17 сентября 1946
1. «Ты действительно хочешь пойти по этой дороге? По многим причинам я не думаю, что это мудро…» - возражает Искариот.
«По каким? Разве люди из этой деревни не приходили ко Мне в поисках исцеления и мудрости до самого Капернаума? Разве они не такие же создания Божии?»
«Да… Но… Ты не мудро поступишь, если подойдешь слишком близко к Махерону[1]…Это зловещее место для врагов Ирода».
«Махерон далеко. И у Меня нет времени, чтобы идти в такую даль. Я бы хотел пойти в Петру и за ее пределы… Но смогу пройти половину этого расстояния, возможно, даже меньше. В любом случае, пойдем…»
«Иосиф советовал тебе…»
«Оставаться на охраняемой дороге. Это дорога, которая ведет за Иордан и бдительно охраняется римлянами. Я не труслив и не безрассуден, Иуда».
«Я бы не доверился ей. Я бы не ушел из Иерусалима. Я…»
«Оставь Учителя в покое. Он Учитель, а мы Его ученики. Когда ты слышал об ученике, дающем советы своему Учителю?» - говорит Иаков Зеведеев.
«Когда? Разве год тому назад твой брат не сказал Учителю, чтобы он не ходил в Ахор, и разве Он не послушался его. Пусть Он теперь послушается меня».
«Ты ревнив, властолюбив и навязчив. Если мой брат сказал и его послушались, то это означает, что то, что он сказал, было верно и это следовало принять во внимание. Было достаточно в тот день взглянуть на Иоанна, чтобы понять, что было бы справедливо согласиться с ним!»
«О! При всей своей мудрости он никогда не мог защитить Его, и никогда не сможет. Напротив, то, что я сделал, придя в Иерусалим, это недавнее событие».
«Ты исполнил свой долг. Мой брат тоже бы исполнил его, если бы имел возможность, и иначе, потому что он неспособен на ложь, даже ради благой цели, и я рад этому…»
«Ты оскорбляешь меня. Ты называешь меня лжецом…»
«Э! Ты хочешь, чтобы я сказал, что ты искренен, тогда как ты лжешь так мастерски, не краснея?»
«Я сделал это…»
«Я знаю. Я знаю! Чтобы защитить Учителя. Но мне, и никому из нас, это не нравится. Мы предпочитаем простые ответы старика. Мы предпочтем молчать и произвести впечатление тупиц, и даже подвергнуться жестокому обращению, нежели солгать. Начинают с благих целей, а кончают дурными».
«Когда человек безнравствен. Но я не таков. Когда человек глуп, Но я не глуп».
«Достаточно! Даже если вы правы, в конечном итоге вы будете не правы, не в тех словах, которые вы бросаете друг другу в лицо, но потому, что вам недостает милосердия. Все вы знаете, что Мое мнение на стороне искренности. Я настаиваю на ней также из уважения к милосердию. Пойдем. Ваши споры огорчают Меня больше, чем оскорбления Моих врагов».
2. Иисус явно расстроен и стремительными шагами, в полном одиночестве, устремляется вперед по дороге, построенной римлянами, о чем можно догадаться, даже не будучи археологом. Она ведет на юг, почти прямо, насколько может видеть глаз, между двумя хребтами высоких гор. Однообразная дорога, темная из-за лесистых склонов, окружающих ее и препятствующих взгляду блуждать по горизонту, но поддерживаемая в хорошем состоянии. Вновь и вновь на ней встречаются римские мосты над потоками и небольшими речками, которые текут к Иордану или к Мертвому Морю. Я не уверена куда именно, потому что горы преграждают обзор с западной стороны, где должны быть река и море. По дороге идут несколько караванов, идущие, возможно, от Красного моря и направляющиеся невесть куда, со многими верблюдами, погонщиками и купцами принадлежащих к расе, явно отличающейся от еврейской.
Иисус всегда идет впереди, в одиночестве. За Ним, двумя группами следуют апостолы, беседуя друг с другом тихими голосами. Галилеяне идут в первой группе, иудеяне во второй вместе с Андреем и Иоанном и двумя учениками, присоединившимися к ним. Одна группа пытается утешить Иакова, который приуныл после упрека Учителя, другая старается убедить Иуду не быть всегда таким упрямым и агрессивным. И обе группы согласно советуют двум апостолам, которых упрекнул Учитель, пойти к Нему и заключить с Ним мир.
«Я? Я пойду прямо сейчас. Я знаю, что я прав. Я знаю, что делаю. Это не я намеками распространяю зло. Я иду», - говорит Искариот. Он храбр, я бы сказала: «бесстыден». Он ускоряет шаг, чтобы догнать Иисуса. А я вновь удивляюсь, неужели в эти дни он уже подготавливал предательство Иисуса и сговаривался с Его врагами?
Иаков, напротив, будучи виновным меньше всех, так подавлен тем, что опечалил Учителя, что не находит в себе смелости приблизиться к Нему. Он смотрит на Учителя, который сейчас разговаривает с Иудой… Он смотрит на Него и желание получить от Него слово прощения ясно отражается на его лице. Но сама его любовь, такая искренняя, непоколебимая и глубокая, возбуждает в нем чувство непростительности своего проступка.
Две группы теперь объединились и также Симон Зелот, Андрей, Фома и Иаков говорят: «Ободрись! Мы так хорошо Его знаем! Он уже простил тебя!». И с глубокой проницательностью пожилой и мудрый Варфоломей кладет свою ладонь на плечо Иакова и говорит: «Я говорю тебе: чтобы избегнуть дальнейших бурь, Он беспристрастно упрекнул вас обоих. Но в Своем сердце Он имел в виду только Иуду».
«Это так, Варфоломей! Мой Брат беспокоит Себя, мирясь с этим человеком, которого Он настойчиво желает изменить. Он устал, пытаясь сделать его внешне… таким как мы. Он Учитель, и я… я… Но если бы я был Им, о! человека из Кериофа не было бы с нами!» - говорит Фаддей, тогда как его красивые глаза, напоминающие глаза Иисуса, вспыхивают гневом.
«Ты так думаешь? Ты подозреваешь? В чем?» - спрашивают многие.
«Ни в чем. Ни в чем определенном. Но мне не нравится этот человек».
«Ты никогда не любил его, брат. Нелепое отвращение, которое возникло при первой вашей встрече. Ты признался мне в этом. Это противоречит милосердию. Тебе следует преодолеть его, даже если это будет только ради того, чтобы доставить радость Иисусу», - спокойно и убедительно говорит Иаков Алфеев.
«Ты прав, но… я не в состоянии. 3. Пойдем, Иаков, давай пойдем к моему Брату вместе», - и Иуда Алфеев решительно берет за руку Иакова Зеведеева и тянет его вперед.
Иуда, услышав их приближающиеся шаги, оборачивается, затем говорит что-то Иисусу, Который остановился, поджидая их. Иуда смотрит на униженного апостола озорными глазами.
«Извини меня, отойди на минутку. Я должен поговорить со своим Братом», - говорит Фаддей. Слова вежливы, но тон очень холодный.
Искариот хихикает, затем, пожав плечами, он идет обратно и присоединяется к остальным. «Иисус, мы грешники…» - говорит Иуда Фаддей. «Это я грешник, а не ты», - шепчет Иаков, опустив голову.
«Мы грешники, Иаков, потому что я думал то же, что ты сказал. Я оправдывал это, это было в моем сердце. Поэтому я также грешник. Потому что мое суждение против Иуды исходило из моего сердца и оскверняло мое милосердие… Иисус, Ты не скажешь что-нибудь Твоим ученикам, которые признают свои грехи?»
«Что же Мне сказать, чего бы вы еще не знали? Вы измените свое отношение к вашему спутнику из-за Моих слов?»
«Нет. Не больше, чем он изменится из-за слов, которые Ты сказал ему», - отвечает Его двоюродный брат с искренностью за себя и за других.
«Не бери на себя, Иуда, не бери на себя! Я совершил ошибку. Я запутался и мне следует следить за собой, а не за другими. Учитель, не сердись на меня…»
4. «Иаков, Я бы хотел от вас одного, от всех вас. Я так опечален из-за столь большого непонимания, которое Я встречаю… из-за столь большого упрямого сопротивления. Вам это известно… На каждое место, которое дарит Мне радость, приходится три места где Меня отвергают и откуда Меня прогоняют как злодея. Но Мне хотелось бы, по крайней мере, получать от вас то понимание и верность в которых другие люди Мне отказывают. Прискорбно, что мир не полюбит Меня, что Я буду чувствовать удушье от всей этой ненависти, этого отвращения, враждебности, подозрений вокруг Меня, от всякого рода низменных поступков, от эгоизма, от всего того, с чем может смириться только Моя безграничная любовь к человеку. Но Я терпеливо выношу все это. Я пришел, чтобы претерпеть все это от ненавидящих Спасение. Но вы! Нет, Я не могу вынести этого! Того, что вы неспособны любить друг друга и, следовательно, понять Меня. Того, что вы не верны Моему духу, стремясь поступать так, как поступаю Я.
Вы все думаете, что Я не вижу ошибок Иуды и не в курсе его дел? О! Будьте уверены, что это не так. Если бы Я желал существ, которые были бы совершенными духом, то Я бы избрал для воплощения ангелов и окружил бы Себя ими. Я бы сделал это. Но было бы это чем-то хорошим? Нет. С Моей стороны это было бы эгоизмом и неповиновением. Я избегнул бы печали, причиняемой вашими несовершенствами, и отнесся бы с презрением к людям, сотворенным Моим Отцом, которых Он так сильно любит, что послал Меня, чтобы спасти их. А с человеческой стороны это было бы губительно для его будущего. Когда бы Моя миссия завершилась и Я взошел бы вновь на Небеса со Своими ангелами, что бы и кто бы в действительности остался для продолжения Моей миссии? Кто из людей был бы способен пытаться и делать то, что Я говорил, если только Бог и ангелы служили бы примером новой жизни, руководимой духом? Мне было необходимо принять человеческое тело, чтобы убедить человека, что если он захочет, то может быть непорочным и святым во всех отношениях. И также необходимо было Мне взять людей такими, какие они есть, чей дух отвечал бы Моему духу, без учета того, были ли они богатыми или бедными, учеными или невежественными, горожанами или крестьянами. Необходимо было Мне взять их такими, какими Я их нашел, и совместными усилиями Моей и их воли, превратить их медленно в учителей других людей.
Человек может поверить человеку, которого он видит. Но трудно человеку, который пал так низко, поверить в Бога, Которого он не видит. Синай еще пылал в огне, а идолопоклонство уже началось у подножия горы… Моисей еще не умер, а они уже совершали грехи против Закона, хотя они не могли смотреть на его лицо. Но когда вы превратитесь в учителей и будете подобными примеру, свидетелями, подобными дрожжам среди людей, они больше не смогут сказать: “Они боги, которые спустились в среду людей и мы не можем подражать им”. Они будут говорить: “Они люди подобные нам У них те же инстинкты, побуждения и реакции какие есть у нас, и все же они способны противостоять своим побуждениям и инстинктам, и их реакции полностью отличаются от наших бесчеловечно жестоких реакций”. И они будут убеждены, что человек может быть обожествлен, если он только желает следовать по путям Божьим. Посмотрите на язычников и идолопоклонников. Стали ли они сколько-нибудь лучше благодаря всем своим Олимпам и всем их богам? Нет. Потому что если они не верили, то говорили, что их боги – это сказка; если же они верили, то говорили: “Они боги, а я человек”, и не стремились подражать им. Поэтому вы должны стремиться быть подобными Мне. И не надо спешить. Человек медленно эволюционирует из разумного животного в духовное существо. И носите бремена друг друга! Никто не совершен, кроме Бога.
5. И это так во всех отношениях, верно? Совершенствуйте себя с твердой волей, подражая Симону Ионину, который меньше чем за год совершил стремительный прогресс. И все же… Кто среди вас был более в материальном смысле человечен, чем Симон, со всеми недостатками очень материальной человечности?»
«Это верно, Иисус. Я не перестаю изучать его. И он меня удивляет», - признается Фаддей.
«Да. Я с ним с детства. Я знаю его, поскольку он мой брат. Но сейчас передо мной другой Симон. Я должен признать, что когда Ты сказал, что он будет нашим главой, я, и я был не единственным, был ошеломлен. Он казался наименее пригодным для этого из всех нас. Симон в сравнении с другим Симоном и Нафанаилом! Мой брат по сравнению с Симоном и Твоими братьями! Прежде всего, что касается этих пятерых! Я действительно думал, что это было ошибкой… Сейчас я говорю, что Ты был прав».
Вы видите только поверхность Симона! Но Я вижу его глубину. Ему предстоит многое сделать и пострадать, чтобы стать совершенным. Но Я желал бы видеть его добрую волю, его простоту, смирение и любовь во всех вас…»
Иисус смотрит перед Собой и, кажется, видит, я не знаю что. Он погружен в мысли и улыбается тому, что он видит. Затем Он опускает Свои глаза и, улыбаясь, смотрит на Иакова.
«Значит… я прощен?!»
«Я хотел бы простить всех, как Я прощаю тебя… Там, тот город должен быть Есевоном. Тот человек сказал: город находится за мостом с тремя арками. Давайте подождем остальных и войдем в город вместе».
[1] Махерон – тюрьма Ирода где находился в заключении Иоанн Креститель и где он был казнен.