Земля, какая она?
Земля рождает прозрачные ручьи и потоки. Миллионы стеблей и колосьев. Носит на себе океаны. Облака и их тени. Раскрывается жерлами дымных вулканов. Пускает птиц в небеса, быстроногое зверье по всем лесам. Качает на себе города, железные и бетонные башни. Выбрасывает всплески уносящихся ввысь ракет.
Земля принимает в себя все дожди, снега и туманы, мохнатые семена и гладкие зёрна. За каждым среднерусским селом дорогие могилы родных и близких, неведомых странников, защитников русской земли.
Все говорят: земля, а каждый видит и понимает свое.
Для космонавта среди звезд и созвездий – она планета. Для моряка – она берег. Для геолога – твердь, хранящая руды и нефть, голубой газ. Для солдата – она образ Родины, её просторов, та ценность, которую он защищает, та сила, которая питает его. Для хлебопашца земля – это то, во что он вкладывает пот и любовь, от которой ждёт плодородного хлебного дара. Так что же она, Земля?
Земля всегда увлекала человека своим вечным возрождением, круговоротом вёсен и зим, беспредельностью своих горизонтов. Ему хотелось заглянуть, что же там, зарёй, за соседним лесом и лугом. И он собирался в путь, отправлялся на новые земли – за тридевять известных, в тридесятую, неведомую. Стоял на краю земли, седой, постаревший в странствии. Человек уносил за три моря в котомке горстку родной земли. И потом чужие люди ее высыпали ему в изголовье. Невидящие, уснувшие навеки глаза наполнялись родной землей.
Человек стремится к земле, открывая ее, давая ей имена и названия, одушевляя ее, он бьется за нее как за высшую святыню и ценность.
Современная цивилизация осуществляет невиданное давление на природу. В своем "триумфальном" шествии люди часто оставляют после себя покрытые солончаками, затопленные болотами, изрытые карьерами, непригодные для жилья и хозяйствования территории.
Сегодня прогресс со всей остротой поставил проблему взаимодействия человека с землёй. На наших глазах происходят могучие людские деяния, направленные на овладение землей.
Земля умирает, если её убивать. Земля оживает, если её возрождать. Смысл сегодняшней деятельности в том, чтобы давать земле посильные нагрузки. Беря от неё, давать ей. Нанося раны, лечить. Превращать терриконы в шумящие лесом горы. Карьеры — в рощи с чистыми ручьями. Цивилизация не означает вечного конфликта с землей.
Горожане, отошедшие от земли и природы, словно прозревая, начинают искать природу. Слышат то, чего не слышали прежде: шум ливня, свист ветра в деревьях, крик кукушек, журчание ручья. Видят то, что не видели прежде: форму трав и листвы, орнамент на крыле бабочки, блёстки слюды в придорожном камне, восход луны и солнца, чистый блеск звезд. Ловят ароматы ржаных полей, талых сугробов, прелых, сбитых ливнями листьев.
Люди идут к земле, вооружённые новым восприятием, опытом прежних горьких ошибок, тонким пониманием себя и природы. Куда бы ни полетел человек, он всегда будет с нею, с праматерью, его породившей, со своей колыбелью – любимой навеки землей.
Текст 46
НАЙТИ СВОЕ ЛИЦО
Красота в мире– это разнообразие, непохожесть. Мысль о том, что человечество якобы составляет толпа людей, руководимых яркими личностями, – такая мысль исключает красоту и противоречит эстетике.
Не бывает абсолютно одинаковых и совсем бездарных людей! Каждый рождается с печатью какого-либо таланта. Потребность творчества так же естественна, как потребность пить или есть; она теплится в каждом из нас даже в самых невероятно тяжких условиях. Каждая личность по-своему талантлива, своеобразна. Людей, абсолютно плохих внутренне и внешне, к счастью, не существует.
То, что потребность творчества свойственна каждому, видно хотя бы из того, что в детстве, даже в младенчестве, у ребёнка есть потребность в игре. Каждый ребёнок хочет играть, то есть жить творчески. Почему же с годами творчество понемногу исчезает из нашей жизни, почему творческое начало сохраняется и развивается не в каждом из нас? Грубо говоря, потому, что мы либо занялись не своим делом, не нашли себя, своего лица, своего таланта, либо не научились жить и трудиться, не развили таланта. Второе нередко зависит от первого, но и первое от второго не всегда бывает свободно. Если не научишься трудиться, так и не узнаешь, чем наградила тебя природа.
Если же духовный потенциал слаб, то личность стирается, нивелируется, быстро теряет индивидуальные, присущие ей одной черты. Стройному восхождению, творческому раскрепощению личности может помешать любой душевный, семейный, общественный или мировой разлад, любая неурядица, которые, кстати сказать, бывают разные. Например, одно дело, когда нет обуви, чтобы ходить в школу, или самой школы, и совсем другое, когда тебя силой заставляют постигать музыкальную грамоту. Конечно, второй случай предпочтительнее, но разлад есть разлад. Поэтому мы видим, что общественная ориентация отнюдь не всегда безошибочна и что мода вообще вредна в таком деле, как дело нахождения себя.
Почему, собственно, считается творческой только жизнь артиста или художника, ведь артистом и художником можно быть в любом деле? Это должно быть нормой. Ореол исключительности той или иной профессии, деление труда по таким принципам, как «почётно-непочётно», «интересно-неинтересно», как раз и поощряет мысль о недоступности творчества для всех и для каждого. Но это вполне устраивает сторонников нивелирования личности, которые выделяют безликую толпу бездарных людей и противопоставляют ей людей талантливых.
Но разве это правильно?
Под маской скромности таится обычная трусость либо обычная лень, и человек лишь пользуется созданными до него художественными ценностями, даже не пытаясь создать что-то свое. Пусть не гениальное, но свое! Пресловутый максимализм (либо стать Микеланджело, либо совсем не заниматься творчеством) никогда не содействовал благу. Игнорировать собственный талант, какой бы он ни был по величине, на том основании, что есть люди способней тебя, глушить в себе творческие позывы так же безнравственно, как безнравственно заниматься саморекламой, преувеличивая собственные, нередко весьма средние возможности.
«Уничижение паче гордости», – говорится в пословице. Найти свое лицо – нравственная обязанность каждого.
Текст 47
СЧАСТЬЕ
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженным!» Этими словами, уже ставшими хрестоматийными для нас, заканчивается роман братьев Стругацких «Пикник на обочине». Главный герой, почти добравшись до Золотого Шара, который исполняет любые желания, никак не может понять, что нужно ему для счастья. Что просить? Материальных благ? Славы? Любви? Талантливых детей? Какое чудо должно произойти, чтобы ты ощутил, как в пленённой радостным чувством душе, словно весенний цветок, прорастает счастье?
Что вам необходимо, чтобы стать счастливым? Попробуйте задать этот вопрос друзьям – они смутятся и станут шутить, намекая на неуместность такого «детского» вопроса, пришедшего откуда-то из сказочного мира. Им покажется нелепым серьёзно дискутировать и размышлять на тему счастья, так как даже понятие это для них сродни лжи и вымыслу.
Но на самом деле мы все уже достигли своего Золотого Шара. Наш Золотой Шар – это жизнь. Просто тот момент, когда мы определяем свой путь и ищем двери, которые собираемся открыть, не выделен в отдельный эпизод, не отмечен в нашем жизненном календаре красным цветом. Наш выбор происходит стихийно, незаметно; осознанно или нет, но мы все влечёмся к тому, что, как нам кажется, сделает нас счастливыми.
Но раз мы не формулируем чётко ни целей, ни значения, которое вкладываем в понятие счастья, то и движемся мы к нему, как в тумане, полусознательно. Мы внушаем себе, что наш бездумный, слепой путь, каким птицы возвращаются после зимовки домой, – это и есть дорога к счастью.
Кто-то считает, что счастья нет. Есть вечное движение, достижение очередной цели, а затем краткие минуты покоя, и снова – в путь. Может быть, в этом проблема: не ощущать счастливых мгновений отдохновения, вечно рваться вперёд, думая, что вот там, за следующим поворотом, я наконец буду счастлив! Здесь и находится ловушка, лукавый выбор, поймавший нас в западню. Жизнь уложена в прокрустово ложе, жизненный путь размечен, жизненные тропы уже заасфальтированы, кругом стоят указатели, регулировщики машут палочками – не заблудишься. Двигаясь по этой дороге, человек чего-то добивается – тогда его называют успешным; если у него нет высокооплачиваемой работы, его считают неудачником. Но обратите внимание: его называют, его считают… Мнение общества, мода определяют путь человека к счастью. Но если жизненный успех кто-то считает синонимом счастья, то это вовсе не значит, что точно так же должен думать другой.
Мы считаем главными ценности, признанные обществом. А потом разочарованно спрашиваем себя: «И что же? Ну, достиг я того, другого… А где счастье?» Этот вопрос чаще всего появляется не потому, что нам нужно всё больше и больше, а потому, что нам нужно что-то другое. Может быть, то, что находится совсем рядом. Но мы, задрав голову кверху, не видим, что оно рядом. Помните, у Бунина: «А счастье всюду…» Но мы, ослеплённые недосягаемым, идём вдаль и мнём, как полевые цветы, то, что находится прямо под ногами, совсем рядом.
Текст 64
ПЕРВАЯ УЛЫБКА
…В этой маленькой, забытой ныне стране в те дни творилось неслыханное. Люди почти не спали, а те, кому удавалось уснуть, тотчас же просыпались, потому что им снились страшные сны. Сны, в которых они видели, как дочь горшечника согласилась стать женой кого-то другого, а не любимого всеми чеканщика, жившего для всех и служившего народу своими вазами, согревающими человеческие сердца, вызывающими дружбу, воспевающими труд сеятеля и ваятеля, труд рудокопа и мастера арф... Какие вазы вычеканит чудесный мастер, если она улыбнется другому?
– Это будут вазы Слёз, – говорили одни, – и народ будет рыдать.
– Это будут вазы Отчаяния, – говорили другие, – и народ придёт в уныние.
И однажды на феерическом торжестве, когда море сверкало всеми цветами, когда стая дельфинов исполняла танец любви под музыку ветра и тихого всплеска волн, красавица не устояла и поднесла Владыке моря пальмовую ветвь согласия. Согласия стать его женой.
И тут молния разрезала небо. Гром оглушил всё живое. Воды вышли из берегов. Вихревой смерч закружил красавицу и поднял её на вершину огромного водяного столба и умчал.
Шквальная музыка волн всю ночь прославляла долгожданное согласие. Все морские богатства были у ног красавицы. Всё, населяющее море, служило и поклонялось ей. В водяном бирюзовом дворце шло штормовое коронование владычицы.
А на берегу все ждали появления страшной вазы… Но этого не случилось.
Наутро взошло солнце. Яркое. Золотое. Доброе. Засветились леса, поля, горы и море. Цветы, как никогда, зацвели обильно и пышно. Птицы пели на тысячи голосов. Люди надели самые красивые одежды. И сами собой зазвенели арфы и зазвучали трубы.
Всё живое пришло на главную площадь…
А на площади высилась новая прекрасная ваза. Ваза улыбалась первой улыбкой дочери горшечника. Эту вазу сразу же назвали «Первая улыбка» и люди, и растения, и птицы, и звери, и рыбы, и камни.
Восхищению не было предела. Ликование нельзя было измерить. Сила красоты первой улыбки оказалась такой чарующей, что хищные звери лежали смирнее черепах у подножия вазы «Первая улыбка». А гигантские ядовитые змеи пресмыкались перед нею, как безобидные гусеницы. Рыбы и морские чудища, выйдя из родной стихии, гибли, задыхаясь на берегу. У них не хватало сил оторваться от первой улыбки дочери горшечника, которой теперь на весь свет улыбалась новая ваза чеканщика.
Улыбались все. Улыбалось всё живое. Не улыбался только...
Не улыбался только Владыка моря. Владея несметными сокровищами, он был беднее самой ничтожной медузы…
Владыка моря хотел уничтожить вазу «Первая улыбка», чтобы забыть её. Но разве можно этим затемнить в памяти людей и в своей памяти первую лучезарную улыбку!
Можно опрокинуть море, вывернуть его дно, но нельзя изменить то, что было.
Ваза улыбалась. Слава о ней шла по всему миру. Первая улыбка дочери горшечника обещала пережить века и остаться прекрасным назиданием...
Так и случилось.
Владыка моря иссох от досады, от горести, а затем растворился в морской пучине от неизбывности первой улыбки... Улыбки не ему!..