П.И. Чайковский Симфония №1 «Зимние грёзы»
Спокойная русская природа вдохновляла многих музыкантов на создание потрясающих по красоте и живописности произведений. Не исключением является и Петр Ильич Чайковский. Симфония «Зимние грезы» - это не только первое симфоническое сочинение в творчестве композитора, но и первая в истории отечественной музыки лирико-психологическая композиция.
Историю создания Симфонии №1 Чайковского, имеющей название «Зимние грёзы», содержание и множество интересных фактов о произведении читайте на нашей странице.
История создания «Зимних грёз»
Композитор начал сочинять произведение весной 1866 года. Вдохновение Пётр Ильич Чайковский черпал из воспоминаний о зиме в родном городе Воткинске. Ведь именно там самые веселые праздничные гуляния, самые красивые пейзажи и добрые люди. Композитор недавно закончил консерваторию в Санкт-Петербурге и сразу был принят на работу в качестве преподавателя по приглашению Николая Григорьевича Рубинштейна. Работы в учебном заведении было много, а график занятий был расписан практически поминутно. Уставший от повседневной рутины, без возможности заниматься любимым делом в дневное время, Чайковский был практически на грани нервного срыва.
Тем не менее, на качестве музыки состояние музыканта никак не отразилось. Наоборот, погружение в воспоминания настраивало его на творческий лад, композитор мог отдыхать от бесконечных лекций. Уже в сентябре сочинитель представил законченный вариант симфонии. К большому огорчению Чайковского сочинение было жестоко раскритиковано, и ему не дали права на исполнение.
Далее последовали дни переработки произведения, которые тянулись до ноября. И во второй раз композитор услышал, что симфония не доработана и требует внесения коррекции. Тем не менее, Николай Рубинштейн отметил, что вторая и третья части стали намного лучше и даже включил их в концерты Русского Музыкального общества, проходившие в Санкт-Петербурге и Москве. Премьера прошла незаметно и не принесла успеха молодому музыканту, лишь один неизвестный критик отметил необычайную мелодичность и превосходную оркестровку. Профессиональные критики же проявили холодность и не оставили рецензий.
Полностью симфония была исполнена вначале февраля в 1868 году на восьмом по счету симфоническом собрании Русского Музыкального общества. За дирижерским пультом был Николай Григорьевич Рубинштейн. К слову, данной редакции сочинения было суждено быть исполненной всего лишь один раз. Так как критики не пожелали написать о молодом таланте, и композиция была быстро забыта слушателями.
Прошло время, но Чайковского не отпускала мысль о том, почему «Зимние грезы» были так холодно приняты слушателями. Переехав в Италию, в 1874 году, он вновь берется за доработку. После пересмотра партитуры он подправил неточности в оркестровке, добавил новые уточнения, касающиеся исполнения. Работа была сделана достаточно быстро, но ранимый Чайковский боялся, что музыка опять останется без должного внимания и отложил исполнение на девять лет.
Премьера состоялась в Москве в 1883 году. Дирижер М. Эрмансдерфер отлично справился с собственной задачей, и музыка зазвучала совершенно по-новому. Критики были в восторге от услышанного. Через три года произведение было исполнено в Санкт-Петербурге, требовательная публика положительно приняла симфонию «Зимние грезы
Первая симфония, написанная в 1866 году молодым композитором, только что вышедшим из стен Петербургской консерватории, приобрела окончательный вид лишь спустя восемь лет. Данное автором заглавие «Зимние грезы» указывает на тот круг образов, который носился перед его творческим воображением при сочинении симфонии: это картины зимней русской природы и возникающие на их фоне жанровые сценки. Отдельные моменты музыки могут вызывать у слушателя живые конкретные ассоциации (например, ровное тремолирующее движение у скрипок в первой части — «Грезы зимней дорогой», ассоциирующееся с представлением о долгом неторопливом санном пути, таинственные лесные шорохи и зовы во второй части — «Угрюмый край, туманный край» и т. д.), но эти скупые штрихи и намеки не складываются в законченную, последовательно развивающуюся поэтическую программу. Композитор не стремится к конкретному «живописанию в звуках», а передает лишь свои впечатления, преломленные сквозь призму личного лирического чувства. Он свободно ведет нас от одного образа или настроения к другому, иногда совершенно отличному по характеру, следуя внутренней логике симфонического развития. Неоднократно уже указывалось на близость образного строя симфонии к поэтическим образам русской зимы в творчестве Пушкина, Л. Толстого, Плещеева и других замечательных мастеров отечественной литературы. Глубоко национален и интонационный строй ее музыки: большинство тем «Зимних грез» имеет песенный характер и в той или иной степени близок русской народной мелодике. Поэтому, когда в финале появляется подлинная народная песня, она не кажется чем-то инородным, а естественно вливается в общий поток музыки.
Вместе с тем уже в структуре основных тем ясно выражена симфоничность мышления Чайковского. Особенно показательна с этой точки зрения тема главной партии первой части. При легко улавливаемой близости отдельных ее мелодических оборотов к народной песне, тема лишена песенной закругленности: принцип прогрессирующего дробления (4 такта + 2 + 1 + 1) придает ей разомкнутый характер
и вызывает ощущение незавершенности, настоятельно требующей продолжения и развития. Во втором предложении тема, данная в ином тембровом оформлении (альты вместо флейты и фагота), сопровождается острой «колючей» фигуркой у флейты,
которая в дальнейшем приобретает большое значение в качестве динамизирующего фактора. Пронизывая все последующее развитие, она достигает перед самым вступлением побочной партии мощного торжествующего звучания.
Оба элемента получают широкое развитие уже в пределах экспозиции, в результате чего главная партия «поглощает» связующую, построенную на том же материале, образуя один большой раздел с волнообразно развертывающимся нарастанием. Позже такое «разбухание» главной партии станет характерным для наиболее драматических симфоний зрелого Чайковского.
Песенная побочная партия, контрастирующая своим светлым лирическим характером тускловатому «зимнему» колориту главной, представляет собой относительно самостоятельный эпизод. Фанфарная заключительная партия, напоминающая то ли звуки призывного охотничьего рога, то ли какой-то тяжеловесный могучий пляс, непосредственно переходит в разработку. В отличие от позднейших симфонических разработок Чайковского, становящихся центром драматического конфликта, в ней особых «событий» не происходит. После репризы, воспроизводящей в сокращенном виде (и с соответствующими тональными сдвигами) структуру экспозиции, дана довольно развернутая кода, в которой получают дальнейшее развитие основные элементы главной партии.
Вторая часть симфонии — «Угрюмый край, туманный край» (Можно полагать, что в ней отразились впечатления от суровой красоты русского севера, запомнившиеся Чайковскому после поездки на Ладожское озеро.) — примечательна необычайной широтой мелодического дыхания, не ослабевающего на всем протяжении ее достаточно длительного звучания. Форму этой части одни исследователи определяют как рондообразную, другие как вариантно-строфическую. Ее особенность в том, что два эпизода построены на мелодическом обороте, вычлененном из основной темы, и являются лишь свободным ее видоизменением. Эта плавно развертывающаяся, постепенно набирающая дыхание тема протяженностью в двадцать тактов принадлежит к прекраснейшим образцам лирически-песенной мелодики Чайковского. Отдельные, как бы инкрустированные в мелодическую линию обороты народного характера оттеняют ее типично русский облик.
В последующих произведениях тема приобретает каждый раз новую окраску, достигая в заключительном разделе патетического звучания у валторны соло. Нельзя не упомянуть и о поэтическом вступлении к этой части, погружающем слушателя в меланхолически сумрачную атмосферу северорусского пейзажа. (В этом вступлении использован материал побочной партии из увертюры «Гроза» (по драме Островского), написанной Чайковским в консерваторские годы. Но другая фактура и инструментовка (там — флейта и гобой с контрапунктом скрипок в высоком регистре и звонкими аккордами арфы, здесь — одни струнные, плотно расположенные в среднем матовом регистре) существенно изменяют выразительную окраску музыки.)
Две последние части симфонии не имеют особых программных заголовков, но музыка их обладает не менее яркой образностью. Скерцо (Материалом для крайних разделов скерцо послужило скерцо из фортепианной сонаты до-диез минор, не публиковавшейся при жизни композитора.), окрашенное легким налетом меланхолии, — нечто вроде фантастического хоровода снежинок. Своеобразную остроту придает ему «перебивающийся» ритм сдвоенных тактов. Средний раздел скерцо — плавный лирический вальс — вводит нас в сферу овеянного домашним уютом зимнего интерьера (вспомним, что в цикле «Времена года» пьеса «Декабрь. Святки» тоже написана в форме вальса).
Торжественный праздничный финал стал прообразом позднейших симфонических финалов Чайковского, знаменовавших выход из замкнутой сферы личных переживаний, мучительных душевных борений и метаний наружу, в мир светлой радости и веселья. От мягких, прозрачных по колориту предшествующих частей симфонии этот финал отличается массивностью, грузностью звучания. Композитор рисует картину народного празднества яркими, порой кричащими красками: здесь впервые вступает полный состав большого оркестра с «тяжелой» медью (три тромбона, туба) и целой группой ударных; манера письма широкая, несколько лапидарная. Резкость контраста до известной степени смягчается большим вступительным разделом (64 такта), начало которого окрашено в сумрачные тона, и лишь постепенно, при подходе к основному разделу, колорит музыки все больше светлеет и проясняется. Во вступлении впервые звучит мелодия хороводной песни «Я посею ли млада», которая становится далее основой побочной партии, контрастируя своей плавной напевностью удалой размашистой теме главной партии. Интересно, что Чайковский дает эту песенную мелодию в миноре в отличие от общеизвестного мажорного варианта. Только в коде финала она однажды проводится в ликующем мажорном звучании и в ритмическом увеличении, придающем ей торжественный эпически-величавый характер.
Не все удалось Чайковскому в этом своеобразно задуманном финале. Наиболее уязвимой его частью является несколько формальная разработка, начинающаяся небольшим фугато на материале побочной партии, после чего следует развернутая фуга, в основе которой лежит краткий мотив, вычлененный из темы главной партии.
Несмотря на следы известной незрелости, Первая симфония Чайковского, пленяющая своей лирической непосредственностью и поэтичностью музыки, уже позволяет увидеть в ее авторе будущего гениального симфониста-драматурга. И в конструировании тематического материала, и в обращении с ним, его развитии, трансформации и прорастании из немногих первоначальных элементов все новых образований проявляется подлинная симфоничность музыкального мышления композитора.