23 сентября 1944
1. Иисус говорит:
«Я говорю тебе, что если ты собираешься исполнять систематическую работу, то эпизод, который был показан тебе в среду 20 сентября, должен быть помещен в год, предшествующий Моей смерти, потому что он произошел во время сбора урожая на 32-ом году Моей жизни. Необходимость утешить и наставить тебя и других, Моя возлюбленная, заставила Меня следовать особой последовательности видений и относящихся к ним диктовок. Но в свое время Я покажу тебе, как распределить эпизоды трех лет Моей публичной жизни.
Порядок изложения в Евангелиях хорош, но несовершенен с точки зрения хронологической последовательности. Усердный последователь замечает это. Тот, Кто мог бы дать точную последовательность событий, происшедших со Мной от начала Моей проповеди Благой Вести до Вознесения, не сделал этого, потому что Иоанн, истинный сын Света, посвятил себя и позаботился о том, чтобы явить Свет, ярко лучащийся сквозь внешность Тела, глазам еретиков, оспаривавшим истину о Божественности, заключенной в человеческом теле. Возвышенное евангелие Иоанна достигло этой сверхъестественной цели, хронология Моей публичной жизни не была им исправлена. Остальные три евангелиста сходны друг с другом в описании событий, но они изменили их последовательность во времени, потому что только один из трех был свидетелем почти всей Моей публичной жизни: Матфей, описавший ее только через пятьдесят лет, тогда как остальные евангелисты написали свои евангелия даже еще позже, после того как слышали эту историю от Моей Матери, Петра, других апостолов и учеников. Я желаю дать тебе руководство для сбора в единое целое всех событий этих трех лет, год за годом. А теперь смотри и записывай. Этот эпизод следует за эпизодом среды (20-го сентября).
2. Я вижу Иисуса, медленно ходящего взад и вперед по узкой тропе в ярком лунном свете. Полная луна светит своим улыбающимся ликом в очень ясном небе. По ее положению в небе, - она начинает клониться к закату, - я заключаю, что сейчас должно быть уже за полночь.
Иисус определенно размышляет и молится, хотя я не слышу каких-либо слов. Но Он при этом не упускает из виду Своего окружения. Один раз Он остановился и улыбнулся, услышав громкую любовную песню соловья: птица пропела мелодию апреджио[1] и трелями и соло, ноты которой были пропеты так хорошо, так громко и так долго, что казалось невозможным, что они исходят из такой маленькой кучки перьев. Чтобы не потревожить его шарканьем Своих сандалий по маленьким камешкам тропы и шорохом Своей туники, задевающей траву, Иисус останавливается со сложенными руками и улыбается, подняв Свое лицо. Он даже наполовину прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться, слушая его песню, и когда соловей завершил ее высокой нотой, которая становится все выше и выше по терциям (я не уверена, правильно ли я помню) и завершает высокой нотой, которую держит так долго, насколько хватает дыхания, Он выражает Свое одобрение и аплодирует молча кивнув два или три раза со счастливой улыбкой.
Теперь, напротив, Он склоняется над пучком цветущей жимолости, который источает сильный запах из многочисленных чашечек, подобных пасти зевающего дракона, в которой дрожат языки желтоватых пестиков, и сияет золотая отметина на нижнем лепестке. Цветы выглядят бледными, почти серебристыми в лунном свете. Иисус восхищается и улыбается им, лаская их рукой.
Он поворачивается и идет обратно. Место, должно быть, несколько возвышенное, потому что на юге видно нечто блестящее, подобное куску влажного стекла, освещенному луной, это, конечно, крошечная часть озера, потому что это не река и не море, так как оно окружено на стороне противоположной к той, на которой стоит Иисус. Иисус смотрит на безмятежную тихую воду, искрящуюся в эту мирную летнюю ночь. Затем Он оборачивается с юга на запад, и смотрит на селение, выделяющееся своей белизной, находящееся примерно в двух километрах, возможно ближе. Это довольно большая деревня. Он останавливается, глядя на нее и качает головой, следуя за Своими мыслями, которые причиняют Ему глубокие страдания.
Затем Он возобновляет Свое медленное хождение и молитву. Наконец Он садится на большой камень у подножия очень высокого дерева и принимает Свою обычную позу, с локтями, покоящимися на коленях, с протянутыми предплечьями и ладонями, соединенными в молитве.
3. Он остается в этом положении некоторое время и оставался бы и дольше, если бы человек, подобный тени, не вышел к Нему из зарослей, окликая Его: «Учитель?»
Иисус оборачивается, потому что этот человек подходит к Нему со спины, и говорит: «Иуда? Чего ты хочешь?»
«Где Ты, Учитель?»
«Под орехом. Иди сюда». Иисус встает и выходит на тропинку, под лунный свет, чтобы Иуда увидел Его.
«Ты пришел, Иуда, чтобы составить компанию своему Учителю на некоторое время?» Сейчас они подошли друг к другу и Иисус с любовью кладет руку на плечо Своего ученика. «Или Я нужен в Хоразине?»
«Нет, Учитель. Там в Тебе нет нужды. Я захотел придти к Тебе».
«Тогда пойдем. На том камне найдется место для нас обоих».
Они садятся близко друг к другу и остаются в молчании. Иуда не говорит, он смотрит на Иисуса. Он пребывает в борьбе. Иисус желает помочь ему. Он смотрит на него доброжелательно, но проницательно.
«Какая прекрасная ночь, Иуда! Погляди, как чисто все вокруг! Я не думаю, что первая ночь, которая улыбалась Земле и сну Адама в земном Раю была чище. Понюхай, как пахнут эти цветы. Понюхай их. Но не срывай их. Они так красивы и чисты! Я также воздержался и не сорвал их, потому что сорвать – означает осквернить их. Всегда неправильно совершать насилие, будь то над растениями, над животными или над людьми. Зачем лишать их жизни? Жизнь так прекрасна, когда ее проводят хорошо… А эти цветы проводят свою жизнь хорошо, потому что они сладостно благоухают, подбадривают людей своим прекрасным обликом и ароматами, дают мед пчелам и бабочкам и переносят на последних золото своих пестиков, чтобы поместить крошечные капли цвета топаза на их перламутровые крылья, и используются для устройства подстилок в гнездах… Если бы ты был здесь некоторое время тому назад, ты бы услышал такое сладостное пение соловья о радости жить и воздавать хвалу Господу. Дорогие маленькие птички. Какой пример они подают людям! Они удовлетворяются малым и только тем, что законно и свято. Крошечным зернышком и маленьким червячком как данным им Отцом Создателем; а если их нет, то они не гневаются и не возмущаются, но обманывают голод своих тел пылкостью своих сердец, которые заставляют их воспевать хвалу Господу и радость надежды. Они испытывают счастливую усталость, летая весь день от рассвета до заката, чтобы построить себе гнездо, прохладное, мягкое, безопасное гнездо, движимые не эгоизмом, а любовью к своим отпрыскам. И они поют, побуждаемые счастьем честной любви друг к другу: соловей – любовью к своей самке, и оба – любовью к своим птенцам. Животные всегда счастливы, потому что они не чувствуют раскаяния или упреков в своих сердцах. Мы приносим им несчастье, потому что человек плох, груб, властолюбив, жесток. И он не счастлив, будучи таким с себе подобными. Его порочность и злобность переливается на его подчиненных. И чем большее он чувствует раскаяние, и чем больше его совесть упрекает его, тем более он безжалостен к другим людям. Я уверен, к примеру, что тот всадник, который сегодня так жестоко пришпоривал свою лошадь, хотя она была влажна от пота и устала, и стегал ее плетью так, что она оставляла вздутые отметина на шерсти ее шеи и боков, и даже по ее мягким ноздрям, по ее темным ресницам, с болью прикрывавшим ее глаза, такие покорные и мягкие, Я уверен, что его душа не была в мире. Он либо собирался совершить преступление против Целомудрия, или возвращался, совершив его». Иисус замолчал и задумался.
4. Иуда тоже молчалив и задумчив. Затем он говорит: «Как прекрасно, Учитель, слушать Тебя таким образом! Все становится ясным глазам, уму, сердцу… и все становится легким. И решить: “Я хочу быть хорошим!” И сказать Тебе… и сказать Тебе: “Учитель, моя душа тоже расстроена! Не питай отвращения ко мне, Учитель, ведь Ты так любишь тех, кто чист!”»
«О! Иуда! Я питаю отвращение? Мой дорогой друг, Мой дорогой сын, что расстраивает тебя?»
«Держи меня при Себе, Учитель. Держи меня крепче… я поклялся быть хорошим, после того как Ты так доброжелательно поговорил со мной. Я поклялся стать Иудой первых дней, когда я следовал за Тобой и любил Тебя, как жених любит свою невесту и не стремился ни к чему кроме Тебя, так как находил всякое удовлетворение в Тебе. Вот как я любил Тебя, Иисус…»
«Я знаю… и именно поэтому Я любил тебя… Но Я по-прежнему люблю тебя, мой дорогой страдающий друг…»
«Откуда Ты знаешь, что я страдаю? А знаешь ли Ты отчего?...»
Наступила тишина. Иисус смотрит на Иуду так доброжелательно… От слез Его глаза, кажется, стали еще шире и добрее, смягчив свой блеск: это глаза невинного беззащитного ребенка, полностью отдающего себя в любви.
Иуда падает к Его стопам, прижав лицо к коленям Иисуса и обхватив Его своими руками стонет: «Держи меня при Себе, Учитель… держи меня… Моя плоть воет как демон…и если я сдаюсь, тогда со мной приключается всякое зло… Я знаю, что Тебе известно об этом, но Ты ждешь, чтобы я сказал Тебе… Но это трудно, Учитель, сказать: “Я согрешил”».
«Я знаю, друг Мой. Вот почему следует действовать правильно. Так, чтобы позже можно было бы не унижать себя, говоря: “Я согрешил”. Но, Иуда, это также очень хорошее лекарство. Верно, что следует совершить усилие, чтобы признать свой грех, удерживая себя от совершения его; а если он совершен, то боль самоосуждения уже искупает покаяние. А если кто-нибудь страдает не столько из-за гордости, или из-за страха наказания, но потому что осознал, что согрешая он причиняет страдание, тогда Я говорю тебе, что грех погашен. Это любовь спасает».
«Я люблю Тебя, Учитель. Но я так слаб… О! Ты не можешь любить меня! Ты чист и любишь чистое… Ты не можешь любить меня, потому что я… я… 5. О! Иисус, избавь меня от жажды чувственности! Ты знаешь, какой это демон?»
«Знаю. Я не прислушивался к нему, но знаю, на что похоже звучание его голоса».
«Видишь? Видишь? Ты испытываешь такое сильное отвращение к нему, что при простом упоминании о нем, Ты выглядишь очень расстроенным… О! Ты не можешь простить меня!»
«Иуда. Разве ты не помнишь Марию? Или Матфея? Или мытаря, который стал прокаженным? Или ту женщину, проститутку римлянку, для которой Я пророчествовал место на Небесах, ибо, будучи прощенной Мною, она нашла в себе силу жить свято?»
«Учитель, Учитель… О! Как я болен сердцем!... В этот вечер я убежал из Хоразина, потому что если бы я остался, я бы пропал. Ты знаешь, это подобно тому, кто пьет и от этого заболел… Врач запрещает ему пить вино и любые хмельные напитки, и он выздоравливает и остается здоровым до тех пор, пока вновь не пробует таких напитков… Но если он сдается, всего один раз, и вновь пробует их, он жаждет… жаждет этих напитков… он больше не сопротивляется и пьет, и пьет, и заболевает вновь навеки… впадает в безумие… одержимый своим демоном, этим своим демоном. О! Иисус, Иисус, Иисус!... Не рассказывай другим… Не рассказывай им… Я краснею от стыда перед всеми ими…»
«Но не предо Мной».
Иуда не понимает. «Верно! Я должен был бы краснеть больше перед Тобой, чем перед кем-либо еще, потому что Ты совершенный…»
«Нет, сын. Я имел в виду не это. Твое горе, твое душевное страдание, твое подавленное настроение не должны приводить тебя в замешательство. Я сказал, что ты можешь краснеть перед всеми, но не предо Мной. Сын не боится или не стыдится хорошего отца, а больной не стыдится умного врача. И исповедь должна быть сделана им обоим без какого-либо страха, так как один любит и прощает, а второй понимает и исцеляет. Я люблю и понимаю тебя. Поэтому Я прощаю и исцеляю тебя. Но скажи Мне, Иуда. Что ввергает тебя в руки твоего демона? Я? Твои братья? Продажные женщины? Нет. Это твоя воля. Сейчас Я прощаю тебя и исцеляю тебя… Какой же радостью ты исполнил Меня, мой Иуда! Я уже ликовал в эту ясную, благоуханную ночь, звучащую восхитительными сладостными песнями, и Я восхвалял Господа за это. Но радость, которую ты сейчас подарил Мне, превосходит чистый лунный свет, эти благоухания, этот мир, эти песни. Ты слышишь их? Соловей, кажется, присоединяется ко Мне, говоря тебе, что он радуется твоей доброй воле, так как эта маленькая поющая птичка добровольно делает то, для чего она была создана. И подобным же образом, этот ранний утренний ветерок, который дует на цветы, пробуждая их и позволяя алмазам росы капать в полости их чашечек, чтобы бабочки и солнечные лучи могли их очень быстро найти, первые, чтобы освежиться, вторые, чтобы отразить свою великую яркость в крошечных зеркальцах. Посмотри: луна садится. О рассвете предвестил далекий петушиный крик. Тьма и призраки ночи исчезают. Видишь как быстро и приятно прошло время, тогда как, если бы ты не пришел ко Мне, то провел бы его в отвращении и угрызениях совести. Ты должен приходить ко Мне каждый раз, когда ты боишься самого себя. Своего собственного эго!!! Великого друга, великого искусителя, великого врага и великого судьи, Иуда! И видишь? Это искренний и верный друг, пока ты хороший, но если ты не хороший, оно может стать притворным другом, и, после того как было твоим сообщником в грехе, оно возносит себя на пост непреклонного судьи и мучает тебя своими упреками… Оно жестоко в своих упреках… Я – нет! Ну, пойдем. Ночь кончилась…»
«Учитель, я не дал Тебе отдохнуть… а сегодня Ты так много говорил…»
«Я отдохнул в радости, которую ты Мне доставил. Нет для Меня лучшего отдыха, чем думать: “Сегодня Я спас одну душу, которая погибала”. Пойдем… Давай спустимся к Хоразину! О! Если бы только этот город знал, как подражать тебе Иуда!»
«Учитель… что Ты скажешь моим товарищам?»
«Ничего, если они Меня не спросят… Если они спросят у Меня, Я скажу, что мы говорили о милости Божьей… Это такая достойная и безграничная тема, что очень долгой жизни недостаточно, чтобы обсудить ее. Пойдем…»
И они спускаются, оба высокие, по-разному статные, но оба молодые, Один рядом с другим, и исчезают за группой деревьев…
……….
6. Иисус говорит:
«Это эпизод милосердия, подобно эпизоду с Магдалиной. Но если ты составляешь книгу, то будет лучше, если ты поместишь эти эпизоды в хронологически упорядоченной последовательности, нежели по категориям, просто указав в начале или в конце каждого эпизода к какой категории он принадлежит.
7. Почему Я разъясняю и проливаю свет на личность Иуды? Многие могут задаться этим вопросом.
Я отвечаю. Фигура Иуды была слишком искажена с течением времени. А позднее представление о ней было полностью извращено. Некоторые школы пели ему хвалу, как если бы он был вторым и незаменимым автором Искупления. Многие также думают, что он поддался внезапной яростной атаке Искусителя. Нет. Каждое падение имеет свои предпосылки во времени. Чем тяжелее падение, тем более оно подготовлено. Предшествующие факторы, объясняют сам факт. Никто не терпит крах или возвышается совершенно внезапно, будь то в Добре или во Зле. Были долгие действующие тайно факторы в нисхождениях, и упорные святые факторы в восхождениях. Несчастливая драма Иуды может так хорошо научить вас как спасать самих себя, и познакомить вас с методами Бога и Его милостью в спасении и прощении нисходящих к Бездне.
Никто не достигает сатанинского исступления, в котором ты видела борения Иуды после Преступления, если только он не полностью испорчен Адским привычками, которым он сладострастно предавался в течение лет. Когда кто-то совершает преступление, побуждаемый внезапным событием, которое расстраивает его ум, он страдает, но способен к искуплению, потому что некоторые части его сердца все еще свободны от инфернального яда. Миру, отрицающему Сатану, потому что он до такой степени имеет его в самом себе, что больше не замечает его, потому что он впитал его и он стал частью его эго, Я доказал, что Сатана существует. Он вечен и постоянен в своих методах, используемых им, чтобы превратить вас в свои жертвы. Сейчас этого достаточно. Оставайся с Моим миром».
[1] Апреджио – способ исполнения аккордов, преимущественно на струнных и клавишных инструментах. Пребор струн.