Хуэй Хай
Учение Дзэн
О мгновенном пробуждении
Хуэй Хай, Мастер Дзэн, с любовью прозванный Прекрасным Жемчугом, принадлежал к той же духовной традиции, что и Хуэй Нэн, Ма Дзы и Хуан Бо. Его стиль учения является предельно открытым и сегодня так же подходит для Запада, как 1200 лет назад для Китая.
Когда что-то происходит, не реагируйте, не останавливайте свой ум ни на чем, сохраняйте ум всегда безмолвным, подобно пустоте, и совершенно чистым (без пятна), и таким образом спонтанно достигните освобождения.
Хуэй Хай
Джон Блоуфельд, известный буддистский автор и переводчик, является одним из очень немногих англичан, кто на своем собственном опыте познал жизнь в китайских буддистских храмах и монастырях до Коммунистической революции. Его любовь к Китаю и знание буддизма позволили ему перевести два дзэнских текста, содержащихся в этой книге, с чувством и проникновенностью. Эта чрезвычайно важная книга вдохновит тех, кто серьезно изучает буддизм.
С почтением посвящается этому истинному буддисту, эрудированному ученому, автору и переводчику многих ценных чаньских текстов.
Чарльз Люк
ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Почтение моим Учителям!
Почтение Трем Драгоценностям –
Будде, Дхарме и Сангхе!
Почтение Тому, кто Находится
Внутри Нас Всех!
Во время зимы 1959-60 гг. в Калимпоне, городке, окруженном цветами, в предгорьях Гималаев, я по нескольку часов сидел у ног то одного, то другого монаха, из числа тех святых и ученых монахов, которые сбежали из своих монастырей в поиске убежища, где бы они могли проповедовать Дхарму свободно и без боязни. Увы, мое незнание тибетского языка поставило меня в печальную зависимость от услуг доброго и терпеливого тибетского ученого и лингвиста Джона Драйвера, который жертвовал большей частью своего времени. Несмотря на это я не мог прогнать свою печаль, находясь так близко и при этом оставаясь оторванным от монахов обладающих драгоценными знаниями, которые могли быть переданы. Потом, когда я однажды пристально смотрел на величественную снежную колонну Канченджунги, мне пришло в голову, что я бессмысленно растрачиваю драгоценное время, к сожалению, так же бесполезно для себя, как и для других. Совершенно не зная тибетского и санскритского языков, я, в конце концов, имел некоторые знания китайских буддистских текстов; хотя мой перевод Учения Дзэн Хуан Бо был далек от совершенства, даже он вызывал тогда у некоторых людей озарение об удивительном феномене просветленного ума. Так почему не попробовать снова?
После этого мои мысли унеслись назад к монастырю, укромно расположенному в обширной низине в Западном Китае, куда во время Второй Мировой войны я ушел со своего поста в нашем посольстве в Чункине, чтобы оправиться после болезни. Сейчас я даже не помню названия храма, но я не могу так просто забыть то, что со мной там случилось. Странно (и это - без сомненья, показатель того, что нам не хватает таких книг, как книги Прекрасного Жемчуга /Хуэй Хая/), как быстро приедаются самые приятные удовольствия. Живя в этом мирном монастыре, где нечего было делать целый день, кроме чтения, прихлебывания чая с дружелюбными монахами и глазения на прекрасные увенчанные соснами горные хребты по обеим сторонам плодородной долины, я вскоре обнаружил, что скучаю! Красота и праздность, к которым годы тяжелой работы и месяц болезни заставили меня стремиться всей душой, слишком быстро потеряли все свое очарование. Пожилой монах-библиотекарь, замечая своими проницательными глазами мою потребность в развлечении, взял меня с собой на все утро в библиотеку - большой павильон, почти такой же широкий, как зал усыпальницы монастыря. Внутри я заметил, что большая его часть занята не книгами, а тысячами искусно выгравированных картонок, которые раньше использовались для печатания китайских текстов. Многим из них насчитывалось сотни лет и они содержали такие изысканные вертикальные ряды иероглифов, что я смог провести несколько счастливых часов, держа их в руках и любуясь ими; но мое состояние здоровья оставалось плохим и вскоре я почувствовал потребность добраться до своей спальни, которая видна была из зала усыпальницы на другой стороне внутреннего двора. Только я повернулся, чтобы уйти, как старый монах, улыбаясь, подал мне в руки копию одного из древних текстов, отксилографированного с тех картонок, которые я рассматривал.
Вернувшись в свою комнату, в которой даже днем было довольно темно, я зажег красную, исполненную по обету, свечу и начал лениво просматривать страницы подарка старого джентльмена. Это оказалось перепечаткой текста чаньского мастера Хуэй Хая, относящегося к восьмому веку (Танской династии), вместе с собранием его бесед с учениками. Почти сразу я натолкнулся на привлекающую цитату такого содержания: мудрецы обращаются к разуму, а не к Будде, тогда как те, кто обращаются к Будде, а не к разуму, глупцы! Это живо пробудило мое любопытство, ибо казалось необычным то, что благочестивый буддийский писатель так жестко критикует тех, кто ищет ответа на что-то у Учителя богов и людей. Любого можно было бы понять, если бы он счел такие слова богохульством, - как счел я, пока не прочитал всю книгу и не начал ощущать первого проблеска понимания. Я тотчас же решил попробовать себя в искусстве перевода этой захватывающе интересной работы.
Первым плодом этого решения стала маленькая книжка под названием "Путь Внезапного Достижения", содержащая перевод первой половины нынешнего текста, которая была любезно опубликована Буддистским Обществом в Лондоне. У меня нет сейчас ее копии, но я не сомневаюсь, что она была полным-полна ошибок ввиду неопытности переводчика. Я могу только уповать на то, что я не совершил слишком большой несправедливости по отношению к мудрости Прекрасного Жемчуга; я абсолютно уверен в том, что мало чего осталось от ясности его изложения. Сейчас, спустя примерно шестнадцать лет, я сделал перевод всей работы, возвратившись к оригиналу для того, чтобы заново перевести первую часть, и переведя в первый раз записи Цзун Чина.
МЕТОД ПЕРЕВОДА
Для решения моей нынешней задачи мне значительно помогли три обстоятельства: возрастающее знание чань (дзэн) буддизма, которое хотя все еще и не является глубоким, все же стало значительно лучше; замечания по поводу моего первого перевода, оставленные для меня моим старым Другом, покойным И. Т. Пуном; и неоценимая помощь, оказанная мне м-ром Чарльзом Люком, который действительно является глубоким знатоком чань. Я не могу найти слов, чтобы выразить всю мою благодарность и признательность за эту третью и самую большую удачу.
Мой перевод является в некотором смысле толковательным. То есть я решился (в некоторых местах) вставить в настоящий текст слова, которые предположительно должны иметь место в сильно сжатом китайском оригинале; ибо буквальный перевод выглядел бы менее вразумительно, чем "телеграфный" стиль. Более того, когда китайский иероглиф употреблялся в разных контекстах, я не всегда переводил его на английский язык одним и тем же словом или фразой. Ученые могут посчитать, что это заслуживает порицания, но китайская проза имеет что-то общее с поэзией всех языков, что делает ее сразу полной глубины и чрезвычайно сложной для перевода - почти каждое важное слово имеет такое большое количество смысловых оттенков, что переводчику приходится выбирать самый подходящий оттенок для этого контекста и пропускать или вставлять слова с тем значением, которое подразумевается. Примечательна неопределенность слов типа "син" (ум, сердце и т.д.), потому что в буддизме есть не только ваш ум, мой ум, его ум и существующий извечно, бессмертный УМ, известный как единственно истинный, но также за одно и то же принимается и ум, воспоминание и объект размышления (мысль о). Несмотря на то, что точность английского языка часто имеет большое преимущество, в таких случаях, как этот, она является ограничивающим фактором, который умаляет совершенство даже самых лучших переводов, ' которые могут быть сделаны. Специальный перечень терминов особой трудности дан сразу перед словарем.
Любой читатель, который считает, что стиль этого текста тут и там повторяется то и дело, что не может удовлетворить его вкусу, я думаю вспомнит, что Прекрасный Жемчуг, даруя нам драгоценную Истину, награждает нас даром, который выше всех даров, - даром бессмертной мудрости и миром, который расцветает из нее. Поэтому он старается задеть своими словами за живое; эти повторения подобны огромным сокрушительным ударам по шляпке твердого гвоздя, чтобы он прошел и осветил внутри самые потайные уголки сердца.
Порядковые номера заголовков каждого подраздела книги в оригинале отсутствуют; они вставлены для того, чтобы указать абзацы, разделенные по-другому в убористо напечатанном китайском тексте, и это может оказаться удобным, если нужно вернуться назад к какой-либо части текста.
УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ УЧЕНИЯ ПРЕКРАСНОГО ЖЕМЧУГА
У меня нет копии раннего перевода первой части этой работы, который я делал, но мне кажется, я помню, что в предисловии, или возможно в примечании, я высказал мнение, что чаньский (дзэн) мистицизм имеет очень мало общего с христианским, суфийским и индусским. Если я действительно написал нечто подобное, я прошу извинения за это, ибо я уже давным-давно пришел к убеждению, что истинные мистики всех религий являются провидцами Истины и что чань (дзэн) особенно важен для Запада по той причине, что он утверждает в ясных, не касающихся бога терминах, то, что Мейстер Экхарт, или Св. Иоанн Креститель, и его собратья-мистики испытали сами, но сочли нужным замаскировать в религиозном символизме, широко принятом их современниками. На самом деле у них не было большого выбора. Так как Предельное Видение является восприятием, в котором выходят за пределы воспринимающего и воспринимаемого, и ничто маловероятное для описания не воспринимается, преуспевающий адепт остается с тремя альтернативами - хранить молчание, оставляя таким образом всякую попытку привести других к Цели; облачить невидимую реальность в одежды религии, господствовать там и тогда; или показать путь систематическим разрушением всех категорий мысли, таких как цвет, форма, размер, существование, не-существование, пространство, время и т.д. Последний подход положил начало той школе буддизма - известной на санскрите как дхьяна, а на китайском чань или чань-на, - которая достигла Запада под своим японским названием дзэн.
ПРЕКРАСНЫЙ ЖЕМЧУГ, ИЛИ ЧАНЬСКИЙ МАСТЕР ХУЭЙ ХАЙ
Школа дхьяны, которую мы с этого момента будем называть чань (дзэн), вплоть до нынешнего момента вела самую активную деятельность. Она получила развитие около пятнадцати столетий назад, когда появились многочисленные Мастера, сперва в Китае, а позже и в Китае и в Японии, чьи учения до сих пор читаются и применяются. Среди этих Мастеров - "Ранних Отцов" Чаньской Школы - был один по имени Ма Дзы (умер в 788 г. н.э.), чей монастырь находился в провинции Гянзи. К нему приходили набожные студенты со всех обширных земель Китая, среди которых был Хуэй Хай, автор нашего текста. К сожалению, самое точное, что мы можем сказать, определяя дату рождения Мастера Хуэй Хая, это заметить, что он был учеником Ма Дзы, который, вероятно, был значительно старше из них двоих и умер в четвертый день второго лунного месяца четвертого года Чень Юань правления Династии Тан, то есть первого марта 788 г. н.э. Родившись в Юе Чоу, который, возможно, был тем городом, который ныне называется Шао Син, возле Нин Бо, в провинции Чегян, Мастер Хуэй Хай до того, как стал монахом, носил фамилию Чу - подробность, имеющая особое значение, как вскоре будет видно. Во времена своей юности он вступил в Монастырь Великого Облака в своем родном городе, под начало почтенного наставника Дао Чи, который обрил ему голову согласно существующей церемонии. Позднее, привлеченный, без сомнения, великой славой Ма Дзы, он совершил путешествие в Гянзи и стал учеником Мастера; а во время разговора с Ма Дзы он "осознал свой ум", став таким образом просветленным. Как будет видно из Бесед, он провел там шесть лет, а затем вернулся, чтобы позаботиться о стареющем Дао Чи, рассматривая это как свой естественный долг. Вернувшись в Юе Чоу, он сочинил свою знаменитую Шастру, манускрипт которой был унесен другим монахом и показан Ма Дзы. На Ма Дзы он произвел такое впечатление, что он заявил: "В Юе Чоу теперь есть прекрасный жемчуг; его блеск проникает всюду свободно и беспрепятственно". Тем, что Хуэй Хай с этого времени сразу стал известен как Прекрасный Жемчуг, он обязан этому вполне заслуженному комплименту и тому, что в прежней мирской жизни он носил фамилию Чу; ибо эта фамилия совпадает по звучанию с китайским словом "жемчуг", и написание обоих иероглифов очень похоже. Впоследствии титул пристал к нему, и хотя Хуэй Хай (Океан Мудрости) было религиозным именем, данным ему на всю жизнь его первым учителем, его чаще называли более ярким /именем/, данным ему Ма Дзы.