Темная магия Первой Эпохи: воздействия и силы Мелькора и Саурона в управлении материей, существами и разумом.
Когда мы начинаем говорить о магии в Арде, то вопрос, который стоит перед нами, выглядит огромным, и вместить его в один рассказ или доклад, со всеми тонкостями и нюансами, представляется почти невозможным. Несмотря на, казалось бы, отрывочность информации о темной магии, первоначальная подборка цитат была настолько обширной, что в первый момент это поставило меня в ступор.
Поэтому в текущем случае мне показалось наиболее интересным очертить общие границы самого понятия темной магии и рассмотреть конкретные способности и личные склонности двух основных антагонистов вселенной Толкина – Мелькора и, соответственно, Майрона-Саурона – в тех аспектах, которые являли себя в Первую Эпоху и Войну Самоцветов. Возможно, некоторые вещи, которые здесь упомянуты, будут очевидными, и я заранее прошу прощения.
- О терминах и типологии.
Первое, о чем хотелось бы кратко сказать – это сама классификация магии и терминология. Оговорюсь сразу, что четких терминов мы не получим, поскольку Толкин сознается в письмах, что «в вопросе «магии» и особенно в том, что касается употребления этого слова, я проявил вопиющую небрежность» [1].
Также мы узнаем, что в общем смысле неверно утверждать, будто бы термин «гоэтейя» (в «Оксфордском словаре английского языка» определяется как «чародейство или магия, творимые посредством заклинаний и призывания злых духов; некромантия»[1]) используется только для темного волшебства, а «искусство» - только для светлого. Более важно то, что, по словам Толкина его «история […] посвящена главным образом мотивациям (выбору, искушениям и т. д.) и намерениям, с которыми используется все то, что есть в мире»[1], поэтому когда речь идет о волшебстве, глобально становятся важными лишь два отличия.
Мотив использования.
Даже без комментариев все становится ясно только по одной цитате из письма №155.
«Очень хорошо, но магия могла считаться и считалась благой (сама по себе), а гоэтейя — дурной. Ни то, ни другое в данном предании не являются ни хорошим, ни плохим (само по себе), но лишь в силу мотивации, или цели, или применения. Обе стороны используют и то, и другое, но из разных побуждений». [1]
Тип воздействия.
«Нельзя сказать, что Враг использует лишь обольщения гоэтейи; нет, пользуется он и «магией», реально воздействующей на физический мир. Однако магию свою он использует для того, чтобы подмять под себя все живое и неживое, а гоэтейю — чтобы запугивать и подчинять. Используют магию и эльфы с Гандальвом (в умеренных количествах): их магия производит реальные результаты (как, скажем, поджигает отсыревший хворост) в определенных благих целях. А вот «гоэтические» эффекты носят исключительно художественный характер и на обман не направлены: эльфов они никогда не обманывают (хотя могут обмануть или сбить с толку неподготовленных людей)»[1]
Иными словами, можно выделить две глобальных области – физическое воздействие (магия) и то, что можно назвать «иллюзиями» (гоэтейя).
В том же письме №155 мы встречаем упоминание о принципе выбора «колдовских ухищрений», причем, как ни странно, основной упор в нем делается именно на «темнятник».
Во-первых, «предпочтительным выбором» как для «светлых», так и для «темных» Толкин скорее определяет немагические методы: «Обе стороны пользуются главным образом «обыкновенными» средствами»[1] – поскольку «магией не всегда разживешься»[1].
Во-вторых, указываются случаи, в которых применяется волшебство. «Ключевой мотив для Использования магии — не вдаваясь в философские рассуждения касательно того, как она сработает, — это непосредственность воздействия: быстрота, сокращение затрачиваемых усилий, а также сведение к минимуму (или к нулю) разрыва между представлением или желанием и результатом или эффектом»[1].
То есть, магия выбирается в случае, когда иными способами достичь цели нельзя. Отчасти это вызвано тем, что «если в вашем распоряжении множество рабов или машин (что на поверку зачастую то же самое), при помощи таких средств можно также быстро или достаточно быстро сокрушить горы, свести под корень леса или выстроить пирамиды» [1].
Главные выводы, которые мы можем сделать из этих цитат – волшебство делится на «примененное к материи» и «создающее иллюзии». Зло выбирает магию и гоэтейю, когда не в силах добиться желаемого результата с помощью «земных» методов, и до «условно безвыходной» ситуации будет экономить «айнурские ресурсы». Это косвенно подтверждает также фраза из “Преображенных мифов”, что Мелькор “стал постоянно "воплощенным". Именно поэтому он боялся и вел войну через различные приспособления или через подчиненных существ”. («Morgoth at the time of the war of the jewels had become permanently 'incarnate': for this reason he was afraid, and waged the war almost entirely by means of devices, or of subordinates and dominated creatures»). [2]
II. О силах Мелькора-Моргота.
Начиная говорить о темной магии более конкретно, я предпочту начать именно с сил, которыми владеет Мелькор, поскольку начинателем Диссонанса является именно он, и истоки практически всей тени в Арде лежат именно в его силах. Кроме того, мы должны вспомнить, что “Моргот вложил большую часть себя в физические составные Земли - так что с тех пор все, что родилось на Земле и живет здесь (животные, и растения, и воплощенные души), в любом случае "осквернено". [2] Мелькор настолько неотделим от Арды, что его уничтожение, как Саурона (через Кольцо), попросту “невозможно, так как потребовало бы дезинтеграции всей "материи" Арды”. [2].
При этом мы можем выделить принцип, по которому работает Искажение – Мелькор (очевидно, как и тень или тьма): «вообще не может "уничтожить" материю, он всего лишь разрушает, ломает или искажает формы, приданные материи другими в актах сотворения»[2].
Также важно, что корень некой “невозможности сотворения” лежит не во внешних силах, а во внутренних (т.е. “исказитель” не “предан анафеме самим Эру” и не “проклят Валар”) – поскольку в Сильмариллионе мы читаем, что «Мелькору иссушали душу зависть и ненависть, пока, наконец, не настал миг, когда ничего уже не мог он создать, кроме как в насмешку над замыслами других». [3]
Иными словами, всегда важен мотив и чувство, правящее в душе того, кто творит магию и именно это делает живой или неживой.
Но, несмотря на это способности и проявления сил, которые демонстрировал Мелькор, достаточно обширны, поэтому я отдельно остановлюсь на каждом пункте.
Личные предпочтения
Начать рассматривать детали мне показалось уместным с личных особенностей и предпочтений Мелькора в волшебстве.
Во-первых, как ни странно, можно отметить, что наравне с тьмой Мелькор очень любил свет. «Изначально он желал света, любил его, и принимаемая им форма была чрезмерно яркой» («for in his beginning he loved and desired light, and the form that he took was exceedingly bright»). [2]
Я бы отдельно заметил, что это, вероятно, единственный момент, где по отношению к эмоциям Мелькора использовалось слово «loved».
Кроме этого, мы должны остановить особенное внимание на золоте, сосредоточившись не только на детали, что «Мощь Моргота рассеяна в Золоте, где бы оно ни находилось (это был элемент Моргота в Материи)» [2], но и на том, что именно этот металл, очевидно, был предпочтителен в “темном колдовстве” для «магических" и иных действий - как с ним, так и над ним)» [2].
Очень интересными являются забавные упоминания об абсолютной неусидчивости Мелькора, в том числе в магических манипуляциях и сфере его интересов в магии.
«Но после того как Арда стала более стабильной, Мелкору, было интереснее работать с извержением вулкана, чем, скажем, с деревом. Вероятно, он и знать не хотел о меньших или более изысканных делах Йаванны, таких, как «цветочки» («And later after things had become more stable, Melkor was more interested in and capable of dealing with a volcanic eruption, for example, than with (say) a tree. it is indeed probable that he was simply unaware of the minor or more delicate productions of Yavanna: such as small flowers.») [2].
О некоторой неусидчивости свидетельствует фраза (также из «Преображенных мифов», что Саурон «часто был в состоянии завершить то, что Мелкор задумал, но не сделал или не смог сделать в своей яростной нетерпеливости». [2]
В оригинале для последней фразы использовалось словосочетание “furious haste”, что, согласно оксфордскому словарю, обладает даже более сильным оттенком “торопливости”, чем простое слово “impatient” или “eager”. Проще говоря, для Мелькора любая прихоть становилась “бешено срочным делом”[4], в то время как Саурон, очевидно, был более способен на более длительные, кропотливые (и, возможно, даже нудные) магические манипуляции.
Присутствие тени.
Отходя от личных предпочтений Мелькора, я думаю, необходимо также понять, как работает «тень», которая так часто упоминается в текстах Толкина.
В Сильмариллионе мы читаем, что Мелькор использовал тьму «всего более в своих злобных деяниях в Арде, и сделал ее прибежищем страха для всех живых существ». [3]
Поднимая различные тексты, я обратил внимание на два повторяющихся из раза в раз мотива - иными словами, упоминания об этом можно встретить равно во “Властелине Колец” и в “Сильмариллионе”, и в других местах.
- Неестественный страх.
Во-первых, все, что поражено тьмой, всегда вызывает ужас – порой необъяснимый. Это отчасти то, как описывается наступление Тени в Лэ о Лэйтиан (растущий ужас):
«Ужас возрос неизбывною тьмой:
Севера тень, что искала пути
В рабство народы Земли привести».
«then slowly dread and darkness grew:
the Shadow of the North that all
the Folk of Earth would hold in thrall» [8].
Сюда же мы можем отнести описание самого Мелькора – «что долго еще сохранял он величие, присущее ему как одному из Валар, хотя теперь сутью этого величия стал ужас; и пред лицом его все, кроме самых стойких, погружались в темные бездны страха» [3].
Кроме этого, очень точно характеризует суть воздействия описание Толкином Назгулов в письме №210: «Опасны они главным образом тем, что внушают иррациональный страх (подобно призракам). У них не так много физической силы, чтобы одолеть бесстрашного; но та, что есть, и внушаемый ими страх несказанно возрастает в темноте»[1].
Иными словами, тень в первую очередь вызывает страх, который сам по себе не лучше пытки. В «Детях Хурина» Мелькор, пытаясь сломить Хурина, в первую очередь просто смотрит на него («he sought to daunt him with his eyes» [9]) – очевидно, многим хватало только этого и без физических пыток, но наиболее стойкие сопротивляются.
- Безумие
Еще одной общей чертой для мест, пораженных тенью, можно назвать способность вызывать безумие или помрачение разума у тех, кто проходит сквозь них.
Это и моргульская долина, и Нан-Дунгонтреб. Отдельно можно упомянуть отравленную воду – с ней мы сталкиваемся в обеих местах.
«Жалкие струйки ручьев, что стекали с Эред Горгорот, были осквернены и непригодны для питья, ибо сердцами тех, кто отведал их воду, овладевали призраки безумия и отчаяния».
«the thin waters that spilled from Ered Gorgoroth were defiled, and perilous to drink, for the hearts of those that tasted them were filled with shadows of madness and despair». [3]
О конкретных свойствах воды из Моргулдуина ничего не сказано, но можно предположить, что она обладала бы схожим эффектом – «Вода струилась бесшумно, окутывая мост белым паром, – но пар не обжигал, а, наоборот, обдавал мертвенным холодом» («The water flowing beneath was silent, and it steamed, but the vapour that rose from it, curling and twisting about the bridge, was deadly cold») [7].
Таким же стал Таур-ну-Фуин – «Деревья, уцелевшие после пожара, почернели и обуглились; переплелись их корни, словно когти, нащупывая свой путь во тьме. Тот, кто забредал в этот лес, плутал в нем, точно слепой, и становился добычей призраков: порождения ужаса душили его либо лишали рассудка».
«The trees that grew there after the burning were black and grim, and their roots were tangled, groping in the dark like claws; and those who strayed among them became lost and blind, and were strangled or pursued to madness by phantoms of terror». [3]
Интересно, что внешний вид моргульской долины поменялся сходным образом – думаю, многим запали в память зловещие белые цветы, пахнущие падалью («Wide flats lay on either bank, shadowy meads filled with pale white flowers. Luminous these were too, beautiful and yet horrible of shape, like the demented forms in an uneasy dream; and they gave forth a faint sickening charnel-smell; an odour of rottenness filled the air» [7]).
Кроме этого, Лютиэн в «Лэ о Лэйтиан» также приходится долго петь, чтобы окружить тела Драуглина и Тхурингветиль «стеной заклятий», чтобы не сойти с ума от пребывания в этих обличьях.
«Эльфийскую магию ткала потом
Лутиэн, чтобы шкуры те, полные злом,
Сердца их к безумию не привели,
Эльфийские чары ее там текли,
И встала защита, заклятий стена,
До полночи темной так пела она».
«An elvish enchantment Lúthien wrought,
lest raiment foul with evil fraught
to dreadful madness drive their hearts;
and there she wrought with elvish arts
a strong defence, a binding power,
singing until the midnight hour». [8]
Все перечисленное выше, на мой взгляд, дает достаточно ясную картину, каким образом воздействуют «темные» места на разумы живых и чем отличаются.
Власть над погодными и природными явлениями.
Говоря о способностях Мелькора, стоит вернуться к упоминанию о том, что он все еще остается главным Валой Земли.
В Сильмариллионе мы неоднократно видим, что он может создавать туманы и дым - порой ядовитые или приносящие болезни. Первым такие туманы поразили Хитлум.
«И сотворил он в подземельях Ангбанда густые дымы и туманы; и заклубились они над смрадными вершинами Железных гор, отравляя прозрачный воздух первых дней мира […] и затмили они вновь рожденное Солнце; и осели на землю, и застлали поля и долины, и пали на воды Митрима мерзкой, ядовитой пеленой». [3]
Кроме этого, легко вспоминается болезнь, от которой умерла сестра Турина, Лалайт – «когда исполнилось ей три года, злой ветер принес из Ангбанда моровое поветрие, и Лалайт умерла». [3]
Также интересно, что эта болезнь характеризовалась забытьем и долгой лихорадкой, поскольку маленький Турин болел именно так («Túrin took sick, and lay long in a fever and dark dream» [9]).
Также власть Мелькора по-прежнему распространяется на вулканические явления – думаю, практически не вызывает сомнений, что извержение Тангородрима во время Дагор Браголлах было сознательным, а не случайным.
«Вновь, без предупреждения, силы его пришли в движение, и внезапно на севере затряслась земля, и трещины полыхнули огнем, и Железные горы изрыгнули пламя; и орки потоком хлынули на равнину Ард-гален». [3]
Еще есть интересный момент во время поединка Мелькора и Нолофинвэ – «Гронд пробил в земле огромную трещину, откуда тотчас же вырвались пламя и дым». [3]
Аналогично это описано в Лэ о Лэйтиан:
«Когда поднял, как палицу, он высоко
Молот подземного мира легко,
Гронд. И в землю он мощно ушел,
Как молния, вниз, и тогда расколол
Скалу под собой; повалил тогда дым,
Камень разверзся, и пламя под ним».
«as huge aloft like mace he hurled
that hammer of the underworld,
Grond. Clanging to ground it tumbled
down like a thunder-bolt, and curmbled
the rocks beneath it; smoke up-started,
a pit yawned, and a fire darted». [8]
Порой это связывается с огромной силой удара Мелькора, но я рискнул бы выдвинуть гипотезу, что вырывающееся из-под земли пламя было непосредственно связано с его способностями как одного из Валар. Сложно представить, что ворота Ангбанда стояли на тонкой плите, под которой скапливался горючий газ или что-нибудь подобное - а если его там не было в обычном состоянии, значит, он появился там ровно в момент драки и только потому что Мелькор так захотел.
Отдельно я хотел бы упомянуть способность Мелькора воздвигать горы.
«Много веков назад у северных границ мира Мелькор воздвиг Эред Энгрин, Железные горы, как прикрытие для своей цитадели Утумно, и ограждали они земли вечного холода, изогнувшись дугою с востока на запад». [3]
При этом Тангородрим возведен всего лишь «из пепла и шлаков его подземных печей и отвалов пустой породы из его штолен» [3] - вполне вероятно, это может свидетельствовать о степени, насколько Мелькор растратил свои силы, потому что такой способ возведения наверняка был лишь частично магическим и потребовал огромного количества рабов.