брака должны назначаться декады – эти воскресенья гражданской религии. Брачная церемония должна быть обставлена известной помпой. Власти должны являться в официальном костюме. Место для заключенья брачных союзов должно быть особое, специально к тому предназначенное. При бракосочетании должны прочитываться официальные бюллетени с упоминанием о чертах храбрости и о действиях, способных внушить добродетель, а также наставления на счет земледелия и искусств. Торжество должно заканчиваться играми и пением. В 1792 г., через пять лет после закона Людовика XVI о факультативном гражданском браке, был издан революционный закон об обязательном гражданском браке. Брак каждым французским гражданином обязательно должен быть заключен перед чиновником гражданского состояния. Подобно всяким другим контрактам, брачный договор может быть не только заключаем, но и прекращаем. Заявление о расторжении брака точно также делается перед чиновником гражданского состояния. В одной гравюре того времени были изображены два божества: Гименей, держащий в руках по венцу, – перед ним совершается гражданский брак, – и какое-то освободительное божество, в ногах которого совершается развод. Даже Дидро договорился до того, что в образец, ставил нравы жителей Отаити, где браки продолжаются часто не больше четверти часа. А вот какого рода речи держали, в назидание новобрачным парам, муниципальные чиновники. «Граждане и гражданки! Вы нам доказываете сегодня, что свобода будет у нас покоиться на вечных базисах: свобода развода заменила теперь те неприятности и скуку, которые связаны с союзами нерасторжимыми. Легкость развода ободряет робкие души, тогда как в браках нерасторжимых самое удовольствие делается игом, когда оно становится долгом. Развод есть источник взаимного уважения, услужливости, забот; развод – это попечительное божество брака. Итак, пользуйтесь миром ненарушимым и счастьем безоблачным. Молодые супруги! брак для вас не тягость, не цепь: он есть только то, чем должен быть, – исполнение великих намерений природы, уплата долга гражданскому отечеству. Союз, основанный на взаимной нежности, не более ли свят, не более ли чист, чем союз, основанный на предрассудках? Но он должен быть даже и более прочен. Ибо в домах свободных супругов, обязанных своим союзом лишь взаимному уважению и честной страсти, если и появляются иногда размолвки, неизбежные даже в самых любящих людях, то опасение развода всегда помешает разрастись этим размолвкам». Вообще, даже люди, одобряющие секуляризацию брака и принцип обязательного гражданского брака, вынуждены сознаться, что французское революционное законодательство вышло из границ благоразумной реформы, в особенности что касается развода: законы о разводе заключали в себе тем более радикальную ломку существовавшего во Франции порядка, что по каноническому праву католической Церкви брак нерасторжим, допустима лишь сепарация, т. е. прекращение супружеского сожития: – разлучение супругов от стола и ложа, без разорвания самого брачного союза и, следовательно, без права для разлученных вступать в новые браки; развод же в собственном смысле допускается католическою Церковью только в виде исключения, и притом только по отношению к бракам. т.н. неконсуммированным, т. е. не перешедшим в плотское сожитие. Секуляризация права, – говорит Глассон, – была реформою, горячо желавшеюся; реформа эта обнимала собою гражданский брак и ведение актов состояния чиновниками государства. Она за долгое время подготовлена была юристами, которые, не смотря на их глубокую привязанность к католической Церкви не переставали поддерживать права государства, представляемого королем, против захватов духовенства. Юристы никогда не соглашались видеть в браке только одно таинство, и, признавая за кюре право совершать бракосочетания, видели в нем лишь королевского уполномоченного. Отсюда следовал юридический вывод, что за государством всегда оставалось право взять свое поручение или полномочие назад: этим правом государство и воспользовалось в эпоху революции, секуляризуя брак. Что же касается развода, то он никогда не требовался юристами. Требование развода впервые предъявлено было философами XVIII в. В момент революции, в уме нового законодателя произошло настоящее смешение доктрин юристов и доктрин философов: из этого смешения и родились революционные законы о браке и разводе, основанные на уподоблении брака всяким обыкновенным контрактам, заключаемым и прекращаемым волею сторон. Различается троякий развод: 1) по определенным причинам, 2) по взаимному соглашению и 3) по воле одного из супругов в виду несходства характеров. Определенные причины к разводу суть: присуждение одного из супругов к тяжкому иди позорящему наказанию, преступление, жестокое обращение и тяжкие оскорбления, распутная жизнь, оставление одним супругом другого на время не меньше двух лет, сумасшествие, безвестное отсутствие свыше пяти лет. Развод по взаимному соглашению отдается на волю супругов, причем законодатель не заботится о детях и о семье. Супруги, желающие развестись, должны лишь предварительно созвать совет из шести родственников (или друзей за отсутствием родственников) по трое с каждой стороны. Совет должен состояться через месяц после приглашения; родственники или друзья делают попытку к примирению супругов и, в случае безуспешности таковой, заявляют о том муниципальному чиновнику, которым и констатируется этот факт безуспешности, а затем самое малое через месяц, самое большое через шесть месяцев, супруги представляются чиновнику, ведущему акты состояния, и чиновник провозглашаете развод, не входя в разбирательство дела. Развод по воле одного из супругов в виду несходства характеров мог состояться по причинам самым легковесным; формы те же, что и при разводе по взаимному соглашению, только сроки продолжительнее. С церковной стороны в разводе усматривалось тем большее посягательство на совесть, что сепарация была отменена: между тем как раньше разлучение супругов (сепарация) могло привести разлученных к примирению, развод, дав возможность каждому тотчас вступать в новый брак, тем самим сделал невозможным желаемое церковью примирение. Вредные последствия допущенной законом свободы развода обнаружились не в деревнях, где крестьяне отказывались прибегать к разводу, а в больших городах, где свободою развода спешили злоупотреблять. В Париже, в течение 27 месяцев с момента обнародования закона 1792 г., суды постановили 5,994 бракоразводных решения. В три первые месяца 1793 г. число разводов в Париже равнялось числу браков. В течение одного месяца плювиоза III года республики состоялось 223 развода, из которых 205 были потребованы женщинами в виду несходства характеров. А в VI году республики число разводов даже превысило в столице число браков. В последующие годы зло несколько умалилось, но все еще продолжало внушать всем благоразумным людям величайшие опасения. В IX году республики на 4000 браков приходилось 208 разводов, а в X году на 3000 браков приходилось 900 разводов. Замечено было, что свобода развода во Франции привела к тем же печальным последствиям, к каким привела она некогда в Риме, и вдобавок оказалось, в противность уверениям революционных ораторов, что легкость развода вовсе не «ободряет души робкие», и не располагает к безбоязненному вступлению в брак, а напротив внушает гражданам отвращение к браку. Французское революционное законодательство о браке дало суровый урок человечеству. Нетерпимость религиозная нигде, кажется, не получала такой неприглядной формы, как во Франции. История религиозных преследований, конечно, представляет кровавые типы фанатиков и в других странах, – напр. Филиппа II испанского и разных жрецов священной инквизиции. Но Филипп и ему подобные были, по крайней мере, людьми, искренно убежденными в том, что они делают Божье дело, служат Богу своими преследованиями. Нетерпимость французская имела своим источником лицемерие. Правительство Людовиков XIV и XV, блиставшее своею порочностью и утратившее всякую веру, преследовало за веру тех, которые действительно имели горячую веру в учения, исповедуемые ими. Упорно оставаясь на средневековой точке зрения, оно не делало никакой уступки самым законным требованиям человеческой природы, хотя люди уже слишком развились, чтобы понимать всю нелепость, всю неестественность тех притеснений, которым они подвергались. Такой образ действий со стороны власти мог привести только к насильственному взрыву. А как скоро взрыв удался, тем сильнее разгулялись страсти, тем необузданнее хлынул революционный поток, тем более дикой энергии проявило революционное законодательство, даже тем нетерпимее и фанатичнее сделалось само это законодательство, чем грознее, упорнее и энергичнее была сила сломленного врага. «Долг платежом красен», – это одно из тех положений, которые всемирная история иллюстрировала с замечательною отчетливостью. Но одна любопытная черта в умонастроении революционной эпохи и в революционном законодательстве бросается в глаза. При всем разгуле страстей и при всей необузданности революционного фанатизма, захватившего власть, французский гражданский брак времен революции был более идейным заблуждением, чем нравственным дефектом. Он был своеобразным выражением государственного культа, «поклонения отечеству», как рассуждал тот депутат, который предложил сооружение отечеству каменного алтаря. Даже развод был поставлен под покровительство какого-то божества. В законодательство революционное не вполне проникла эта идеально-поэтическая сторона государственного культа. Но и в законодательстве заключение и разорвания супружеского союза все-таки обставлены известными формальностями официального

характера: представитель государства непременно должен участвовать и в заключении, и в расторжении брачного договора, – так предписывалось даже в самый разгар революции. Потом, когда начало свободного развода было отменено, французский гражданский брак совсем отрешился от того легкомысленного характера, который усвоен быль им в эпоху революции. Это – союз, в некоторых отношениях даже более стеснительный, чем церковный брак, напр. в отношении к требованию согласия родителей на браки детей. Уже в законе 1792 г. определились существенные черты так называемого обязательного гражданского брака, как юридического учреждения, каким мы находим его в наполеоновском Code civil и в тех законодательствах, которые секуляризовали и регулировали брак по французскому образцу. Дело идет не о форме только или о способе вступления в брак: гражданский брак обнимает собою целое сложное законодательство об условиях, необходимых для брака или, говоря отрицательно, о препятствиях к браку, о способе заключения брака и о прекращении брака. Все эти стороны брачного союза вполне или по преимуществу определяются государственным законодательством по государственным соображениям, а не по воззрениям и канонам церковным; акты брачные должны регистрироваться государственными должностными лицами; дела брачные должны ведаться государственными судами. Юристы старого режима, как Потье, употребляли выражение: «contrat de mariage», в двояком смысле, – во-первых, для обозначения самого брачного союза, как договора о супружеском сожитии, регулируемого государством и в то же время представляющего собою материю для церковного таинства, и, во-вторых, для обозначения того акта или документа, в котором содержатся особые соглашения будущих супругов, главным образом имущественного характера. С тех пор как государственное законодательство стало видеть в браке только гражданский контракт, игнорируя таинство, под брачным актом (acte de mariage), стали разуметь бракозаключительный акт, пред гражданским чиновником, вносимый в книги или реестры гражданского состояния гражданским же чиновником и служащий основою для прав состояния. Под брачным же контрактом стали понимать договор, совершаемый у нотариуса перед браком и имеющий в виду, главным образом, установить определенный порядок имущественных отношений будущих супругов.

 

 

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-01-19 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: